Начав спецоперацию, Россия проявила волю. Стало ясно, что Западу не удалось перехватить управление в РФ, хотя для этого были все предпосылки, считает писатель, заместитель председателя «Изборского клуба» Виталий Аверьянов. Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Виталий, президент Франции Эммануэль Макрон заявил, что главе Украины Владимиру Зеленскому придется сесть за стол переговоров с Россией после прекращения огня. Также он заявил, что Россия — часть Европейского континента и с ней необходимо считаться. Отметим, ранее газета The Daily Express писала, что Макрон предал Украину, так как Франция нарастила закупки российского газа, хотя была договоренность Евросоюза о том, что они будут сокращаться, и далее, осенью, вообще прекратятся. Пытается ли Макрон усидеть на двух стульях и осознает ли Европа свое бедственное положение из-за антироссийских санкций?
— На Западе мы видим определенную игру в ястребов и голубей, в добрых и злых следователей, один из самых ярких примеров — это выступление в Давосе Сороса с одной стороны и Киссинжера с другой. В случае с Макроном мы имеем дело с чем-то даже более существенным, потому что речь идет не о позиции одного правительства, а о некоем голосе, рупором чего является Макрон, реально правящих кланов.
Макрон вообще всегда был известен как человек Ротшильдов, он вышел из этой группы и он остается их голосом. Хотя во многих других случаях он играет более сложную актерскую игру. Ротшильды гораздо богаче, чем официально считается, у них есть масса активов, которые записаны на других людей. Этот клан уже очень давно существенно диверсифицировал свои активы. Для них Китай, Тайвань, Гонконг, Япония — не менее родные места, чем Европа. Поэтому, если будет торговая война с Китаем, и Китай начнет побеждать в этой войне, не факт, что эти кланы проиграют, они, может быть, даже от этого выиграют. Это старая традиция финансовых игр в две руки, идущая еще от наполеоновских войн, как мы знаем.
Когда Макрон играет двойную игру, в чем-то противоречит воле США, в чем-то противоречит воле Брюсселя даже, не совсем согласен с мнением своих коллег по Европе, тем более по Британии… Речь идет в том числе о том, что он готовит почву для других сценариев, которые до сих пор официально пока еще на Западе считаются нежелательными.
Вы правильно спросили, насколько это отражает настроения европейцев. Конечно, отражает, потому что многие европейские страны испытывают серьезный дефицит тех ресурсов, которые идут из России, прежде всего, топливных.
Что выявила эта история с санкциями и с этой новой экономической войной? (Не будем даже говорить сейчас об информационной войне.) Она выявила то, что существовал определенный миф о могучей транснациональной экономике, которая настолько велика и мощна, что Россия в принципе не способна нанести ей никакой урон. Почему этот миф оказался таким несостоятельным? Потому что действительно мощная транснациональная экономика, обладающая огромной массой, — в значительной степени является экономикой услуг, экономикой надстроечной. И она успешно может функционировать только при условии, если ее материальный базис обеспечен.
Несмотря на то, что российская экономика далеко не в лучшей форме, и после распада Советского Союза мы сильно сжались, скукожились, потеряли промышленность в значительной степени, тем не менее, то, что осталось в России — это все-таки экономика базиса. То основное в России, с чем имеет дело Запад и другие наши партнеры — это экономика базиса. Поэтому, когда ее стали выключать из этой матрицы, из этой парадигмы, это вдруг оказалось на порядок более болезненно, чем можно было предполагать.
Здесь, конечно, возникает вопрос, а как же хваленый интеллектуальный уровень западных элит, они что, не понимали, эти вещи не могли просчитать? Скорее всего, речь шла о попытке взять на испуг. Потому что в случае с украинским конфликтом специальная операция осуществляется не только с нашей стороны, она начата была с той стороны.
Это ведь определенный, достаточно строгий термин «специальная операция» — это когда, используя военную силу, используя информационное оружие, используя ментальное, экономическое оружие, в частности санкции, пытаются принудить противника к каким-то решениям, выгодным для себя. Эта специальная военная операция не односторонняя, она многосторонняя. Если не считать Украину самостоятельным субъектом, она двусторонняя.
В этих прокси-войнах Запад всегда был очень искусен. Пока у него была надежда сломить волю России в войне непрямой, не горячей, а связанной с перехватом систем управления у противника, то все было замечательно. Дело в том, что Россия, в отличие от Запада, действительно слаба в прокси-войнах, в этих «подлых» войнах, но она очень сильна в горячих войнах. Мы всегда практически за последние столетия, за исключением Крымской войны и Японской, побеждали в горячих войнах.
