О.Бычкова ― 19 часов и 6 минут московское время. Добрый вечер! Добрый день! Это по «Особое мнение». У микрофона — Ольга Бычкова. С особым мнением у нас сегодня по Скайпу в прямом эфире «Эха Москвы» и наших трансляций и в YouTube и в Яндекс.Дзене — Александр Проханов, писатель. Александр Андреевич, добрый вечер!
А.Проханов ― Добрый вечер!
О.Бычкова ― Давайте я вас сразу прошу про свежее предложение российских законодателей и депутатов Государственной думы. Один из них предложил ограничить алкоголь, продажу алкоголя на новогодние праздники с тем, чтобы люди не сидели все это время, сколько они долго длятся, потому что им нечего делать, а пускай лучше они ходят в кино, театры, музеи, бассейны и все должно быть бесплатно. Ну, а алкоголь нужно аж с 15 декабря и до конца новогодних праздников ограничить.
Я не поняла из этого сообщения, что значит ограничивать. Совсем не продавать или продавать полчаса в сутки, не знаю. В общем, ограничить. Как вы на это смотрите?
А.Проханов ― Да я как-то вяло и скучно смотрю на этой. С одной стороны, понимаю их рвение. Действительно, страна спивается, что-то надо делать. Что — непонятно. То повышают цены, то вместо какой-то роскошной водки выбрасывают дешевую, даже безалкогольную водку. И это паническое состояние вызывает самые разные рефлексы. Вот одна из рефлексий.
Мы знаем, что значит для России ограничить и запретить спиртное. Это вызвало события 91-го года, в конце концов. Перестройка провалилась именно поэтому.
Что касается меня, конечно, я люблю выпить под новый год. Но не так, чтобы очень страдал от этих ограничений. Да и люди, которые меня окружают, они не буйствуют по этому поводу. Всегда есть какая-то заначка в буфете. Всегда можно вытащить пару, другую, третью бутылку водки и справиться с этим временным ограничением.
О.Бычкова ― То есть если ограничить, то мы знаем, что на это ответить. А вот вы можете сказать как человек, который имеет большой опыт наблюдения за родной страной. Ведь это пьянство — и новогоднее пьянство и 365 дней в году — это же все время происходит в России. Это не только сейчас появилось. Это было приблизительно всегда. И всегда с этим государство как-то пыталось бороться. Почему это всегда? — один вопрос. И почему никакая борьба не помогает? — другой вопрос.
А.Проханов ― Было время, когда государство насаждало пьянство. При Петре I эти кабаки, они были источником доходов государственных. Да, кстати, и в советское время — спирт. На спирте содержалась вся армия, вся военная инфраструктура Советского Союза была связана с монополией на спирт и алкоголь. Потому что у государства было довольно сложное отношение к алкоголю.
Что касается русских людей, то мы пьяницы не в большей степени чем финны или Норвегия. Есть такая статистика. Да и итальянцы поддают очень хорошо.
Просто, действительно, алкоголь — это веселье наше. Это веселье вообще души. А Россия, которая живет в состоянии постоянного напряжения, сдерживания каких-то огромных перегрузок тяжких, психологических и военных, и трудовых, она, конечно, нуждается в разрядке.
Я, конечно, посоветовал бы нашим людям, нашим лесорубам послушать Моцарта в минуты усталости. Но они не послушают меня все равно. Они купят бутылку и выпьют.
У меня в свое время был такой период, когда я работал лесником. И я жил в лесах.
О.Бычкова ― Это когда было, в какую историческую эпоху?
А.Проханов ― Это было, когда мне было, не знаю, 26 лет. Я сбежал из Москвы, сбежал из своего военного института и там предавался разным лесным утехам. И у меня в распоряжении было 5 лесников, которые были старше меня, некоторые были проводники, в прошлом фронтовики.
И вот я вспоминаю, когда мы собирались все по какому-нибудь поводу либо в лесничестве, либо какие-то леса рубили, наши работы всегда кончали выпиванием.
О.Бычкова ― Каждый день или по каким-то поводам?
А.Проханов ― Не каждый день. Появлялась бутылка, появлялись плавленые сырки, появлялись эти частики в томатном соусе.
