Время Дугина. Отклики членов Изборского клуба

Виталий АВЕРЬЯНОВ.

Теракт, унёсший жизнь Дарьи Дугиной, для нас, для друзей Александра Гельевича, — это огромный удар. Мы сопереживаем, мы с ним. Даже больше скажу, такие события сближают, сплачивают. Для меня Дугин стал ещё более родным человеком, и для многих членов клуба, безусловно, это так. И не только для нас, но и для очень многих патриотов России.

Это не просто теракт, не просто убийство. Это мистерия, мистерия христианская. Теперь, когда отец потерял единственную дочь, ему ничего не остаётся, как «удочерить» всю Россию, посвятить ей себя до конца, без остатка. Так и произойдёт, ибо Дугин подготовлен к этому всей своей жизнью, всем пройденным непростым путём.

Мыслитель предельного метафизического накала, философ, оперирующий, кроме политических, богословскими и мистическими величинами, заново открывший для себя и своих последователей сакральные тайны древних религий, духовных практик… Мифы о царстве Пресвитера Иоанна, противостоящего растлённому и погрязшему в лицемерии Западу, но в то же время и жемчужины духа самого Запада; откровения русского евразийства, строгость старой русской веры, глубины народной веры; правду европейской консервативной революции, отринутой Европой после 1945 года, но не осознавшей, что вместе с водой гитлеризма она выплеснула и ребёнка, те важные истины, которые отстаивали эти мыслители… И ведь не меньшими консервативными революционерами, чем Мёллер ван ден Брук или Хайдеггер, были: их учитель Достоевский, их современники Розанов, Флоренский и Лосев… Всё это нёс в себе и транслировал молодому поколению Дугин. Всё это и многое-многое другое, вплоть до грандиозной «Ноомахии», в которой он поднимается на шпенглеровский уровень осмысления мировых культурных кодов.

Покушение на Дугина — это своего рода рубеж, потому что Александр Гельевич — это символ. Он не просто идеолог Кремля, как некоторые пишут, а это символ новых идеологических возможностей России, которые сейчас раскрываются.

Надо отдавать себе отчёт в том, что действительное влияние на Кремль каждого из нас: и Дугина, и Изборского клуба — оно не так уж велико, как это, может быть, кажется кому-то на Западе. При этом Дугин в отличие от большинства из нас очень известен на Западе, его там читают, его при этом, кстати, хорошо знают в Турции, Иране, Индии, Китае, арабских странах. Он приобрёл большое международное реноме и для многих за рубежом является именно рупором возможной новой России. В этом одно из главных объяснений, почему Дугин и оказался под прицелом. Думаю, что, когда выбиралась жертва теракта, она согласовывалась в Лондоне, Вашингтоне.

В своей подоплёке вся украинская пропаганда выстроена на одном тезисе: вы такие же, как мы, вы от нас ничем не отличаетесь, вы тоже хотите быть «це Европа». Это относится не к народу России, а к элите России, к нашей «Рублёвке», олигархам, чиновникам-«вахтовикам», душа которых «в Европах». В отношении них украинская пропаганда бьёт в цель.

Но основная масса русских людей прекрасно понимает, что мы не Запад, мы не Восток, мы — именно Россия. И что не Кремль коварно захватывает Крым или Донбасс, но это наши братья сами поднимаются против покорного следования в стойло, уготованное нам «денежными мешками» транснациональных властолюбцев. Они хотят оставаться русскими, а не делаться обезличенными европейцами в угоду убогим чаяниям обманутых «казачков».

Тезис «це Европа» — это тезис Жлоба, тезис нациствующего Обывателя, тезис либеральствующего Насекомого. И этот тезис с блеском опровергается Дугиными, отцом и его мученицей-дочерью, прикрывшей отца от удара, заслонившей его от предназначенной для него мины. Дугины — антиподы либерал-нациствующего жлобья, что бы ни говорили ретивые разоблачители о каких-то фашистских увлечениях молодого Дугина.

Что судачите об этом? У любого нормального русского человека, вкусившего прелестей 90-х годов и власти ельцинской клики, невольно возникли бы «фашистские увлечения», если под фашизмом понимать справедливый антилиберальный гнев и презрение к этим «винерам», новым хозяевам жизни, смехотворным «новым русским», ядовитым предателям-интеллигентам, переплюнувшим по всем статьям отцеубийцу-Смердякова. И именно эти гнев и презрение, желание стряхнуть с тела России облепивших её паразитов ельцинисты и называли тогда фашизмом. А Дугин как философ облекал эти эмоции и настроения своего времени в интеллектуальную форму, тем самым подставляя себя под удар критиков. Он был честен и бесстрашен в этом, смело открывал любые страницы интеллектуальной истории человечества, чтобы поведать о них, постигнуть их. Теперь же он стал глашатаем и исповедником Русской весны, Русского возрождения.

Важно подчеркнуть, что нацизм онтологически чужд России, ибо в основе его — идея расового превосходства. А русский человек всегда брат людям, а не напыщенный, как индюк, англосакс или высокомерный германец, которые, когда они входят в силу и получают власть над другими, становятся до смешного, до позорного карикатурными, невыносимыми «сверхчеловеками». Нет, фашизм, это не про нас. Даже на Украине сегодня их хуторянский фашизм носит характер чёрного спектакля, который будет мгновенно закрыт и снят с подмостков, как только заокеанский режиссёр будет вынужден ретироваться и прекратить финансирование киевских трагикомиков и поддержку «жидо-бандеровских» барышников. А сами украинцы, проспавшись после тяжёлого похмелья борьбы с «последней империей на земле», даже не поймут, что это с ними приключилось и откуда приразился этот чуждый духу славян вирус.

То, что противник перешёл к диверсионной, террористической войне, признак того, что у него плохи дела. И плохи дела, прежде всего, потому, что ведущий против нас прокси-войну Запад долгое время пробовал на прочность нашу систему, государство, верховную власть, наше общество. И обнаружил странную для себя вещь: новые испытания лишь усиливают наше ядро. Вынесем за скобки нашу «внутреннюю Украину це Европу», которая, безусловно, тоже сильна, и она так просто не сдастся и не забудет свои интересы и «идеалы», свои желания свободно перемещаться по Европе, по своим виллам и виноградникам. Мы должны очиститься от этой части российского верхушечного класса. Это неумолимое требование эпохи. Очистимся от них — и тем самым автоматически решим очень многие застарелые и болезненные проблемы нашего государства.

Дугин — символ этого перехода. Поэтому формула «Время Дугина» сейчас, после убийства Даши, — это формула национального перелома, решительного перехода к тому, что мы в «Изборском клубе» называем Пятой империей.

Наталия НАРОЧНИЦКАЯ.

Убийство Даши Дугиной не просто потрясло Русский мир, повергнув в горе и праведный гнев. Даша пала неслучайной жертвой в нынешней вселенской драме борьбы добра и зла, борьбы за образ будущего русской истории, а значит, и всего христианского мира.

Из глубины веков доносится эсхатологическое предупреждение старца Филофея, что именно на нас лежит ответственность за судьбу вселенской истории, ибо именно мы ещё пока, несмотря на драматические перипетии и соблазны XX столетия, не утратили тяги к поиску смысла исторического бытия. Это для нас и сегодня, как показали последние полгода, — вера, Отечество, честь, долг, любовь выше жизни… Только такие люди в истории и оставили после себя великие державы и великую исполинскую культуру. Её не родят «граждане мира», намеренно смешавшие грех и добродетель, исповедующие гедонизм для тела и нарциссизм для души. Именно такое поколение молодых остро необходимо «швабам» для успеха их модели управляемого мира, где элите наций внушается иллюзия принадлежности к мировой олигархии, а народу, превращённому в толпу, — идеал несопричастности к делам своего Отечества. Ибо индивид такого воспитания пребывает в полной иллюзии свободы, а в действительности становится песчинкой порабощённой нации, порабощённой Левиафаном глобализма.

Идеологам такого поколения уже слишком много удалось в некогда великой своим духом и поиском Европе, где сегодня толпы нарочито небрежно одетых великовозрастных недорослей с инфантильным сознанием гоняют на детских самокатах и ведут себя как самцы и самки человеческого облика, подобно йэху Джонатана Свифта. Как символично, что этим именем названа поисковая система каббалистической сети — Yahoo.

Воспитанные так сорокалетние отцы не нуждаются в более сложном развлечении, чем их 10-летние дети в «Диснейленде». Они никогда не читали своих собственных гениев — Шекспира, Гёте, Шиллера, Флобера, изъятых из большинства учебных программ европейских школ и заменённых массово обучением правам человека и доктрине ЛГБТ. Разрушение всех и всяческих устоев, на которых зиждилось движение человечества вперёд, сейчас приобрело уже масштабы катастрофически опасные, близкие к необратимым. Но Россия, ещё до возвращения Крыма устами президента и парламента громко заявившая, что будет поддерживать и защищать традиционные ценности, стала для синедриона атлантической постцивилизации окончательно уже даже не схизматиком, а еретиком. И она, как в религиозных войнах, приговорена к поношению и подавлению. Нынешний либертаристский олимп так же, как Наполеон и Гитлер, пришёл к выводу, что «нельзя на Востоке потерпеть такого огромного государства» (дневник Йозефа Геббельса). Россия в её границах и с её источниками энергии, полной таблицей Менделеева в её недрах, пресной водой и зелёной массой на тысячу лет одним своим существованием не позволяет управлять миром, и особенно это стало очевидным, когда Россия подтвердила вновь, после новых соблазнов и искушений, что она остаётся всегда самостоятельной исторической личностью с собственным поиском универсального смысла бытия и не приемлет философии конца истории — истории без нравственного целеполагания.

Поэтому её всячески подавляют и разрушают, воюют своим оружием, но чужими руками, а новое поколение разлагают среди прочего абсурдным посылом, что технический прогресс и атрибуты современного быта якобы неотделимы от их постмодернистского мировоззрения и отказа от всех подлинных ценностей.

Эти стратегии терпят крах на глазах их идеологов: Россия и русский народ, как и предсказывал Иван Ильин, «восстаёт из мнимого гроба и требует назад свои права». Новое поколение рождает Дашу Дугину — мощнейшую альтернативу западной концепции управляемого мира.

