— Николай Викторович, недавние переговоры российской и украинской сторон в Стамбуле вызвали немалый резонанс и множество противоречивых мнений. А вы что думаете об их итогах?
— Я думаю, что итогов у этих переговоров нет, не будет и быть не может. Просто потому, что сегодня точки соприкосновения вообще никак не соприкасаются. Это параллельные вселенные. Россия требует денацификации, демилитаризации, признания со стороны Украины независимости ДНР и ЛНР, есть и другие пункты. Но все они для той стороны, видимо, неприемлемы, о чем заявил и Зеленский.
Поэтому перед нами некий процесс ради самого процесса. Такая, знаете, сложная геополитико-дипломатическая игра, и конечную ее цель мы с вами можем не всегда понимать. Но сам факт ведения этих переговоров дезориентирует российское общество! И на прошлой неделе мы стали свидетелями, собственно говоря, достаточно серьезной отрицательной реакции очень многих граждан нашей страны. Но это только полбеды. Сам факт этих переговоров дезориентирует вооруженные силы Украины, которые думают, что наша операция может быть окончена неким иным способом, кроме победного окончания для России. Это тоже важно. Это вместо того, чтобы сложить оружие, отправиться домой и дальше жить спокойной жизнью. Это дезориентирует население освобождаемых территорий, которые боятся сотрудничать с Россией, выражать свою поддержку. Потому что, может быть, через неделю вернутся бандеровцы и всех просто перережут. Так что я вижу, что отрицательного пока больше, чем положительного.
Единственное, что идет в плюс этим переговорам, — решение каких-то гуманитарных вопросов. Но каких? Было произведено два обмена пленными. Думаю, что этих солдат можно было бы обменять и без такой большой дипломатической шоу-миссии, это во-первых. Во-вторых, количество людей, которые, к сожалению, продолжают гибнуть в результате иллюзий, в которые погружен и украинский народ, и украинские вооруженные силы, — больше, чем число жизней, которые от этого удается спасать.
Ну и последнее — гуманитарные коридоры, появление которых тоже вроде как было или должно было стать неким следствием этих переговоров, по сути, были открыты вопреки действиям украинской стороны. Поэтому, честно говоря, никаких положительных итогов этих переговоров, как я уже сказал, нет, не будет и быть не может.
— Правильно я понимаю, что вы на сегодняшний день противник любых переговоров с Украиной?
— Здесь впору задать себе вопрос: а о чем вести переговоры? Россия сказала: «Сегодняшний киевский режим — это опасное образование для России, самой Украины, Европы и, наверное, всего мира. Сегодняшняя украинская власть должна лишиться возможности обстреливать Донбасс ракетами, системами залпового огня». То есть она должна быть демилитаризована. Но это только часть вопроса. Вторая часть: что такое денацификация? Когда нет, не существует и не будет политиков, которые могут отдать приказ отправить в Донбасс войска или вот эту ракету, которой уже не существует. То есть украинское государство должно возглавляться иными людьми с иным складом ума и без вот этой националистической составляющей. И у них не должно быть лояльного инструмента, для того чтобы кого-то убивать.
А теперь давайте спросим себя: нынешняя киевская власть способна пойти на это? Ну конечно, нет. Это, знаете, как в 1943 году требовать от Гитлера разоружить вермахт и распустить войска СС. Поэтому все должно быть последовательно. Сначала должна пройти демилитаризация, а потом — процесс денацификации. Но демилитаризация возможна только в случае, если вооруженная сила перестанет существовать, если она сложит оружие, прекратит оказывать сопротивление. И дальше будет просто сломан военный потенциал, утилизировано вооружение, переданы в армию ДНР, ЛНР танки или системы залпового огня. Вот этот процесс сама украинская власть провести не может. Но и денацификацию тоже она провести не может. Они же не могут сами себя отправить на скамью подсудимых. Так что я не очень понимаю, о чем переговариваться. Самого предмета для обсуждения не вижу.