О.Бычкова ― А частики — это же рыба?
А.Проханов ― Да, это рыбешечка, иногда называется, бычками, по-моему. Появлялась колбаса копченая. Все это было на морозе, на воздухе. Это было грубо, крепко, дружно, артельно. Появлялся один стакан замызганный. Вскрывалась бутылка. Она открывалась зубами, как правило, потому что была там такая «кепка на этой бутылке с таким козырьком.
О.Бычкова ― Это такая алюминиевая штука, которую нужно было так отдирать.
А.Проханов ― Просто мое поколение тоскует по этой пробке, не находя ее на современных бутылках.
И вот этот стакан начинал булькать. Он наливался и пускался по кругу. И выпивался стакан весь целиком, причем, слабо закусывая. И в какое-то время, когда все выпили, наступало молчание. Мы смотрели друг на друга молча, напряженно, чего-то ждали.
А потом моментально наступало озарение, как будто солнце всходило. И мы начинали говорить, говорить без умолку, не слушая друг друга. И обожали друг друга. Это было состояние такого катарсиса. Это было восхитительное состояние. Его не сравнишь со слушанием классической музыки или с переживанием любовным.
Это было народное, русское восхищение от соборности нашей, нашего братства. Мы находились в кругу, мы был людьми, мы были праведниками, мы были могучими, мы были рыцарями, мы были весельчаками. Я думаю, что в основе этого русского пьянства помимо того, что я вам сказал о напряжении, о тяжелых трудах, морозах лежит это глубинное русское желание быть вместе, посидеть. Ведь в одиночку русский человек не пьет. Ему обязательно нужен собутыльник. Кстати, одного собутыльника мало. Вот этот народный глазомер, это народное понимание, что такое полноценное общество, требует третьего собутыльника. И вот эти три человека, соединяясь, создают настоящую ячейку, на которой зиждется государство и зиждется общество и народ.
Поэтому разрушение этих глубинных национальных праздников — праздников на снегу или праздников на дожде, или на траве, мне кажется, оно всегда отзывается пагубой.
Хотя я вам так пафосно рассказал об этом. Но я же видел несчастных людей, которые валялись в грязи, которые по пьянке вытаскивали двустволку и расстреливали соседей…
О.Бычкова ― И дети голодные у них и жены несчастные. Конечно.
А.Проханов ― Не так давно, несколько… 8 лет в Самолве — это такая деревня на Чудском озере, где сейчас поставлен памятник замечательный Александру Невскому. И была какая-то огромная рыбацкая деревня сытая, хлебная, рыбная. Потом все после 91-го год развалилась.
И вот там какая-то несчастная была женщина. Я пришел, купил рыбы, вышел за околицу, сварили уху, взял водку. Стал выпивать там на берегу вкусно. Она подошла. То с одной стороны заходит, то с другой. То делает вид, что нас не видит. То куда— то смотрит вдаль. А сама косит на бутылку. Подсела. И она рассказывает о своей горькой доле. У нее 5 детей, и их отобрали, потому что она пьяница, потому что она не может их кормить, потому что она их бросает, они замерзают и хворают.
Я думаю: боже, какое несчастье, какая русская горечь, какая печаль. И она неизвестно чья печаль — печаль ли это оттого, что она горькую пьет, или она горькую пьет оттого, что печаль. И я до сих пор не могу понять, кто был печальнее, она или я.
Все разговоры о механических запретах, — я не хочу над этим смеяться, не хочу над этим глумиться, как некоторые. Я вижу какую-то безысходность. Что-то надо делать. И делать — ничего не поделаешь.
О.Бычкова ― Ну да. Но вот шведы, упомянутые вами, они ввели так кучу разных запретов и вроде как-то эту ситуацию смогли исправить. Потому что у ним там в выходные дни нельзя с утра до вечера покупать алкоголь. Не в каждом месте купишь, только в магазинах отдельных. В общем, там куча выставлена каких-то барьеров, чтобы люди поменьше это делали. И вроде как им удается. Потому что у них тоже есть какая-то генетическая или, не знаю, историческая склонность и предрасположенность.
То есть все эти разговоры, что надо сделать бесплатные кинотеатры, музеи, театры, спортивные комплексы — это смешно всё.
