Е. Бунтман ― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». В студии Евгений Бунтман. И у нас в гостях писатель Александр Проханов. Александр Андреевич, здравствуйте.
А. Проханов ― Добрый вечер.
Е. Бунтман ― Сначала к трагедии в Казани, которая произошла. Очень много было предложений разнообразных депутатов, что надо делать. Одни говорят, надо вводить смертную казнью, другие – запрещать гражданский оборот оружия. Что из этих предложений вам ближе?
А. Проханов ― Ни одно из них мне не ближе, потому что я понимаю, вот эта поселившееся в народе зло, эта тьма – она не изживается уложениями законными, она не изживается страхами, она не изживается намордником, который надевают на человека. Человек перестает лаять, но продолжает скрежетать зубами. Спасает положение только культура медленно, неуклонно, из века в век. Культура запечатывает в народе зло. Культура умягчает сердца. После 91-го года культура в России была отодвинута на самый задний план. О культуре не говорят. Культура сметена. Люди предоставлены сами себе.
Золотой телец, эгоизм, отсутствие взаимопомощи, отсутствие глубинной этики, все дозволено – это результат вот этой живущей в народе тьмы. Она проявляется в вот этих страшных проявлениях – оружие, винтовки, расстрелы ближних. Но она проявляется и в менее заметных проявлениях, в повседневных – в вот этой черствости, в этом эгоизме, в этом надругательстве над святынями, над ценностями. Поэтому я считаю, что бессмысленно заниматься запретами. И как бы это ни было поздно и как бы это ни было трудно, нужно возвращать культуру в народное поле, в поле общественного сознания.
Я слушатель «Эха Москвы». Я вижу, с какой страстью, энергией и как восхитительно рекламируют у вас на радио свою воду, свои водяные приборы ваш такой замечательный глашатай Петрович.
Е. Бунтман ― Допустим.
А. Проханов ― Если бы с такой же страстью, с таким же умением, с такой же неутомимостью предлагалось возрить свои очи на культуру традиционную, а авангардную, на сегодняшнюю, на самую фантастическую, на древнюю, на реликтовую, на нашу великую русскую бесконечную культуру, я думаю, что зла было бы меньше – и потенциального зла, и сегодняшнего реального. Поэтому эта трагедия не первая, она не последняя, она будет повторяться. Но повторяю, никакие запреты, ни смертная казнь, ни четвертование, ни повешение на фонарных столбах вдоль Тверской не спасут положение.
Е. Бунтман ― Но в советское же время был и бандитизм, были и маньяки, было много всего. Это же не зависит от какого-то общего состояния, в том числе культуры.
А. Проханов ― Нет, это зависит. Вы знаете, советское время, конечно, не было белоснежным. Но в советское время на официальную авансцену выдвигалась этическая норма, норма братства, коллективизма, взаимопомощи. Эта норма помогала переживать блокаду Ленинграда, эти нормы помогали переживать нашим русским вдовам, которые оставались в тылу уже без мужей и без мужчин, пахали на себе землю.
Это вот эта глубинная этика – этика служения народу, человеку, ближнему, небесам, культуре. Эта этика в советское время выдвигалась на передний план. Конечно, она не проделала всей той работы, которую предназначалось делать. Конечно, в советское время мучались и НРЗБ кости, на которых были построены великие стройки, великие заводы. Но повторяю, на экране, на дисплее советской идеологии лежала идея света и добра.
А в 90-е годы все это было перевернуто. Идея тьмы, идея такого содомизма, идея этой вот деструктивной, разрушительной, осквернительной культуры, она господствует. Господствующее проявление культуры сегодня – это культура осквернения. Культура тьмы. Тот акт культуры великолепен и достигает своей цели, если от него человек страдает мучается, если у человека текут слезы при виде разрушения святыни, при осквернении памятника войнам Великой Отечественной войны. Вот эта культура осквернения медленно, но неуклонно заволокла все сегодняшнее наше русское духовное небо. Вот здесь лежит причина всех этих бед.
