— Александр Андреевич, вы недавно на сайте своей газеты «Завтра» опубликовали статью под названием «Идеология Русской Победы». И по стилистике, и по содержанию это фактически летопись. Русские летописи были одновременно формой первоначального самоутверждения народа и посланием потомкам. Правильно ли я понял вашу статью? И если да, то кому ваше послание?
— Вы всегда правы, потому что очень искренни в разговорах. И ваше впечатление отливается в формулу. А все, что искренне, то истинно. Но я, когда писал эту статью, не считал себя Нестором Летописцем. Я не хотел засвидетельствовать быстротекущие времена. Я не хотел закрепить события — этим я занимаюсь в моей прозе. Мои романы — это летопись. Правда, это летопись моих лет, моей истории, моих событий.
Я подробно войну за войной, переворот за переворотом, драму за драмой, откровение за откровением описываю это в моих романах. В этом смысле я Проханов Летописец. Эту же работу, рискуя оказаться пафосным, я бы назвал откровением.
Это работа о том, кем является мой народ, какая сила движет моим народом от его сотворения до нынешних дней и дальше. Что это за таинственная, грозная, мощная и прекрасная сила, живущая в народе и позволяющая ему оставаться народом на протяжении тысячи лет и нести в себе этот образ Рая — образ благодатного бытия. Не образ благополучия, не образ сытости, не образ могущества — а именно образ Царствия Небесного. Понимая, что этот образ является самым сущностным, самым важным, что делает нас русскими, я захотел выразить его имеющимися у меня средствами, опытом моих 84 лет жизни.
— Процитирую вас, вы пишите, что Россия каждый раз «восставала и являла себя в новом восхитительном блеске». Но это было после сокрушительного падения. А сегодня ведь все не так уж плохо. Вам не кажется, что сегодня Россия истосковалась по тем катастрофическим испытаниям, которые преподносились ей на протяжении всей истории? Что мы способны на подвиги, но не адаптировались к условиям современной «гибридной войны»?
— Нет, я так не считаю. Самое страшное потрясение, которое выпало на долю России, это потрясение 1991 года. Не было ничего более страшного. Тогда распалась связь времен, исчезла одна формация — имперская, красная, — а другая еще не народилась. Это было ужасное безвременье. Оно таким же было, наверное, и в 1917 году, и после смерти Бориса Годунова, и после нашествия монгол на Киевскую Русь. Это было страшное испытание. И это испытание Россия выдержала. Потому что после 1991 года страны не было, не было государства, а значит, и не было народа. Это пространство резала и топтала чужая цивилизация.
Люди, которые представляли русское правительство, были враги, они ненавидели страну, они были посланцы другой цивилизации. Чего стоил Гайдар, который слепо копировал западные экономические и социальные модели, Россия закрывала великие заводы.
Но Россия выдержала эту чудовищную драму и она опять выстроила свое государство. А все остальные муки, которые мы испытывали, это муки рождения новой пятой империи. Все, что сейчас происходит, что вы называете гибридной войной, это можно назвать русской контратакой. Россия, отброшенная 1991 годом со своих исконных рубежей пространственных и мировоззренческих, медленно, но неклонно возвращает себе свои потери, свои смыслы. И после 1991 года у нас было очень много всяких побед, Россия контратакует после Крыма и после Донбасса, после возвращения на Ближний Восток, после возрождения разоренных американцами и Чубайсом наших оборонных заводов. Сейчас идет очередная фаза этой контратаки.
— Когда вы говорите о Русской идее, вы ведь говорите не о национальностях, а о стержневой культуре. Но ведь империя — это всегда полифония культур, традиций. И вот в наших регионах, особенно южных, очень много молодых людей интересуются исламом. Есть и очень яркие лидеры, как Рамзан Кадыров, например. У вас нет опасений, что через сто лет Россия будет не «храмом на холме», о котором вы всегда говорите, а «мечетью на горе»?
— Вы знаете, можно исходить и из этого. Можно исходить из того, что Россия будет «синагогой в пещере», например. Или каким-нибудь африканским капищем в дупле дерева. Я исхожу из моего внутреннего духовного авангарда и из того понимания русской истории, которое дает мне право утверждать, что этот вектор русской истории на протяжении тысячи лет неизменен. Опасений масса. И впереди еще очень много тревог, разочарований, горестей. Я просто верю в то, что ноосфера победит. В то, что Вернадского заставляло в самые страшные чудовищные дни, когда немец был уже под Волоколамском, писать в своем дневнике: «Ноосфера победит». Он верил в ноосферу. И я верю в русский символ, в русскую победу, в русское стремление к Царствию Небесному.