А.Проханов ― Они наивны. Они не вызывают ни иронии, ни отвращения. Они вызывают тоже какое-то уныние глубинное.
Что касается шведов, они пьют с утра до ночи, несмотря на запреты. Они пьют настолько, что им по сегодняшний день мерещатся русские подводные лодки в фьордах.
О.Бычкова ― Начинается…
А.Проханов ― Это, действительно, так. Это абсолютно галлюциногены. Им мнится это все. И русские подводные лодки, которые всплывают во фьордах, они тоже полны пьянчугами. Они там сходятся на берегах и пьянствуют там вместе.
О.Бычкова ― Так вот только что была история про поляков, которым какой-то корабль российский чуть ли не доплыл до пляжа, его вовремя остановили береговой охраной. Чуть он не влетел в эту береговую линию. И выяснилось, что там пьяным капитан и пьяная команда. И они поэтому шли бог знает как. И эта история была на днях буквально.
А.Проханов ― У них не хватило закуски. Они думали, что в Варшаве хорошие очень колбасы.
О.Бычкова ― Ну, это правда.
А.Проханов ― Ну, конечно. Они просто не знают, что в Варшаве нет моря.
О.Бычкова ― Ну да, они просто не понимали, что это не Варшава, а Гданьск, другой город. Но в Гданьске тоже есть, я думаю, чем поживиться, в конце концов, чем закусить. Там народ тоже понимает в этом деле.
А.Проханов ― Вы закусывали в Гданьске когда-нибудь?
О.Бычкова ― Но я была в Гданьске, конечно.
А.Проханов ― Вы пили, не закусывая, да?
О.Бычкова ― Я как-то совсем… где я — и где все эти алкогольные вещи. Для меня это совсем, честно говоря далековато.
А.Проханов ― Горе вы наше, горе.
О.Бычкова ― Да, я ваше горе, это правда.
Давайте сменим тему, потому что у нас есть сегодняшняя новость, она, действительно, ужасная, действительно, горестная, и пугающая. Когда человек пришел в Москве с МФЦ Рязанский, достал «Глок». Вернее, его не стали пускать, потому что у него не было маски, тогда он достал пистолет и начал стрелять. И двое погибших, четверо пострадавших, в том числе, ребенок. В тяжелом состоянии эти люди. В общем, ужасная совершенно история. И даже не знаешь, честно говоря, к какому разделу эту историю отнести.
Это просто несчастный случай, когда пришел нездоровый психически человек, и вот такое произошло, или это история про сопротивление маскам и всеобщее озверение и недовольство людей, как вы думаете?
А.Проханов ― Я думаю, что эти случаи происходят постоянно. Мы о них говорим, другие проходят так, под сурдинку. Это связано, конечно, с огромным накопившимся, громадным внутренним сопротивлением, которое сломало все преграды. Все табу были сорваны. И, действительно, в народе поселился зверь. Это верно. Поселилась тьма. И эта тьма дает выход в среде таких обычных людей в виде стрельбы, в виде поножовщины, иногда в виде самоубийства. Как часты случаи перестрелки на улицах. Действительно, такси загородил дорогу. Выхватывает пистолет и расстреливает обойму всю по таксисту бедному. Или стрельба в школах. Это явления одного и того же порядка. Когда стимулированы они могут быть либо какой-либо программой в интернете для ребенка или, действительно, этими пробками, когда люди застревают в пробках и торопятся какие-то долги отдать или сорвать куши.
Это ужасная история, но она отдельно не рассматривается как типичный случай, она приплюсовывается ко всей канве. Мне кажется, что и в мире, в больших, огромных странах, огромных мегаполисах, это явление того же порядка.
Я не изучал эту статистику в Штатах. Но так доносится, что там тоже частенько бывает стрельба. Стреляют полицейские, в полицейских стреляют. Капитолий берут штурмом. Поэтому это печальная история сегодняшняя, но она не последняя и не первая.
О.Бычкова ― А она не вписывается в этот ряд именно сопротивления маскам, вакцинам, ограничениям всевозможным, QR –кодам? Потому что до этого, когда начали вводить эти QR-коды, мы получали кучу новостей из всяких регионов о том, как люди нападали на тех, кто требовал у них QR-коды, отказывались подчиняться, и чуть ли не драки происходили. Это не в ту сторону сюжет?