— А если украинская сторона согласится выполнить все условия, тогда возможны переговоры?
— Это называется не переговоры, а капитуляция, которая осуществляется очень просто. Главнокомандующий украинскими формированиями Зеленский отдает приказ сложить оружие. Оружие складывается. Все, военная часть заканчивается. Процесс демилитаризации если не закончен, то почти закончен. Дальше начинается работа следственных органов над теми, кто совершал преступления.
Все, на всей остальной территории Украины идет обычная, нормальная жизнь. Люди ведут детей в школу, ходят на работу, радуются весеннему солнцу и так далее. Наступает мир, который, я надеюсь, на столетия вперед придет на территорию Украины. Никто ни с кем не воюет, никто никому не угрожает. Все в порядке.
— Сразу после переговоров в Стамбуле даже заговорили о «втором Хасавюрте», где роль олигарха Березовского сыграл миллиардер Абрамович. Правда, эти разговоры, как начались, так и довольно быстро прекратились…
— Не все сравнения могут использоваться, потому что они очень часто приводят к затуманиванию происходящего. Соглашения в Хасавюрте были подписаны тогда при активном участии генерала Лебедя. Господин Березовский — да, участвовал в этом процессе, но был таким закулисным, теневым координатором этого всего. Политический процесс олицетворял Ельцин и в большей степени генерал Лебедь. Сегодня, мне кажется, уже даже самые отпетые критики Владимира Владимировича Путина убедились, что тезис «олигархи управляют Россией, а Путин их слушается» — это просто полная чушь, не имеющая никакого основания, никакого отношения к реальности. Так что это такой красивый журналистский штамп, не более того.
— Но нет ли у вас опасений, что российская элита, вроде бы сплотившаяся сейчас вокруг президента и армии, может расколоться на тех, кто, условно, согласен на некий компромисс, в том числе ради уменьшения возможных потерь среди наших солдат и офицеров, и сторонников битвы до победного конца? Вас как раз относят к последней категории.
— К сожалению, история нас учит тому, что в ее сложные моменты всегда находятся предатели. Но поскольку самого себя называть предателем, чувствовать подонком и мерзавцем очень некомфортно, то такие люди выдумывают какие-то красивые обоснования своим предательским действиям. Вот вы сказали: «Уменьшить потери». Сегодня «уменьшить потери» среди российских военнослужащих — это значит предать тех, кто уже погиб или ранен, и, самое главное, бросить первые семена будущего военного конфликта с будущим украинским нацистским государством, которое будет неизбежно милитаризовано и перевооружено Западом. То есть под видом каких-то пацифистских лозунгов идет просто подготовка к военному конфликту гораздо большего масштаба в достаточно близкой перспективе. Точно так же, как в феврале 1917-го предатели осуществили государственный переворот под лозунгом окончания войны. Они тем самым развалили российскую армию, обесценили гибель миллионов наших солдат и привели страну к Гражданской войне, в которой погибли миллионы. И все это было завернуто в красивые обертки свободы слова и всего прочего.
Поэтому, конечно, сегодня Запад делает ставку на внутреннее раскачивание ситуации, на поиск тех предателей, которые могли бы, по мнению Запада, изменить внутреннюю ситуацию, а значит, и политику России. Но я убежден, что РФ эти исторические уроки выучила. Наше общество сегодня достаточно монолитно. И реакция на странное информационное освещение переговоров в Стамбуле показала, что подавляющее большинство граждан России были обеспокоены только одним фактом — чтобы российская операция не остановилась, а продолжилась до конца.
— Я правильно понимаю, что идти на компромисс сейчас — это, по сути, предательство?
— Я не очень понимаю, что такое слово «компромисс» в тот момент, когда твоя страна ведет силовую операцию. Это что такое? Реально не понимаю подобной постановки вопроса. Наш Верховный главнокомандующий сформулировал цели, народ в своей основной массе согласен с ними, военнослужащие рискуют жизнью и гибнут для достижения этих целей. Какой тут может быть компромисс и, самое главное, с кем?