И, кстати, официоз, который, казалось бы, хотел вернуть в общественное поле наши духовные ценности, он с этим не справляется. С этим не справляются бесконечные сериалы, которыми наводнили наш телеэфир в дни победы, эти бесконечные, длящиеся часами однообразные, переходящие из одного сериала в другой сюжеты с этими контрразведчиками, с этими партизанами, смершевцами, которые кого-то избивают, какие-то завербованные женщины, какая-то любовь.
Вот это все делается мертворожденное. Видно, что они играют за деньги, а не по любви. Вот эта мертвечина, которая, повторяю, окружает даже самые огненные, самые святые не просто советские, а народные праздники, она, конечно, затуманивает, мы смотрим на них, как сквозь закопченное стекло.
Е. Бунтман ― Не официоз ли продуцирует эту мертвечину и продуцирует агрессию, злобу, которая возникает постоянно еще больше, как мне кажется, чем в 90-х, значительно больше, несравнимо больше?
А. Проханов ― Нет, Евгений. Официоз не продуцирует, официоз страшится. Он понимает, что эта злоба, эта ненависть в конце концов обратится на Кремль, на Спасскую башню. Просто рядом с официозом нет духовидца, нет провидца, нет художника, нет писателя. Рядом с официозом есть спортсмены, есть олимпийский чемпион, есть боксер, есть актер, есть режиссер, есть звезда шоу-бизнеса. Но здесь рядом с ним нету того, кто находился рядом, например, с Александром Македонским перед его походом, нет Аристотеля, нет Пушкина, который был вхож в кабинет царя, нет даже Солженицына, который по возвращении сюда какое-то время окормлял Ельцина, окормлял новую власть.
Власть в этом отношении одинока, голая, беззащитная. Она защищает себя стенами, оружием, моментальным реагированием, Национальной гвардией. Но она не защищает себя от вот этой экспансии тьмы. А защитить ее может только культура и светская, и религиозная в том числе.
Е. Бунтман ― А откуда возьмется провидец и художник рядом с официозом сейчас?
А. Проханов ― Надо посмотреть. Может быть, провидцы и художники уже существуют, просто они существуют за пределами Ивановской площади, просто они существуют за пределами телевизионных и радиопрограмм. В народе сейчас они есть. Есть все. Есть и провидцы, есть и шаманы, есть и кукольники, есть и удивительные ясновидцы, и есть художники изумительные. По крайней мере, обратись к прежнему.
Вот сейчас победа. Ведь не вспомнили великого Твардовского. Не вспомнили. А ведь «Теркин» – это грандиозное, эпическое, как «Слово о полку Игореве», произведение, которое в тысячи крат сильнее и могущественнее всех этих сериалов. Это говорит о чем? О скудоумии, о скудоумии этих декораторов, о скудоумии этих устроителей этих общественных спектаклей. Они призвали бы Теркина. Теркин бы пришел, Василий Теркин был бы среди парада на Красной площади. Но такова моя точка зрения. Я не могу развивать ее слишком долго и глубоко.
Е. Бунтман ― Все фильмы про панфиловцев, Зою Космодемьянскую и так далее вас не устраивают как выражение официальной точки зрения, которая сейчас выходит?
А. Проханов ― Конечно, это правильно. Но они мертворожденные. Вот я смотрю эти фильмы, эти сериалы. Эти идущие в крымских горах, скрывающиеся от преследования партизаны. Один другому говорит: «Слушай, мне надоел твой стеб». У меня сразу все опадает. Я понимаю, что это огромная фальшивка. Я слушаю наших певцов, которые поют наши военные песни. Я же эти военные песни ребенком слушал по бумажному репродуктору. Я помню, как рыдали под эти песни моя мама, моя бабушка. И когда я слушаю сегодня, как вот эти звезды шоу-бизнеса вносят в эти песни какую-то утонченную сексуальность, утонченную, такую ядовитую слащавость и неправду, я понимаю, что в них угас этот огонь.