А.Проханов ― Я вам скажу, что эта внутренняя агрессия, она ищет себе выход. В данном случае таким самым распространенным способом насилия над народом являются эти маски, эти годы. В данном случае да, это произошло поэтому. Но я не уверен, что если, действительно, будут введены запреты на алкоголь… то, стрельба начнется на трезвую голову. В людях бушует это недовольство.
Я все время думаю по поводу этих антиковидных явлений. Они очень значительные сами по себе. Эти явления не дешифрованы. С этими явлениями борются механически, как это делают депутаты по любому другому поводу — через запреты, через коды, через какие-то локдауны, локауты.
Но интересно было бы исследовать это таинственное явление такого тотального, угрюмого страстного иногда нежелания жить любой ценой, даже ценой собственно, смерти не прививаться.
Я, по-моему, даже об этом говорил в вашем эфире. Я это называю восстанием простонародья. Я это называю восстанием народа, в котором накопились все прежние, грядущие восстания. Это и восстание Стеньки Разина было таким. И восстание Пугачева и Булавина. И восстание волхвов, которые при крещении христиан сажали на кол. Это и Аввакум и боярыня Морозова. И в этом движении, оказывается, есть и красные радикалы, есть советчики, которые мстят сегодняшней власти за разрушение Советского Союза. То есть это сопротивление, это восстание простонародья, оно многослойно. И бороться с ним — можно, конечно, все прихлопнуть так или иначе, но вот это насилие, оно погрузится опять в глубину народного сознания и начнет там созревать и ждать момента, когда можно будет опять выплеснуться, как было в 17-м году, в каком-то еще году.
Это все копится на каком-то глубинном русском дне. И момент потрясений этот осадок вдруг всплывает, и мы на поверхности видим огромное количество подразделений красных, белых, разбойных, которые шастают, шарят по Руси и лязгают топорами.
О.Бычкова ― Это пугающая история, она страшнее, чем предыдущая? То есть или она просто как бы поволнуется, поволнуется и осядет обратно на дно, допустим, и там будет лежать еще сколько-то.
А.Проханов ― Я знаю, страшнее ли она. Понимаете, есть такое понятие, которое ввел Достоевский — «подполье». А более расширенно это подполье называется бездной, русской бездной. Кстати, и Достоевский говорил о том, что мы начинаем с идеала Мадонны, то есть с идеала небесного, лазурного, а кончаем идеалом содомским, то есть мы спускаемся в подполье, в бездну.
И вот если посмотреть на любого человека, а также на любой народ, на любой социум, у него есть бездна, у него есть подполье, у него есть чудовищные глубинные катакомбы. И вот царствия небесного Юрию Викторовичу Мамлееву, он писал в своих рассказах эту бездну. Он писал в рассказах этих упырей, чудовищ, этих страшных клопов в виде людских каких-то форм.
Одновременно он, описывая этих чудовищ, этих подземных странных существ, он описывал и небеса и лазурь. Чем его творчество и интересно, что есть абсолютная тьма и абсолютная лазурь.
И вот сегодня, мне кажется, что подполье, эта русская бездна вышла на поверхность и стала русским небом. А русская лазурь, русское небо — вот это все, что связано с божественной красотой, с премудрой Софией, с Александром Блоком, все это ушло туда, в глубину, в катакомбы и спряталось там. И наша и наша лазурь там, в глубине, под землей.
И наши все литургии мы справляем в подземных церквах. И поэтому вот эта вышедшая на поверхность тьма, бездна, она реализуется самыми разными способами.
Мы с вами сегодня обсудили две формы, в которых эта бездна формализуется. Вот это стрелок чудовищный или всевозможные ковидные процессы. Есть же и другие формы, верно?
Я иной раз включаю телевизор (особенно люблю НТВ) и смотрю празднества, которые устраивает шоу-бизнес. Я смотрю празднества, которые устраивает Киркоров. Этот блеск, красота, эти пылающие, его сияющие глаза, эти улыбки, эти бриллианты, которыми он награждает своих детей и близких. Эти пиры бесконечные. А ведь одновременно хоронят шахтеров. Одновременно там закапывают гробы, там льются рыдания. И вот эти ликования здесь, в Москве проходят на фоне надгробных рыданий шахтерский. И эти люди знают об этом. Они живут не в изоляторе. Но они, несмотря на то, что страна погружена в несчастье, в рыдание, они танцуют, пируют, ликуют.
