В современном мире явно складывается — почти сложилась — многополярная модель. Она сменила собой однополярность, обозначенную после распада Варшавского договора и особенно СССР. А однополярный мир, в свою очередь, пришел на смену двухполярному, в котором советский лагерь геополитически и идеологически противостоял капиталистическому Западу. Эти переходы между различными типами миропорядка проходили не мгновенно. Какие-то аспекты менялись, а что-то оставалось по инерции прежним.
В зависимости от изменения всей планетарной картины формировалась идеологическая природа всех глобальных игроков или полюсов.
Более внимательный анализ таких идеологических трансформаций — и бывших, и настоящих и будущих — принципиально необходим для стратегического планирования.
И хотя в российской власти сложилась прискорбная традиция решать проблемы только по мере их возникновения и ставить во главу угла лишь ответы на сиюминутные вызовы, (как говорят сегодня «действовать в моменте»), никто не свободен от глобальных идеологических сдвигов. Как незнание закона от ответственности не освобождает, так отказ осмыслить мировоззренческие основы миропорядка и их изменений никак не освобождает власть — Россию в целом — от действия глубинных законов, присущих сфере идеологии. Любые попытки заменить идеологию чистым прагматизмом могут дать эффект — и да и то относительный и всегда обратимый — только в краткосрочной перспективе.
В двухполюсном мире, соответственно, существовало две глобальные идеологии –
- либерализм (буржуазная демократия) определял Идею капиталистического лагеря, глобального Запада,
- коммунизм был Идеей альтернативного социалистического Востока.
Между геополитическими полюсами — Восток-Запад и соответствующим военно-стратегическим районированием мира (земли, воды, воздуха, и наконец, космического пространства) и идеологиями существовала неразрывная связь. Эта связь влияла на все — в том числе на технические изобретения, экономику, культуру, образование, науку и т.д. Идеология захватывала не только сознание, но и сами вещи. Она давно перешла от уровня полемики о глобальных проблемах к конкуренции вещей, продуктов, вкусов и т.д. Но идеология тем не менее предопределяла все — вплоть до малейших деталей.
Забегая вперед следует оговориться, что Китай в условиях двухполярного мира не был самостоятельным полюсом. Изначально маоизм был частью Восточного лагеря. А после смерти Сталина началось охлаждение между СССР вместе с сателлитами и Китаем, но строго в рамках коммунистического блока. Окончательно Китай стал следовать самостоятельной геополитической линии лишь с Дэн Сяопином, когда Пекин вступил в эпоху реформ, а в СССР начались процессы масштабной деградации. Но мировой — тем более решающей! — роли Китай тогда не играл.
Важно заметить, что так обстояло дело не только в СССР и социалистических странах. Ровно то же самое было и на Западе. И там либерализм представлял собой именно доминирующую идеологию. При этом гибкий буржуазный подход стремился не просто подавить и исключить свою противоположность, но преобразовать ее. Так наряду с маргинальными, в первую очередь, коммунистическими и просоветскими партиями, существовали «ручные» левые — социал-демократы, принимающие основные постулаты капитализма, но надеявшиеся их исправить в будущем путем постепенных реформ в социалистическом ключе. В Европе левые были сильнее. В США — цитадели Запада — они находились под жестким идеологическими и административным прессом власти. По идеологическим соображениям.
Когда Варшавский договор был распущен, а СССР рухнул сложилась однополярная модель. На геополитическом уровне ей соответствовала единоличное доминирование Запада, достижение им неоспоримого превосходства и тотального лидерства над всеми потенциальными противниками (прежде всего над останками Восточного блока в лице России 90-х годов ХХ века). Это отражено в важнейших стратегических документах США 90-х годов — военная доктрина «всестороннего доминирования» (full-spectrum dominance) и недопущение появления в Евразии геополитического образования, способного хоть как-то ограничить полноту планетарного контроля США. Это и было названо «однополярным моментом» (Ч.Краутхаммер).