Когда эта воля была проявлена, стало понятно, что Россия не остановится, не отступит, — весь этот карточный домик начал сыпаться. И сейчас уже можно сказать, что систему управления в России Западу не удалось перехватить, хотя для этого были все основания. У нас в элитах присутствовали их агенты влияния, многие из них уехали, какие-то затаились, какие-то «переобулись», как сейчас модно говорить. Но в целом система управления выстроилась под Верховного Главнокомандующего, под новый тренд — и работает. Худо-бедно, но работает. Есть критика, но система справляется, и не видно в ней такой бреши, которая позволила бы Западу эту систему перехватить, иорганизовать ползучий процесс сдачи позиций.
Макрон выступает от лица тех сил, которые готовят уже почву для нового передела Восточной Европы. Возможно, они этот сценарий изначально прорабатывали… Многим западным политикам такое даже в голову не приходило. Но есть те глубинные силы на Западе, которые этот сценарий, возможно, рассматривали, и вот сегодня начинают его вбрасывать. Это не только через Макрона происходит. Есть некоторые другие, слабые еще сигналы, но с каждым днем их все больше и больше.
— В чем заключается этот сценарий?
— Это очень сложный вопрос. Дело в том, что борьба за выбор сценария тоже представляет собой своего рода прокси-войну. Какой сценарий выбрать? Какой из них окажется приемлемым для обеих сторон? Вокруг этого ведется масса споров, и есть очень много опасений. Например, если почитать наши телеграм-каналы, многие публицисты высказывают опасения, что будет некий не совсем отвечающий интересам России договор.
Говорят о том, что что-то отойдет России, что-то останется Украиной, такой нейтральной, что-то перейдет под протекторат Польши и так далее. Эти разговоры ведутся уже не один месяц, они все являются гаданиями на кофейной гуще. Потому что никто не заглянул в черепную коробку тех лиц, которые реально будут принимать решения и принимают эти решения.
Здесь возможны разные прогнозы. Я считаю, что, безусловно, Запад хотел бы, чтобы Россия согласилась на минимальные условия. То есть такими условиями могли бы быть признание Крыма, присоединение Донбасса и тех областей, которые реально уже под контролем России на сегодняшний день, или части этих областей.
Это программа-минимум, от которой Россия уж точно не отступит, и, возможно, что западные воротилы уже готовы все это отдать. Но возникает вопрос: а что потом? Потому что это буферное государство на Днепре или за Днепром — оно превратилось бы в такого постоянного цепного пса против России. И нужно ли это России? Или ей нужно постепенно, правильно рассчитывая свои силы, продолжать эту операцию, продолжать это наступление? Кстати говоря, наступление на свои исконные исторические земли, потому что Украина — это часть этнокультурного ядра русского мира.
Конечно, мы не можем совершить какое-то чудо — и во мгновение ока дойти до самых западных границ. Но менять позицию в угоду воле каких-то западных игроков мы тоже не должны. Если даже идти на компромисс — это должен быть компромисс осознанный, связанный с реальным балансом сил и ресурсов, которыми Россия располагает. В принципе, такой компромисс, который закрепил бы навсегда какие-то половинчатые уступки, оставляя часть русских земель под чуждым контролем, для нас нежелателен.
Такое случилось с нами в 1991 году, когда сказали, что будет создан Союз независимых государств, все было как будто прилично внешне, но в итоге оказалось, что все, включая ельцинскую РФ, признали новые границы, расколовшие русский мир. И мы почти тридцать лет жили в режиме этих новых границ. И вот уже выросло целое поколение людей, даже можно сказать, полтора поколения людей, которые считают, что это попросту норма. Сейчас вдруг в этом году оказалось, что Россия не считает это нормой, и начинается геостратегическая перестройка Восточной Европы.
— Вы предвосхитили мой следующей вопрос. Пресс-секретарь Дмитрий Песков заявил, что у Украины как у государства есть большие проблемы, в то же время он не стал комментировать слова Дмитрия Медведева о государственности Украины. О каких все-таки больших проблемах у Украины как у государства идет речь?
— Я так понимаю, что все-таки это был своеобразный комментарий к словам Дмитрия Анатольевича. Потому что вопрос был журналистами задан соответствующим образом: как понимать слова Медведева, который предположил, что через два года, возможно, на карте мира не будет уже такого государства.
Как человек, который ассоциируется непосредственно с первым лицом, Песков в своих высказываниях обязан быть более осторожным, что и проявилось в этой фразе, что проблемы у Украины серьезные, поэтому, кто знает, может быть, действительно, и с карты она исчезнет через несколько лет, или через год.
Я так трактую этот ответ: является ли это некой консолидированной позицией, мы не знаем, потому что Медведев, во всяком случае как блогер, последний месяц выступает в роли радикала, радикального крыла в руководстве России. Здесь тоже, вероятно, наблюдается игра в ястребов и голубей, но уже с нашей стороны…
Будет ли существовать государство Украина через несколько лет на карте — да, это зависит от воли и от ресурсов России. Если бы ресурсы России были безграничны, я думаю, денацификация и демилитаризация должны были бы в обозримые сроки дойти до конца, до предела. Надо понимать, что ресурсы все равно должны быть просчитаны, так же как должен учитываться уровень внешнего давления.