— Кажется, вы говорите о духовной жизни каждого отдельного человека? Ведь не может всеобщий вектор упрощения и деградации, который сейчас можно увидеть везде, начиная с ЕГЭ и кончая телевизором, привести вдруг неожиданно к какому-то положительному результату? Под Москвой люди клали головы, проливали кровь. А сейчас что мы делаем ради идеи?
— Под Москвой проливали кровь одни люди, а другие во власовских дивизиях сражались, коллаборационисты. Там тоже не все было идеально и прекрасно. Но общий вектор русской истории был таков, что ноосфера должна была победить и победила. То же самое и сегодня. Конечно, сегодня мало кто проливает кровь. Но что-то такое с 1991 года Россия проливала, если удалось вырваться из этого чудовищного капкана, который поставила нам история. И мы оттуда вырвались.
Две чеченские войны стоили нам крови. Подъем военной индустрии стоил нам огромных напряжений, когда старики из последних сил возвращались на заводы из своих пенсий, чтобы поделиться с молодым поколением своими военными секретами. Это тоже огромный духовный подвиг. А чего стоит Донбасс… Россия контратакует с целью построения благого, справедливого царства.
Моя статья, если возвращаться к ней, направлена на то, чтобы категорию победы раскрыть не просто в военных аспектах или геостратегических, а в духовных, метафизических. Это Победа побед. Это Победа над всеми кавернами, над всей темой, которая скопилась не только в сегодняшней России, но и в человечестве в целом. Когда я говорю о победе, я говорю о том, какие коды существуют в русском народе, за счет чего он достигает этой Победы. Это код великого труда, код постоянного воскрешения, код русского чуда, код общего чуда, код «Россия — душа мира». Победа одерживается во имя всего человечества, всей земной жизни.
— Русскому народу всю его историю было свойственно тонкое чувство сострадания. В этом свете как воспринимать обещания «резать головы»? Пускай даже это право Кадырова разбираться со своими врагами. Но заявлять об этом вот так на всю страну — это не нарушение наших кодов?
— Эта вспышка, связанная с Рамзаном Кадыровым, — это такая мелочь! Это такая капля, такая пылинка! Либеральные СМИ набросились на Кадырова, они ходят за ним по пятам, выискивают всевозможные неточности или недостатки в его правлении. А нам негоже этим заниматься. Это периферийные вещи. Ведь когда наступает пора великой смуты, в недрах этой великой смуты такое происходит в народе! После смерти Годунова, во время этих Шуйский, во время семибоярщины — такое неслось в народе, столько было хаоса, все клубилось.
Посмотрите, что было на Украине в 1917 году. Чего там только не было! Когда говорил атаман Краснов, что казаки — это не русские. Вырывали из русского народа целые клочья национальные.
Что там вам Рамзан Кадыров? Вы об этом вспомните завтра? А вчера вы о нем знали? Это не более чем информационный всплеск, устроенный не мною и не моими друзьями, а моими противниками, даже врагами.
— Вот сейчас много говорят, что ситуацию раскручивают либералы. Но ведь заявления-то делает он, а не либералы.
— Да, вот я возьму в сердцах и крикну: я им сейчас головы оторву. Я и кричал так в сердцах, когда спорил со Сванидзе или Шендеровичем (признан властями РФ иностранным агентом, — прим. ред.). Вот он говорит, что голову оторвет. Но он что, оторвет голову Прилепину, что ли, или вам, или мне?
Он в сердцах крикнул это тем, кто идет за ним по пятам, либералам. Тем, кто посвящает ему непрерывные расследования, непрерывные возводит обвинения против его правления. А он тоже находится в состоянии такой непрерывной осады. Тема Кадырова, так же как тема какого-нибудь случившегося где-то в отдаленном поселке инфаркта, периферийна.
Тем более я вам скажу, я — кадыровец. Я знаю, что такое Чечня. Я прошел две чеченские войны. Я знаю, чего стоило России и русским остановить эту страшную бойню. И какую роль в этой бойне играли Ахмат и Рамзан Кадыровы. Для меня это важнее всех курьезов. Поэтому обсуждать Кадырова негативно я не стану. Я — кадыровец.
