С.Крючков ― Александр Андреевич, почему НАТО спокойно так не дает жить российскому руководству? Почему странным, на мой взгляд, образом мы заявляем о желании получать гарантии безопасности? По сути, публикуем планы, которые до поры, до подписания всякий раз остаются не разглашаемыми. Публично представили, а теперь еще и говорим: «Хотим напрямую с Вашингтоном, не хотим третьей стороны».
А.Проханов ― НАТО давно беспокоит Россию. Потому что НАТО это крупнейший мощный военно-политический блок, который смотрит на Россию через прицелы, через подлетное время ракет. НАТО, по существу, сломало все устные договоренности, заключенные между Горбачевым и Колем. НАТО не только приближает к границам России свои боевые системы. НАТО — это огромный информационный монстр, который ведет военно-политическую пропаганду на Россию, разрушая ее внутренние структуры, имитирует внутренние конфликты. То есть мы имеем дело с реальной угрозой, перед которой Россия до сих пор достаточно бессильна и беспомощна.
Ну, кроме того, что мы создаем все новые и новые системы вооружений, спускаем на воду великолепные, прекрасные подводные лодки, мы ничего не делаем. Мы эту тенденцию не можем остановить. И сейчас на Украине встретились две тенденция. Первая тенденция — это тенденция самой Украины: превращение своей страны в суверенное мощное антироссийское, русофобское государство, ведущее борьбу или войну за возвращение Донбасса и Крыма.
С другой стороны, это тенденция усиливается желанием самой Украины получить поддержку НАТО, вступить в ее ряды. А вторая тенденция — это тенденция НАТО, неуклонное, из года в год, из десятилетия и десятилетие наворачивание на себя геостратегических пространств, окружающих Россию.
И поэтому эти две тенденции, сливаясь в одну, составляют мощную и грозную для России опасность. Другое дело, отвечает ли Россия на эти тенденции, кроме ответных предупреждений бесконечных, которые внушают огромное разочарование русским гражданам и, видимо, только усиливают внутренние напоры, внутреннее давление противника.
Нельзя же бесконечно, на протяжении десятилетий грозить кулаками и не ударить. Нельзя же после того, как было сломлено украинское наступление к российским границам под Иловайском, нельзя же после этого ответного удара, разгромившего этот клин украинский, остановиться и ничего не делать. И ждать, когда все повторится в Дебальцевском котле.
А когда Дебальцевский котел был разгромлен, разрушен ценой больших жертв ополченцев, и ополченцы вырвались на оперативный простор и пошли к Мариуполю, что влекло за собой падение Мариуполя и создание, по существу, созвездие левобережных независимых государство: Харьковского, Одесского, Николаевского и так далее. Этот порыв был остановлен.
И вот теперь в течение этих 10 лет Россия только и делает, что грозит кулаком, а там идет неуклонная, полноценная модернизация армии, оснащение этой армии новейшими системами вооружения, создание, действительно, американской, натовской структуры там.
И вот теперь, наконец, когда кончилось терпение России и Россия предложила американцам, НАТО уважать свои красные линии, мы получили в ответ тихое, спокойное, полное скрытой насмешки заявление, связанное с отказом от всего этого.
И опять на сегодняшней коллегии в присутствии звездных генералов президент говорил, что мы на это ответим адекватными мерами. От слов «адекватные меры» мне хочется схватиться за пистолет. Я не знаю, что это за адекватные меры. Мы что, разместим НРЗБ наши ракеты. Или, может быть, усилим нашу антиукраинскую, антинатовскую пропаганда на центральных каналах? Вот что внушает мне разочарование, опасение и неверие в то, что эта проблема будет каким-то образом решаться в целом и превратится в такой замороженный, мерзкий, отвратительный неразрешимый клубок.
М.Курников ― Меры этой адекватности, по вашему мнению, чем должны определяться? Москва должна идти до конца и добиться, чтобы эти красные линии были учтены в соответствующем договоре — с Вашингтоном ли, с Брюсселем ли или же в чем-то ином?