Геополитической однополярности соответствовала идеологическая доминация.
Еще в 30-е годы итальянский коммунист Антонио Грамши предложил использовать термин «гегемония» прежде всего как общемировую экспансию капиталистической идеологии. После падения СССР стало очевидно, что военная, экономическая и технологическая гегемония Запада сопровождается и другой формой гегемонии — идеологической — то есть тотальным распространением либерализма. Так почти во всем мире начала преобладать одна идеология — либеральная. Она строилась на основных принципах, которые гегемония рассматривала и навязывала как универсальные нормы:
- индивидуализм, социальная атомизация,
- рыночная экономика,
- унификация мировой финансовой системы,
- парламентская демократия, многопартийная система,
- гражданское общество,
- технологическое развитие и прежде всего “цифровизация”,
- глобализация,
- передача все больших полномочий от национальных государств наднациональным инстанциям — таким как Международный Валютный Фонд, Мировой Банк, Всемирная Организация Здравоохранения, Евросоюз, Европейский Суд по Правам Человека, Гаагский трибунал.
Эта идеология стала в однополярном мире не просто западной, но единственной. Китай принял ее в части экономики и глобализации. Россия эпохи Ельцина — целиком.
И снова, как и в двухполярном мире, область идеология не ограничивалась высшими сферами политики, она пронизывала все — образование, культуру, технологии. Сами предметы и технические приспособления однополярного мира были своего рода «доказательством» идеологического триумфа либерализма. Сами понятия «модернизация», «прогресс» стали синонимами «либерализации» и «демократизации». А соответственно Запад, укрепляя свое идеологическое могущество, усиливал прямой политический и военно-стратегический контроль.
Россия Ельцина была классической иллюстрацией этой однополярности: беспомощность в международной политике, слепое следование западным кураторам в экономике, десуверенизация, попытка компрадорских элит любой ценой интегрироваться в глобальный капитализм. Российская Федерация была создана на обломках СССР как часть однополярного мира, присягнув основным принципам либерализма в Конституции 1993 года. В условиях однополярности либерализм продвинулся в своем индивидуализма и технократии еще дальше. Новый этап начался, когда на первый план идеологии выдвинулась гендерная политика, критическая расовая теория, а также обозначился горизонт ближайшего будущего — переход через глубинную экологию к постгуманизму, эпохе роботов, киборгов, мутантов и Искусственного Интеллекта. Американские посольства или военные базы НАТО во всем мире стали идеологическими представительствами мирового ЛГБТ-движения. ЛГБТ не что иное как новое издание продвинутого либерализма.
Но «конца истории», то есть триумфа глобального либерализма, на что рассчитывали глобалисты (например, Фукуяма) не произошло.
Гегемония стала давать сбои. В России к власти пришел Путин, который железной рукой взял курс на восстановление суверенитета, не обращая внимания на идеологическую агрессию внешних и внутренних агентов гегемонии (в принципе и те, и другие части единого целого — общей структуры мирового либерализма). Китай вырвался в мировые лидеры, сохранив при этом единоличную власть Компартии и тщательно охраняя китайское общества от наиболее разрушительных сторон глобализма – гипериндивидуализма, гендерной политики и т.д.
Так стала вырисовываться следующая — многополярная модель миропорядка.
И здесь крайне остро встает вопрос об идеологии. Сегодня — по инерции однополярного мира (а она в свою очередь наследует идеологию одного из полюсов двухполярного капиталистического Запада) — мировой либерализм в той или иной форме сохраняет функцию операционной систем мышления.Пока еще ни один из обозначившихся полноценных полюсов — то есть ни Китай, ни Россия — не бросили вызов либерализму в целом. Да, Китай отвергает парламентскую демократию, западную трактовку прав человека, гендерную политику и индивидуализм в культуре.
