Война – это не спортивное военно-техническое соревнование. Война – это политика. Войны порождаются политическими причинами, ведутся в политических целях и оканчиваются в меру достижения или недостижения политических задач.
Главный критерий войны или отдельной военной операции – ее политический эффект, то есть то, какое впечатление создано в ходе боевых действий – как на сражающихся, так и на наблюдающих со стороны: и со стороны масс, и со стороны политических элит.
Вопрос не в том, уничтожены или не уничтожены войска противника, вопрос в том, лишены ли они, а еще в большей степени – элиты противника –воли к борьбе. И еще – какое впечатление произведено на тех, кто готов либо не готов оказать той или иной стороне поддержку извне.
Гарантировавшие Польше поддержку Франция и Великобритания не сделали ничего реального для осуществления этой поддержки после начала ее войны с Германией – просто потому, что увидели развал польской обороны в первые дни после 1 сентября 1939 года. Нападение Гитлера на СССР было ускорено впечатлением, которое на него произвела выигранная, но затянувшаяся советско-финская война. США и Великобритания стали всерьез рассматривать вопрос о поддержке СССР, увидев провал блицкрига и жестокие удары РККА по вермахту.
В августе 1941 года Жуков как начальник Генштаба предупреждал Сталина о возможном котле вокруг Киева и предлагал Киев сдать. Сталин назвал его предложение чушью и согласился на отставку Жукова из Генштаба. Битва за Киев закончилась колоссальным котлом в полмиллиона человек, включая гибель командования. Только по итогам сражения Гудериан оценил его итоги как «крупный тактический успех» с сомнительным стратегическим значением – отвлечение войск группы «Центр» от ее главной задачи – взятия Москвы.
С военно-тактической и военно-технической точки зрения Жуков, предлагая оставить Киев, был абсолютно прав. Но Сталин исходил из политических и стратегических задач: он вел переговоры с представителями Рузвельта и Черчилля, заверил их в удержании линии обороны от Киева до Ленинграда, и сдать Киев без боя в этой ситуации означало признать поражение РККА и поставить под вопрос поддержку будущих союзников.
Киев сдали, потеряв полмиллиона человек, но, с одной стороны, подтвердив способность к жестокому сопротивлению, с другой – оттянув на юг ударные силы группы «Центр» — с одной стороны, это сорвало на тот момент удар на Москву и дало возможность подготовить ее к обороне, с другой – продемонстрировав всем, что немецкие группы армий уже неспособны без поддержки соседей решать поставленные перед ними задачи.
Проигранная и жестокая битва за Киев, срыв немецкого наступления на Москву, контрудар под Ельней показали будущим союзникам, что СССР способен сражаться и ему имеет смысл помогать.
В принятии таких решений всегда сказывается произведенное впечатление, которое может быть и отражением реальности, и ее искусной интерпретацией.
За ходом сражения, кроме основных интересантов, всегда наблюдает масса политических гиен, выбирающих политическую сторону для присоединения. Почему в начале кампании на Украине в феврале и марте 2022 года Зелинскому приходилось жаловаться, что кроме политических солидарностей никто ему не хочет помогать – потому что российские войска стремительно продвигались вглубь Украины. Почему он стал стремительно наглеть в апреле и мае – потому что некие анонимные генералы в руководстве российской армии добились отвода российских войск из-под Киева.
Ровно в силу этих же причин Швеция и Финляндия колебались в вопросе вступления в НАТО в начале марта – и объявили о решении вступить в НАТО в мае.
У решения отвести войска из-под Киева, Чернигова, Сум, а теперь еще и из-под Харькова могла быть тысяча военно-технических причин и военно-тактических причин, и в этом плане этот отвод может быть тысячу раз оправдан и правилен: как и предложение Жукова Сталину в 1941 году сдать Киев без боя и сохранить войска.
Только если одна сторона отводит войска от столицы противника, чем бы это не было вызвано на самом деле, политически этот отвод воспринимается как крупнейшее поражение: и с неизбежностью замершие в нерешительности союзники противника бросаются ему на помощь, гиены из колеблющейся нейтральности переходят на сторону врага, а твои собственные потенциальные союзники начинают впадать в задумчивость…
Такой отвод войск, объявленный перегруппировкой и переброской сил на другой участок, может быть политически компенсирован крупным успехом там, куда, как считается, их перебрасывают – если они переброшены быстро, а успех оказывается стремителен.
