Если верить информации об отказе лидера Компартии Китая Си Цзинпина от личной встречи с президентом Байденом, это похоже на знаковый момент. При всех смягчениях в комментариях, упоминаниях о том, что речь о личной встрече зашла после длительной беседы по телефону и обещаниях предстоящих телефонных разговоров – никуда не уйти от одного: Байден лично попросил Си Цзинпина о личной встрече, а тот отказался встречаться. Ответил в духе: «Если у Вас остались вопросы – звоните. Будет случай – переговорю».
По стилю – это уже не разговор лидера первой державы мира, какой считались США, с лидером второй державой мира – которой уже признавался Китай. И не разговор равных. Это разговор отставного лидера мира с приходящим ему на смену. Причем разговор, в котором еще есть формальная вежливость, но уже нет уважения. Нет отношения как к особо значимому.
И это, как представляется, и не проявление китайского высокомерия, и не отношение просто усиливающегося к слабеющему. И даже не следствие самого по себе поражения США в Афганистане: это следствие того, как США ушли — предав союзников и клиентов. Здесь и потеря уважения, но и не только – здесь проявление утраты доверия. Разговор с президентом США утрачивает значимость, потому что утрачивает смысл: переговоры нужны, чтобы о чем-то договориться, но какой смысл договариваться, если нет никаких гарантий, что договоренности будут исполнены. Неизвестно ни то, имеет ли президент США реальные властные возможности исполнять то, что им обещано, ни то, не откажется ли он сам от всего обещанного через сутки после разговора.
Вот этот момент — момент утраты доверия к «единственной сверхдержаве» — он, конечно, для этой «сверхдержавы» унизителен и трагичен, но важнее то, что для остального мира он просто опасен. В нескольких отношениях.
В первую очередь, это оказывается утратой доверия к США как к некому гаранту, в том числе, безопасности собственных клиентов. Если клиенты сюзерена не могут больше доверять свою безопасность своему сюзерену, они либо должны искать нового сюзерена, либо образовывать новые союзы вокруг вчерашних вторичных центров, либо самим пытаться приобрести подобное значения.
Эта ситуация подобная тому, когда в некой средневековой империи слабеет королевская власть и каждый региональный правитель начинает по новому определять и ощущать свое место в политической системе. И начинается переоценка сил и передел влияния.
Когда с мировой арены ушел СССР, его союзники оперативно присягнули США. Падение одной из опор мироустройства геополитической катастрофой стало, но к крушению мироустройства, несмотря на волну региональных войн, не привело. Некие общие контуры удерживались как потому, что были привычны, так и потому, что строились на силе и влиянии оставшейся сверхдержавы и доверии к ней, к этой силе и влиянию. и доверии.
Действовала константа: быть с США – безопасно, быть против США – опасно, иногда даже смертельно опасно. Правила были понятны.
Теперь этой константы нет. И нет того, кто принял бы на себя роль нового мирового сюзерена.
Уже до момента утраты доверия к сюзерену определилось несколько центров, претендующих пусть на ограниченно, но самостоятельную роль: ЕС и мир ислама в целом, Китай, Индия, Россия. США, все еще сохраняя статус «единственной сверхдержавы», уже вынуждены были в той или иной мере учитывать их претензии, хотя в целом все это продолжало сохраняться в поле их доминирования. При этом эти миры и центры делились более дробно: Германия, Франция и Англия в Европе, Турция, Аравия, Иран и Египет в мире ислама, плюс там же – наднациональные исламские движения, Япония, две Кореи и Вьетнам на Дальнем Востоке – и так далее. Но эта конфигурация в любом случае определялась полем доминирования США.
Утрата доверия уничтожает доминирование. Клиенты могут и не начать демонстративно разбегаться – но уже будут прятать глаза и саботировать решения сюзерена, ища возможности ему изменить, потому что не верят, что он не предаст их.
Уход доминирования устраняет и конфигурационное поле, то есть утрачивают значения и те узлы конфигурации, которые выросли в прежнем поле доминирования, теперь они приобретают новый рисунок.
С одной стороны, неизбежна регионализация этих рисунков, с другой – появляются новые факторы объединения.
Отказ Австралии от контрактов с Францией на строительство атомных подлодок – одна из зарниц процесса. С одной стороны, Австралия дистанцируется от европейского центра значимости, равно как и от НАТО как надконтинентального центра силы. С другой – входит в новую силовую конфигурацию: США, Кингдом, Австралия – англосаксонское образование без Канады и Новой Зеландии. Причем последняя уже заявляет, что не откроет доступ в свои порты австралийским подлодкам. А США тем самым формируют более узкий, чем НАТО, свой внутренний союз, как будто предвидя будущую неверность Европы.
При сложных отношениях с вчерашним гегемоном встает вопрос о переконфигурации Южной Америки, где этот гегемон добился ослабления наиболее сильных держав — Аргентины и Бразилии — и где уже выросло влияние Китая.
Ослабления влияния американского поля меняют роль и претензии Японии и создают основы ее претензии на свою роль в регионе столетней давности. Но отсюда вырастает и запрос на объединение Кореи, где и Север, и Юг настроены равно анти-японски. Если произойдет это – рождается новый региональный лидер, с почти восьмидесятимиллионным населением, ядерным оружием, полуторамиллионной армией, современной промышленностью, передовыми технологиями и дешевой рабочей силой Севера.
Сам по себе исход США из Афганистана и ослабление их влияния в Пакистане кроме хаотизации региона создает и там новых претендентов на лидерство, и, если, как считается, Пакистан уже все больше охватывается влиянием Китая, и Иран, и Индия, получая свободу рук, активизируют и свое соперничество, и поиск региональных союзников, причем иную роль начинают играть среднеазиатские республики, в первую очередь — Узбекистан и Таджикистан, этнически связанные с миллионами жителей Афганистана и ищущими как свой путь осторожной деисламизации, так и свой путь контроля над процессами в этой стране.
Иначе: когда в империи слабеет и теряет доверие метрополия, империя начинает разламываться на части. Но эти части, эти провинции сами имеют достаточный объем взаимных претензий друг к другу, которые сдерживались и снимались имперским гегемоном, но теперь оказываются высвобождены. Части империи вступают в схватку друг с другом, одни правители провозглашают свои державы, самые сильные из них начинают борьбу за первое место на пространстве распадающегося мира.
Чем это окажется в итоге: своего рода феодальной междоусобицей или большой мировой Смутой – оценивать смогут те, кто окажется непосредственным наблюдателем.
С поправкой на одной важное обстоятельство: принцип неприкосновенности национального суверенитета в мире разрушен. И единственной гарантией безопасности той или иной страны оказывается только одно — ядерное оружие.