Это говорит о том, что бездна вышла из своих катакомб и заняла место нашего русского неба.
О.Бычкова ― Может быть, говорит о том, что у нас слишком большая страна и часть, где рыдают, она очень далеко находится во всех смыслах, и в прямом и в переносном, от другой части, где в этот момент не рыдают, а веселятся. А потом в этой части будут рыдать, наоборот, а в той — веселиться. И тоже между ними будет такое же большое расстояние абсолютно непреодолимое. Просто много людей, много частей страны, каждая из этих частей страны живет своей особенной жизнью. Очень огромный просто народ. Нет?
А.Проханов ― Вот смотрите, у нас была страна еще больше, чем это. И все говорили — и Гавриил Харитонович Попов говорил, и близкие к Андропову референты типа Бовина — говорили, что страна слишком велика, надо бы ее уменьшить, надо бы рассечь и по частям ее вводит в эту европейскую красоту божественную. Ее разделили, она стала меньше. А ничего не изменилось по-прежнему. И я думаю, уменьши нашу сегодняшнюю Россию еще наполовину, все будет так же, потому что эта тьма, она вышла на поверхность, и она бушует, и она будет бушевать даже в пределах Садового кольца, если мы сузимся до этого.
Нужно загнать тьму обратно, в подземелье, где ей и место. Нужно ее отправить в подполье. Как это сделать, я просто не знаю. И тогда, если опять выйдет лазурь, конечно, эта лазурь не будет сиять в каждой водочной бутылке и в каждом крике выпивохи нашего русского. Но она будет сиять, она будет надеждой, она будет ориентиром. Люди будут стремиться ввысь, а не искать ее под землей.
О.Бычкова ― А когда лазурь в последний раз выходила, простите?
А.Проханов ― Ну вот, в самом начале нашего разговора, по-моему.
О.Бычкова ― А, да, она показалась так, немножко сквозь тучи.
А.Проханов ― Да, а потом быстренько сбежала.
О.Бычкова ― Давайте поговорим о России, Украине и США. Ну, во-первых, конечно, вам тоже вопрос, который задают все себе и друг другу, и всем на свете: «Война будет России с Украиной?»
А.Проханов ― Жуткий вопрос.
О.Бычкова ― Ну, да.
А.Проханов ― Это чистое любопытство или хотят принять участие?
О.Бычкова ― Вы меня спрашиваете или тех, кто спрашивает.
А.Проханов ― Судя по энергетике вопроса можно понять, готовы ли они как ополченцы надеть на себя разгрузку, положить туда магазины «калашникова» и отправиться на фронт? Или это просто любопытство?
О.Бычкова ― И идти убивать людей, например.
А.Проханов ― Мне кажется, что не будет. Я думаю, что «Мемориал*» не закроют. Памятник Дзержинского не поставят. Ленина из Мавзолея не вынесут. Красные звезды не срежут. Войны с Украиной не будет. И все это окончится опять, как мы говорим, шухером. Может быть, я неправ. Может быть, мы с вами говорим, а уже грохочу пушки. Может быть, в разговоре Байдена с Путина (он начался, по-моему, уже), кто-нибудь уже хлопнул о стол и ушел из эфира.
Но эта тема, как ни странно, она перестала быть страшной. Она может быть страшной. Будет война — опять славянские народы будут друг друга убивать, курочить. Она ужасна сама по себе, но она не страшна. Потому что в течение 7 лет пропаганда наша властная, эти НРЗБ пропагандистские, они били дыры в головах нашего обывателя и приучили к своим страшилкам, и люди перестали бояться. Люди вообще перестали терзаться украинской.
Вначале это было, действительно, страшно: бандеровцы, фашисты… С такой страстью мы… каждый раз в течение трех раз в сутки в течение 7 лет говорить об этом — это убить тему. Тема убитая. Украинская тема в изложении одних тех же витий с той же самой лексикой, с той же самой надрывной страстью, она перестала существовать.