Даша Дугина воплотила образ нового русского поколения, который своим лишь содержанием стал мощным пугающим вызовом для идеологов постмодернистского разложения и исчезновения великой своим интеллектуальным и духовным поиском христианской Европы…

Что же такого символичного по сравнению с массой сверстников в Европе в этой девушке, одарённой талантами, образованной, смелой, преданной своей Родине?

Она абсолютно современна, превосходно владеет всеми самыми высокотехнологичными инструментами быта, водит машину, работает на компьютере, она блогер и интернет-менеджер, пользуется электронными гаджетами, но она другая, она верующая православная.

Она сохранила в себе то, что воспето в русских сказках, чистоту Наташи Ростовой и верность долгу и чести тургеневских девушек, в ней одновременно и женская кротость, столь ценимая в русской культуре и фольклоре, и дух богатырки-синеглазки и воительницы Марьи Моревны, прекрасной королевны, способной победить в бою витязя и стоптать железные башмаки в поисках супруга. Она знает Достоевского и Шекспира, Мопассана и Гёте… Она специалист по политической философии Платона. Дело не просто в образованности, хотя знание узловых явлений мировой истории уже делает человека способным видеть, а не просто глазеть. В таком нашем русском молодом поколении сохраняется и русское православное, и западноевропейское наследие… С таким новым поколением никакие силы мира никогда не справятся. Ибо оно скажет и уже говорит в окопах Донбасса: лучше в гробу, чем быть рабу!

Они в бессильной ярости убили её. Но не могут убить её завещание нам.

Мы, русские, не утратившие воли к продолжению исторического бытия, если хотим остаться явлением мировой истории и культуры, обязаны сегодня, ибо завтра может быть поздно, осознать наше великое национальное задание, собрать нашу волю, разум, объединить интеллектуальные и духовные силы.

Воспитание и образование, начертание образа будущего и нашего понимания прогресса должно быть во главе повестки дня. Наше видение будущего — это не гибельное всесмешение греха и добродетели, красоты и уродства, добра и зла, в котором восторжествует князь тьмы. Нет, наше будущее — в сохранении именно всего того, что позволило с верой в Отца Небесного вопреки природе-мачехе пройти от Буга до Тихого океана и создать удивительную империю духа и народов. Вера, Отечество, честь, долг, любовь для нас выше услаждения плоти. Такое будущее привлекательно для всего человечества.

Сергей БАТЧИКОВ.

Сегодня западная цивилизация, которую хозяева денег ведут в «дивный новый мир», находится в глубоком кризисе. Похоронены все традиционные смыслы прошлого. На смену семейным ценностям пришла диктатура ЛГБТ-сообществ. Христианские моральные принципы вытеснены либеральными ценностями, которые разрушают религиозную основу христианского мировоззрения, превращая его не более чем в обряд (а когда Бога нет, то всё дозволено). Свобода слова заменена борьбой с инакомыслием и мыслепреступлениями, воплощая в жизнь кошмарные картины, нарисованные Дж. Оруэллом в его романе-антиутопии «1984». Права и свободы человека превращены в права и свободы для избранных. Демократия перерождается в тиранию, что предсказывал ещё в четвёртом веке до н. э. древнегреческий философ Платон. Манипуляция сознанием людей уничтожает здравый смысл, подавляет волю к сопротивлению, убивает души. «Бесовщина» — так назвал социокультурные явления, разрушающие начала мира и человеческого сознания, Ф.М. Достоевский.

Россия с её ценностями и традициями солидарного жизнеустройства никогда не вписывалась в парадигму бытия Запада и всегда была для него экзистенциальным врагом. Не сумев уничтожить Россию после своей победы в холодной войне, бесовской Запад окончательно обезумел и начал против России войну на уничтожение. Отменить русскую культуру, разрушить основы православной веры как фундаментальной основы русского общества, навязав ложные ценности, расчеловечить и разобщить русских, переписать историю, иными словами, уничтожить всё, что не вписывается в идеологическую картину Запада. Обескровить экономику, взять под полный контроль природные ресурсы России, добиться любой ценой смены власти в России и в конечном счёте расчленить страну и лишить её будущего — вот далеко не полный перечень без стеснения провозглашённых Западом целей. В ход идут ложь, шантаж, угрозы, провокации, санкции и другие проверенные нашими «партнёрами» средства.

Начало СВО, направленной на защиту населения Донбасса от нацистского украинского режима, обозначило окончательный разрыв России с либерально-фашистским русофобским Западом. Некоторые авторы сравнивают начало СВО с «встречным палом», применяемым пожарными при тушении лесных пожаров. Сегодня речь идёт о предотвращении огромного мирового пожара. Россия выступила против коллективного Запада как цивилизация против цивилизации. Это не только материальное и военное противостояние, но прежде всего духовное. «На Украине мы, Россия, воюем не столько с укронацистами, сколько с Постзападом, со строящимся им (запланированно — на наших костях) новым мировым порядком, из которого нас нынешние буржуины, как когда-то Гитлер, хотят стереть ластиком Истории», — пишет А.И. Фурсов.

При всей важности обеспечения военно-технического превосходства на поле боя в разгорающейся битве цивилизаций именно духовный, идеологический аспект особенно важен для Победы. «Не в силе Бог, а в правде», — говорил Александр Невский. И мы помним, сколько раз в истории Россия одерживала Победу над завоевателями не благодаря военному превосходству, а вопреки всему, благодаря стойкости духа, мужеству и вере защитников Отечества. И в сегодняшней войне огромное значение имеет, как справедливо говорит Александр Дугин, голос русской цивилизации, который должен звучать «внятно, отчётливо, убедительно. И его раскаты должны слышать и на Украине, и на территории Евразии, и во всём мире. Это не просто желательно, это жизненно необходимо, как необходимы на фронте патроны, ракеты, коптеры и бронежилеты».

Это прекрасно понимала дочь и соратник Александра Дугина, военкор, яркий интеллектуал и зрелый публицист Дарья Дугина, зверски убитая нацистами на глазах у отца 20 августа. Мне довелось несколько раз встречаться и разговаривать с Дашей, которая была удивительно светлым и очень мужественным человеком. Её репортажи из катакомб «Азовстали», где она оказалась одной из первых, смотрела вся страна. «Людьми из стали» назвала в них Даша жителей Донбасса.

Получив философское образование, Даша глубоко изучала работы Платона и влияние его философии на общество. Высказывание Платона «Заботясь о счастье других, мы находим своё собственное» стало её жизненной философией. Неудивительно, что многие свои материалы Даша публиковала под творческим псевдонимом Платонова. В стихотворении Оксаны Крюковой есть строки как будто специально написанные про Дашу:

Я сошью себе платье из счастья

И пойду в нём по жизни гулять,

Несмотря на проблемы, ненастья,

Буду свет, где темно, зажигать.

Как говорила сама Даша, её желанием было всегда «быть на стороне света». И действительно, с ней было светло людям. При этом, работая военкором, Даша чувствовала себя воином, и жила, как сказал её отец, во имя Победы, и погибла во имя Победы.

Во имя Победы в борьбе со вселенским злом нацизма отдали свои жизни многие солдаты и офицеры: русские, чеченцы, тувинцы, осетины, буряты и представители многих других народов России, которых Запад тщетно пытается перессорить. Всех нас объединяет понимание того, что Россия в этой битве за свои ценности и общее Будущее не имеет права проиграть бесам.

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Писала Анна Ахматова в тяжёлом для страны 1942 году. Эти бессмертные поэтические строки вдохновляют наших бойцов и спустя 80 лет.

Я убеждён, что жертвенные подвиги наших сегодняшних воинов, в числе которых оказалась и Дарья Дугина, единственным боевым оружием которой было Слово, станут символами личного мужества, несгибаемой стойкости, силы духа и веры в общую Победу, на алтарь которой с верой в прекрасное Будущее они положили свои жизни. Бесовщина будет остановлена! Наше дело правое, враг будет разбит, Победа будет за нами!

Михаил ДЕЛЯГИН.

Показательная казнь Даши Дугиной с исчерпывающей ясностью продемонстрировала даже изо всех сил отказывающимся это видеть не только недееспособность выращенной за 20 лет и стоящей на всю Россию пресловутой «вертикали власти», но и её враждебность всему живому и патриотичному, что сохранилось в стране.

Убийцы, будучи открытыми, отнюдь не законспирированными членами фашистской структуры, спокойно въехали в Россию, жили среди нас, а потом уехали домой. Оказалось, что за более чем восемь лет «противостояния украинскому неонацизму» и полгода специальной военной операции спецслужбы отечественной сборки не удосужились собрать информацию об активных сторонниках нацистов, чтобы хотя бы просто не пускать их к себе!

Эту работу на свой страх и риск (сбор персональных данных без согласия их владельцев запрещён) выполнили гражданские активисты, но одичалые строители блатного феодализма отказывались (и, вероятно, отказываются сейчас) пользоваться этой базой данных.

Более того: представители власти с беспримерной наглостью (сравнимой лишь с наглостью таможни, блокирующей собранное волонтёрами имущество, поскольку оно может спасать нашим солдатам и офицерам жизни) заявили, что не могли не впустить убийц: те имели-де «чистые документы» — выданные на их имена, как минимум одно из которых было внесено в эту базу данных!

Эта циничная наглость безнаказанна. Откровенная враждебность народу (проявляющаяся в навязывании откровенных русофобов вроде Манижи и сонма «испуганных патриотов», в затапливании страны всё новыми миллионами всё более агрессивных гастарбайтеров, уже открыто ворующих русских детей, при уголовном преследовании патриотов и просто пытающихся защищаться) — не просто порождение национального предательства.

Она ставит вопрос о самом существовании России, русского народа, русской цивилизации и русской культуры. Ведь одно из отличий последней — односторонний симбиоз её носителей с государством. Он — неразделимая с нами среда нашего обитания, мы живём в нём, как другие народы живут в ландшафте, в законе, в книге и в бизнесе.

Поэтому «нам нет преград ни в море, ни на суше», когда государство служит народу, и мы беспомощны, когда оно уничтожает нас (по-иному разрушение производительных сил России с 1992 года вкупе с её вымариванием искусственно созданным денежным голодом трактовать просто не выходит).