Поэтому официоз, который затрачивает огромные деньги на поддержание этих святынь, он беспомощен, пока рядом с ним не будет художник. Художник должен прийти и все озарить своим пониманием, своей красотой, уничтожить безвкусицу.
Е. Бунтман ― А ваше отношение к параду как к таковому.
А. Проханов ― Я восхищен парадом. Я считаю, что сегодняшний парад – это одна из эмблем, которая не подвержена коррозии. Считаю, что все разговоры о том, чтобы эти деньги направить на поддержку ветеранов или стариков, они смехотворны. Разговоры о том, что мы слишком воинственны и это демонстрация военщины, а надо бы в это время поминать, надо в это время выстаивать поминальные, прощальные служения, неправда, потому что тогда надо и Пушкина упрекать за то, что он восхищался Марсовым полем, что он писал: «Лоскотья сих знамен победных, сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою».
И эта русская песня изумительная: «Помню, я еще молодушкой была. Наша армия в поход далекий шла. Я стоял и смотрела у ворот, а по улице все конница идет». Народ любовался этой конницей, этой армией. Когда мы смотрим на параде идущие шеренги, мы видим крепких, здоровых, могучих, светлых лицом, прекрасно сложенных людей. Среди них нет вот этих вот наркотических синюшных лиц, этой дребезжащей бисексуальной неопределенности. Мы видим, что это цвет народа, это наши защитники. Мы, конечно, смотрим на них и проецируем их на себя – и мы такие, и я такой, и это мои соплеменники, это мой народ.
Поэтому парад как один из немногих символом сегодняшней путинской России, как и Крымский мост, например, как «Бессмертный полк», это огромное достижение вот этого государственного дизайна. Но их слишком мало, их недостаточно.
Е. Бунтман ― То есть должно быть больше таких, как Храм Вооруженных Сил, который инфернально выглядит, надо сказать?
А. Проханов ― Для кого-то и Спас НРЗБ выглядит инфернально. Просто для кого-то любые сооружения, которые венчаются крестом, выглядят инфернально. Я просто думаю что такие явления, как победа или Сталинградская битва – они в своем познании, познании их современными методами (краеведческими, историческими), они себя исчерпали.
Ведь, скажем, сталинградские краеведы, обожатели своего города изучили каждый окоп, они знают, где находился любой командный пункт командарма или какого-нибудь комбата, они изучили имена всех героев, все тараны авиационные и танковые, они готовы еще раз обойти все эти места ныне пустые, где остались окопы, все это усеяно осколками. Они чувствуют, что эта тема – тема войны, победы, Сталинграда – она грандиознее того, что мы в состоянии сказать о ней сегодня. То есть мы находимся при дверях. Мне кажется, что мы должны перейти на новый уровень понимания происшедшего, понять вот эту метафизику, понять огромность, небесность всего того, что произошло, и интерпретировать победу именно через духовные, религиозные, мистические представления о мире и о ценностях. Поэтому храм, который построил Шойгу, он внес в атмосферу храма имена воевавших. Это тенденция, направленная на это. Но этого недостаточно. Но это очень интересный и близкий к этому шаг.
Я, кажется, говорил у вас в эфире или где-то недавно, что в Нижнем Тагиле на проходной Уралвагонзавода построен храм. По-моему, это храм то ли Дмитрия Донского, то ли Георгия Победоносца. И в этом храме есть поразительная фреска абсолютно неканоническая, абсолютно небывалая. На этой фреске несутся танки Т-34 с красными звездами и лупят по Рейхстагу. И Рейхстаг горит. И кругом разбросаны эти черные убитые эсэсовцы. А красноармеец в шлеме с красной звездой ведет за собой в сторону этой победы весь сонм русских святых. Не святые ведут красноармейца.
Е. Бунтман ― Интересно.