А.Проханов ― Эти красные линии не будут учтены ни Брюсселем, ни Вашингтоном — это ясно совершенно. Об этом сделаны официальные заявления. Если они пойдут на условия Москвы, это будет значить, что они спасовали. Это значит, что вся мощь НАТО, вся огромная мегамашина натовской экспансии, она пробуксовывает, она ничто перед 20 или 40 тысячами русских пехотинцев, которые сконцентрировались в районе Белгорода. Это невозможно. Значит, они не пойдут на это.
Но в наших угрозах и наших обещаниях ответить зашли слишком далеко. Если мы опять отступим, мы окажемся опять в положении беспомощных, многоречивых многословных, но, по существу, немногословных партнеров. Ситуация тупиковая.
М.Курников ― Перспектива довольно жесткая. Потому что если подписания не будет, а идти нам куда-то нужно, то идти куда — в горячую фазу, непосредственное соприкосновение? Вы сами про подлетное время сказали. И тут уже шутки-то плохие.
А.Проханов ― Ну, так подлетное время. Можно и на Кубе разместить это подлетное время и в Венесуэле. Это будет с точки зрения, может быть, Москвы адекватным ответом. Конечно, это неадекватный ответ, абсолютно неадекватный ответ. Потому что одно дело — Украина со своей военно-политической разведывательной, абсолютно приближенной к нам структурой, другое дело — наши ракеты где-через океан, далеко в Венесуэле, которые никогда не будут стрелять по Вашингтону. Так же, как, по всей видимости, американские и натовские ракеты в случае нашего нападения на Украину, они никогда не будут стрелять по Москве или по Воронежу. Также наши ракеты никогда не выстрелят по Вашингтону и Нью-Йорку.
Все будет решаться здесь, на полях сражения под Донецком и Луганском — вот здесь будет самая драма. Сможет ли Россия повторить или продлить тот оборванный порыв ополченцев на Мариуполь? Сможет ли превратить этот порыв в серьезную геостратегическую и моральную, и метафизическую операцию по возращению большей части украинского населения в лоно русского сознания в лоно панславянского сознания. Или же нет на это ни умения, ни средств, ни времени.
С.Крючков ― А вы верите в большей степени в русское оружие или в русскую дипломатию? Нет ли здесь необходимости вот сейчас, не дожидаясь горячей фазы, остановиться и предпринять все возможные усилия, чтобы для того, о чем вы говорите, не произошло? Или вы говорите о том, что может произойти, как о чем-то желаемом — об этом установлении панславянского мира в ваших границах, в вашем представлении?
А.Проханов ― Я думаю, что все дипломатические меры давно уже беспомощны. Все русские дипломаты, которые были на Украине, начиная от Зурабова — вот русский дипломат Зурабов, потом сменил его… кто, напомните.
С.Крючков ― Черномырдин, по-моему, пришел на смену.
А.Проханов ― Там был Черномырдин, там был бывший министр…
С.Крючков ― Починок.
А.Проханов ― Это все случайные люди. И, по существу, на этом фоне Украина все больше и больше отдалялась от России. На этом фоне был совершен переворот. На этом фоне после бегства Януковича была создана эта огромная русофобская пропагандистская мегамашина. И потом все дипломатические усилия давно уже исчерпаны и они бессмысленны.
Последние дипломатические усилия были предприняты Сурковым. Я думаю, что эти усилия были достаточно значительными, но недостаточными. Потому что у Суркова не было всей полноты политической власти. Теперь ни времени, ни дипломатов. Я думаю, что сейчас время силовиков наступает.
С.Крючков ― А на уровне президентов договоренности какие-то возможны? Потому что есть заявление Зеленского, буквально час назад сделанное, о том, что «на уровне тет-а-тет я готов говорит с Путиным». Но, собственно, этого диалога сейчас не происходит ровным счетом ни в каком виде. Потому что не осознавать опасности в Киеве не могут.