Навязший в зубах тезис о необходимости русской культуры для человечества — слабое утешение. Да, наша уникальность проявляется в сочетании двух наиболее нужных современному миру качеств: гуманизма и способности к созданию новых технологий, что вкупе с мессианством делает русский народ спасителем мира от гниения глобальных монополий, блокирующих прогресс и низводящих людей до состояния цифровых животных (производящих цифровой след для тренировки искусственного интеллекта).

Да, русская культура — единственный конвейер по производству самого редкого и востребованного «человеческого сырья»: творцов и революционеров. Но это же делает её неприемлемой для хозяев современного мира — «фондов фондов», решительно взявших курс на сокращение «человеческого поголовья» не менее чем в десять раз для приведения его структуры в соответствие со своими скромными управленческими способностями. То, что этот сценарий, помещающий человечество в мир цифровых экосистем (он же мир социальных платформ, он же «электронный концлагерь»), ограничив способность к мышлению узким слоем владельцев этого мира и обслуживающих их специалистов, вызовет утрату знания и технологий, которая разрушит этот мир (без электричества нет цифровых экосистем), для его творцов в силу узости их жизненного опыта и мышления непостижимо.

Поэтому вопрос о выживании России и русской культуры открыт. Исход нашей борьбы за оздоровление государства даст на него ответ в ближайшие месяцы.

Константин СЁМИН.

Самая мучительная пытка, высшая трагедия во все времена. Родитель, которому предстоит хоронить своего ребёнка. Александр Дугин, обхвативший голову руками, на месте теракта — чернее чёрного, белый от седины.

Дугин — оппонент для любого коммуниста. Это так. Мы не можем ни согласиться, ни мирно принять его идеи, поскольку видим в них причину многих современных бед. Но трудно остаться безучастным к горю ещё одной семьи, захваченной водоворотом российско-украинского конфликта. По последним данным Детского фонда ООН, по обе стороны фронта погибли и были ранены больше 5000 детей. Убитых взрослых ещё долго никто не посчитает.

Дарью Дугину я помню совсем юной, на антивоенном форуме в Дельфах в 2015 году. Она тогда пыталась сформулировать мысль отца о некоем компромиссе между правыми и левыми для предотвращения апокалипсиса, катастрофы в международных делах. Дугина трудно назвать миротворцем. Идея вряд ли имела шансы на успех.

Те, кто убил Дарью, имели целью эскалацию насилия с обеих сторон. Новая искра в полыхающем пожаре. Кровь за кровь. Зуб за зуб. Мясорубка должна завертеться так, чтобы уже никому не под силу было её остановить. Похожим способом эти жернова разгонялись на Балканах. Так же был убит публицист Бузина. Наше интервью с ним в 2009 году закончилось тем, что Бузина, очарованный тогда белогвардейской эстетикой, не веривший в расширение НАТО, сорвал с себя микрофон и хлопнул дверью. Но я до сих пор вижу тело у подъезда, накрытое простынёй, помутневшие от боли глаза матери, смеющиеся лица нацистских ублюдков в суде.

Нацистскую заразу очень хочется выкорчевать. Но её нельзя выкорчевать грязными руками. Нельзя вышибить правый клин таким же правым клином. Это путь в могилу для обоих народов, на радость империалистам, стравившим их.

Склоните голову перед горем, но задумайтесь, как искоренить горе? От этого вопроса рано или поздно не удастся уклониться никому.

Михаил КИЛЬДЯШОВ.

Родство свято. Потому всё, что нам особенно дорого, мы именуем в категориях родства, связываем кровными узами: «материнство», «отцовство», «сыновство», «братство», «сестричество» — это не только о семье, но и о сопереживании всему миру, об ответственности за ближнего, о самопожертвовании, о нерасторжимой духовной связи.

Но язык с трудом ищет производную от «дочери», перебирает словоформы, рождает непривычное «дочерничество», пытается дать имя тому, что нами ещё не вполне осмыслено. Быть дочерью, по-дочернему отнестись к жизни, к делу — значит, сохранив первородство, озарить всё благое красотой, чистотой, непоколебимой верой в родительскую правоту.

Отношение отца к дочери, словно лелеяние цветка, словно любование звёздным небом, это непрестанная молитва и неиссякаемое вдохновение, упование на то, что свет на пути дочери будет неизбывным и тьма никогда не сможет его объять. Но это и постоянная тревога, а порой неутолимая боль.

Трагедия Александра Дугина страшной огненной вспышкой высветила, что всё в нашей действительности сегодня облечено в предвечное дочерничество. Наша Родина в этом огне явилась молодой и светлоликой, такой, какой мы её растили тридцать лет, оберегая от скверны, тлена и беспамятства. Не есенинское «мать моя родина», не блоковское «я привык к этим ризам величавой Вечной Жены», не бердяевское «вечно бабье в русской душе», не мать, не жена, не невеста, а милая дочь, доставшаяся нам «дорогою ценою», непрестанными трудами, сбережённая в борьбе и войнах. Она смотрит на мир нашим взором, говорит нашими словами, меряет нашей мерой и русское время, и русское пространство.

Она помнит своё родство, своё «блаженное наследство» — в ней, повзрослевшей, мы узна­ём праматерь Русь с грозными очами княгини Ольги, в её голосе мы слышим интонации «Прощания славянки» и «Священной войны». Словно аксаковская Настенька с аленьким цветочком, она знает цену счастью и умеет видеть подлинную красоту. Словно пушкинская Маша Миронова, она «сберегла честь смолоду» и ни в чём не отступила от отеческих заветов. Словно Ульяна Громова, она говорит теперь каждому из нас «Крепче стой!» Она знает, что, пожертвовав одним, действительно, можно осчастливить весь мир, но только если этой жертвой будешь ты сам.

Родина-дочь зовёт! Там, где иным не хватает решительности, она воюет, врачует, просвещает, творит. Родина-дочь уже впереди своих родителей: она вызывает огонь на себя, принимает удар на себя. Она в горячих точках, в точках невозврата. В своём отцелюбии она загораживает отца, спасает его от смертельного удара, а вместе с отцом спасает русское будущее, русские смыслы. И в этом спасении нет рока, нет фатума, а есть промысел, есть осознанный подвиг. Есть попрание смертью смерти.

Родина-дочь неубиваема. Она угодна Богу. Приходит Тот, чья поступь неслышна, кто идёт по водам житейского моря, яко по суху. «Не бойся, только веруй, — говорит Он скорбящему отцу. — Не умерла, но спит. Талифа куми!»

И восстала, и взяла отца за руку, посмотрела в его небесные глаза, полные слёз: «Не рыдай мене, отче…»

Максим ШЕВЧЕНКО.

Время Дугина — это время священной войны.

Вся политическая метафизика Дугина сконцентрирована на войне за смыслы — бо́льшие, нежели человеческая жизнь. За смыслы, приобретающие измерение непостижимого разумом, но открывающегося в вере, за смыслы «священного».

Всё своё время осознанной жизни Дугин говорил о непримиримом конфликте между духом и материей, противостоянии человеческого и сверхчеловеческого, конфронтации моря и суши, «консервативной революции» (имеется в виду не строительство храмов и поточное производство благостно-мироточивых попов), непримиримой вражде с либерализмом, столкновении Евразии и Запада, о «брани духовной» и так далее.

Священная война множится и отражается в зеркалах дугинской реальности, являясь в этих отражениях единственным способом «пробуждения» человека от энтропийного засыпания и исчезновения. Как оно там в действительности, не знает никто. Это вопрос веры. И это укрепляет позицию Дугина.

Отсутствие войны или имитация войны приводит (по Дугину) к энергетическому обнулению истории и человека как смысла истории. Воплощением этого обнуления для Дугина является современный либеральный Запад и либеральный человек, разменявший «подлинное сакральное бытие на профаническое социальное существование». Вне священной войны для Дугина нет смысла истории и достойного содержания жизни. Считать Дугина мирным философом или гуманитарным «проповедником традиционных ценностей» может только тот, кто никогда не читал или не слышал Дугина.

Фундаментальная утопия политической философии Дугина (Четвёртая политическая теория) — новый мир, основанный на осознании людьми своего тут-бытия (нем. dasein) и оформленный как союз осознавших, нанизанный на каркас Великой Традиции.

Великая же Традиция раскрывает себя людям через религии и цивилизации, неся свет и смысл того, перед чем человеческая жизнь — просто искра из костра, тлеющего в абсолютной и бесконечной ледяной тьме.

Не осознавшим dasein и не отчитавшимся об осознании придётся туго. «Союз осознавших» неизбежно поставит их в положение неполноценных людей второго сорта, заставит либо осознать, либо подчиниться.

Проблема в том, что dasein просто не может осознаваться коллективно. Его нельзя осознать в ходе съезда, митинга, семинара, написания многотомного собрания воспоминаний и размышлений или в процессе коллективной медитации.

Dasein переживается индивидуально и по большому счёту вне осознающего своё «я» (через боль, отчаяние, надежду, заботу, любовь, религию, работу и так далее) индивидуума, его наличие носит чисто гипотетический характер. То есть, скорее всего (мы оставляем возможность Бога, это вопрос веры), dasein не существует вне человека и вне соотносимого с ним времени.

Но, конечно, пережившим тут-бытие и осознавшим dasein можно договориться о понятиях и правилах. Оформить эти договорённости в виде политического движения или государственной структуры. Они просто вынуждены будут это сделать.

Им придётся понаписать кучу текстов, которые трудно понять логически, но смыслы которых можно принять и смириться.

Кодифицировать свои индивидуальные переживания бытия (смерти, времени, жизни) в некоем универсальном дискурсе и, руководствуясь волей, принудить других к принятию этой кодификации.

Именно поэтому священная война в наступившем «времени Дугина» неизбежна. Никакие реалии мира вокруг не соотносимы с переживанием dasein. Они выглядят как клетка, в которую заключён дух.

Проблема — в инструментах священной вой­ны «времени Дугина». Единственным доступным инструментом этой войны пока являются существующее и конкретное российское государство и российская власть. Российская власть и государство тянутся к Дугину и боятся его. Он им нужен для оправдания собственной методологической пустоты. Они знают как, но лишены понимания — зачем.

Это государство всё про себя знает, и ему позарез нужен Дугин, чтобы заполнить пустоту внутри себя. Это государство хочет избежать распада, исчезновения и продлить своё время в этой реальности. Его спасение — в священной войне.