А. Проханов ― Вот представители новой церкви говорят, что нашу армию вела святая сила, святой дух. Возможно, так оно и есть. Пожалуй, да. Но в этом храме красноармеец является архистратигом. Он, как архангел Михаил, ведет за собой весь сонм русских святых. Это огромное прозрение вот эта интерпретация победы как величайшей мистической победы в масштабе не просто страны или Европы, а в масштабе мироздания. Это очень важный предмет для освоения его современными русскими философами, религиозными прорицателями и вообще людьми русское религиозной культуры.
Е. Бунтман ― Александр Андреевич, вопрос вам задает наш слушатель на сайте: «Как вам кажется, почему Путин в своей речи на Дне победы не упомянул роль союзников в победе во Второй мировой войне?»
А. Проханов ― Я думаю, что роль союзников во Второй мировой войне, конечно, была, но мы празднуем нашу победу – это победа в Великой Отечественной войне, а не в мировой войне.
Е. Бунтман ― Но это же не всегда так было. Потому что раньше Путин говорил…
А. Проханов ― Да, так не всегда была, конечно. Когда наши отношения были теплые, когда со стороны Запада не было таких демаршей, когда танки американские не бороздили по границам рядом с Псковом, когда псковичи не слышали рокот бомбардировщиков американских, то это можно было сказать. А сейчас это уместно. Это нюансы. Вы же понимаете почему. И вы понимаете, и я понимаю. Одни это порицают. Я считаю, что так и надо говорить. Они союзники, которые стали врагами.
Е. Бунтман ― Но тогда-то были союзниками. Были врагами, потом стали союзниками. Это же не отменяет исторической правды.
А. Проханов ― Но мы же с немцами были союзники. У нас же и в 39-м году были отношения с немцами. А потом они стали лютыми врагами. И, по существу, говорить об этом, вспоминать об этом не принято. И правильно не принято – неуместно.
Е. Бунтман ― А то, что за это будут наказывать – это вам нравится? За упоминание даже пакта Молотова-Риббентропа, возможно, будут.
А. Проханов ― Этого не было. Я не знаю. Нет такого уложения.
Е. Бунтман ― Здесь появился законопроект, который, несомненно совершенно, станет законом, о том, что нельзя уравнивать роль дипломатическую, политическую и военную, поведение СССР и гитлеровской Германии.
А. Проханов ― Но упоминание пакта Молотова-Риббентропа не запрещено. Упоминание, но в каком контексте. Если ты говоришь, например, что пакт Риббентропа и Молотова – это чудовищное преступление Сталина и России, это пакт, после которого были покорены республики Прибалтики, – это одно. Другое дело, если ты говоришь, что пакт Риббентропа и Молотова – это был неизбежный перед началом войны пакт, который откладывал это начало войны хотя бы на полтора года – это пожалуйста, говори. Сам факт упоминания…
Е. Бунтман ― То есть упоминать можно только в определенном контексте, как при изучении краткого курса?
А. Проханов ― Конечно. Так же, как в Германии упоминание гитлеризма же не запрещено. Но его можно упоминать только в определенном контексте – в негативном. Попробуй ты в Германии сегодняшней упомянуть гитлеризм в положительном контексте. Или попробуй ты в современной Германии отрицать Холокост. Есть табуированные вещи, которые лежат как бы на поверхности истории и в ее глубине.
Поэтому здесь нечему удивляться. Конечно, это борьба за нашу концепцию, за концепцию нашей истории, за концепцию нашей непобедимости. А схватка идет именно на этой площади, в этой плоскости. Идет непрерывное разрушение вот этих наших кодов, среди которых код русской победы является одним из самых огненных, важных. И разрушение его, растаптывание его под самыми разными углами – и парад нам не нужен, и «Бессмертный полк» – это уже не народное, а бюрократическое явление, и Космодемьянская была пироманка, и панфиловцев не было, и вообще хорошо бы, как говорили, сдать было Сталинград, не было бы таких жертв.
