Изучая историю, обращаясь к истории, апеллируя к истории в сегодняшней политической деятельности и пытаясь говорить о продолжении истории в будущее, мы всегда встаем перед вопросами и соображениями уже не только ситуативного, но сущностного характера – вопроса о том, что все-таки есть историческое исследование и что и как мы изучаем, говоря, что изучаем историю.
Сегодня основная задача восстановления целостного и позитивного видения истории — рассмотрение истории России/СССР с позиции Позитивной Истории. Это не означает отказ от изучения и признания ее сложностей, противоречий и трагедий. Но это означает признание простого и на самом деле очевидного факта: страна существует более тысячи лет, большую часть своей истории играет ключевую роль в развитии мировой цивилизации и при всех трагедиях недавнего прошлого сохраняет суверенитет, свою культуру и свою самоидентификацию и мощный научный и промышленный потенциал. Это позволяет утверждать, что она обладает в целом позитивным балансом в сравнении успехов и неудач.
Принцип позитивной истории предполагает, что история страны может и должна быть рассмотрена в целом как история успехов, преодоления препятствий и разрешения противоречий. Политическое значение развития классической исторической науки и принципа позитивной истории – изучение и пропаганда объективного знания о прошлом страны, укрепление оснований для гордости за страну и ее историю, воспитание национальной уверенности в силах и возможности страны, здорового гражданского патриотизма, сохранение интеллектуального суверенитета страны, ее ценностных стержней и историко-культурной самоидентификации.
И здесь действительно встает вопрос о типе объективности, истинности и научности в историческом исследовании. Именно в связи с тем, что история и ее трактовки слишком сильно вторгаются в область уже сегодняшних политических интересов.
Как было сказано в одном из когда-то очень популярных старых советских фильмов «Застава в горах»: «Если враг вблизи твоих границ заинтересовался далеким прошлым – нам нужно задуматься о ближайшем будущем».
Собственно, вновь стоит вопрос: история является наукой, или это лишь конъюнктурная интерпретация прошлого. Она обладает характеристиками объективности – либо только обслуживает некие сегодняшние интересы. И где, собственно, критерий научности исторического исследования.
Понятным выглядит стремление увидеть в истории как науке лишь процесс выявления и установления исторических фактов. Однако ровно в тот же момент, когда мы с этим согласимся, возникнет и иной вопрос – что считать фактом в истории, и вопрос этот старый, также имеющий традицию множества трактовок.
Кто-то даже утверждает как очевидность, что работы, основанные на принципах учета тех или иных социальных (классовых, национальных) интересов, стоят за пределами науки. Тогда не совсем понятно, как вообще можно изучать историю, где главным действующим лицом являются люди и социальные группы – отказываясь от рассмотрения и учета их интересов.
Кто-то также утверждает, что поскольку целью науки является поиск истины, то попытки заменить факты мифами подрывают основы научного взгляда на мир. Тогда также непонятно, как можно изучать историю людей. Отвлекаясь от владевших ими взглядов, то есть как раз мифов, утопий, надежд и стремлений.
Кто-то, напротив, станет утверждать, что истории как объективности нет и есть только собрание легенд, выгодных либо невыгодных с точки зрения тех или иных сегодняшних интересов. Но тогда все равно встанет вопрос, что любая легенда, для того, чтобы обслуживать те иди иные интересы, должна обладать некой силой привлекательности, то есть опираться на объективно существующее историческое основание. И чем дальше она от него окажется, тем в итоге дефектнее окажется и она, как основание некого сегодняшнего поведения и действия.
И вот здесь – суть того, о чем идет спор. И с чем нужно четко определиться и что осознать и утвердить.
Первое. Бесспорно, целью науки является выявление истины. Даже не поиск, поиск — это процесс, который подчас теряет смысл, если не ведет к достижению цели. Вопрос — в чем мы видим истину: в выявлении бесконечного множества фактов или в установлении связей между фактами, выявлении закономерностей и законов, действующих в истории, в их своем сегодняшнем и будущем действии.
Критерий истины – все-таки практика. Верно ли мы поняли уроки прошлого – проверяется эффективностью наших действий в настоящем и будущем.
Второе. История не существует без фактов. Но факты – это не только некие события. Идеи и мифы – это тоже факты. И их влияние на жизнь и поведение людей – тоже исторический факт.
Что, собственно такое, МИФ? – «Надежда, наполняющая смыслом коллективное действие» (Л.С. Санистебан).
Не видеть в мифе факта исторической реальности, значит, не видеть в качестве главного элемента и факта истории — реального человека. То есть не видеть в мифе факта – значит, перестать быть историком.
Третье. Сами исторические факты – даже самые, казалось бы, «фактологизированные» — существуют для нашего сознания не как историческое событие, которое мы могли бы наблюдать как очевидцы, а как отражение восприятии других историков и свидетельств очевидцев.
Все исторические факты существуют для нас, как уже отраженные и преломленные через сознание, и, соответственно, определенные социальные интересы своего класса, нации, времени. И это «преломление», которое мы должны учесть и преодолеть в исследовании, тоже есть исторический факт.
Третье/дробь. Здесь проблема во многом ровно та же, какой она оказалась для классической физики в начале 20-ого века, когда внезапно выяснилось, что невозможно с равной точностью измерить одновременно и скорость, и местоположение частицы. Для физики это обернулось сначала кризисом, а потом — созданием теории относительности.