Сейчас многое будет зависеть оттого, какие будут предлагаться компромиссы. Я не имею в виду переговоры типа тех, которые проходили в Стамбуле. Я говорю о реальной позиции западных элит, от которых зависит очень многое, в том числе и финансовые потоки в мире, не только между Россией и Западом, и санкционный режим, и режимы, связанные с новой структурой ресурсного обеспечения мира. Ведь если такое положение дел, как сейчас, продлится долго, например, полтора-два года, то транснационалам придется перестраивать очень многое в мире, для того, чтобы обеспечить и Европу, и другие страны самым необходимым. Причем некоторые из этих вопросов могут остро встать уже сейчас.
У России есть очень мощное небоевое оружие, это те самые материальные ресурсы, о которых мы говорили. Это не только энергоресурсы, это пшеница, масло, кукуруза, титан, уран. Я не буду все перечислять — это большой список, вплоть до высокотехнологичных некоторых продуктов, таких, как двигатели, производимые на «Энергомаше», которыми пользуются до сих пор американцы для выведения своих ракет на орбиту.
Если все это суммировать, оказывается, что не в сфере услуг, не в паразитической сфере, не в сфере долговой, фьючерской экономики, а в сфере реального сектора Россия оказывается важной частью стержневого элемента мировой экономики. С этим надо что-то делать, либо существенно перестраивать мировую экономику — а быстро перестроить невозможно, — либо идти на компромиссы.
В этом смысле ваш первый вопрос — он, конечно, сегодня главный. Это всего лишь политическая риторика Макрона, которую он огласил — уедет, и про нее завтра все забудут? Или это прощупывание, с одной стороны, реакции Путина, с другой стороны — прощупывание реакции других западных лидеров и других финансовых кланов. Потому что если это заявка Ротшильдов, им тоже важно понять, а что об этом думают другие их коллеги. И как они могут выработать новый консенсус по этому вопросу. Наверное, имеет место отчасти и прощупывание позиции Китая.
— Президент Украины Владимир Зеленский заявил о болезненных потерях ВСУ в Донбассе и в Харьковской области. Что творится с ВСУ?
— Вообще удивляет сама фраза — «болезненные потери». Я не помню даже, чтобы в истории мировых войн кто-то так говорил, это из области психологии, какого-то такого «сумеречного сознания».
— Диагноз.
— У кого-то болезненные… Видимо, для него болезненные, может быть, он не с той ноги встал. Не было болезненным, и вдруг стало болезненным. Конечно, это отражает перелом психологический. Потому что до сих пор украинская пропаганда была достаточно бравурной, и устами Зеленского, и устами Арестовича, и других основных спикеров.
Перелом в обществе украинском назревает, но он очень медленно назревает, он мог бы гораздо быстрее назревать при определенных условиях. Ведь у нас до сих пор не проводится целенаправленно такая важная составляющая информационной войны, как уничтожение основных технических средств пропаганды противника. А украинское телевидение, телевышки — они все почти целы, по ним не наносятся удары. Мне об этом говорили наши коллеги из ДНР, которые там занимаются как раз вопросами информационной борьбы.
Они с некоторым недоумением об этом говорят, и считают, что нужно донести эту мысль до наших военных, до руководства, что если украинская пропаганда даже на техническом уровне будет ослаблена, то резко возрастают шансы на моральную демобилизацию и украинских войск, и мирного населения.
Это очень важный фактор, потому что пока продолжается это промывание мозгов, повторение определенных мантр, то по инерции украинское население и военные — идут той же дорогой. Тем более что украинский военный по своему психотипу достаточно такой упорный, упертый боец — так исторически сложилось.
Но, действительно, сейчас все больше в армейских частях ВСУ появляются малообученные призывники, те, кого из теробороны практически насильно под ружье поставили, резервисты. Их мотивированность значительно меньше, чем у тех военных, которые на момент начала операции состояли в боевых подразделениях, особенно на Донбассе.
Эта критическая масса резервистов — немотивированных, не желающих воевать, которых в значительной степени насильственно туда призывали, растет. Есть масса фактов сдачи в плен и перехода на сторону союзных сил, и дезертирства, и протестов в отношении командования. Таких фактов все больше. Они, безусловно, известны Зеленскому. Он, когда говорит о «болезненности», переживает всю эту морально тяжелую ситуацию, в которой они сейчас оказываются, особенно после Мариуполя, после сдачи «Азовстали».
Этот перелом важен, потому что, даже если не уничтожаем телевышки украинские, не затыкаем им рот, тем не менее, видно, что уже дрогнули нервы, уже чувствуется, что нет прежней монолитной пропаганды — это говорит о том, что запас прочности киевского режима невелик. Возможно, что речь идет буквально о нескольких месяцах активного противостояния.