Россия же жестко настаивает прежде всего на геополитическом суверенитете, ставит национальное право над международным, и все больше начинает склоняться к (пока еще смутному и не артикулированному) консерватизму. При этом и Россия, и Китай (особенно действуя сообща) способны на практике обеспечить свой суверенитет на стратегическом и геополитическом уровне. Дело за малым: окончательно перейти к полноценной идеологической многополярности и противопоставить либеральной Идее — Русскую Идею и Китайскую Идею.
Следует отметить, что в идеологическом противостоянии Западу намного дальше ушли некоторые исламские страны и движения — прежде всего Иран, а также Пакистан и даже некоторые радикальные организации как Талибан (запрещенный в России). В направлении суверенитета идет и Турция, и Египет, и даже отчасти страны Залива. Но пока никакая страна исламского мира полноценным полюсом не является. То есть в их случае идеологическое противостояние гегемонии опережает геополитическое. Китайскую Идею не трудно зафиксировать. Она выражена
- во-первых, в китайской версии коммунизма и в полной монополии КПК на власть (а КПК это именно идеологическая сила),
- во-вторых, в конфуцианской идеологии, которую китайская власть все откровеннее берет на щит (особенно при Си Цзянпине),
- в-третьих, это глубинная и органичная солидарность китайского общества.
Очень сильная и одновременно гибкая китайская идентичность, превращающая любого китайца, где бы он ни жил, и гражданином какой бы страны не являлся — в естественного носителя китайской традиции, цивилизации и ее структур.
В России все обстоит гораздо хуже. В обществе по инерции 90-х продолжают преобладать либеральные установки, ценности и ориентиры. Это касается капиталистической экономики, парламентской демократии, структуры образования, информации и культуры. Целью является модернизации и «цифровизация». Практически все оценки эффективности, результативности, а также сами цели любых преобразований прямо скопированы с Запада. Лишь в вопросе ограничения гендерной политики и ультраиндивидуализма есть некоторые отличия. Сам либеральный Запад их намеренно гипертрофирует и раздувает. Но для того, чтобы наступать на Россию все больше и больше. Это идеологическая война. В случае России это борьба либерализма против «недолиберализма».
В России все держится на Путине лично. Ослабь он хватку, или, не дай Бог, назначь преемником слабую и невнятную фигуру, — все мгновенно скатится в 90-е. Россия вышла из них благодаря Путину, но из-за отсутствия самостоятельной русской идеологии, полноценной контр-гегемонии этот исход нельзя считать необратимым.
РФ сегодня является военно-стратегическим и политическим полюсом, но в идеологическом смысле она таким полюсом не является.
И вот здесь начинаются проблемы. Инерциальный возврат к советской идеологии невозможен. Хотя социальная справедливость и имперское величие (особенно в эпоху Сталина) — это не просто советские, но исторически русские ценности и ориентиры.
России нужна новая форма антилиберализма, нужна полноценная цивилизационная идеология, которая и сделает её необратимо и окончательно истинным полюсом и субъектом в новом миропорядке. Именно это является задачей номер один для России. Стратегия, а не просто тактика, определяет и будущее, и трансфер власти, и необходимые давно назревшие реформы власти, административного управления, экономики, образования, культуры, социальной сферы. Без полноценной идеологии в условиях многополярности никаких — патриотических, суверенных — реформ провести не возможно. Но этот путь не совместим с либерализмом ни в чем — не в предпосылках, ни в последних постгуманистических и ЛГБТ вызовах.
Чтобы Россия была, либерализма в России больше быть не должно.
Именно здесь и лежит ключ к тому, о чем мы говорили в предыдущих публикациях в «Незыгаре» — к переходу к третьему полюсу русского — идеологического! — будущего: от прозападного либерализма 90-х (прошлое) через компромиссы и идеологическую стерильность (на грани с цинизмом) настоящего. Эту тему мы продолжим в следующих материалах этого цикла.