— Наши войска, по-вашему, должны взять Киев и другие ключевые города Украины? И что в таком случае будет с украинской государственностью, эта страна сохранится на политической карте мира?
— Вы сейчас задаете вопросы абсолютно технического характера. Давайте вернемся к изначальным целям. Вот когда мы говорим о победе, я хотел бы, чтобы ни у кого на Украине не было ощущения, что кто-то собирается ее победить. А именно этого эффекта и хочет добиться украинская пропаганда, говоря, что приходят какие-то захватчики и хотят чего-то там такое сделать. На самом деле Россия хочет очень простой вещи — чтобы на Украине был мир. Но добиться этого можно только одним способом — ликвидацией того режима, который в результате государственного переворота пришел к власти на Украине, перевооружился на западные деньги и в западных интересах начал гражданскую войну на территории своей станы. И начал ее, кстати, еще в 2014 году.
Так что Россия сейчас проводит операцию, для того чтобы этот военный конфликт просто закончить. Ну а что касается дальнейшего политического переустройства, то мне очень нравится лозунг «Украина — це Россия». Для тех, кто не знает, хотя, я думаю, таких единицы в России, на всякий случай переведем фразу с мовы на русский: «Украина — это Россия». Думаю, что каждый русский мову, в общем, понимает, точно так же, как каждый украинец прекрасно, замечательно говорит на русском языке, потому что мы один народ. Так вот, мне кажется, этот лозунг — правильная постановка вопроса. Как эту постановку вопроса реализовать в реальности — уже вопрос к российским политикам, государственным деятелям и политическим партиям.
— Но будут ли после всего, что произошло, украинцы нас считать братским народом?
— Здесь на самом деле стоит удивляться тому, почему до сих пор еще вещают украинские каналы, почему возможность отравлять сознание людей они еще не потеряли в результате точечных ракетных ударов. Это первое.
Во-вторых, надо, чтобы везде, в том числе и в вашей уважаемой газете, мы всегда выступали с одной и той же позицией: не существует братских народов — российского, украинского и белорусского, есть один народ и три его составные части. Это один народ. Поэтому не надо добиваться того, чтобы жители Украины считали русских братским народом. Повторю: мы один народ, а не братский народ. Это надо подчеркивать. То, что происходит на территории Украины, — гражданская война, которая развязана в 2014 году. И отрицать это сейчас, мне кажется, уже совершенно невозможно. Ну а наши украинские братья придут в себя, после того как вот этот информационный морок, в который они погружены, будет уничтожен.
Я думаю, что настала пора громогласно заявить о выдаче российского гражданства всем гражданам Украины. Мы хотим объединения, хотим, чтобы мы действительно были одним народом. Точно так же, как сегодня в Донбассе все имеют возможность получить российское гражданство — и большинство так и делает, — точно такую же возможность надо дать жителям всей остальной Украины. Сразу скажу, за исключением тех, кто совершил военные преступления, украинским нацистам, политиканам. Все остальные рядовые граждане Украины могут получить российский паспорт. Вот это правильная постановка вопроса.
— Каким вы видите наш «развод» с Западом? Мы теперь навсегда по разные стороны баррикад? На днях премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий признал, что русофобия сегодня стала мейнстримом в Европе и принята в качестве реальности. И, кажется, он не считает это проблемой.
— Вы знаете, дружба всегда была процессом непротивления двух сторон. Согласитесь, очень сложно дружить с кем-то, кто в ответ вас ненавидит, плюется в вас, рассказывает всякие гадости и вдогонку украл все ваши сбережения. Ну какая тут может быть дружба? Ошибка российской элиты заключается в том, что мы периодически на протяжении десятилетий пытаемся подружиться с Западом, несмотря на то что он этого делать не собирается. Но сейчас, после того что сделал Запад за последнее время, мне кажется, иллюзии можно отложить в сторону. Мы не можем быть с ними на одной стороне. Запад нас не любит, ненавидит, не понимает. Можете использовать любое выражение. И не хочет, чтобы мы были с ним на одной стороне. Он рассматривает нас как соперников на протяжении столетий.