И, может быть, действительно, если начнется война (не верю я в эту войну), то тогда, наверное, опять станет реальной, кровавой, гробовой. А сейчас даже не хочется обсуждать это. Это все равно что на бегах, какая лошадка победит: эта или эта?
О.Бычкова ― Нет, про бега точно неинтересно. Но тогда вопрос, зачем тогда все эти пропагандисты, прости господи, они же сами ничего не делают, им дают какие-то указания, куда чего пропагандировать. А зачем тогда все это камлание в последнее время продолжали?
А.Проханов ― Мне кажется, не последнее — 7-8 лет.
О.Бычкова ― А сейчас почему такое обострение? Причем со всех сторон уже это развивается, и в западной прессе нам уже объясняют, что какие-то утечки и российские комментаторы нам все это объясняют, и какие-то объективные данные говорят о том, что Россия стягивает войска. И с той стороны тоже что-то происходит. А зачем вот это все нагнетание?
А.Проханов ― Не знаю, зачем. Это такая «Игра престолов», как говорится. Кто кого перетянет. Я могу ошибаться, но все это туфта.
Вот настоящая ситуация, в которую я лично был включен и был жарко во всем этом заинтересован — это была пора Дебальцевкого котла, когда страшно бились за этот котел, когда там перемолотили украинские войска с большими потерями для ополченцев, когда ополченцы вышли на оперативный простор, когда пошли на Мариуполь, когда Мариуполь был пустой. Можно было брать Мариуполь, вместе с ним Одесу, выходить на Приднестровье. Когда можно было поднимать восстание в Харькове, в Николаеве, а были остановлены войска.
О.Бычкова ― И слава богу, знаете.
А.Проханов ― Слава богу, они были остановлены, потому что установленные войска позволили украинцам переформировать свою армию. Как хорошо, что не было этого похода. Зато украинская армия, слава тебе господи, перевооружилась. Там появились новые офицеры. Она оправилась от поражения. Там началось Там появились новые офицеры. Она оправилась от поражения. Там началось насыщение оружием американским, восхитительной американской противотанковой системой, И поэтому, конечно, если сейчас начнется война, слава богу, что они будут жечь наши танки, слава богу, что потери наших войск будут колоссальные.
Это все ужасно. Я считаю, что если начнется эта война не дай бог, то это будет колоссальным преступлением — вот та остановка войск. Не сама по себе война, а та остановка войск, когда можно было провести эту операцию малыми средствами, малыми жертвами, когда еще не было тотальной антирусской пропаганды, когда Украина не превратилась в такой плацдарм русофобии.
О.Бычкова ― Слушайте, но зато на Россию, на российский народ и, в общем, не только на российское руководство, но и, допустим, косвенно на нас с вами не упал этот грех завоевания чужой страны и братского народа. Ну, и хорошо, что этого не произошло. Я не хочу, например, как-то нести за это ответственность, потому что я гражданин Российской Федерации.
А.Проханов ― А я считаю, что великое благо, когда мы рассекли Советский Союз и разбросали части Советского Союза и создали благодаря Борису Николаевичу Ельцину вокруг себя созвездие русофобских государство. Это же блестяще. Мы завоевали свободу, мы стали свободными людьми. Когда натовские танки ходят вокруг Псковской и Смоленской губернии. Ну, это счастье. Мы не запятнали себя поруганием свободы. Мы добились этой восхитительной сегодняшней демократической России, в которой народ озверел и жутко смотрит своими воспаленными, кровавыми глазами во все стороны света.
Знаете, все это демагогия. Войны, которые начинаются, за них несут ответственность проигравшие, а не победители. И поэтому если, не дай бог начнется эта война, она принесет огромное количество жертв и наших русских гробов и украинских гробов, это будет, конечно, чудовищный удар по нашим надеждам, связанным с восстановлением этого пространства русского.
О.Бычкова ― А что ждать сейчас от этих разговоров Байдена и Путина, если там никто не хлопнул кулаком по столу? Но, я думаю, что не хлопнул.
