Самое главное, что мы должны понять. Дзержинский — это больше, чем исторический персонаж. Снос памятника Дзержинскому в 1991 году — это символ крушения России, крушения (пусть советской, но, конечно же — нашей) империи, крушения всего того, что мы пытаемся вернуть, возобновить, реанимировать: социальные гарантии, порядок, безопасность, суверенитет.
Возвращение Дзержинского означает, что мы готовы переломить торжество 91-го, мы готовы преодолеть распад и хаос. Там рядом Соловецкий камень, и как раз эта близость — Дзержинского и Соловецкого камня — символизирует то, что учтены все уроки.
При всём огромном почтении к фигуре святого князя Александра Невского, мы должны отстоять Дзержинского, как символ победы над разрухой и беспризорностью — ведь он возглавлял народное хозяйство и огромную работу по социальной реабилитации и спасению брошенных детей, родителей которых в огромном количестве погубили Первая Мировая война, интервенция, голод, обоюдный террор, санкции «развитых демократий» и бандитизм, который тоже, в числе прочего, благодаря Дзержинскому, преодолели.
Дзержинский — символ блистательной работы по раскрытию десятков заговоров, сплетённых мировыми разведками против Советской России (просто России, если угодно), при всём том, что в его ведомстве изначально работало чуть больше… двадцати человек!
Это ещё и символ борьбы против олигархата, символ аскетизма и служения: так, как жил и работал Дзержинский, мы, кажется, уже почти разучились жить и работать. Надо вспоминать.
Резюмируя, Дзержинский — это удар по обандеренной, ополяченной, заблудившейся Украине и по всем русофобским настроениям в Польше. Это удар по диверсионной работе всех мировых разведок, которые, как и прежде, ведут свою игру против нас. Это удар по компрадорским и пресыщенным элитам, не видящим в России никакого смысла. Дзержинский, к слову, это символ ещё и победы над коллективным передвижным «майданом» новейшей мировой буржуазии.
Возвращение памятника Дзержинскому — это неожиданно получившая отклик гражданская инициатива — моя, моих друзей — Игоря Молотова и Дмитрия Стешина, моего учителя Александра Андреевича Проханова, моего товарища Дмитрия Пучкова. Мы живём в демократическом обществе (я не иронизирую), и это общество имеет право на реализацию своих представлений о необходимых ему памятниках, о памяти, как таковой, о достойном в национальной истории.
Я не высказывался против установки памятника Колчаку. Такой памятник есть, и, не разделяя выбора Колчака в 1918 году (и некоторых методов Колчака, не отличавшегося гуманизмом, как и многие его современники) я осознанно принял право граждан на возведение этого памятника. В России снят и с помпой прошёл панегирический (и не вполне историчный) фильм о Колчаке; равно как ряд фильмов и сериалов о других деятелях Белого движения. Одновременно в России сняли примерно тонну фильмов и сериалов о ЧК-ГПУ-НКВД-Красной армии; а также о работе Ленина на немецкую разведку, которые шли в прайм-тайм на центральных каналах. И это не считается элементом раздора, хотя вызывает безусловное раздражение серьёзной части нашего общества.
Наконец, в России существует, открыт и работает «Ельцин-центр», с которым, так или иначе, мирится значительная часть общества, чуть по-другому расценивающая деятельность Б.Н. Ельцина, чем это преподносится в самом «Ельцин-центре».
Кажется, мы вправе спросить: отчего всё-таки виновниками якобы начинающейся (уверен, что она не начнётся) гражданской войны должна считать себя только одна сторона? Почему другая сторона себя таковой даже не собирается считать?
И самое главное. В русской литературе сосуществуют в пределах одних антологий и одних учебников Горький и Бунин, Мережковский и Маяковский, Шмелёв и Шолохов, Туроверов и Есенин, а также Катаев и Газданов — кстати, участники Гражданской войны, стрелявшие в своих противников и участвовавшие в кровавой распре как солдаты. Между ними, как мы с вами знаем, давно прекращена Гражданская война. Они — часть нашего национального сознания, нашей истории, нашей веры и нашей правды.
И если единение в пределах русской словесности возможно, то, думаю, оно возможно и в пределах русской истории.
В России есть памятники Петру Великому и Степану Разину. Есть памятники Шамилю и Ермолову. Есть памятники Александру Суворову и Салавату Юлаеву. Они не вызывают у большинства населения России никаких вопросов. Это признак гражданской веротерпимости, мужества и общественного равновесия.
Я спокойно вижу в этом ряду Дзержинского, равно как и Колчака. Равно как и находящийся в непосредственной близости от возможного памятника Дзержинскому Соловецкий камень.
Если мы преодолеем этот рубеж — у нас появится пространство для дальнейшего развития и становления иных гражданских институтов.
Отказавшись от этого решения, мы всего лишь отложим тот день, когда справедливость будет восстановлена. Потому что мы не можем игнорировать мнение огромной части жителей нашей с вами страны. Мнение нашего с вами народа.
И если мы это знаем — к чему закрывать на это глаза? Мы дали людям демократические институты, заплатив за их существование, на мой взгляд, аномальную цену. Разрушили во имя демократии колоссальную страну, а демократическими институтами не воспользуемся?
Больше демократии, друзья мои! Больше доверия русским людям.