А.Проханов ― Здесь много от психологии. Психологический фактор. Что думаете, Путин пойдет на встречу с Зеленским после того, как он наговорил такого о Зеленском, после чего вообще не поворачивают в эту сторону, руки не подают. Неужели вы думаете, он пойдет на это? Я думаю, что никогда не пойдет на эту встречу.
С.Крючков ― Знаете ли, судьбы государств решаются, судьбы славянского мира, как вы говорите. Почему нет?
А.Проханов ― Судьбы славянского мира решаются не через рукопожатие Путина и Зеленского. Судьбы славянского мира решаются за счет народных восстаний в Харькове, в Николаеве, в Одессе. Вот если эти восстания там произойдут, если восстания будут поддержаны Россией, как это было в Донецке и в Крыму, — вот тогда это будет ответ.
С.Крючков ― Скажите, а здесь, во внутреннем контуре, в Московии, скажем, в России, проблема гипотетической возможности такого восстания уже решена Владимиром Путиным? Вот сегодня он подписал пресловутый закон о публичной власти, которая разрешает губернаторам баллотироваться более двух сроков подряд, запрещает главам республик именоваться президентами. То есть здесь все в достаточной степени стабилизировано, подморожено, зацементировано так, чтобы выходить на внешний контур и ставить задачи и цели вот в таком широком ключе.
А.Проханов ― Я всегда говорил, что Путин строит новую фазу своего государства. Мы находимся в позднепутинском государстве, которое выстраивается самыми разными способами. Сейчас мы видим внешние способы: усиление централизма, подавление остатков вольницы 90-х годов. По всей видимости, в недрах правительстве зреют какие-то крупные проекты, не национальные проекты, а такие, наднациональные проекты, на которые намекает Шойгу, говоря о городах-миллионниках.
Мне кажется, готовится реформа управления, которая, кстати, во многом будет копировать советскую, сталинскую систему управления, которая показала свою очень высокую эффективность довоенную и послевоенную. То есть идет достраивание позднепутинского государства. Тут окончательно внедрена окончательная идеология Победы.
Идеология Победы, если ее рассматривать просто как идеологию 45-го года, как идеологию Победы побед, потому что русская история — это победная история, и русский, российский народ — это победный народ, который умудряется всегда после чудовищных поражений таких, как в 91-м году, каждый раз восставать и побеждать заново, — вот эта идеология, она сейчас цементируется, она развивается. В недрах, кстати, этой идеологии присутствует Иосиф Сталин, потому что идеология Победы без Сталина, она бессмысленна, она оскопленная победа.
А что касается внешних тенденций, мне кажется, что Путин и в силу своей исконной профессии и в силу того, что он лидер имперской России, и в силу того, что он уже слишком долго находится в кремлевских палатах, эти палаты носят такой магический, таинственный смысле. Все, кто приходят в кремлевские палаты вольнодумцем, демократом, со временем становятся авторитарными правителями, великими князьями, царями или вождями. В силу этого он будет стремиться к восстановление теми или иными способами имперский форм, имперских границ.
С.Крючков ― В этом смысле Владимир Путин может не переживать, что это государство в поздней стадии его создания, есть кому подхватить после него? Потому что не вечные мы, календарь идет и дни сменяют друг друга.
А.Проханов ― Я думаю, что для него это является проблемой. Но мне трудно сказать, что он об этом думает. Мне кажется, что он все-таки думает о том, что не настало время думать о преемнике, что у него много сил, жизненных возможностей, много времени впереди. Надо доделать эта планы, проекты свои. А в недрах этих крупных проектов возникнут его реальные помощники — помощники новой волны. Потому что, конечно, Шойгу для него помощник, несомненно, но Шойгу тоже не молодой человек.