А.Проханов ― Оля, не вы, ни я не знаем, что там происходит. Там всегда будут секретные соглашения, там всегда будет «пакт Молотова — Риббентропа». Там всегда будут договоренности, которые не войдут в пресс-конференции.
Я предполагаю, что будет, конечно, какой-то компромисс. Все друг друга обманут в итоге, на время оттянут этот час Х, который сейчас назрел. А обман состоится, и в отношения Запада и России по-прежнему будет скверные и тяжелые, потому что они несопоставимые. Потому что это две мечты — американская и русская, — они несопоставимы. И искусство политиков как американских, так и русских состоит в том, чтобы удерживать эти две несопоставимые мечты на достаточной дистанции друг от друга, чтобы они не сомкнулись и не произошел взрыв.
О.Бычкова ― Мы с вами говорили перед эфиром, что завтра 30 лет как раз Беловежских соглашений. В общем, вы уже высказались по этому поводу, мне кажется, нет? Уже все понятно, что вы думаете про эту дату.
А.Проханов ― Да нет, не понятно. Если хотите, я поговорю с вами.
О.Бычкова ― Но у меня после этого есть еще один вопрос, поэтому оставьте мне еще для последнего вопроса возможность ответа. Я, собственно, жду, что вы скажете про преступление, геополитическую катастрофу и расчленение Советского Союза и вот это всё. Правильно?
А.Проханов ― Ну, слава богу, что вы угадали меня. Нет, я хотел сказать другое. То, что вы сказали, это банальность, которая уже повторена многократно и моими друзьями и, может быть, и мною и противниками.
Здесь другое. Просто в этой беловежской глуши, где произошло это подписание, там пролегла таинственная трещина, разделяющая великие имперские эпохи. Там закончилась красная, сталинская, четвертая империя. А пятая, в которой мы сейчас живем, еще не начиналась.
Началось это чудовищное русское безвременье, из недр которого таинственным образом появилось новое государство Российское. Оно не должно было появляться. В очередной раз оно появилось вопреки всем обстоятельствам, но оно появилось.
Я размышляю, что же произошло, как перекочевала эта энергия имперская из той эры в эту. И у меня родилась такая метафора. Ведь в сегодняшней российской государственности ядром является философия Победы. Это идеология Победы, которая, по существу сейчас наполняет все это внутреннее идеологическое пространство. И эта идеология Победы перешла и красного времени через знамя, которое Путин перенес сюда, Знамя Победы, которое стало иконой, и которое 9 мая выносится и к нему прикладывается вся Россия — и военные и трибуны и народ, и бессмертный полк.
И вот это красное знамя Победы, перейдя этот рубеж Беловежья, присутствует в сегодняшней России. Но наряду с красным знаменем сюда было принесено черное знамя вот этих предателей из партии, которые талдычили в течение 20 лет о величии ленинского пути, а потом, после 91-го года стали губернаторами, стали президентами, стали главами районов. Там преступники, предатели кагэбэшники, которые разрушали Советский Союз, и потом такая коллективная бобковщина…
О.Бычкова ― Вы имеете в виду тех кагэбэшников, которые сейчас у власти, правильно я понимаю?
А.Проханов ― Я имею в виду тех кагэбэшников и тех, то сразу встал во власть и стал друзьями Ходорковского, друзьями Березовского, которые создали аналитические центры, защитные организации. И эти красные директора чудовищные, которым лень, которые устали управлять великими предприятиями и захотели ими владеть. И они овладели, эти красные директора. Типичный пример: Вяхирев и Черномырдин с «Газпромом». И вся эта публика — и комсомольцы, которые создавали свои кооперативы…
О.Бычкова ― Прямо секунды остаются Александр Андреевич эфира. Вывод.
А.Проханов ― Сегодняшняя Россия — это схватка красного и черного знамени. И кто победит, зависит будущая судьба Родины.
О.Бычкова ― Да. Тогда я успею. Спасибо, что вы так кратко сформулировали. Вы сказали, что тогда и «Мемориал*» не закроют, объявленный иностранным агентом. А почему?
А.Проханов ― Да, потому что борьба красного и черного знамени не закончена. И власть, которая состоит из красного и черного, она двойственна. Она нерешительна, она неумела. В ней нет постоянно решения. Поэтому она замахивается, а удара не происходит.