А кто-то из демократов несколько лет назад договорился до того, что хорошо бы Гитлер дошел до Урала, и тогда бы не было сталинизма. Это, с одной стороны, маразм. А с другой стороны, это жуткое святотатство, это богохульство. Если мусульмане убивают за осквернение и поругание пророка, то для нас, для русских, советских людей, поругание победы является равносильным поруганием. Мы должны карать за это. Тем более, что это поругание осмысленное, оно неслучайно, это плод исторических изысканий, это специально хотят сделать больно, хотят нанести рану, нанести страдания. Пусть отвечают за это.
Е. Бунтман ― Но кто это хочет? 2, 3, 4 человека? Нету никакого всеобщего мнения каких-то врагов, что Советский Союз не победил в Великой Отечественной войне героически и ценой великих жертв и мужества советского народа. Это же общепринятая точка зрения. С кем здесь бороться?
А. Проханов ― Ничего подобного. Это не общепринятая точка зрения. Есть точка зрения, что победили, завалив трупами немецкие доты. Полно всевозможных суждений. Они не вылились в катехизис, отрицающий победу, но их множество, они постоянны. Они приводят и к святотатству, и к осквернению памятника. Вы не видите, что идет такое ползучее наступление?
Е. Бунтман ― Я вижу свободу мнений, в том числе исторических точек зрения.
А. Проханов ― Давайте поедем в Германию – я вас приглашаю – и займемся апологией гитлеризма. И посмотрим, что будет с нами, кого и нас первого арестуют.
Е. Бунтман ― Я не говорю про апологию. Я говорю про изучение документов и про историю. Это совсем другое.
А. Проханов ― Понятно, вы изучаете документы, вы находите черепок и вы говорите, что этот черепок свидетельствует о глубинном отставании русского народа от тенденций мировой истории. А я нахожу черепок или берестяную грамоту с надписями новгородскую и говорю, что Россия была грамотной еще в то время, когда Европа была еще безграмотной и изъяснялась чуть ли не жестами. Это разная трактовка явлений истории.
Давай изучай ради бога историю, ищи скелет Гитлера, если ты этого хочешь. Давай продолжай изучать саму историю вхождения Прибалтийских государств в состав Советского Союза. Одновременно изучай историю появления этих государств. Кто их создал эти маленькие злобненькие государства? Их создал Советский Союз, Ленин создал.
Е. Бунтман ― Брестский мир их создал.
А. Проханов ― Создал Владимир Ильич Ленин. Он отпустил Финляндию на свободу и Прибалтику.
Е. Бунтман ― Ну так что, нужен катехизис какой-то определенный сейчас, и он формируется?
А. Проханов ― Нет. Все идет своим чередом, Евгений. Катехизис уже написан. Он уже написан на небесах. Остается просто правильно его считать.
Е. Бунтман ― Многие обратили внимание на то, что из высокопоставленных гостей, лидеров других государств, был только лидер Таджикистана Эмомали Рахмон. Как так случилось? Почему произошло это одиночество Путина на параде?…
Так, видимо не слышно, у нас опять есть некоторые проблемы со связью. У нас сейчас зависает. Александр Проханов, писатель, у нас в гостях в эфире. Слышите ли вы меня, Александр Андреевич?… Сейчас пропала связь, к сожалению.
Я напомню, что вы можете задавать ваши вопросы. Я их, если у нас получится восстановить связь, зачитаю Александру Андреевичу. Телефон для sms +7-985-970-45-45. И на сайте я тоже ваши вопросы читаю. Слышно ли меня сейчас, Александр Андреевич? Сейчас попробуем еще раз подключиться по телефону и услышать окончание этой программы, интервью с Александром Прохановым. Обязательно задам вопрос и про «русский мир».
Вот пришел вопрос на сайт: «Как вы думаете, почему на празднование Победы не приезжают лидеры западных стран? Это неуважение или принципы?». Этот вопрос я тоже обязательно задам Александру Андреевичу, когда предоставится такая возможность. «Почему не удался проект Кремля «русский мир»? Почему союзные государства перестали ориентироваться на Россию?». Мы совершили новую попытку связаться с писателем Александром Прохановым. Слышно ли меня сейчас?