Просто физики столкнулись с проблемой относительности собственных выводов лишь сто лет назад, а историки знали об этом всегда.
Четвертое. Если мы признаем в качестве задачи исторического исследования познание и выявление законов исторического исследования и признаем либо предполагаем факт существования таких законов, мы должны признавать, что эти законы не могут действовать иначе, чем через волю и действия людей и социальных групп: наций, классов, этносов, слоев, страт. Воля и действия людей и групп определяются их конкретно исторически определенными социальными интересами – и это тоже есть исторический факт, и его выявление и учет есть задача исторического исследования.
Пятое. Осмысление и оценка исторического события не может производиться без учета степени его соответствия тем или иным интересам.
Шестое. Принято считать, что в современном обществе в течение примерно пятисот последних лет последовательно реализуются следующие задачи: 1. обеспечение национального суверенитета страны, безопасности и возможности выживания человека; 2. равенство граждан перед законом; 3. равные права на участие в политической жизни; 4. обеспечение социальных гарантий для каждого гражданина; 5. обеспечение для гарантий жизни в условиях здоровой природной среды.
К этому стоит добавить и 6. Обеспечение для каждого человека гарантий права на сохранение привычной для него культурной среды.
Так или иначе, все эти права может гарантировать для человека только государство, точнее, оно для того и существует, чтобы гарантировать для человека соблюдение этих прав, благо, как известно, «право – ничто без силы, способной принудить к соблюдению этого права».
За всеми этими правами стоят определенные интересы, которые вместе можно отнести к широко понятому национальному интересу страны. Но для того, чтобы выполнять эту функцию, государство в первую очередь должно быть суверенным, национально-независимым, не зависящим в своих решениях и действиях от воли, решений интереса других стран и международных центров силы – что, собственно, и есть национальный интерес в непосредственном виде.
Седьмое. Исторически эти задачи выполняются последовательно. Поэтому, при изучении того или иного исторического периода на первый план выходит оценка исторических событий с точки зрения их значимости для решения той из названных задач, которая оказывается наиболее актуализированной и доминирующей для общества на данном этапе.
Можно сказать, что сначала на первый план выходит задача формирования современных наций и их суверенитета, следом – задача разрешения антагонизма между классами, и, наконец, задача обеспечения возможностей для свободного и всестороннего развития каждого человека.
Но, при прочих равных, последующая задача не решается без решения предыдущей. И страна, не сумевшая обеспечить свою национальную независимость, не сможет решить ни задачи классового противостояния, ни задачи свободного развития каждой личности.
Поэтому, в конечном счете, оценка никакого исторического события не может не включать в себя ее оценку с точки зрения сохранения ее национального суверенитета и обеспечения ее национальных интересов.
Восьмое. При изучении каждого этапа, как и говорилось, будут доминировать критерии с точки зрения тех задач, которые решаются обществом в изучаемый период. Но и на каждом этапе развития общества для исторической науки будут становиться более значимыми для изучения и оценки те стороны исторического развития, которые созвучны задачам, решаемым в данный момент. Если общество находится на этапе решения задач классового противостояния – его внимание сосредотачивается на истории социальной и классовой борьбы. Если для него актуализируется проблема защиты национального суверенитета – для исторических исследований актуализированным становится внимание к тем вопросам в истории, которые позволяют дать ответ на вопросы обеспечения суверенитета.
Поэтому, в частности, в отечественной в истерической науке в 20-е годы усаливается акцентировка истории социальной борьбы, в 30-40-е – проблематика становления национального государства и противостояния иноземным нашествиям.
Девятое. В любом случае, самое странное, что может быть, это отказ от принятия тех или иных критериев оценки исторических событий с позиций того или иного социального интереса. Поскольку значение события в принципе не может быть определено вне вопроса о том, для чего и для кого значение этого события определяется.
Десятое. Теоретически есть один уровень исторического исследования, на котором вопрос соответствия социальному (национальному) интересу, казалось бы, теряет свое значение. Это уровень установления достоверности события. Но как раз и здесь вопрос интереса не уходит и не исчезает: он просто переходит из плоскости оценки события с позиций субъекта истории в плоскость учета личного и социального (национального) интереса автора свидетельства о событии.
И в этом плане сугубо «бесстрастное» изложение событий, освященное классическим «добру и злу внемлю я равнодушно», всегда само оказывается зависимо от того, какому из событий автор придал или не придал значение, включив или не включив его в хронографическое изложение.
Одиннадцатое. В любом случае, конечно, если и не целью, то содержанием науки является научный поиск. Но научный поиск потому и является поиском, что предполагает существование гипотез, рабочих версий, разнообразия инструментов и методов исследования. Если предположить, что это разнообразие теряется, как раз в этом случае изничтожается научное содержание поиска и сам поиск перестает быть поиском.
Ровно так же история перестает быть историей, если отказывается признавать мифы, верования, чувства и пристрастия историческими фактами.
И ровно так же она перестает быть наукой, если отказывается от признания и учета в своем исследовании простого факта: субъект истории – люди. И за всеми действиями людей стоят их так или иначе осознанные социальные и национальные интересы.