Мне кажется, что он задумается о людях, которые окажутся рядом с ним во время этих новых форм имперского строительства. Там, когда все имперские формы обнаружат себя в полную меру, мы увидим «птенцов гнезда Петрова».
С.Крючков ― А почему эти новые формы имперского строительства нуждаются в таких прежних, уходящих уже в историю ритуалах? Вот сегодня в очередной раз несколько сотен человек флагами Советский Союза, портретами Сталина возлагали цветы к могиле Генералиссимуса. Я, в принципе, с трудом себе могу объяснить живучесть этой памяти.
Вот молодой человек Денис Мантуров есть у нас, министр промышленности и торговли. Похвалил Сталина, говорит: «Развивал промышленность в Советском Союзе, и все, что было создано в тот период, оно живо и сегодня». Я эту живучесть наблюдаю лишь отчасти в виде трубопрокатных заводов и труб создаваемых, по которым в конечном счете на тот самые враждебный Запад мы гоним нефть, мы гоним газ. И как-то с имперскостью российской не увязывается здесь в единую картину.
А.Проханов ― Например, я считаю, что сталинизм сегодня проявляется в том, что мы говорим по-русски с вами. Это сильнее, чем трубопроводы и трубопрокатные заводы. То, что сегодня русский народ говорит по-русски, а не по-немецки, — это заслуга Иосифа Виссарионовича Сталина. Об этом не очень-то говорят, но в подсознании, наверное, наш человек это знает, за это ценит.
Потом ведь со Сталиным все ясно. Он вошел в историю. И что бы с ним не делали, что бы с ним не делала пропаганда та или иная, он уже закреплен в историю в том виде, в каком он эти историю сделал. История 20-го века — это история Сталина. Сталин делал эту историю.
И если вы не выбрасываете XX век на помойку историческую, что невозможно, в принципе, то вы должны примириться с тем, что Сталин оказывается великим русским империалистом всего XX , а, может быть, даже XXI века. Потому что все, чем мы сейчас живем, все наши достижения — это сталинские достижения. Мы живем сталинскими ракетами, сталинскими самолетами, мы живем сталинскими железными дорогами. Вся Сибирь с ее заводами — новосибирские, уральские заводы, красноярские — это все сталинизм. И главное, мы живем как сохранившиеся в этих чудовищных условиях XX века, когда с восток шла Япония, с запада шла Германия, мы сберегли свой суверенитет и свою историческую ветвь.
С.Крючков ― А цена этого сбережения, на ваш взгляд, не слишком ли высокая оказалась на внутреннем контуре, на внутренних границах. Я не говорю о потерях в столкновении с гитлеровцами, а о репрессиях тех же самых.
А.Проханов ― Это правомерный вопрос, конечно. Ведь он же был задан. Стоило ли, например, было защищать Ленинград…
С.Крючков ― Нет, вопрос ровно не об этом. Вопрос в том, что сталинская индустриализация была осуществлена ценой тысяч жизней тех, кто был, собственно говоря, силой этой индустриализации.
А.Проханов ― Если бы этой индустриализации не было, не было бы русских танков, орудий, не было бы русских самолетов, не было бы вообще этой системы, организации, которая позволила перебросить заводы с запада на восток, и этой организации, которая позволила после разгрома после разгрома советской Красной Армии в 41-м году создать вторую, резервную армию. По существу это насилие, эти репрессии — действительно, дорогая цена, но давайте другую цену заплатим.
С.Крючков ― Скажите, а почему сегодня — мы, условно говоря, сходимся с тем, что эта фигура имеет место в российской истории, с этим не поспоришь; знак — это пусть историки расставляют и каждый для себя, у меня есть свое понимание, — тем не менее, почему сегодня этот разговор вновь и вновь актуализируется. Вот есть учебники. Пусть место на страницах этих учебников остается. Но нет, тащат в публичное пространство, почему-то водружают на хоругви и несут.