А. Проханов ― Да, сейчас слышу и вижу.
Е. Бунтман ― Я зачитывал сейчас некоторые вопросы с сайта, которые пришли. Как вы думаете, почему на празднование Дня Победы не приезжают лидеры западных стран? Это неуважение или принципы?… Я надеюсь, сейчас по телефону или как-нибудь сможем связаться с Александром Прохановым. Есть некоторые технические проблемы.
Увы, не получается. Я напомню еще раз телефоны, по которым вы можете присылать ваши вопросы. Я их задам, если получится — и про пакт Молотова-Риббентропа, и про «русский мир». И еще хотелось бы до конца эфира поговорить про палестино-израильский конфликт, который разгорелся сейчас, в последние дни, с новой силой. +7-985-970-45-45 — это номер для ваших SMS-сообщений. И вопросы на сайте тоже присылайте к этому эфиру, и в чат YouTube тоже. Вот теперь мы связались с по телефону с Александром Прохановым. Александр Андреевич?
А. Проханов ― Да?
Е. Бунтман ― Вот наконец-то мы с вами. Почему на празднование Дня Победы не приезжают лидеры западных стран?
А. Проханов ― Женя, важно, что на этом параде Победы двигались танки «Армата» НРЗБ баллистические ракеты НРЗБ.
Е. Бунтман ― К сожалению, опять пропадает связь.
А. Проханов ― Алло?
Е. Бунтман ― Да, вот теперь слышно. Иногда пропадает связь. Я приношу извинения нашим слушателям и зрителям, и вам, Александр Андреевич.
А. Проханов ― Да, повторяю: мне не обидно, что на Красной площади не было Макрона. Мне обидно другое — что мавзолей по-прежнему задрапирован, и поэтому этот великолепный парад выглядит неполным. В этом параде должны проецироваться те 2 священных парада 1941 и 1945 года, когда мавзолей сверкал как драгоценный оранжево-красный кристалл. Теперь его занавешивают, и это, повторяю, делает парад ущербным. Я надеюсь дожить до времени, когда эта ткань будет снята, и мавзолей восстанет во всей своей красоте и величии.
Е. Бунтман ― Еще один вопрос прислали вам на сайт: почему не удался проект Кремля «русский мир»? Почему бывшие союзные государства при Путине перестали ориентироваться на Россию и, наоборот, бегут от нее?
А. Проханов ― Ну, русский мир — это проект, который не был сформулирован достаточно. Сама категория «русский мир» — она такая плавающая, расплывчатая. Она не имеет протяженности во времени и в пространстве. Эта категория позволяет этому миру сжиматься до Волоколамска, до разъезда Дубосеково, а потом расширяться вплоть до Шпрее и Рейна.
Так же и во времени. В один период «русский мир» сжимается, а потом, когда наше государство, наша империя опять восстает из праха, он опять расширяется и становится таким мировым явлением. Поэтому мы сейчас переживаем такую флуктуацию этого явления. Я не огорчаюсь по этому поводу.
Е. Бунтман ― Наверное, последние, что успеем обсудить в нашем эфире — это новый виток палестино-израильского конфликта, который сейчас происходит. К чему это приведет, и как этого можно было избежать? И можно ли было этого избежать?
А. Проханов ― Знаете, в этом конфликте я всегда был и остаюсь на стороне «Хамас». Я друг «Хамас». Лидеры «Хамас» Халед Машаль и Хания очень близки мне. Я бывал у них в Секторе Газа и видел, как этот маленький кусочек земли блокирован, сжимается стальным кольцом блокады. Как палестинцы бьются за выживание, роют эти НРЗБ. Я восхищаюсь НРЗБ. Думаю, что правда на их стороне.
Когда я был последний раз в Газе, там палестинцы на этих НРЗБ землях сажали оливки, чтобы им выживать, чтобы снимать с них оливки. Я там посадил одну оливку, одно дерево. Думаю, что оно сейчас возросло. И может, когда-нибудь мне удастся перенести отросток этого дерева в Иерусалим и посадить около мечети Аль-Акса, около Мечети Скалы — символа палестинского народа, палестинского сопротивления.