Но само это государство не скрывает в себе ничего священного. Всё священное в нём — политтехнология. Единственная надежда этого государства в том, чтобы овладеть временем Дугина, придать высший священный смысл своей войне, начатой просто как толковище за место на мировом рынке. Это ранее было невозможно, поскольку это государство всегда боялось Дугина, справедливо подозревая в нём апологета войны и системного радикала. Государство же всегда хотело мира и сладкой жизни для тех, кто наверху, — членства в НАТО, в ВТО, рыночных реформ, уничтожения даже призрака социального равенства.

Оправданий этому оставалось всё меньше.

И тут случилось горе — погибла дочь Дугина.

В аллегорическом смысле смерть Даши Дугиной — как жертвоприношение Ифигении перед отплытием Агамемнона в Трою. Ветра для армады кораблей не было — оракул сказал принести в жертву единственную дочь. Агамемнон настолько хотел войны, что решился на это, но в момент удара жертвенного ножа на алтарь опустилось облако и Артемида унесла Ифигению в Тавриду (Крым).

Жертва тем не менее состоялась, война, изменившая судьбу человечества, началась и завершилась победой эллинов. Начался новый эон человеческой истории.

Естественно, государство попытается держать Дугина, его время и его священную войну в узде, приручить их, адаптировать под нужды пропаганды.

Но даже справившись с Дугиным и адаптировав его смыслы для нужд пропаганды (что далеко не факт), это государство вряд ли сумеет справиться с временем Дугина.

Потому что это время священной войны, и им нельзя управлять.

Его можно только принять или исчезнуть.

Вардан БАГДАСАРЯН.

Теракт на Можайском шоссе может занять особое место в истории мирового терроризма. Вероятно, впервые целью террористов был философ и убивали человека за философию. Следовательно, в этой философии видели угрозу. Значит, враги боятся не только военной силы, но и идейной альтернативы. Попытаемся реконструировать мотивы, подвигшие террористов на избрание такой цели.

К глубинным архетипам властного строительства относится тандем — царь и пророк. Царь в своей политической деятельности реализует ценностно-смысловые установки, генерированные пророком и передаваемые в качестве концептуального оружия. Субъектом политики выступает царь, тогда как пророк оказывается властителем идей. Александр Гельевич Дугин, вероятно, выразил бы эти отношения в категориях кшатрианской (воинской) и брахманической (жреческой) власти. Вопрос о пророке при царе можно без преувеличения назвать ключевым вопросом определения государственного курса в истории и современных реалиях России. Не институции гражданского общества, как это утверждает западная политическая теория, а фигура пророка определяет через идейное влияние на царя государственную повестку. Так выстраивается властный механизм принятия стратегических решений в реальности. Пророки бывают «светлые» и «тёмные», равно как и цари народные и боярские, западники и почвенники.

Кто выполняет функции пророка при Путине и существуют ли такие пророки вообще, доподлинно неизвестно. Но на Западе сложилось убеждение, что в таком качестве выступает Дугин. За внешнеполитическим курсом Путина там к своему ужасу обнаружили философию главного теоретика российского неоевразийства. Путин в глазах западного сообщества сегодня стал главной персонификацией неправедного монарха — врага свободы. И основной развязкой формируемого мифа должно стать для Запада низвержение российского президента. Однако Путин для его врагов пока недосягаем. И тогда целью оказывается пророк. Убивая пророка, убивают царя в его идеологической ипостаси. 20 августа убили дочь пророка… Можно при этом сказать, что целили в Дугина, но также можно, что целили в Путина.

Конечно, «кремлёвским идеологом» Дугин, как его маркируют на Западе, не является. Различия провозглашаемых философом идей и реалий российской политики разительны. Дугин выступает принципиальным непримиримым врагом капитализма, рыночного фундаментализма, связанной с ними буржуазной морали. Он является противником системы, построенной на приоритете частной собственности, противопоставляя ей евразийскую модель рассмотрения экономики как приоритета общественного целого. Дугин — жёсткий оппонент экономоцентричности и видит в экономике лишь производную от принимаемой системы мировоззрения. Но разве таков курс Кремля? Модель Российской Федерации как была заложена с начала 1990-х годов, так и остаётся капиталистической, а система мышления так называемых элит — экономоцентричной и менеджерской.

Дугин — принципиальный противник трансгуманизма и цифровизации. Им резко критиковалась операция всеобщей вакцинации, попытки через введение QR‑кодов построить «цифровой концлагерь». И разве в этой критике взгляды Александра Гельевича совпадают с позицией Кремля? Разве цифровизаторство не остаётся квазирелигией современных около­властных элит, всякого рода сколковцев?

Образование, культура, наука, по мнению Дугина, деградируют, приняв основание секуляризма, отступив от религиозной традиции и сакральности. Но разве по-дугински осуществляет сегодня Кремль реформы образования? Разве дугинские подходы положены в основу школьных учебников и программ по истории и обществознанию? Ничего этого нет. Учебники истории основываются, в частности, на теории модернизации, резко критикуемой Дугиным как деструктивный концепт.

Да и внешнеполитический курс России выстраивается более мягко и менее имперски, чем это предлагает Дугин. Определённые шаги государства философ приветствует, тогда как другие осуждает и высмеивает, говоря о внутренней раздвоенности верховного суверена — «солнечном Путине» и «лунном Путине».

Нет, время Дугина ещё не наступило. Но оно имеет перспективу наступить.

Кремль нуждается в идеологической опоре. Без этой опоры режим не выстоит, рухнет вместе с ним и государство. Но вопрос о новом идеологическом строительстве оказывается нетривиален.

Коммунистическая идеология оказывается для власти неприемлема ввиду антисоветских оснований создания государственности в начале 1990-х годов. Возвращение к идеологии коммунизма неизбежно бы привело к постановке вопроса о том, зачем и кому потребовалась декоммунизация. И этот вопрос может быть персонально для многих крайне неудобен.

Неприемлемым оказывается и либерализм. «Быть либералом» сегодня в общественном сознании фактически синонимично «быть врагом России». Либерализм прочно связан с западничеством, и либеральная платформа связывается с политикой государств, определённых в Российской Федерации в качестве недружественных.

Естественно, неприемлем и фашизм ввиду как многоэтничности России, так и семантики прошлого. Победа в Великой Отечественной войне остаётся главной святыней для российского социума, и фашистская идеологическая идентификация будет равносильна политической смерти.

Все три классические политические теории оказываются, таким образом, неприемлемы. Возникает запрос на конструирование чего-то нового. И тут пробивает час Дугина. Заявляемая им четвёртая политическая теория оказывается в повестке поисков выхода властной элиты из тупика. В этом смысле Дугин, конечно, не есть пророк актуальной кремлёвской группировки, но пророк грядущий. Против пророка грядущего и, соответственно, грядущей идеологической альтернативы и был организован террористический заговор.

Максим КАЛАШНИКОВ.

Трагическая гибель Дарьи Дугиной означает, что война коснулась теперь и русских мыслителей. И вновь стал вопрос о нашей миссии. А она — в поиске главной цели для страны. В поиске Иного, альтернативы для той изуверской футурологии, что уготована нам хозяевами Запада. Равно как и выхода из смертельно опасного застоя в теперешней РФ.

Пускай мои политические дороги и разошлись с путями Александра Дугина, но никогда не забуду им сделанного: он разбудил всех нас в 90-е, как и Александр Проханов. Мне никогда не забыть номеров журнала «Элементы», что зачитывались буквально до дыр. Или той «Лимонки», что делали вместе Лимонов и Дугин, что была отдушиной в кошмарном угаре ельцинщины. И тогдашних текстов Александра Гельевича, что заставляли напряжённо думать, а не плыть по течению.

Главное наше предназначение сегодня — в раскрытии самого смысла жизни РФ, каковую требуется сделать Великой Россией. Или, если хотите, Объединённой Русью. Той самой державой воплощённой Русской Мечты, оплотом новой жизнетворной цивилизации. Облик нашей национальной грёзы, чертёж такой Империи Света — вот задачи нас, пробуждённых и думающих. Лишь мы, а не обрюзгший бюрократический аппарат и не пиарщики-речеписцы в силах совершить такое. Труба истории вновь зовёт нас.

Да, нашим предшественникам совсем недавно по историческим меркам приходилось делать подобное. В 1920–1930-х годах тогдашние наши планетарные оппоненты выдвинули свой план мироустройства. На началах теории расового превосходства нам предложили социум с расой господ и с кастами рабов/неполноценных разных типов. Со своей общественной иерархией и с уничтожением целых народов, признаваемых нежизнеспособными и расово неполноценными. Этакую цивилизацию Чёрного солнца, знаки коего красовались на бортах гитлеровских танков. Как писали Повель и Бержье в своём классическом уже труде «Утро магов», создавалась нехристианская цивилизация, где древняя тёмная мистика скрещивалась с бронированными полчищами вермахта и пикирующими скоростными бомбардировщиками.

Тогда наши деды и прадеды уничтожили чудовище и явили миру альтернативу — Советский Союз. Зримую, блиставшую реальными свершениями и достижениями. Предложившую человечеству «Туманность Андромеды» вместо тибетской архаики и томика «Моей борьбы». Но, увы, власть имущие в СССР так и не сумели понять и раскрыть потенциал Красного проекта, исцелив его от некоторых врождённых пороков. В итоге довели дело до горбачёвщины, до торжества джинсов над Мечтой, до страшной геополитической и психоисторической катастрофы, обошедшейся нам в десятки миллионов жизней. Причём последствия гибели Союза мы расхлёбываем и по сию пору, угодив в смертельно опасный застой. Чреватый перестройкой-2.

Сегодня вновь пробудились прежние демоны. И нынче владыки Запада (или Великой Глобалии) предлагают нам новый извод своей адской «футуристики». По Швабу. И снова мы видим образ расы господ, теперь уже усовершенствованных с помощью био-нано-инфотехнологий, действительно отличающихся от нас органически. А нам отводится роль убогой «серой расы» короткоживущих. Немыслящих, разделённых на касты. Нового стада с типовыми представлениями и мнениями, втиснутого в жёсткие рамки электронного концлагеря, теперь уже с «экологически обоснованными» нормами потребления. Стада разобщённых психопатов, бесплодных во всех смыслах сего слова. Изолированных, аутичных придатков соцсетей, уходящих ещё и в суррогатные «миры» под действием лёгких наркотиков, лишённых подлинных любви, родительства, семьи…

И вновь, как и поздний СССР, мы оказались в опаснейшем положении. У русских нет внятной альтернативы Швабовому инферно, существующей как план на государственном уровне. Мы повторяем ошибки КПСС, которая пыталась отвечать на западные философские проекты одними сводками промышленного производства и статистикой роста народного благосостояния. Сегодня мы видим практически то же самое — но в виде отчётов Минфина и ЦБ РФ. Плюс крен в охранительство и казённый патриотизм.

