В 1933 году о. Павел Флоренский изложил своё видение дальнейшего развития страны в работе «Предполагаемое государственное устройство в будущем» – отвечая на вопросы, которыми мы задаёмся и сегодня, написал о политическом строе, аппарате управления, образовании и воспитании, религии, сельском хозяйстве, промышленности, экономике, науке, медицине, внешней и внутренней политике. Работа по-прежнему остаётся весьма актуальной, и многое из предложенного Флоренским можно было бы взять теперь на вооружение. Но наиболее интересен ключевой принцип о. Павла, лежащий в основе всего его научного наследия и практической деятельности.
Согласно этому принципу, русская (как и мировая) цивилизация в своём историческом развитии представляет собой чередование условного «Средневековья» и условного «Возрождения». Средневековье – тяга к духовному, к небу, культ духа, преобладание общего над частным, соборность, артельность, поиск и приумножение смыслов, творчество, аскетизм. Возрождение – тяга к наслаждению, культ земного и телесного, культ индивидуального, выпячивание своего «я», гедонизм, отрицание высоких смыслов.
По этой типологии, Советская цивилизация была преимущественно средневековой. Но цивилизация, пришедшая ей на смену, пародийная попытка вписаться в западный постмодерн, даже не породила новой возрожденческой фазы. Маятник не просто качнулся в другую сторону, постмодерн не просто спорил с предшествующей эпохой, он её отменял, он делал из неё симулякр, фантом, чтобы новый возврат к Средневековью был невозможен. Последние тридцать пять лет мы живём в цивилизации, которую, продолжая логику Флоренского, можно назвать «барочной». Это искажение, подмена, кривое зеркало, морок, «жемчужина неправильной формы».
Коварство нынешнего барокко в том, что, сколько ни генерируй высоких смыслов, сколько ни свершай благих деяний, пока они соседствуют с бессмыслицей, пустотой, суетой, апатией, скепсисом, растлением – всё бесполезно. Сколько ни вливай родниковой воды в болото, оно останется болотом. Барочная цивилизация говорит: «пусть будет традиционная семья, если она кому-то ещё нужна, но соседствовать она будет с однополыми браками; вам нужны высокие смыслы, ну тянитесь за ними, а иным у корыта хорошо; вы хотите развивать отечественное производство, развивайте, а закупать за рубежом дешевле; вы хотите национального лидера, но как хорош на его месте будет эффективный менеджер». Выбор между сладким ядом и горькой микстурой большинство делает в пользу первого, потому что сначала сладость и только потом погибель.
Нынешнее «барокко» – это не просто эстетика, творческий метод, художественный принцип, это именно тип цивилизации – прежде небывалый, возникший в человечестве впервые, особенно претящий России. Россия, чтобы оставаться собой, должна жить в условном «средневековье», всеми силами продлевать его в каждую историческую эпоху.
Но теперь от барочной цивилизации напрямую вернуться к средневековой невозможно, нужен некий промежуточный этап, фаза одоления барокко. Именно идеологию такой фазы и нужно сегодня сформировать, именно её мы должны успеть сформулировать на своём веку. Это не минимализм, это неминуемая, необходимая работа, которая определит не один век, это строительство моста над пропастью.
Нам предстоит осушить болото, поглощающее смыслы, нам предстоит выправить кривизну, излечить болезни, отделить зёрна от плевел, восстановить иерархию ценностей. На смену барокко должен прийти новый классицизм – цивилизация образца, собранности, мобилизованности. Смотришь на барочную картину – и глаза разбегаются, барочный сумбурный спектакль длится целый день, барочная музыка – какофония. Наступает классицизм и всё приводит в порядок: выстраивает композицию, сюжетную линию, выравнивает мелодический строй. Всё, что делает классицизм, прочно, долговечно. По «Российской грамматике» Ломоносова учились в гимназиях и университетах вплоть до начала ХХ века. Русская драма полтора столетия ориентировалась на классицистические принципы.
Цивилизация нового классицизма – это особое отношение ко времени, к истории. Сегодня мы не можем договориться об образцовой эпохе, об образцовом периоде. С опорой на какой образ прошлого мы строим образ будущего? Белые сшибаются с красными, петровская Россия – с допетровской, язычники – с христианами. Цивилизация классицизма не дробит историю на периоды, она выстраивает осевое время побед и прорывов. Нет идеальных эпох и правителей, но есть вдохновляющие деяния.
Цивилизация нового классицизма – это особое отношение к пространству, это империя; различные формы наднациональной консолидации русского мира: географические, экономические, военные, культурные, языковые, религиозные. Это государство-цивилизация, границы которого шире политических границ.
Цивилизация классицизма – это особое отношение к государству. Не как к репрессивному или бюрократическому аппарату, а как к собирающей линзе. Государство – коллективная воля, сила, разум, душа. Классицизм не противопоставляет Родину и государство, он отождествляет их, не даёт в сознании каждого скукожиться Родине до деревеньки, хутора или улицы. Государство – постоянный генератор общего дела. Государство – гарант нашей интеллектуальной и творческой самодостаточности.
Классицизм выводит на первый план человека деятельностного, нравственного, последовательного, человека-творца. Этот человек воспринимает жизнь как время, отведённое для созидания, оставаясь жертвенным. Он не только аккумулирует знание, но и генерирует его, онтология для него выше гносеологии. Он звено, но он же и цепь: он скрепляет многое и многих, но и в нём многое сомкнулось, сошлось, сочеталось. Это антипод барочного человека, в котором всё рассыпалось, разомкнулось.
Реставрация классицизма как творческого метода уже была, на рубеже ХIX-XX веков уже был художественный неоклассицизм. В чём же принципиальная особенность цивилизационного классицизма? Какой эпитет окажется рядом с классицизмом как идеологией? Русскому человеку будущего может стать тесно в сугубо рациональных, прагматических рамках. Выверенная форма должна сочетаться с сакральным содержанием, цивилизационный классицизм мистичен. Мистика здесь понимается как тайна, горизонт познания, к которому стремятся и разум, и душа. Не будет мистики, впадём в позитивизм, который утверждает не только материализм, но и бесконечность прогресса. Цивилизация уже не раз заходила в позитивистский тупик, когда надеялась только на горизонтальное движение науки, отказывалась от вертикали религии и искусства. Человеку, и особенно русскому человеку, для постоянного движения необходима тайна, ощущение запредельного, неотмирного. В русском сознании наука, религия и творчество не противопоставлены, они не вытесняют друг друга. Русское сознание – это монастырь, в котором молятся, передают знание и воплощают образы.
Мистическому классицизму нужен большой проект, который потянет за собой все сферы, потребует усилий от каждого, станет общим делом нескольких поколений, станет грядущим, что свершается сейчас. Таким проектом должен стать Космос. Не только технический Космос Гагарина и Королёва, не только философский Космос Фёдорова, но и поэтический Космос Ломоносова, Пушкина, Лермонтова, Хлебникова, но и молитвенный Космос преподобного Иоанна Лествичника. Космос как тайна мироздания. Космос как День творения, в который были созданы небесные светила. За таким Космосом потянутся наука, образование, искусство, производство. В такой Космос нельзя будет взять с собой ничего лишнего, отягощающего, всё второстепенное на этом пути отпадёт. И мистический классицизм станет земной подготовкой к небесному пути.