Е. Бунтман ― Я почему говорю про палестино-израильский конфликт — потому что многие страны арабского мира в прошлом году подписали соглашение с Израилем. Что это значит? Что палестинский народ предан арабским миром?
А. Проханов ― Конечно, определенно. НРЗБ.
Е. Бунтман ― Так, опять у нас некоторые проблемы со связью, Александр Андреевич.
А. Проханов ― А теперь?
Е. Бунтман ― Да, вот сейчас слышно.
А. Проханов ― Я говорю, что некоторые арабские страны совершили историческое предательство, но далеко не все. По-прежнему Палестина является символом не только арабского, но и мирового сопротивления.
Е. Бунтман ― Вы допускаете возможность какой-то масштабной войны?
А. Проханов ― На масштабную войну Израиль не пойдет, но постоянные карательные операции будут проводиться. Но в ответ на эти операции будет усиливаться огонь. Еще недавно у палестинцев были самодельные минометы и маленькие недальнобойные ракеты. Время идет, НРЗБ туннели. С помощью бедуинов, обитающих на Синайском полуострове, палестинцы получают более мощные ракеты. Эти ракеты уже достигают стратегических центров Израиля. Поэтому у Израиля тоже уменьшается поле свободы на переговорах с палестинцами.
Е. Бунтман ― Но сейчас, правда, обратная последовательность событий: палестинцы, ваши друзья из «Хамас», обстреливали из Сектора Газа израильские города Ашкелон и Иерусалим. И в ответ была проведена точечная операция в Секторе Газа.
А. Проханов ― Начало этой войны надо вести не от последней акции палестинцев и «Хамаса», а с того момента, когда на палестинские земли, как метеорит, упал Израиль и стал выжигать всё вокруг. Сжигать палестинские поселения, сгоняя тысячи и тысячи палестинцев с их земель. Эта экспансия Израиля на палестинские земли продолжается, и палестинский народ сопротивляется.
Он сопротивляется не просто Израилю. Он сопротивляется в том числе и Америке, и мировому империализму. Потому что за Израилем стоит вся мощь американского гегемонизма. Без этой помощи, без этой поддержки Израиль бы не устоял. Поэтому повторяю: здесь нельзя говорить, кто начал сегодняшнюю эскалацию. Она длится с того момента, когда была совершена эта чудовищная историческая несправедливость.
Е. Бунтман ― Что касается России. Где сейчас Россия для арабского мира и для Израиля? Какое место она занимает геополитически, политически?
А. Проханов ― Россия — арбитр. Это очень выгодная позиция. Россия участвует НРЗБ. Лидеры «Хамас» — их не считают террористической организацией, их принимает министр иностранных дел. У России сейчас миротворческая миссия. И арабский мир благодарен России за это — что не бросает палестинцев, не бросает арабов в их сражении с Западом и с Америкой.
Е. Бунтман ― Но последний, кто был более-менее эффективным миротворцем — это скорее администрация Трампа, которая предложила план, с которым согласились практически все стороны.
А. Проханов ― Да. НРЗБ администрация Путина.
Е. Бунтман ― Прошу прощения, сейчас не очень хорошо было слышно. У нас опять пропадал звук, Александр Андреевич.
А. Проханов ― Алло?
Е. Бунтман ― Да-да?
А. Проханов ― Администрации Трампа уже не существует, а администрация Путина налицо.
Е. Бунтман ― Но пока она не заметна ни в этом конфликте, ни в умиротворении каких-то еще конфликтов. Разве что за исключением карабахского.
А. Проханов ― Я думаю, что русская роль в Сирии заметна и очевидна. Поэтому умиротворение Сирии медленно, неуклонно, но происходит. То, что палестинцев до сих пор не раздавили израильские танки, израильские «Меркава» — в этом есть, в том числе, и заслуга Москвы.