А русофобия — это нормальное состояние западного обывателя, который периодически надевает военную форму и приходит в Россию, для того чтобы убивать русских. И только после того как мы лишаем его этой возможности, проводим демилитаризацию наполеоновской Франции или гитлеровской Германии, вот тогда начинается какой-то процесс взаимного узнавания и сотрудничества. Но он тоже длится недолго, а потом Европа возвращается в свое нормальное, к сожалению, для нее состояние, мягко говоря, нелюбви к России.
Вы знаете, мы ничего никому не должны. Мы идем своим путем. Если кто-то относится к нам хорошо, то мы можем идти с ним вместе, сотрудничать. Но, если кто-то плюется в нас, ну, как говорится, мы двигаемся дальше, «тьфу на вас еще раз», как говорили в советских фильмах. Только это уже с нашей стороны в их сторону. Нужно перестать стараться им все время понравиться. Не хотите нас любить — ну не любите. Покупайте наши товары, природные ресурсы, продавайте нам то, что нам нужно. То есть нормальная торговля. Когда вы приходите в магазин, это же не подразумевает, что вы должны любить продавщицу и директора этого магазина, правда? И они тоже не должны стараться вам жутко понравиться, за исключением хорошего обслуживания. А вот мы все время стараемся кому-то понравиться. Надо прекратить это абсолютно бессмысленное занятие.
— Кажется, и Западу не так уж нужно, чтобы они нам нравились…
— Посмотрите на эту ситуацию с другой стороны. Это «любишь не любишь, верю не верю» — прямо как игра карточная. Сегодня западные страны в открытую продают оружие тем, кто убивает наших солдат. Это что? На территории Украины находятся офицеры НАТО. Военными операциями командуют генералы НАТО. Там есть целые натовские подразделения, с которыми сталкиваются наши военнослужащие. И факты эти будут все в возрастающем количестве поступать в российские СМИ. Вот это как?! Это как называется? Это называется «война этих государств против России в основном чужими руками, а иногда прямо руками своих военнослужащих». Давайте называть вещи своими именами: там воюют не наемники, а кадровые военные стран НАТО, которых туда отправило их государство и их руководство! Да, за риск, с которым эта их командировка сопряжена, они действительно получают большие деньги. Но едут-то они не потому, что деньги большие, а потому, что их направили правительства Великобритании, Германии, Польши, Соединенных Штатов Америки и других государств. О какой любви здесь можно говорить?
Знаете, я думаю, что нужно провести интервью с военнослужащими Российской армии, с ополченцами ДНР и ЛНР, которые находятся на передней линии. Вот они вам все расскажут про любовь европейцев, расскажут, конкретно европейцев из каких стран они видели, с кем имели боестолкновения и чьи документы, обнаруженные у трупов, лежат у них в походном ранце. Вот эту любовь давайте озвучивать погромче.
— А потери России от конфликта не будут слишком большими? Наши экономика, культура, большой спорт могут оказаться в своеобразной резервации. Не опасаетесь, что народ, оставшись без значительной части хлеба и зрелищ, в условиях санкций и недопуска наших атлетов на чемпионаты мира и олимпиады, начнет роптать?
— Слушайте, нет чрезвычайной платы за то, чтобы в Донецке перестали убивать детей! Я не могу сказать, какая плата чрезмерна и как это можно взвесить в футболистах или в отсутствии чемпионата по водному поло, например. Это просто из параллельных реальностей. Даже не представляю себе человека, который может сказать: «Ради продолжения каких-то мероприятий, чемпионатов, торговли можно продолжать закрывать глаза на то, что происходило в Донбассе». Это просто за пределами моего понимания. Я таких людей не видел.