Однако существующий в РФ порядок есть плод гибели СССР, и он никак не может выступать альтернативой швабизации человечества. Сей порядок обеспечивает застой и то, что страна невольно становится орудием в руках глобальных проектировщиков. Даже тот мировой кризис, в который сваливает человечество украинская кампания, при нашей беспроектности грозит тем, что осуществится как раз план Шваба. А русские послужат при этом и «штрафбатом» — орудием чужих планов, и дойной коровой — источником средств и ресурсов. И даже неким внешним пугалом, что сплачивает остатки былого Запада вокруг Вашингтона, укрепляя НАТО и вдыхая в оный блок новую жизнь. Именно на русских спишут ту глобальную депрессию, что вызвана самими «швабизаторами», что уничтожит средний класс на Западе и построит тот самый е-концлагерь. А нас приговорят к распаду и к окончательной утилизации — именно так может завершиться теперешний застой. Мы-то помним, с каким ускорением пошли процессы после ухода Брежнева в ноябре 1982-го…

Отсюда и следует наша миссия. Политические надстройки преходящи, но Россия должна жить в веках. Нам, пробуждённым и мыслящим, и нужно создать ту самую альтернативу изуверству швабизаторов. Тот самый Образ Будущего, манящий и волнующий. Именно такую работу мы и делаем, невзирая на политическую конъюнктуру и сиюминутную пропаганду. Ибо без такого проекта нам — смерть. Любое движение к Победе побед должно начинаться с проекта Объединённой Руси, с плана глубочайшего преобразования РФ.

Так будем же верны нашему предназначению. Невзирая на все происки сил зла и мрака…

Валерий КОРОВИН.

«Самый опасный человек в мире» — «the most dangerous man in the world» — именно так называют русского философа и геополитика Александра Дугина его американские визави. Одного только этого достаточно приличному человеку, чтобы обратить на идеи Дугина самое пристальное внимание.

Дугин — несомненный враг цивилизационного Запада, во всех его проявлениях, начиная от простого — геополитического проекта западного глобального доминирования (глобализации) через отрицание западного идеологического проекта (либерализм), и заканчивая высоким философским уровнем обоснования расчеловечивания (объектно-ориентированная онтология). Первому Дугин противопоставляет многополярный мир, второму — Четвёртую политическую теорию, третьему — Традицию.

Уже только исходя из шмиттовской формулы определения политического — друг-враг — не сложно найти своё место по отношению к Дугину: тот, кто за Запад, глобализацию и расчеловечивание (превращение человека в постчеловека, из субъекта в объект), тот против Дугина. Остальные — за!

Вы спросите, а почему, собственно, нужно как-то соотносить себя именно с Дугиным? Очень просто. Потому что именно Дугин создал теоретическую основу всей постсоветской патриотической мысли, обосновав каждый пункт этой альтернативной Западу мировоззренческой матрицы самым глубоким образом, проработав досконально каждый тезис.

Всё, что вы хотели бы знать из сферы мысли, но боялись спросить, есть у Дугина. Даже если вы либерал, глобалист и сторонник трансгуманизма, вам необходимо, если вы, конечно, серьёз­ный мыслитель, к каждому своему тезису (для доказательства его, таков закон развития научной мысли) найти антитезис. Никаких проблем — всё это есть у Дугина.

Ещё в самом начале распада советского блока, когда единственной альтернативой советизму (с подачи Запада) предлагался исключительно либерализм (называемый тогда демократией), Дугин проработал и предложил на общественное обсуждение идеологию Третьего пути — самостоятельную идеологическую модель новой России, альтернативной и советизму (с марксизмом в основе), и идеологии Запада (с либерализмом в основе).

Утверждению Запада о том, что его модели развития на основе модерна нет альтернативы, Дугин противопоставил Традицию, на отрицании которой в течение последних трёх столетий и происходило становление модерна с материализмом, прогрессизмом и позитивизмом в основе.

На утверждение о безальтернативности доминирования времени Дугин ответил тезисом о незыблемости Вечности. Когда его начали обличать в том, что, дескать, Третий путь, который он предлагает в качестве альтернативы первому (либерализм) и второму (марксизм) пути, есть не что иное, как фашизм (третья политическая теория), Дугин обратил внимание на то, что речь идёт вообще о выходе за рамки модерна, то есть о Четвёртой политической теории, в основе которой как раз и лежат Вечность, Традиция, Бог — всё то, что в модерне с его либерализмом, марксизмом и фашизмом вообще подвергнуто отрицанию.

На утверждение Запада об «объективности» и «неизбежности» глобализации (тезисы, которые, как заклинание, повторяли все «продвинутые» представители российского политического класса с начала 1990-х) Дугин выдвинул Теорию многополярного мира, основанную на утверждении геополитического плюрализма.

Собственно, геополитика на тот момент по советской инерции так и оставалась «лженаукой, обосновывающей буржуазную империалистическую экспансию». Это именно Дугин взял и перевёл все основополагающие труды классиков геополитики: от Маккиндера и Мэхэна до Шмитта и Хаусхофера, — а между ними всех остальных основных авторов, обобщив все основные критерии геополитической науки в своих «Основах геополитики», написанных в 1995–1996 годах и вышедших в начале 1997-го. Это потом уже появилась целая плеяда российских геополитиков, с разной степенью старательности и усердности переписывавших дугинский учебник, а до этого не было ни одного.

На провозглашение Западом проекта Европейской интеграции и создание Европейского союза Дугин ответил декларацией Евразийского союза, прежде проработанной им на идеологическом уровне от и до ещё с конца 1980-х годов. Именно неоевразийство Дугина впервые обосновало необходимость позиционирования постсоветской России в качестве основы для особой, не западной и не восточной, евразийской цивилизации — России-Евразии.

На утверждение Запада об эталонности его исторического пути развития и универсальности модели западного общества, собственно — западной цивилизации, которой нет альтернативы, Дугин ответил 23-мя томами «Ноомахии», лишь в первом приближении описав типы цивилизаций — их глубину, метафизическую, культурную и геополитическую обоснованность, — альтернативных выхолощенной, примитивной и поверхностной цивилизации коллективного Запада.

Нет ни одного утверждения западных идеологов, мыслителей, философов, на которое Дугин и его интеллектуальная группа не дали бы столь же обоснованный, концептуально проработанный и глубокий ответ. Без преувеличения можно сказать, что у Дугина есть всё!

Когда меня спрашивают, что я читаю, я в полу-шутку (а может и полусерьёзно) отвечаю: «Я читаю только Дугина». Не буквально, не потому, что больше нечего читать, а потому, что прежде чем подступиться к любому вопросу, теме, концепции, философской идее, необходимо для начала посмотреть, что об этом написал Дугин, уже только потому, что Дугин всё прочёл, осмыслил и ёмко, парадигмально выверено и концентрированно изложил доступным языком, обратив внимание на самое главное и не выпячивая второстепенного, обобщив в содержательных выводах.

Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно провести небольшой эксперимент, о котором я уже где-то упоминал: достаточно набрать любое содержательно значимое сочетание понятий, интеллектуальную формулу или концепт вместе с именем Александр Дугин в любом поисковике, и вы получите подборку ссылок на тексты, в которых эти идеи, модели или концепты уже осмыслены, изложены и оформлены.

Именно так идеи Дугина стали доминировать в интеллектуальном поле не только нынешней России, но и в мыслящей среде всего остального мира, включая Запад, где мыслящая часть общества как раз представляет альтернативный либералам, глобалистам и трансгуманистам лагерь. Дугин именно потому одержал победу, взял интеллектуальный верх, заставил всех мыслить парадигмально и цельно, что проработал всю сферу Идей во всех их проявлениях. Он уже повернул ход истории вспять, если взять сферу мысли. Но чтобы убедиться в этом воочию, требуется время, ибо Идея спускается из области философского, где она созерцается как идеальный образ внутренним зрением, через сферу научного в экспертное, а потом в медийное сообщество, откуда она становится достоянием масс, и сколько она будет туда спускаться — это зависит не от философа, а от качества сред, в которых идея живёт, развивается (если развивается) и осмысляется.

Такая непредсказуемость качества сред сказывается на точности прогнозов. Как замечает сам Дугин, философ, давая прогноз, никогда не ошибается в том, что́ произойдёт, но почти всегда ошибается в том, когда́ произойдет. Может быть, как раз потому, что ориентирован на Вечность, с пренебрежением относясь ко времени.

Всё, что было написано Дугиным, сказано, проработано на интеллектуальном уровне, развёртывается, сбывается, воплощается на наших глазах. Не нужно быть самому таким уж глубоким философом, чтобы открыть его книги, статьи, интервью, прочесть, послушать, осмыслить и понять, что всё, о чём писал и говорил Дугин в 1990-х или 2000-х, либо уже реализовано, либо воплощается на наших глазах, в этот самый момент. А то, что ещё не воплотилось, обязательно воплотится. Не могу сказать когда.

Именно поэтому Дугин является, например, «советником Путина», как убеждены на Западе, да и во всём остальном мире. Мне не раз приходилось отвечать на этот вопрос всюду: в Иране, Турции, в беседах с представителями интеллектуальных сред Латинской Америки, Европы, Азии или Африки. Везде, где мысль имеет хоть какое-то значение, убеждены, что именно Дугин определяет основные векторы политики Путина. Просто потому, что всё, что реализует Путин, прежде было написано или сказано Дугиным. Что я могу ответить на это? Не смею спорить…

Вот почему мы живём во времени Дугина. И вот почему он является самым опасным человеком для Запада. Уже хотя бы потому, что Дугин разрушил все мифы, так бережно и тщательно создаваемые на Западе, об эталонности западного пути исторического развития, как и развития западной мысли, об универсальности западной цивилизации, о безальтернативности и объективности глобализации, о преимуществах либерализма, об объектности человека, — да, собственно, обо всём, что так необходимо было Западу для доминирования над миром, над человечеством, для того, чтобы быть правителем над всеми.

