Всё в русской культуре теперь заговорило о дне сегодняшнем. «Клеветникам России» Пушкина, «Славянам» Тютчева, «Скифы» Блока, «Наступление» Гумилёва, «Белая гвардия» Булгакова, «Молодая гвардия» Фадеева, «Родина-мать» Вучетича, «Апофеоз войны» Верещагина, «Обыкновенный фашизм» Ромма, «Время, вперёд!» Свиридова…
Во всём открылись прежде потаённые смыслы, всё предстало как пророчество: «Вы грозны на словах — попробуйте на деле!»; «Славянское самосознанье, Как божья кара, их страшит!»; «И вы, глумясь, считали только срок, Когда наставить пушек жерла!»; «И так сладко рядить Победу, Словно девушку, в жемчуга, Проходя по дымному следу Отступающего врага».
Зазвучала музыка неведомых сфер, возникла иная скорость действия. Не просто сдвинулись границы республик и империй, а сместились тектонические плиты, в разломы хлынула история. В такую пору является новый человек, пробуждается народ-богатырь.
Выйди «Ласточки Христовы» Юлии Бочаровой на экраны двумя месяцами раньше, это было бы кинопаломничество, документальный фильм о нынешней русской православной миссии в Черногории. Но теперь он о гораздо большем – о добровольцах духа, об ополченцах Господа Бога.
Русские и черногорские монахи, словно первохристиане-катакомбники, молятся в нерукотворном пещерном монастыре в виде креста, несут вместе этот каменный крест. Другой русский монах-отшельник восстанавливает заброшенный скит. Московские монахини оставляют налаженный монастырский быт и отправляются туда, где нет ни электричества, ни воды, где придётся одолевать холод, брать более суровые послушания.
Но русские монашествующие не ропщут, не унывают, ведь невозможно стенать и отчаиваться, когда ты дома. А русский «странный человек», очарованный странник, всегда дома, если он пришёл к Богу. И тем более дома, если рядом братский народ, с которым молишься на одном языке, с которым пережил схожую историческую трагедию — убийство страны и междоусобную рознь. Верные истине и памятливые черногорцы по-прежнему почитают царя Николая II и русских святых – современников святителя Саввы Сербского.
Я смотрел фильм, и мне вспоминалась наша Троице-Сергиева лавра. И Черногория с её православными монастырями, и холм Маковец, на котором преподобный Сергий основал духовную столицу России – это места, где земля ближе к небу, ближе не в зримой и осязаемой высоте, а в высоте молитвенной, возводящей на небесную лествицу.
Если придёшь на службу в храм Московской Духовной Академии, что на территории Лавры, то в определённый момент неизменно услышишь из алтаря хвалу Богородице, возносимую сербским монахом. В его особом распеве, в жестковатых звуках речи голос родных нам южнославянских стран.
Когда черногорцы на большой высоте затеяли восстановление храма в честь Сергия Радонежского, его можно было только доставить по воздуху уже сооружённым. С усилием поднимаясь ввысь, вертолёт своей ношей промыслительно начертил в небе крест, и храм, проделав небесный путь, белым ангелом опустился на гору. Как похож он на Троицкий собор Лавры, в котором хранятся мощи святого Сергия: и этот белокаменный витязь кажется не возведённым от земли к небу, а ниспущенным Спасителем из своих чертогов.
Молящийся в фильме по чёткам монах тоже напомнил мне горячего молитвенника из Троице-Сергиевой Лавры: чётки в его руке на мгновение показались терновым венцом, звенья их — острыми шипами, язвящими пальцы. Представилось, что у этих монахов одни чётки на двоих, они перебирают их одновременно. В такой духовной связи они вытягивают мир из пропасти. Каждая их молитва – спасённая человеческая душа.
Служение монахов – духовная брань с тем, кто ведёт «войну против Бога и его святынь». Этот враг может принимать человеческое обличие, создавать себе земные царства, призывать в услужение целые народы, вооружать их, озлоблять, делать беспамятными, лишать ума и сердца. Чтобы одолеть врага, приходится открывать сразу несколько фронтов и не только тех, что можно нанести на военную карту. Это фронты ценностей, образов и смыслов. На них плечом к плечу с нами вечно живые русские ратники. Советский фронт со Сталиным, Жуковым, Матросовым, Кожедубом, Твардовским… Евразийский фронт с Данилевским, Николаем Трубецким, Львом Гумилёвым… Славянский фронт с Аксаковыми, Самариными, Киреевскими, Хомяковым, Тютчевым… с черногорцами, которых ведёт за собой митрополит Амфилохий.
Он – могучий духовный воин, подпиравший своими плечами небо, срывавшееся на растерзанную Югославию, готовый руками ловить НАТОвские бомбы. Самоотверженный пастырь, что возглавил многотысячный крестный ход восставших против притеснения сербских церквей в Черногории. Спасибо тебе! Хвала тебе! Ты, великий подвижник и «добрый дедушка», родной для каждого, не умер. Ты вновь родился – в Царствии Небесном. Ты по-прежнему на службе с черногорцами, сербами и русскими. Тебя видят молящимся в алтаре.
Тебя прозревают монахи и монахини. Эти ласточки Христовы, птички Божии, свободные от всего суетного, привязанные только к небу. Распростёршиеся крестом во время пострига, они, действительно, похожи на летящих ласточек, которым предстоит закрывать собой землю от ядовитых стрел, от кассетных бомб. У каждой из ласточек золотая солнечная нить: в своём полёте они помогают Богородице ткать охранительный Покров.
Я посмотрел этот фильм в большом зале кинотеатра один, рядом не было ни единого зрителя. И до, и во время фильма казалось, что вошёл в церковь среди дня: всё налито нездешней тишиной, недвижимо. Ты смотришь на героев, а они благословляют тебя, и на душе от их улыбок «радость велия». Твёрдую почву ощущаешь под ногами, вспоминаешь ободряющие слова: «Претерпевшим до конца даруется Победа!».
На премьерный показ люди не спешили. А ближе к вечеру собирались на боевики и комедии. Эффектная пустота ещё остаётся притягательной. Но днём из озарившегося кинозала вылетела ласточка: я слышал быстрый шелест её крыльев. Что-то недоброе вокруг поёжилось, насторожилось — ласточка устремилась рассекать пустоту.
