Имитационное голосование по выбору между Феликсом Дзержинским и Александром Невским — чей из них памятник должен быть установлен на месте, с которого сторонники Бориса Ельцина в августе 1991 года снесли памятник Дзержинскому — это и безусловное политическое мошенничество, и процедурная фальсификация самой постановки вопроса, и, безусловно – политическая провокация.
Причем мошенничество, фальсификация и провокация, прикрытые статусом Московской Общественной палаты. Хотя если этот институт и это решение презентуется Алексеем Венедиктовым – провокация и мошенничество выглядят неизбежными.
Почему это процедурная фальсификация? Потому что смысл исходного предложения и много лет звучавшего требования: «Восстановить на прежнем месте памятник Дзержинскому», что, по многим данным, поддерживается большинством москвичей, подменяется другим, вообще бессмысленным вопросом: «Кто лучше: Дзержинский или Невский».
И навязывается спор по искусственному вопросу, в реальном смысловом пространстве вообще не стоящим. Прояви Московская Общественная палата минимум политической и процедурной честности, она изначально вынесла бы на обсуждение вопрос в другой формулировке: «Восстанавливать ли снесенный в августе 1991 года памятник Дзержинскому на прежнем месте — да или нет?».
Если бы шла речь о том, какой новый памятник поставить на новой площади – нужно было бы проводить опрос и выбор из спектра предложенных и отобранных кандидатур.
Если речь идет о том, восстанавливать старый памятник или нет — выбор должен быть между тем, восстанавливать его или нет.
Если в этом случае большинство выскажется за то, чтобы восстанавливать – рассмотрение иных кандидатур исключается. Если большинство выскажется против восстановления, тогда либо ничего ставить не нужно (что Московская палата без референдума отвергла), либо нужно провести обсуждение на тему, что именно ставить.
Это если вести себя честно. Но инициаторы голосования вести себя честно не хотят и не могут: среди прочего и потому, что, скорее всего, при такой постановке вопроса большинство не задумываясь проголосуют «за восстановление».
Более того: организаторы самого сноса в 1991 году ломали памятник без всяких референдумов и без опросов общественного мнения. Хотя бы и потому, что отлично осознавали: будь такой опрос проведен в тот момент или даже позже, большинство жителей города по тем или иным причинам высказались бы против сноса.
Организаторы сноса мошенничали тогда, в 1991-ом, они же и их преемники, придумавшие нелепый выбор между Дзержинским и Невским, мошенничают сегодня, в 2021 году, осуществляя свою процедурную фальсификацию.
Одновременно – это и чистое политическое, и смысловое мошенничество. Почему? Потому что речь идет не столько о памятнике и оценке Дзержинского как таковом, сколько о смысловом значении события. Не роли Дзержинского в истории стран и революции, а о смысловом значении сноса этого памятника, с которого развернулся масштабный погром истории страны, с которого началась кампания «десоветизации» и в России, и в захваченных националистами республиках СССР и странах бывших союзниках.
И демонтаж Бронзового солдата в Таллине, и снос памятника Коневу в Праге, и уничтожение памятников Черняховскому и другим советским воинам в Польше, и уничтожение мемориалов Жукова и Ватутина вместе с «ленинопадом» на Украине, и то, как пытались снести памятник Алеше в Болгарии – отправная точка там, в сносе памятника Дзержинскому в Москве.
И чествование эсэсовцев в Прибалтике, и героизация бандеровцев на Украине, и то, как линейно десоветизация перетекает в дерусификацию.
Потому что если в России чествуют Колчака и Солженицына и уничижают Ленина и Дзержинского – почему Прибалтика не может чествовать своих антикоммунистов-эсэсовцев, а Украина – Бандеру и Шухевича… Они так видят…
Снос памятник Дзержинскому был актом, символизирующим легитимацию надругательства над советским периодом истории.
Восстановление памятника Дзержинскому – акт делегитимации и этого надругательства, и вычеркивания этого периода из отечественной истории, и утверждения принципа равной ценности и единства отечественной истории, который декларируется российской властью последние годы – хотя и явно заторможенно утверждается в жизни.
Только, вообще-то говоря, в Конституцию РФ признание преемственности с советским периодом записали.
Восстановление памятника Дзержинскому – не вопрос отдания должного его заслугам. Восстановление памятника Дзержинскому — знак и символ признания и варварского характера его сноса, и недопустимости надругательства над советским прошлым, и вины общества за сотворенное со страной с 1991 по 2021 год, уж во всяком случае – за 1990-е.
Да и снос Дзержинского был не только актом уничижения социализма и советской истории, а и частью травли и разрушения защитных систем государства, что и открыло дорогу разграблению страны в 1990-е годы.
А идея противопоставления в голосовании (и сопровождающей агитационной кампании) Дзержинского и Невского – не только попытка электоральной манипуляции, но и политическая провокация.
Манипуляция потому, что, как и в истории с выбором в проекте «Имя России» имени, за которым стоит большинство, противопоставляется имя, у которого практически нет противников. И те, кто поддерживают Дзержинсокго, разбиваются на тех, кто его поддерживает стойко, и тех, кто начинает думать, что Невский – тоже заслужил. И тогда они автоматически добавляют свои голоса к тем, кто потому и ненавидит Дзержинского, что понимает: при нем бы им не дали возможности воровать, не дали возможности разлагать, не дали возможности предавать и продавать страну.
Политическая провокация – потому что ставит своей задачей столкнуть два крыла тех, кто относит себя к патриотическому флангу, и расколоть не только сторонников Дзержинского, но и «патриотов», натравливая «белых», уже начавших твердить о «зверствах большевиков», на красных и заставляя «красных» отвечать: «Раз так, раз вы с вашей РПЦ против Феликса, то на хрена нам ваша РПЦ с вашими монархическими обносками».
Цвета флага РФ многозначны: «красные», «белые», «голубые». И когда схватываются красные с белыми – наслаждаются исключительно «голубые».
Причем, кстати, и памятник-то Дзержинскому был установлен не в 20-е и 30-е годы, а в конце 50-х. И был неким антибериевским и антирепрессивным посылом: «Холодная голова, чистые руки, горячее сердце»…
И уж если не о политике, а об искусстве: когда в 1918-е годы был принят Декрет «Об уничтожении памятников царям и их слугам и установлении памятников слугам народа», в нем вводилось принципиальное ограничение на то, какие памятники сноситься не могут, несмотря на их политическое и идеологическое содержание: те, которые обладают ценностью с художественной точки зрения и содержат в себе уникальные художественные и технические решения. Почему памятник Николаю Первому, с революционной точки зрения — палачу и реакционеру – никто сносить не стал.
Памятник Дзержинскому Вучетича – и уникальное художественное произведение, и часть уникального облика площади, на которой он стоял.
Расположенный между «Детским Миром», зданием КГБ СССР и Политехническим музеем, он соединял в единство облик и образ города той эпохи и того благополучия, с которыми были связаны 1960-70-е годы.
Восстановление его – это восстановление исторического облика города. И не менее важное – восстановление уважения к собственной стране.