Более того: отведя войска из-под Киева, те, кто это придумал, оставили на расправу киевским нацистам всех тех, кто проявлял лояльность и сочувствие этим войскам. Жертвы Бучи – на совести тех генералов, которые увели из Бучи российскую армию. Хотя, может быть, на это у них и были свои академические резоны.
Российская сторона говорит о том, что бережет жизни и российских солдат, и мирного населения Украины, и поэтому затягивает свои операции. В результате сторонние наблюдатели не верят в первое, а второе объявляют и воспринимают как неудачи.
Режим Зеленского прикрывает своих боевиков своими мирными гражданами – и создает впечатление страдающих от войны невинных жертв. Режим Зеленского бросает под огонь российских войск необученных резервистов — создает впечатление отчаянной борьбы народа «против агрессии». Заодно рассчитывая на повышенный расход боеприпасов российской армии.
Россия говорит, что она медленно и неотвратимо перемалывает военные ресурсы нацистов, и весьма вероятно, что это правда. Только нацистскому режиму Киева, в отличие даже от нацистского режима Гитлера – это вполне безразлично: Гитлера, пусть и в рамках его бесчеловечной идеологии, все-таки интересовала Германия и немцы, которым он обещал мировое господство. Зеленского интересует его медийная роль: чем больше будет погибших украинцев, тем на большее сочувствие к себе он рассчитывает, чем больше будет сожжено военной техники и разрушено инфраструктурных объектов, тем большую компенсацию и помощь он надеется получить от Запада. Гитлер был субъектен и вел реальную войну, Зеленский – масочен: ему не важны ни победа, ни поражение, ему важна роль и то, что можно с нее получить.
Россия занимается военно-техническими и военно-тактическими задачами – они для победы необходимы, но они для победы недостаточны: для победы необходим политический, а значит, и морально-психологический, то есть – публично существующий результат.
С военной точки зрения – наступать нужно тогда, когда все готово к наступлению и потери окажутся минимальными. С политической точки зрения – наступать нужно тогда, когда это даст максимальный политический выигрыш. И если наступление к нужному сроку может оказаться неготовым, значит, нужно собрать в кулак волю и его к политически нужному сроку подготовить. С военной точки зрения города нужно брать тогда, когда это потребует минимума усилий и обойдется минимальными потерями. С политической точки зрения города нужно брать тогда, когда это дает больший политический эффект: и для морально-политического восприятия своей армии и своего народа, и для деморализации армии противника, и для удержания от вмешательства недоброжелателей, и для обеспечения наибольшей поддержки союзников.
Вопрос не в том, чтобы понести меньшие потери в сражении (при всей важности этой задачи) – вопрос в том, чтобы добиться такого политического эффекта, который позволит решить политические задачи войны и, в частности, минимизировать возможные потери в будущем.
Когда в 1942 году армия Паулюса в Сталинграде была плотно окружена, а попытки ее деблокады подавлены, генералитет предлагал Сталину не ликвидировать котел, а, минимизировав потери и усилия, плотно его блокировать и высвобождающиеся войска бросить в наступление на Запад, оставив немцев мерзнуть и голодать в развалинах Сталинграда.
Сталин отказался – психологически ни армия, ни народ, ни союзники не считали бы победу полной и завершенной, если бы 6-ая армия вермахта не была добита. Хотя с военной точки зрения, резоны были – можно было отсечь отходящие с Кавказа войска немцев, не только взять, но и удержать Харьков и т.д. Но это с военной точки зрения – с политической и морально-психологической важен был разгром: полный, бесповоротный, ввергающий в шок врага и погружающий Германию в траур и показывающий всему миру несокрушимость РККА и СССР.
На Украине сегодня тоже нужна сокрушающая победа, ломающая волю не только украинской элиты, но элиты Запада. И рождающая поток перебежчиков на сторону России – именно из числа сегодня недружественных стран и мировой элиты, а не просто текущие военно-тактические успехи.
О чем, собственно, и пелось в культовой песне: что нужна одна Победа, «одна на всех, мы за ценой не постоим».
Потому что Победы заслуживает только тот, кто готов не постоять за ценой, которую за нее придется платить.