А.Проханов ― Интерес к истории, он очень важен. Тем более, что мы находимся в исторической мясорубке. Мы до сих пор продолжаем рубить XX век. Идет чудовищных антисталинизм во всех самых разных сферах. Среди либеральной интеллигенции антисталинизм, в церковных кругах антисталинизм. Почему не бросить это, не оставить заниматься богослужением, например или заниматься, действительно, правами человека? Нет, идет камнедробилка: перемалывает советский опыт. И под эту камнедробилку попадает такая малозначительная, малоизвестная, почти незаметная фигура как Иосифа Сталина. Вы милостиво оставили ей место в истории. Это, действительно, заслуживает благодарности. Действительно, сталинские потомки должны быть вам благодарны, что вы оставляете его в русской истории.
Но на самом деле русская история продолжается в своем исконном, весьма драматическом, но неизменном порыве. Мы восстанавливаем по-прежнему государство. Мы пережили крах очередной фазы русской государственности в 91-м году. Сталинская она или романовская или Московское царство Ивана Грозного. Мы пережили этот крах, и он до сих пор делает нас народом-подранком.
До сих пор мы вымирающий народ, потерявший свои прежние русские территории. По-прежнему, около 30 или 20 миллионов русских отсечены от России. Мы народ подранок. И потом мы восстанавливаем эту историю. Нам от этой истории больно. Надо быть просто наркоманом или абсолютно бесчувственным, бессовестным человеком, чтобы не думать об этой истории.
Кстати, огромнейшее количество сегодняшних богатеев не думает об этой истории. А самые продвинутые богатеи думают о ней и боятся этой истории, потому что они прекрасно понимают: им не уцелеть в следующий политический этап. Все, что они сделали со страной после 91-го года — это им аукнется. Народ ничего не забыл. Он молчит, у него нет своих глашатаев, у него нет своих витий, он мучается, он бьется за хлеб насущный, он пьет горькую. Но в нем все это живет и откладывается. Это все вспыхнет. И тогда государство может погибнуть.
Поэтому я думаю, что для Путина, который строит свое государство, очень важны выправления этих исторических перекосов. Отсюда и этот неосталинизм, который заложен в реставрацию этой русской государственности. Она не может быть реставрирована в других формах. Она не может быть реставрирована в тех формах, о которых говорил Сокуров. Не может оно раздать суверенитеты и раздать суверенную государственность в Поволжье. Тогда от русских вообще ничего не останется. Мы и так вымирающий народ.
Надо понять, что надо сделать, чтобы народ перестал вымирать. Я все время думаю, что я писатель вымирающего народа. Рядом со мной врач, является врачом вымирающего народа. Космонавт является космонавтом вымирающего народа. Генерал вымирающего народа…
М.Курников ― Александр Андреевич, Мосгорсуд оставил под арестом ректора Шанинки Сергея Зуева. Ранее его арестовали по делу о хищениях. И состояние здоровья там сложное — один аспект. И, в принципе, есть еще один. Когда была встреча Путина с СПЧ, вопрос о пребывании его в СИЗО поднимался. И тогда глава государства сказал: «Не вижу в этом смысла». А послезавтра будет пресс-конференция Путина, где, возможно, эта тема вновь будет затронута, поднята.
На ваш взгляд, чем здесь сердце должно быть успокоено, и как решать ситуацию? С одной стороны, глава государство декларирует одно, а, с другой стороны, наша независимая, самодостаточная судебная система выносит раз за разом свои решения, что нужно оставаться под стражей, хотя какая там необходимость, непонятно.
А.Проханов ― Это ведь вызывает восхищение перед нашей судебной системой, которая не убоялась приказа и рекомендации президента…
С.Крючков ― Ох, не убоялась.
