Ответ на требования России о гарантиях безопасности получен. И он отрицательный. Перед Россией враг – договориться с ним невозможно, и договариваться – глупо.
Вопрос не в том, что Россия может сделать в ответ на неготовность западной коалиции принять ее требования по обеспечению безопасности: может она сделать что угодно, вплоть до уничтожения оппонентов. Вопрос в том, на что, в таком случае, она готова пойти, и — что еще важнее — на что готова и решится элита России, и даже не в варианте силового противодействия, а в варианте пересмотра всей линии отношений с Западом и стратегии развития России.
Когда после объявления российских требований ее политические оппоненты и сопровождающие их комментаторы стали с сарказмом спрашивать, что же Россия сможет сделать в ответ, если ее требования не будут выполнены, это, конечно, была однозначная спекуляция. На которую, правда, комментаторы с российской стороны отвечать оказались не готовы. И более того: если в первые дни после предъявления российских требований они еще смутно, но решительно отвечали: «Тогда вам всем будет плохо! У нас такое есть – не обрадуетесь!», то по мере эскалации угроз Запада они стали не менее решительно отвечать: «Да какая война! Кому она нужна! Кому нужно завоевывать Украину, никто на нее не нападет!».
И самый забавный мотив примирительного ответа – да Россия ничего плохого Украине не желает, это ее противники хотят войну спровоцировать, Россию в эту войну втянуть и привести к катастрофе.
Чуть ли не копирка того, что официально объявлялось весной и в начале лета 1941 года: слухи о войне с Германией – чистая провокация, попытка английского руководства столкнуть СССР и Германию в роковой схватке в интересах Британии. Политиков и генералов, предупреждавших, что война на пороге, обвиняли в паникерстве, снимали с должностей, заставляли молчать, а в результате – парализовали их же работу по подготовке своих приграничных частей от отражения неизбежного удара.
Конечно, там все было сложно, только когда приходится слушать комментаторов, одновременно обвиняющих киевский нацизм, но уверяющих, что «ни на какие провокации мы не поддадимся!», аналогии возникают.
Вопросы в публичное пространство: «А что Россия может сделать?» — бессмысленны и спекулятивны по определению.
Во-первых, потому что публичные комментаторы – не советники ни президента, ни Генштаба – и всем объемом информации обладать, с одной стороны, не могут и не должны, а если и обладают, то нелепостью было бы публично кичиться своими знаниями.
Во-вторых, в подобном случае вообще не объявляется заранее, чем страна ответит на недружественные действия оппонента: ответ должен быть стремителен, внезапен и неожидан.
В-третьих, вообще стоит вопрос, зачем и какой ответ нужен России. И, собственно, от кого. И нужен на деле ответ положительный или ответ отрицательный.
То, что положительного ответа не будет, для объективного наблюдателя было понятно. Вместе с тем было понятно и то, что требования России были более чем умеренными и компромиссными: не расширять НАТО, не приближать его инфраструктуру к России. То есть требования не носили характер максималистских и выражающих то, что, по большому счету, являлось бы ее справедливыми требованиями:
- признание и восстановление границ 1985 при восстановлении Союзного государства,
- признание и восстановление зон ответственности России как преемницы СССР, в соответствии с форматами Ялтинско-Потсдамского мира,
- роспуск НАТО,
- вывод с территории Европы всех вооруженных формирований США,
- принятие бывшими европейскими членами НАТО статуса вечного нейтралитета при роспуске вооруженных сил и гарантиях их суверенитета и безопасности со стороны России,
- выплаты России странами Запада, в первую очередь Соединенными Штатами, компенсации за причиненный этими странами России ущерб в период с 1990 по 2021 год.
Это то, что Запад должен России. Но это то, на что он сегодня добровольно не согласится. Просто эти требования должны оглашаться и повторяться постоянно, делая их привычными и воспринимаемыми как подлежащими выполнению. Запад нужно приучить к тому, что Россия это требует и от требований не откажется и, так или иначе, но их однажды придется выполнить — и это не страшно и нормально.
Будь требования такими – слишком многие на сегодня объявляли бы их непомерными и по определению не подлежащими исполнению. Со временем их бы удовлетворили. но, судя по тому, что предъявили много более умеренные требования, России в данном случае важен был не конечный результат в будущем, а непосредственно сегодняшний. Хотя было понятно, что и эти умеренные требования Запад не удовлетворит.
То есть задачей России было получить не согласие Запада, а его отказ. Но нужен был отказ именно от требований умеренных и воспринимаемых как естественные и разумные.
Отказ развязывает России руки для осуществления тех действий, которые она будет считать необходимыми в противостоянии США и о характере которых она теперь может и не объявлять. Отказ означает, что Россия вправе вести себя по отношению к отказавшемуся от компромисса противнику как к враждебному государству, подтвердившему свою враждебность и свои агрессивные намерения в отношении России.
Но самый важный адресат всей этой ситуации находится даже не вне страны – а внутри нее.
Как факт – элита России не едина. И определенная часть ее изначально противится курсу на самостоятельность и противостояние Западу, настаивая на урегулировании с ним спорных отношений и постоянно вызывая к проведению все новых переговоров и поиску компромисса. Кто-то в это действительно верит. Кто-то сознательно затягивает Россию в ловушку съедающих время переговорных процессов. Кто-то претворяется, а кто-то действительно никак не хочет понять, что для США переговоры – это лишь способ выигрыша времени, а любые мирные договоренности подлежат исполнению, только пока они им выгодны. И разрываются и отбрасываются, как только выгодным становится их нарушение.
Выдвинув умеренные, но конкретные и фиксируемые требования гарантий безопасности, Россия продемонстрировала: с США действительные договоренности невозможны — ни на что определенное и полноценное США не согласятся никогда.
Возможно, здесь была некая внутриэлитная договоренность между патриотической и коллаборационистской фракциями элиты: «Попробуем в последний раз. Согласятся – утверждаем курс на сотрудничество. Не согласятся – курс на стратегическое противостояние».
То есть главное в обращении к США с предложениями о компромиссах – это вопрос собственного самоопределения: либо Россия продолжает прежний курс «интеграции в мировую систему», либо она переходит к созданию своей системы и своей автономной экономики.
Это – главное, на что нужен ответ. Что, среди прочего, предполагает и соответствующие «военные и военно-технические» выводы.
Пока ответ, который дала западная коалиция, по сути отрицательный и ориентированный на забалтывание сути вопроса. Запад отказывается учитывать заявленные интересы России. Но важнее и то, что он откровенно демонстрирует: пытаться договориться с ним бесполезно.
И просто нужно принять и осознать то, что вменяемым людям было понятно давно: перед тобой враг, реальные договоренности с которым – невозможны.