— Речь сейчас о том, что, возможно, придется перечеркнуть профессиональную жизнь тех же спортсменов, которые многие годы шли к своим большим победам…
— Я готов ответить. Мне жаль наших профессиональных спортсменов. Действительно очень их жаль, но, вы знаете, ситуация, которая сложилась… ее сложили не мы. И мы выступаем за то, чтобы спорт действительно был вне политики! Я не очень понимаю, в чем виноваты наши футбольные клубы или представители других видов спорта, которых вычеркнули из международных соревнований. Ну это безобразие какое-то! Но это сделали другие. И, ради того чтобы опять-таки им понравиться, чтобы они изменили свое решение, мы что должны сделать?! Предать русских в Донбассе? Предать самих себя? Предать наших ребят, которые, рискуя жизнью, ликвидируют угрозу для России?!
Мы очень сожалеем по поводу того, что делает Запад, но мы не можем, для того чтобы он изменил свою политику, отказаться от самих себя. А он хочет именно этого. В этом смысл санкций — вызвать недовольство внутри страны. Причем, обратите внимание, это направлено, с одной стороны, на обычных людей или спорт, попытки создать дефицит, увеличить стоимость жизни, товаров. А с другой — целевым образом бьют по элите, запретили поставки товаров роскоши: алмазов каких-то там, бриллиантов, что для рядового россиянина выглядит смешно. Но ведь те, кто придумывает санкции, не дураки. Они элите пытаются наступить на любимую мозоль. И эта если элита, ради того чтобы покупать бриллианты, готова предать свою страну, то это не элита, а накипь какая-то. Нужно России и российскому народу взять шумовку, вот эту ложку с дырочками, — эту накипь снять и отправить в политическое небытие.
— Ждете ли вы сегодня смены культурной элиты в стране?
— Как показали события после 24 февраля, на культурном фронте у нас запущено больше всего. Вот давайте зададимся вопросом: по какой причине уехали за границу, прости господи, деятели культуры? Их что, здесь потащили к следователям, у них забрали собственность? Что-то угрожало их жизни, может быть, безопасности детей? Слава богу, нет. Почему они уехали?
— Как вы сами это объясняете?
— Причины две. Первая — излишняя эмоциональность. Все-таки популярность, умение хорошо играть или петь не подразумевают, что человек является умным и разбирающимся в сложных вопросах истории, устройства мира и других сложных процессах. Так что под влиянием каких-то эмоций они куда-то едут. Ну эти люди вернутся. Вторые же уезжают потому, что у них там имущество, они считают, что там заработают больше денег, либо едут к своим деньгам, которые тоже там лежат. Эти могут и не вернуться.
Честно говоря, меня вообще не волнует вопрос, вернутся они или нет. Потому что это не та проблема, которая была в начале XX века, когда большевики собрали «философский пароход» и кого-то выслали из страны. Это было нечто иное. Та высылка являлась такой мерой — спасти людей, которые внутри страны могли быть подвергнуты более жестким репрессиям. То есть какую-то интеллектуальную часть российской тогдашней интеллигенции выслали из страны, она не сама уехала…
У нас в России сейчас проживают люди, которые в 2014–2015 годах были вынуждены уехать из Киева, потому что их могли убить там, как Олеся Бузину, могли арестовать, посадить в тюрьму… Вот эти люди бежали, потому что что была угроза их жизни. Вот так же из России в начале XX века и после Гражданской войны уехала значительная часть людей, которые боролись против победивших в Гражданской войне. Потому что была угроза их жизни. Многие, кстати, потом вернулись. И советская власть сделала все, чтобы они возвращались.
Поэтому действительно есть проблемы с деятелями культуры. Просто нужно это понимать и осуществлять определенные изменения. Здесь главное — понять: если вы платите кому-то большую зарплату или большой гонорар, это не делает его патриотом и вашим сторонником. Я думаю, что наше государство наконец-то это осознает.
