О мигрантах и коррупции
Шамиль Султанов
«Главная беда – не мигранты, а коррупция»
Наша беседа с Шамилем СУЛТАНОВЫМ, историком, философом, публицистом, возглавляющим российский Центр стратегических исследований «Россия-исламский мир» началась с того, что послужило ее поводом.
Как стоит воспринимать недавние прогнозы-предостережения американских экспертов по поводу ускоренной «исламизации» России?
– В свое время, еще в 60-е годы прошлого века, рассуждения, очень похожие на эти, уже посещали головы американских стратегов. Они говорили о том, что рост ислама приведет к краху коммунизма и развалу СССР. Прогнозировали, что Политбюро к такому-то году будет состоять сплошь из мусульман, армия станет исламской и т.д. В этом было много лукавства, поскольку США сознательно делали ставку на противопоставлении мусульман и не мусульман.
Позже, уже с российской стороны подтянулась идея академика Сахарова о территориальном делении России на сто с лишним независимых автономий. Имелись в виду в том числе субъекты исламские и не исламские. Это означало бы попросту раскол страны.
Повторение сегодня этого не нового тезиса ошибочно и с аналитической точки зрения. Какой регион в наименьшей степени подвержен сегодня росту радикального ислама – так это именно Россия. В Башкирии и Татарстане исламисты-радикалы практически отсутствуют, а те проявления, которые отмечаются, связаны с приезжими из Средней Азии. В Дагестане и Кабардино-Балкарии, по моим подсчетам, радикалов – 1–3%, не больше. Данные по Германии или Великобритании должны вызывать куда большие опасения.
– Но трудно спорить с тем, что Москва и крупные города России переживают этническую и религиозную трансформацию… В дни крупных мусульманских праздников это особенно заметно.
– Определенная трансформация, безусловно, происходит. И связана она с молодым поколением мусульман, которое оставляет свои дома. Их нынешнее состояние там не сулит ничего хорошего в экономическом и социальном смысле.
И другой аспект. Наша страна была глубоко идеологизирована. На этом держалось братство и общность советских народов. Потом в одночасье все рухнуло. Образовался огромный вакуум. И люди стали обращаться к вере. Во всех религиозных доктринах сформулированы системы моральных ценностей, кодексы поведения, разделения на «хорошее» и «плохое».
– Вы считаете, что благодаря атеистическому прошлому у жителей бывшего СССР сохраняются некие «антитела», которые препятствуют распространению наиболее радикальных религиозных теорий?
– Да, инерция пока нас выручает, но это фактор затухающий. Модели, которая могла бы прийти на смену прежним идеологическим основам мирного сосуществования разных религиозных общин, пока нет, и ее не просматривается. Помните, в начале «нулевых» годов об исламском фундаментализме заговорили как об угрозе безопасности страны, потом на время все успокоилось? Сейчас снова этот страх возвращается.
– Теперь эти страхи напрямую связаны с усилением миграции. И вспышками «точечных» конфликтов, вроде недавних событий в московском Бирюлеве. И терактом вроде волгоградского. И крайней неопределенностью в позиции государства. Как вы оцениваете нашу миграционную политику?
– Я скажу резко: это истерика. Сегодня у власти нет политики в миграционной сфере. Долгосрочная политика должна быть рефлексивной. Реактивная же политика – сама по себе угроза, поскольку создает сиюминутную иллюзию решения, но в итоге лишь осложняет проблему. Власть признала, что мы сползаем в кризис. Надо что-то делать. Проводить рейды и зачистки с трансляцией в прямом эфире? Мы наблюдаем примитивную реакцию на сложные проблемы. Я не верю, что таким образом что-то можно изменить.
Базовая проблема России – это коррупция. Причем даже не коррупция – она есть везде, и на Западе, и на Востоке – у нас же коррупционная система. Она заправляет жизнью в стране вне зависимости от того, какие слова произносятся в Кремле. Правящий класс сегодня – это коррупционеры. Даже очень хорошее, но изолированное решение в этой ситуации обречено на провал. Очень красочно об этом говорил Черномырдин: «Хотели как лучше, а получилось как всегда…»
Как борются с коррупцией в какой-нибудь северокавказской республике? Находят вроде бы честного, незапятнанного человека, сажают его туда во властные структуры. А потом вдруг удивление: он начинает окружать себя не теми людьми, начинает интегрироваться в ту самую систему, которую все хотели искоренить. А он просто, чтобы выжить, вынужден идти на нарушения: одно, потом другое, третье. И вот он уже повязан. Потому что это снова изолированная попытка борьбы с коррупцией в системе общенационального и почти тотального криминала.
– Похожая ситуация и с рядовым трудовым мигрантом, который приезжает в Москву…
– Конечно! Мы все сильно хотим, чтобы он был законопослушным, честным и смирным. Но в первом же подземном переходе ему предлагают «быстро и качественно» оформить регистрацию, разрешение на работу, любые документы, связанные с ведением бизнеса. Он сталкивается с системой, в которой криминал, миграционные, всевозможные контролирующие и правоохранительные службы зачастую составляют единое целое. И какой у него выход?!
В Китае коррупция тоже зашкаливает. Но они это осознали пару лет назад. И за этот период посадили в тюрьму за коррупцию 400–500 тысяч человек. А у нас за то же самое время – полторы тысячи!
– В этой самой рефлексивной миграционной политике нам мог бы пригодиться какой-то опыт зарубежных государств либо наш собственный – из советского или более раннего прошлого?
– Это очень любимое нами увлечение – искать где-то опыт и применять его на нашей практике. И вот мы возвращаемся к теме изолированных решений. История – очень мудрая тетка. Что она не делает – все без повторов. Поэтому никогда и нигде нет готовых универсальных на все времена решений. Так поступают «двоечники»: пытаются откуда-то списать сочинение или решение задачи, вместо того чтобы включить мозг и потрудиться самому… А в итоге в четверти – все равно «неуд».
– А как вам идея обучать исламской «умеренной» теологии в России в целях сдерживания исламского радикализма? О ней давно говорят эксперты, а на прошлой неделе упомянул президент Владимир Путин.
– Была в России богословская школа – спору нет. И были времена, когда татарские муллы ездили в Бухарский эмират, который переживал упадок веры. Но потом все это было утеряно. Сменились 3–4 поколения, и мир уже не тот. Сегодня мусульмане едут учиться в Каир, страны Персидского залива, Турцию.
Университеты у нас и сейчас есть. Но создание целой школы теологии с «нуля» – это эпохальный проект, на него надо положить 20–25 лет… Не хочется снова вспоминать Черномырдина и думать о том, как это может стать новым направлением «освоения» бюджетных средств.
Трибуна 31.10.2013