При этом никто не Западе не смог продемонстрировать своего интеллектуального превосходства над Дугиным (которого приглашали в сотни интеллектуальных дискуссий с идеологами и философами Запада) и доказать своё первенство и обоснованность западной интеллектуальной мысли в открытом диалоге: ни Бжезинский, ни Фукуяма, ни Бернар‑Анри Леви, обожествляемый современным западным интеллектуальным сообществом.

В открытом интеллектуальном столкновении с Дугиным они выглядят жалко и неубедительно. На чистом английском, французском, немецком, итальянском, испанском Дугин камня на камне не оставляет от западных либерально-глобалистских концептов, обосновывая свою правоту на любом уровне ведения дискуссии: от телевизионных эфиров с посекундным хронометражем до научных аудиторий в многочасовых дебатах.

Вот тут и проявляется вся низменность и подлость Запада. Не имея возможности победить Дугина в открытой дискуссии, западные политтехнологи опускаются до уровня подлости, грязных технологий, пакостей. Целый департамент в Госдепе работает над дискредитацией Дугина, заказывая одну дискриминационную кампанию за другой в течение уже почти полутора десятилетий. Набор политтехнологических методов очернения не блещет оригинальностью и разнообразием. Чего больше всего боятся на Западе? Фашизма (они там от него пострадали, сами породив) и оккультизма (это просто страшно само по себе).

Остаётся решить простую политтехнологическую задачу — отождествить Дугина с двумя этими страшными явлениями. Благо (для них) здесь работает тот же способ: забить в поисковике страшные понятия «фашизм», «оккультизм» в сочетании с «Дугин» и — вуаля. Дугин изучил и описал всю западную мысль: от досократиков и Платона с Аристотелем через падение в схоластику и картезианство до Нового времени, модерна и постмодерна.

Естественно, что сюда попал и период двадцатого столетия вместе с такими европейскими явлениями, как фашизм, национал-социализм с его расовой теорией, оккультизмом и прочим. По этой же логике можно обвинить того, кто пишет про насекомых, в том, что он насекомое. Вот именно так они и действуют: раз Дугин написал про фашизм — значит, фашист, а раз про оккультизм — значит, «оккультный фашист».

Дальше нанимается подрядчик, субподрядчики из местных, всякая шушера «на подсосе» от Госдепа, которая за мелкий прайс бесконечным потоком cut&paste клепает вот уже лет десять нечитаемые кирпичи, бесконечно компонуя слова «Дугин», «фашизм», «оккультизм» с несколькими их производными. Получается очень глупо, зато много, и можно бесконечно ссылаться друг на друга, изображая «научность», «проработанность» и «обоснованность» пасквилей, один гаже другого. Расчёт тот же — при наборе «Александр Дугин» в поисковике среди такого обилия заказной грязи обязательно выскочит что-то, содержащее «фашист», «оккультист», а массовый читатель по ссылкам даже не ходит, довольствуясь заголовками.

Всё это, по мнению западного заказчика, должно было придать Дугину «токсичности», как сейчас выражается молодёжь, чтобы даже теоретически исключить синтез главного политика нынешнего мира — Владимира Путина — с главным интеллектуалом. В каком-то смысле, как им казалось, они этого добились. Однако сам Дугин с достоинством философа, чьи глаза повёрнуты вовнутрь, созерцая идеальный образ мысли, продолжал хранить молчание на этот счёт, а Путин — реализовывать описанные Дугиным стратегии, также не обращая внимание на нечистоплотную возню западных «партнёров».

Отчаявшись что-то изменить, западные заказчики задумали самую мерзкую подлость — убить. Однако есть кому противостоять князю мира сего. Россия вступила в финальную эсхатологическую битву за конец истории. Бог и дьявол сошлись в финальной схватке, и поле битвы, как выражается сам Дугин, — душа человека, а также его ум. Войны ума. Ноомахия. Время Дугина. Endkampf.

Сергей Черняховский

Вряд ли наступающее время будет «Временем Дугина» если иметь в виду «Время Цивилизаций Суши», «Время Четвёртой политической теории» (их уже четыре, если говорить о мировых политических: либерализм, коммунизм, консерватизм и национализм) или «Время Евразийства» — при всём экзотическом изяществе последнего конструкта.

При этом, конечно, приходит время больших осмыслений и больших смыслов, время большого выбора и больших самоопределений. Точнее, запрос на всё названное возник раньше, но не был удовлетворён. Художественно-философские конструкции Александра Дугина – это как раз результат такой неудовлетворённости и попытки дать ответ на нарастающий вал вопросов.

Запрос на большие смыслы и на большой выбор, то есть запрос на выбор смыслов – это метафорически и есть Дарья Дугина и её выбор.

И в этом отношении можно говорить не о времени Дугина, а о времени Дарьи, потому что здесь важен поколенческий выбор.

Убийство Дарьи стало символическим ударом, направленным против её выбора и её права на большой выбор смыслов.

Напрасно те, кто говорит о ней, подчёркивают именно её приверженность православию и русскости. Важнее другое: искренность, светившаяся в её глазах, энергетика, чувствовавшаяся в её мимике и пластике. И какой-то добрый и тёплый свет, не только наполнявший её, но уже и исходивший от неё и горевший в её глазах. Как будто сама она становилась Солнцем. У Сергея Лукьяненко есть книга, написанная давно, ещё в начале 1990-х, – «Мальчик и Тьма». Там описан мир, жители которого продали торговцам другого мира свой Свет – обменяли на вал предметов комфортного быта и получили большой комфорт – и жизнь в темноте.

Замки Тьмы, в подвалы которых крылатые служители Тьмы свозят похищаемый ими Свет и похищаемых ими детей, из которых они создают крылатую гвардию Тьмы.

В этот мир приходит Солнечный зайчик, который начинает светить людям и увлекать их надеждой и стремлением вернуть в мир Свет. И когда восставшие врываются в замки Тьмы – в подвалы, заполненные проданным Светом, – туда проникает Солнечный зайчик, сливаясь с этим светом и становясь новым Солнцем, встающим над освобождённым от Тьмы миром.

Дарья хотела быть воином добра и света – и была подобна этому Солнечному зайчику, который в итоге стал Солнцем.

И её заслуга не в том, что она была за православие и за русских, дело в том, что она была за добро и свет.

Она символична, как символ поколенческого выбора в эпохе битв, новый вал которых заполняет мир. Потому что та оборонительная борьба, которую страна вела за свет против тьмы последние треть века, была, к сожалению, лишь оборонительной борьбой с редкими и не очень решительными контратаками. Но оборона – это смерть того, что обороняется: для победы нужно наступление.

Та борьба, которая велась, велась в основе своей другими поколениями – теми, кто так или иначе, но проиграл схватку за страну на рубеже 1980–1990-х. И даже ведя борьбу, вёл её с чувством обречённости и экзистенциальным желанием хотя и проиграть, но с очищенной совестью перед взглядом того другого, кто смотрит на нас из глубины нашего подсознания.

Должно было прийти время тех, кто будет вести эту борьбу, чтобы победить. И поэтому её постарались убить, чтобы запугать всех тех из её поколения, кто захочет пойти её путём, кто захочет бороться не ради процесса, а ради победы и результата. Но и победить могут только те, кто готов умереть за победу.

Дарья сделала свой выбор – и выбрала свои смыслы. И отдала за них жизнь, потому что её целью была Победа. И не надо говорить, что она погибла не в бою на поле боя и она не ровня героям, погибающим сегодня за освобождение Украины от нацизма. Она погибла, по большому счёту, как и Зоя Космодемьянская: ведя свой бой, сделав свой выбор и приняв свои смыслы, отстаивая в своих статьях, выступлениях и своей работе то, во что верила, и говоря то, что думала, называя фашистов фашистами, врагов – врагами, подонков – подонками и убийц – убийцами.

И это – её время.

И ещё. Художественные конструкции Александра Дугина – это его художественные конструкции, вызывающие разные эстетические реакции. Но Дарья, сделав свой выбор, пошла по его пути. И уже это – ситуация, когда дочь принимает путь отца, – не может не вызывать уважения. И когда она на этом пути отдаёт свою жизнь за свои взгляды и свои смыслы, не может не вызывать почитания и преклонения.

Тем более когда недавняя история показывала совсем иное. Почему треть века назад погибла страна? Потому что многие предали путь своих отцов и всё то, за что их деды и отцы умирали и в 1917–1920 и в 1941–1945 годах.

Дарья как бы своим выбором и своей смертью за всех искупала вину предательства предыдущего поколения.

Наверное, на избранном ею пути она ушла бы и дальше отца – но именно это и важно, и честно: можно уйти дальше отцов – важно не свернуть с их пути и не предать их мечты.

Когда-то Ленин говорил: «Каждое поколение своим путём приходит к социализму». Речь в данном случае не о социализме (хотя, кстати, не о капитализме же в душе мечтала Дарья) – речь о том, чтобы остаться верным пути и мечте отцов, выбрать самому, как им служить – но служить именно им. И победить.

И ещё о Ленине. Когда-то, в начале 1917 года, выступая перед молодыми социалистами в Швейцарии, он сказал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь… будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей… революции».

Из этого его критики часто делают вывод о том, что он не ждал и не предвидел приближающееся свержение царизма и революцию в России. Но только, отсылая к этим строкам, стараются не упоминать им предшествовавшие: «Европа чревата революцией». И вот именно к последним он добавляет: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции». И одно и другое было правдой: было близко до революции, но до решающих битв – ещё очень далеко.

Речь шла о революции как переустройстве всего мира. Если хотите, решающей битве добра и зла, света и тьмы – эта битва идёт уже столетие, и решающее сражение всё ближе. И речь не только об Украине, над которой не первый год нависла тьма фашизма, – речь о современной цивилизации, бросившейся на защиту этой тьмы

И в этой битве Дарья Дугина сделала свой выбор. И отдала за него свою жизнь.

Это – её время, время Дарьи. Время выбора между добром и светом, большими проектами переустройства мира, выбора в пользу цивилизации Познания и Созидания – и злом, темнотой цивилизации детерминированного прозябания, цивилизации подчинения трансцендентности внешней предопределённости и животно-комфортному потреблению.