— А еще некоторые компании перевозят сейчас своих российских сотрудников, особенно айтишников, в другие страны, чтобы они работали оттуда…
— Зададим себе вопрос: зачем вывозить специалистов за границу? Это ускоренное осуществление того, что мы называем утечкой мозгов. То есть Запад старается забрать определенную часть людей в стране, которые могут быть их государству полезны, используя им же введенные новые правила игры. Ведь какая разница: айтишник сидит в Москве или, не знаю, в Риге, Париже? Он точно так же в интернете, в компьютере что-то делает. Зачем ему туда уезжать? Ему что, здесь кто-то мешает работать, отключает интернет? Нет, конечно.
Поэтому желание вывезти людей — это желание осуществить утечку мозгов. А для того чтобы побудить человека к отъезду, создаются неудобства. Например, работает человек на западную компанию, у него есть карточка российская, на которую он получал свою заработную плату. «Все, — говорит ему Запад, — ты теперь заработную плату не получишь, потому что мы запретили своим банкам перечислять на российские карточки деньги. Поэтому, если ты хочешь работать, извини, тебе нужно переехать куда-то из России, получить другую западную карточку, на которую мы будем продолжать перечислять твою заработную плату». Ведь так? Ну и что делать? И человек вынужден уехать. Но ведь это неудобство искусственно создано за несколько дней именно с целью побудить человека уехать. Никаких других причин для этого не существует.
— Вы вспомнили о «философских пароходах» и прочее. Происходящее сегодня сравнивают с разными эпизодами российской истории, а каково ваше мнение? Согласны, что в целом сейчас мы переживаем события сродни тому, что было, скажем, в 1917 году?
— Всегда исторические аналогии хромают. 1917-й — это год государственного переворота в России. Если бы не случился февральский переворот, то 1917-й был бы для нас таким же бесцветным, как и какой-нибудь другой. Ну разве что он был бы нам известен как год великого триумфа нашей доблестной Российской армии, которая наконец-то вместе с союзниками победила бы тогдашнюю кайзеровскую Германию, вошла в Константинополь и захватила бы проливы.
Собственно говоря, именно для того чтобы десант, которым должен был руководить адмирал Колчак, вообще не осуществился и был осуществлен февральский переворот. Десант планировался на апрель. Последним сроком осуществления государственного переворота был март, потому что, по новому стилю, февральский переворот — это март.
— Вы являетесь членом центрального совета партии «Справедливая Россия — Патриоты — За правду», насколько вы довольны ее активностью в настоящий период?
— Во-первых, хочется сказать, что в момент, когда страна проводит сложную спецоперацию, политические распри должны быть отложены в сторону. Это, мне кажется, обязательно. И, в общем, сейчас это и происходит. Есть определенная консолидация. То есть политические дискуссии немножко попритихли — это правильно. Второе — просто для справки: социалистическая партия «Справедливая Россия — За правду» исключена из Социалистического интернационала за свою позицию по поддержке спецоперации и президента Российской Федерации. Что же касается внутрипартийной жизни, она продолжается, поэтому партия подготовила экономическую программу, которая называется КУРС.
— «Концепция укрепления российского суверенитета».
— Да. И часть обозначенных там пунктов уже воплощена. Например, валютный контроль в более строгом варианте уже сегодня действует в нашей стране. Но также хочу сказать, что один из важнейших сейчас моментов, которые мы переживаем, — это перевод внешней торговли России на рубли. Пока только за газ, пока только в отношении дружественных стран, но, уверяю вас, в ближайшие недели речь пойдет о зерне, металлах, нефти и, может быть, еще о каких-то предметах нашего экспорта. Это принципиально важно для того, чтобы мы не только обеспечивали стабильность нашей экономики, ее поступательное развитие, но и для того, чтобы не было возможности осуществлять какие-то экономические потрясения со стороны внешних сил.