А.Проханов ― И пошла по пути соблюдения своих законов и представлений. Этот спектакль очень поучителен. Я думаю, что Путин этим самым хотел сказать: «Да отстаньте вы от меня! Чего вы пристали ко мне с Зуевым. Действительно, я отпускаю его на свободу. Но что я могу сделать, если закон выше меня. Такая инсценировка, которая должна разочаровать всех правозащитников, уповающих на то, что президент им поможет. Президент им не поможет. Президент будет действовать из своих рациональных представлений о стабильности и о балансах. Президент, я убежден, не закроет «Мемориал*», например.
М.Курников ― Признанный иностранным агентом, должен сказать здесь.
А.Проханов ― Он, может быть, снимет бирку с кого-нибудь «иностранный агент». И, например, тот, с кого сдерут эту почетную бирку, он должен возмутиться, и он должен впредь, выходя в прессу, называть себя иностранным агентом, вопреки тому, что сняли с него эту бирку. Потому что это возмутительно: сначала наградить этой медалью, а потом сорвать ее. Вот он будет носить ее на себе до той поры, пока слово «иностранный агент» не станет, наоборот, охранной грамотой, и те, кто были иностранным агентом, потом станут министрами, депутатами и губернаторами.
Это все говорит о большой постановке. Вся наша политическая внутренняя жизнь — это, конечно, режиссура. Не всегда удачная, но в целом восхитительная.
С.Крючков ― А в рамках этой режиссуры, президент не культивирует ли систему двоемыслия, в том числе, и среди лояльного ему электората, лояльных ему граждан, с одной стороны, говоря о том, что «закон выше меня», а, с другой стороны, говоря: «Я выстраиваю это позднепутинское государство, которое подчинено моим чаяниям, моим велениям, моим хотениям, и закон мне не указ и красные линии я обозначу и буду говорить то, что считаю необходимым».
А.Проханов ― Я думаю, что это больше, чем двоемыслие. Это очень сложная манипуляция представлениями людей, большинства людей о добре и зле и представлений президента о том, что полезно государству и что полезно ему лично.
Я все время думаю о похоронах Лужкова. Ведь, по существу, Лужкова, московский диктатор, который сложил в Москве мощнейшую, небывалую в России коррупционную систему, создал огромную московскую мафию, которая продолжается существовать и будет нарастать в своем могуществе. И он был изгнан со своего поста президентом Медведевым.
По существу он потерпел поражение. Ему не сказали: «Лужков, ты вор, грабитель. Уйди с моих глаз!» Нет. Утрата доверия. Что утрата доверия? Что, он не ту канализацию, что ли проложил — что он сделал? Он осточертел своим беспределом. При нем стреляли. При нем Измайлов кормил интеллигенцию икрой. Вся Москва была погружена в разбой, мерзость, запустение. Его прогнали.
А хоронили его как великого кумира. Путин пришел на погребение. Патриарх служил. Так кто же такой Лужков: бандит, Аль Капоне или столп русской государственности?
И таких случаев бесконечное множество. Мы за Победу. Конечно, великая Победа, но мы драпируем Мавзолей, при этом оскопляем Победу и закрываем эту трибуну, с которой совершались два великих парада — 41-го и 45-го года. Это есть не двоемыслие, а какой-то дриблинг постоянный, которые превращает сегодняшнее общественное сознание в такую непрерывную вибрацию. НРЗБ У нас нет векторов, нет ценностей. Они есть, они у вас есть, у меня есть…
С.Крючков ― Как происходит складывание векторов, как происходит складывание логики, где ты, с одной стороны, бандит, а, с другой стороны, ты совесть нации, условно.
А.Проханов ― Это происходит потому, что в недрах сегодняшнего государства, условно говоря, лужковцы, которые являются его духовными и материальными людьми, то есть коррупционеры, воры, грабители, беззастенчивые лжецы, весельчаки, — они все существует в сегодняшней власти. И другая часть власти, которая стремиться с этим покончить, видит в этом опасность. Кажется им, что это все кончится ужасно и плохо. Эта двойственность самой власти, которая проявляется не только по отношению к Лужкову, по отношению ко всему: и к Украине, и к горящим лесам, и к мемориалу. И к памятнику Дзержинскому, и к телу Ленина в Мавзолее, и к подарку, который Путин сделал сегодня ребенку и подарил ему гитару. Причем оказалось, что ребенок живет, чуть ли не снимает угол в квартире, нет у него собственного дома. Он будет бренчать теперь на гитаре на лестничных клетках.