Как в сказаниях, выбор трёх дорог: либо вперёд и выше, к созиданию и преобразованию мира, либо в сторону, к мечте о сытой комфортности, либо куда-то назад, в Средние века, к признанию верховной власти трансцендентности. Потому что недавно и страна погибла оттого, что полвека назад на место приоритета больших проектов выбрала приоритеты спонтанного развития и сытного комфорта.

Владислав Шурыгин

Четверть века назад в атомном реакторе газеты «Завтра» родился проект «День воина» – газета в газете, рассчитанная и обращённая к русским «кшатриям» – воинам, людям избравшим своей судьбой служение Отечеству, защиту родной земли. Это было исключительно трудное время. Ельцинизм – жуткий франкенштейн, собранный из радикального либерализма, компрадорской безродной олигархии и абсолютистской, насквозь коррумпированной государственной бюрократии – просто раздавил страну. Высасывал из неё жизнь, убивал. Это было время, когда военным по три-четыре месяца не платили зарплаты, когда окончательно остановились лишённые оборонного заказа заводы, погрузились во тьму верфи, отключённые Чубайсом от электросетей. Когда летать и плавать было просто не на чем: запасы керосина и топлива составляли меньше 10 процентов от требуемого. И в это страшное время появился «День воина» – газета о тех, кто защищает Россию, газета для тех, кто её защищает. Газета, закачивавшая живительный кислород веры в будущее в отравленную, умирающую армию, в парализованный ВПК.

Мне выпала честь редактировать «День воина», и я очень хорошо помню, как рождался его первый номер. Помню, как я долго искал того, кто мог бы запустить сердце проекта. Написать его манифест. И, перебрав многих известных писателей, патриотических политиков, чьи имена гремели тогда в общественном пространстве, я обратился, пожалуй, к самому эпатажному и радикальному философу начала 1990-х – Александру Дугину. Философу, сформулировавшему, как многим тогда казалось, радикальную идеологию русского евразийства XXI века. Идеологию, продолжавшую линию русских славянофилов Леонтьева и Данилевского, утверждавших, что Россия, Россия-Евразия есть самостоятельная цивилизация, принципиально отличная как от Запада, так и от Востока, что Россию надо сравнивать не с одной из западных держав, а с Западом в целом или с одной из восточных цивилизаций, например, с китайской цивилизацией или исламским миром. Именно Дугин впервые сформулировал суть конфликта между Россией и Западом, претендовавшим на универсализм своих ценностей и потому отказывавшим России в праве на собственный путь и собственный цивилизационный проект. Несмотря на огромную занятость, Александр Гельевич живо отозвался на приглашение и саму идею издания «Дня воина» и специально для первого номера написал программную статью «Война – наша мать» – работу удивительной силы, пророческую и страшную.

В сети, по счастью, она сохранилась и можно найти её полный текст. Поэтому я лишь напомню несколько цитат, написанных четверть века назад:

«Существует досадное предубеждение, будто мир во всех случаях предпочтительней войны. И несмотря на объективную картину человеческой истории, несмотря на постоянное и всё более масштабное опровержение пацифистских утопий, эта наивная, в высшей степени безответственная позиция и не думает испаряться. Напротив, аргумент мира — “лишь бы не было войны” — становится всё более и более решающим для принятия важнейших судьбоносных решений.

Сплошь и рядом апологеты “мира любой ценой” тщатся подтвердить своё убеждение ссылками на Евангелие, на антимилитаристский характер христианской этики. Но в этом заключена важная смысловая подмена. Вспомним слова Спасителя: “Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не так, как мiр даёт, Я даю вам” (Ин. 14:27). Жаль, что в современном русском языке слова “мир” как покой, как невойна и “мир” как вселенная пишутся одинаково, хотя имеют совершенно различный смысл. До реформы Луначарского, упразднившего в русском i, в самом написании этих слов имелась наглядная разница: мир как невойна писался точно так же, как и сегодня – через обычное И, а мир как вселенная, как космос через I — мiр. Поэтому важно, что мир, даруемый Христом, есть “мир немiрской, надмiрный, горний”. Более того, в вышеприведённом месте евангельского текста это противопоставление подчёркивается: качество мира Христа совершенно иное, нежели мир у мiра сего. Легко разглядеть между этими понятиями противопоставление: вечный покой небесного рая противостоит основной характеристике мiра дольнего, движимого беспрестанно неистовым буйством стихий. Тут вспомним Гераклита: “Вражда есть отец вещей”. И поэтому мир Христов противоположен не одному из состояний нижней реальности, но всей этой реальности вместе взятой. Парадоксально, но горний мiр, мiр истинного мира воюет с мiром дольним, попавшим под власть дьявола. И снова недвусмысленно утверждает это сам Спаситель: “Думаете ли вы, что Я пришёл дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение”. Разделение на агнцев и козлищ, не пошедших за Христом, Сыном Божиим, и оставшихся в лапах дьявола. И эти две группы, два лагеря будут находиться между собой в неснимаемой вражде до скончания века. Перемирие между ними невозможно, а призывы к нему кощунственны — между злом и добром не бывает консенсуса. И “миротворцы” блаженны лишь постольку, поскольку несут с собой именно немiрской мир Христа, а не тщетные призывы обеим сторонам сойтись на чём-то среднем, на компромиссе, на взаимных уступках».

«…Можно сколь угодно жестоко карать за “пропаганду войны”, но войны не избежать. Никуда от неё не деться, никак её не обойти. На войне и брани построены основы мiра сего, составляющие главнейшее его качество. Будучи вброшенными в мiр земной, мы помимо нашей воли мобилизованы на фронт. И этот факт мы должны принять. И не решив на практике проблему войны, не ответив так или иначе на её вызов, мы не способны двинуться ни в одну из сторон бытия».

«…Война так же неотменима, как и сама смерть. Тот, кто не готовится к участию в битве, тот, кто отказывается от роли солдата, тот записывает себя не в дезертиры, но в жертвы. Рано или поздно война настигнет его. Но настигнет не как живого и свободного, сознательно принимающего на себя бремя ответственности, наложенное условиями рождения в земном мiре, а как жалкую неодушевлённую куклу, как пассивный предмет, вознамерившийся задёшево ускользнуть от могущественного предопределения.

От войны не уйти, и не надо пытаться. Важно, напротив, постараться точно определить свою принадлежность к своему войску и к своей части, приобрести навыки боевого искусства. Неважно, она уже объявлена или пока ещё нет. Война не заставит себя ждать. Она предопределена. Другое дело — какая война, за что, с кем и где? Но это второстепенно. Главное – осознать факт мобилизации, принять его. А дальше начинается иная история…»

«…Война заставляет человека заново и ценой огромного личного усилия утвердить свою принадлежность к общине. В этом социальный или национальный, если угодно, смысл войны. Война всегда дело коллективное, всегда направленное на какую-то общую цель — либо на сохранение народа или государства, либо на увеличение их мощи, их пространств, их жизненных регионов. Но все эти типы войны связаны с понятием уникальности культурной формы, так как именно конкретная и особенная культурная форма делает народ народом, а государство государством. В войне решаются судьба и объём укоренённости в реальности сложного коллективного проекта, дающего смысл существованию народа или цивилизации — как в малом, так и в великом. Всегда приходит момент, когда на эту культурную форму обрушивается враг, желающий её надломить, раскрошить, переварить, присвоить. Или наоборот, всегда приходит момент, когда сила, мощь и переизбыток внутренней энергии требуют выхода. А осуществиться это может лишь за счёт другого…»

«…Если люди не будут защищать свой народ и свою веру на войне, они потеряют связь с этим народом, превратятся в жалкие бродячие атомы, а вера их утратит спасительную силу, станет плоской, недейственной, ханжеской мелкобытовой моралью. Отказ от войны, бегство от войны, неготовность к войне свидетельствуют о глубоком вырождении нации, о потере ею сплочённости и жизненной упругой силы. Тот, кто не готов сражаться и умирать, не может по-настоящему жить. Это уже призрак, полусущество, случайная тень, несомая к развеиванию в пыли небытия. Поэтому везде, даже в самой мирной из цивилизаций — в христианской цивилизации никогда не прекращался культ войны и культ воина, защитника и хранителя, стража тонкой формы, которая и давала нации смысл и содержание. Не случайно так почитаем православными святой Георгий – воин за веру, заступник за православный люд, спаситель ещё земного, но уже православного (то есть уже ставшего на небесные пути) царства…»

Сегодня трудно себе представить, но эти слова были написаны после проигранной первой чеченской кампании, хасавюртовского предательства и позорного вывода наших войск из Чечни, превратившейся в Ичкерию. Эти слова прозвучали, когда в Кремле почти на каждом этаже сидели американские советники-контролёры, когда Россия безвольно плелась, привязанная за узду к американскому конестога-фургону. Сдавала своих друзей, бросала миллионы соотечественников без поддержки и помощи…

И среди этого понурого рабства громом звучали слова Дугина: «…Тьма народов и народцев, культур и культов бросили нам, русским, смертельный вызов. Запад как цивилизация отказывает нам в праве на то, чтобы мы могли быть иной, отличной от него цивилизацией — и это война. Наши бывшие братья по единому государству отказывают нам в том, чтобы уважать нашу силу и наш масштаб — и это тоже война. Западные соседи, поощряемые атлантистским могуществом, угрожающе потрясают нам хилыми рыжими кулачками — и это война. Азиатские орды косят злым глазом на наши южные и восточные просторы — и это война. Наша добрая весть, выстраданный, выплаканный, отвоёванный нами восторг Русской Духовной Мечты оплёваны сторонниками иных культурных форм — и это война. Мы стремительно растворяемся в небытии как призрак, теряя своё единство, свою сплочённость, своё русское, самобытное, уникальное, тревожное и необъятное “я” — и это война.

Нас окружает, призывно лижет нас шершавым языком пламя войны…»

Тогда эти слова казались чем-то запретным, невозможным, но всего через три года уже от совершенно другого человека мы услышали: «Мы будем преследовать террористов везде. В аэропорту — в аэропорту. Значит, вы уж меня извините, в туалете поймаем, мы и в сортире их замочим, в конце концов. Всё, вопрос закрыт окончательно…»

С тех пор в нашей истории произошли тектонические сдвиги. Был сокрушён терроризм на Северном Кавказе, разгромлен грузинский агрессор, возвращён Крым, разгромлены террористы в Сирии. Россия вновь стала великой мировой державой, мы вернули себе своё место на мировом политическом и историческом Олимпе.