Просто приведу один пример. Почему у нас растут цены в магазинах? Во-первых, многое из того, что лежит на полках, прилавках и ездит по нашим дорогам, сделано не у нас и приобретено за доллары и евро. Во всем остальном, что у нас сделано, есть определенная составляющая, так называемая импортная, которая тоже вместе с товарами, произведенными не у нас, изменяется в случае изменения курса. Куплено за доллар — доллар стал стоить других денег — надо менять ценники. И вот это постоянное изменение стоимости создает нервозность, снижает жизненный уровень, создает неразбериху и непонятность. Потому что как существовать предприятию, которое по непонятной цене должно закупать комплектующие и по непонятной цене продавать свою продукцию? Это очень странная история.
Теперь представьте новый дивный мир. Вот это все куплено за рубли. Какая нам разница, какой курс рубля к доллару? Это нам сейчас интересно и важно, а через некоторое время станет для нас неважным информационным фоном. Если банан купили за рубль, а в магазине продали за 1 рубль 10 копеек, то какая разница, какой курс доллара? Где здесь доллар? Нет здесь доллара. То есть, если мы начинаем продавать наши ресурсы за рубли, это означает, что нам будут продавать тоже за рубли, потому что иначе рубли для покупки необходимого у нас им взять неоткуда. И вот представьте, что нам будут продавать автомобили за рубли, продовольствие, которое нам необходимо, станки и всевозможное оборудование, которое нам нужно, запчасти для самолетов, которые у нас пока импортные… За рубли! Это совсем другой мир, где мы сможем понимать свои расходы, доходы.
— По-вашему, Запад согласится на это? Уже история с продажей газа за рубли вызвала там резкую реакцию.
— Наш лозунг в этой ситуации должен быть следующим: «Ищите рубли!», «Хотите купить что-то в России — ищите рубли!». Найти их можно двумя способами. Первый — обменять свою валюту на рубли, но для этого придется снять санкции с Центрального банка РФ, потому что такой объем рублей никто не произведет, кроме него. И второй — продайте нам что-нибудь за рубли.
Могу сказать, что в 2008 году я написал книгу «Национализация рубля» и один из главных постулатов в ней — это переход к торговле нашими природными ресурсами за рубли как первый шаг к полному финансовому и государственному суверенитету. Потому этот шаг я поддерживаю полностью и считаю его крайне важным.
— Но что делать, если западные страны будут отказываться от подобных перспектив?
— Поскольку речь идет об изменении — ни больше ни меньше — мироздания, мировой экономики, то, конечно, они будут сопротивляться. Но сколько времени они смогут соблюдать это? Смогут ли они отказаться от закупки российского зерна? Смогут ли отказаться от закупки российского металла и так далее и тому подобное. То есть вопрос лежит даже не в экономической плоскости, а в политической. Представьте себе: Макрон, у него выборы в президенты (выборы же постоянно происходят в западных странах). Что он скажет своим избирателям? «У вас нет газа, у вас подорожала мука, дорогой бензин, потому что мы не хотим платить рублями Путину»?
— Избиратель Макрона не поймет?
— Согласитесь, любой избиратель скажет: «Что за странная у вас какая-то принципиальность? Ну так заплати́те рублями, если он так хочет. В чем проблема?»
— Но сейчас говорят о том, что на Западе люди даже готовы потерпеть какие-то лишения, проверяя в конфликте с Россией на прочность свои ценности.
— Ну не платите. Тогда нет рублей — нет газа. Пожалуйста, мы не настаиваем. Китай заявил, что выкупит весь объем нашего газа. Я думаю, что зерно у нас купят страны Ближнего Востока, Египет, который в этом очень нуждается.
Если упростить ситуацию, то сегодняшняя мировая финансовая система должна быть зеркалом мировой экономики, то есть финансы должны быть средством обслуживания мировой экономики. Но на определенном этапе произошла подмена понятий, и сегодня мировая экономика является отражением мировой финансовой системы. Доллар ничем не обеспечен, но вдруг выясняется, что рубль очень даже обеспечен. И вот это меняет правила игры.