Это все нетвердость этой структуры. И позднепутинское государство должно с этим покончить. Должен возникнуть государственный вектор. Если Победа является нашей идеологией, а она является, потому что вынь Победу — все рассыплется, то за Победой должны следовать эти векторы великого единства, векторы мистической победности, доминанта духовного над материальным, жертвенность — всё то, что и создавалось русскими людьми, выстраивающими свою государственность.
С.Крючков ― В этом смысле ковидная история и пандемия, она вносит этот раздрай в функционирование этого шара с броуновским движением и поиском результирующего вектора, о котором вы говорите или нет? Какой-то элемент дестабилизации здесь видится.
А.Проханов ― Колоссальный. Я даже не буду перечислять, какое количество противоречивых вбросов, суждений, дискуссий, распрей идет в интернете. И эта неопределенность, это множество разных, исключающих друг друга представлений. Чем более, кстати, сумасшедшее это представление, тем оно действеннее. И все это наматывается в клубки, все это создает кому ужаса и какой-то истероидности. Это все превращается уже в самозапущенную и саморазвивающуюся систему. Ее не нужно стимулировать, она стимулирует сама себя. Ее невозможно остановить.
Мои друзья из провинций, из губерний говорят, что губернаторы в растерянности, они не знают, что делать. Центр дает одно указание, потом другое. Открывать ковидные клиники, закрывать ковидные клиники, давать надбавки — не давать; делать дистанционное — не делать; устраивать локдауны — не устраивать.
И вот эта неопределенность мешает управлять губерниями, регионами, мешает управлять страной. Из этого надо выходить. Мы с этого начинали. Как выходить из этого кома нарастающей неопределенности, нестабильности? Либо по-сурковски, через войну, то есть спалить весь этот хаос, весь этот бунт на полях сражений. Либо через анонсацию великого проекта. Этот проект есть, его контуры есть. Мои коллеги, мои друзья из Изборского клуба сформулировали этот проект, сформулировали эту идеологию. Этот проект лежит на столе у власть имущих.
С.Крючков ― Этот проект по технологической линии должен осуществляться или это мировоззренческая какая-то штука?
А.Проханов ― Это все вместе. Это проект, который связан с идеологией Победы. И эта идеология должна быть как бутон разойтись на несколько лепестков, должна смениться политическим и технологическим.
С.Крючков ― Идеологией Победы, укорененной в нашем совместном российском, русском будущем или в нашем советском далеком прошлом? Потому что жить прошлым до бесконечности невозможно.
А.Проханов ― Я вам сказал, что это идеология Победы, она исходит из прошлого и устремляется в грядущее. Главное в этой идеологии — победность русской истории. Это та победность, которые обеспечивает каждый раз после очередного падения воскрешение и одоление. Вот эта победность, которая связана с особым русским чудом, о на является основной нашего исторического существования. И эта победность вошла в эту идеологию. Эту идеологию сейчас необходимо оформить политологическим языком, чем занимается мой Изборский клуб.
И необходимо оформить метафизически, религиозно, потому что вот эта русская Победа, Победа побед, куда укладываются все победы поля брани, все победы русской иконописи, Серебряный, Золотой век, а так же самое главное — победа после 91-го года. Нам удалось перепрыгнуть эту пропасть, этот разрыв ельцинский и выстоять, и создавать новое государство. Это сверхпобеда. Это Победа побед. Нам необходимо создать еще и религиозную концепцию этой победы. То есть для идеологов, для проектантов здесь огромное поле для творчества.