Сегодня Александра Дугина уже величают чуть ли не политическим советником Кремля, главным идеологом. Но он не стучался в кремлёвские ворота, не искал туда пути. Он просто был провидцем. Философом, очень хорошо видевшим путь, которым Россия сможет выбраться из ямы, куда её столкнули противники. Видевшим и не боявшимся о нём говорить…

«Ценно то, что оплачено кровью. Прекрасно то, в основе чего лежит самоотверженный подвиг. Возвышенно то, за что не жалко отдать множество жизней — свою и чужие.

Родина — это понятие напитано смертью и кровью тех, кто полёг в великом деле создания порядка из разрозненных фрагментов реальности. Родина — конкретная форма, объемлющая все ценности, все утверждения, все трансперсональные запасы эмоционального мира, пронизывающие рода и поколения…

…Как эпитафия, как возвышенное оправдание погибшим только одно это священное слово, и война как путь приобретает новый смысл, доступный уже не только пассионарному добровольцу, богатырю, герою или ландскнехту, но и любому простому человеку, к которому обращается в интимный момент голос его собственной природы…

…Перед лицом Родины, ценности выше всех ценностей, ты не имеешь права на личное мнение, на свою позицию. Ты обязан идти на войну. У тебя нет выбора…»

Никто и никогда теперь не сможет упрекнуть Дугина в «теоретизировании» или «отстранённости», в том, что его слова – всего лишь слова, за которыми не стоит личное участие. На алтарь Победы его семья принесла самую сакральную и страшную жертву – дочь Дашу, подло убитую террористами 20 августа. И не случайно на прощании с Дашей он сказал: «…у неё было бы одно желание: не помните обо мне, не прославляйте меня, сражайтесь за нашу великую страну, защищайте нашу веру, наше святое православие, любите наш русский народ, потому что она погибла за народ, она погибла за Россию на фронте, и фронт этот здесь. Не только там – здесь, в каждом из нас.

И самая большая цена, которую приходится платить, может быть оправдана только высшим достижением — победой. Она жила во время победы, и она погибла во время победы. Нашей русской победы, нашей истины, нашего православия, нашей страны, нашей державы».

Так будет!

Владимир Большаков

Нет страшнее беды, чем хоронить своих детей, невыносимо тяжело даже видеть такое горе рядом. Это не простая трагедия, она нарушает непреложный закон природы. И в такой момент нечеловеческого испытания Александр Дугин, философ, глубочайший мыслитель современности, находит в себе силы сдерживаться и говорить высокие слова, которые уносятся в вечность к его любимой дочери Дарье вместе с сопереживанием всей России.

Александр Дугин, по данным американского издания Foreign Policy, входит в сотню «глобальных мыслителей» современного мира. Всем хорошо известно, что он сам и его погибшая дочь открыто поддерживали спецоперацию на Украине. Дарья неоднократно выезжала в республики Донбасса, где работала журналистом и помогала мирным жителям. Вместе с отцом они находились в санкционных списках Запада за якобы дестабилизацию ситуации на Украине, и они постоянно получали угрозы.

Ровно год назад, 20 августа 2021-го, на своей странице в соцсети Александр Дугин оставил пост, который сейчас выглядит как зловещее пророчество: «То, что меня не убивает, убивает кого-то ещё».

Сегодня досужие аналитики говорят, что это не случайность, что именно Дарья, а не её отец, могла быть целью покушения. Действительно она стала узнаваемой и значимой в публичном политическом пространстве, часто появлялась на телеэкранах, активно вела собственные соцсети. Была Дарья и в Мариуполе — там она снимала репортаж об освобождении города и рассуждала о будущем Донбасса. Не исключено, что целью могли быть и отец, и дочь одновременно, — в усадьбу Захарово они приехали вместе, на той самой взорвавшейся машине. И уехать они должны были тоже вместе, но Александр Дугин в последний момент, по воле случая, сел в другой автомобиль.

Несомненно, что если за этим стоят спецслужбы какой-то страны, которые используют террор в качестве средства политической борьбы, то надо понимать, что здесь совершено преступление мирового масштаба, требующее тщательного расследования и наказания преступников. Эта чудовищная смерть не может оставить никого равнодушным, она погружает нас в неизъяснимые, полные переживания и скорби сферы нашего сознания. Эта, казалось бы, личная беда вдруг объединила, сплотила в своём стремлении остановить распространение зла весь непокорённый Русский Мир.

Дарья, как и отец, поддерживала евразийство — идею сближения республик бывшего СССР. Друзья Даши говорят, что она всегда улыбалась, обожала Россию, отца и французский язык. Её оптимизм поражал и заражал всех. «Ты навсегда останешься в моём сердце, твои слова останутся в моих научных работах, сверкая как бриллианты», — подобными словами наполнился в день трагедии интернет. Писали родные и близкие, и просто незнакомые люди.

Сегодня эта трагедия означает для нас нечто большее, чем горе одной семьи, она должна пробудить нашу уснувшую коллективную совесть, открыть перед нами вселенский мистический масштаб противостояния с разлагающимся коллективным Западом, набросившимся всей своей мощью на защитников идеалов Святой Руси. Перед нами вдруг открылась простая истина: каждый из нас беззащитен и может стать жертвой злых сил, и только вместе, объединившись в соборном единстве всем Русским Миром против врагов внешних и внутренних, мы сможем обеспечить свою безопасность, выжить и победить в этой зловещей войне, где, в полном смысле слова, вершится «борьба добрых и злых духов».

В этот трагичный день Россия потеряла жизнерадостного и бесстрашного бойца — Дарью Платонову, но Небесное Русское воинство пополнилось новой лучезарно-яркой звёздочкой.

Она погибла за Россию на фронте, который проходит через сердце каждого из нас. Она жила и погибла во имя Победы. Нашей Русской Победы!

Россия — свет миру! И этот свет, наполняясь такими бесценными жертвами, превращается в неугасимую Вселенскую лампаду, способную спасти от погружения во тьму зла весь мир, всю нашу планету Земля! И «Дарья Дугина несла в себе этот небесный свет», — как сказал в памятном слове Александр Проханов.

Сергей Писарев

В связи с чудовищным терактом, в результате которого погибла Дарья Дугина — дочь известного российского философа, тема «необходимости идеологии» зазвучала с новой силой. Враги России показывают открыто, что носители идеологии для них не менее опасны, чем штаб Черноморского флота. Ну, а раз даже враг так считает… Впрочем, и внутри российского общества так начинает считать всё больше и больше её граждан, от, что называется, «простых» до самых «непростых». При этом даже во время выступлений представителей экспертного сообщества продолжают звучать лишь заявления о «необходимости идеологии», иногда — критика действующей сегодня повсеместно либеральной, но ничего не говорится о наличии у общества её альтернатив. Кроме очевидных классических: Православной Монархии, Социализма. А ведь они, очевидно, существуют. Вот лишь несколько примеров. Изборский клуб в лице его духовного лидера А. Проханова уже несколько лет продвигает концепцию Русской Мечты. Очень интересный и яркий идеологический труд. Ещё в 2005 году мы с партнёрами предложили Русскую Доктрину, которая, по сути, легализовала на тот момент такие понятия, как «русскость», «патриотизм», «государственная независимость», «консервативные ценности». Её международный раздел послужил основой знаменитой «мюнхенской речи» В. Путина.

Судя по выступлениям многих экспертов, очевидно, существует Евразийская идеология, которая, по мнению некоторых авторов, не просто имеет место, а как бы уже и принята к исполнению российским руководством.

Ещё в 2008 году была предложена идеологическая концепция Россия — Ноев ковчег. В 2019 году на её основе под редакцией Ю. Громыко и Ю. Крупнова вышла работа «Россия — Ноев Ковчег человечества», а в 2020 году под редакцией В. Аверьянова — «Русский Ковчег. Альтернативная стратегия мирового развития».

В качестве современной российской идеологии предлагались «Патриотизм», «Православие», «Многодетная семья». Очень интересные предложения на эту тему озвучивались на «Русской народной линии» и в других патриотических СМИ. Предлагалось использовать в качестве её основы работы Ильина и Данилевского…

Может быть, пришло время перейти от дискуссии «нужна — не нужна идеология в России» к дискуссии «какая из существующих идеологий нужна современной России»? Для начала обсуждения вариантов более чем достаточно.

Такая работа могла бы вестись под общим курированием соответствующей структуры Администрации Президента. В качестве дискуссионных площадок могли бы выступить заинтересованные СМИ, общественные организации. Была бы актуальна еженедельная передача на одном из центральных ТВ-каналов, скажем, с названием программы «Битва идеологий». Спикерами-экспертами могли бы выступать авторы или сторонники тех или иных идеологических концепций. Думаю, что понадобится не больше года, чтобы в результате открытой дискуссии в этой «битве» выявился победитель. А он жизненно необходим, и это выяснилось в результате многолетних рассуждений на тему «нужна — не нужна».

Непрофессиональное или пренебрежительное отношение к этому вопросу привело к 1917-му, а позднее и к 1991 году. Битва идеологий бескровна и продуктивна. Битва их представителей всегда кровава и разрушительна.

Предсказанный «партнёрами» конец Истории не состоялся — она продолжится битвой идеологий в умах и специальной военной операцией на Украине против мирового зла.

Сергей Баранов

Убийство Дарьи Дугиной — это теракт против русской цивилизационной мысли. Это вызов всем, кто предлагает идеи радикального развития России и мира, пересмотра колониальной западной системы в консервативно-революционном духе. Это не просто знак всем тем, кто выступает по теме русской переделки Украины, это прямая угроза всем нам: «заткнитесь и жуйте обычную никчёмную идеологическую жвачку». Раньше философов и идеологов в России не убивали. Но настал момент, когда их слово приобрело практическую значимость того довеска, который способен склонить чашу весов истории. Конечно, теракт совершён в духе украинства, а дух украинства — это психологический и моральный террор против оппонентов, переходящий в физический. Террор связан с тем, что украинство в современном виде — это предательство самого себя ради ложного успеха. За ним скрывается отчаяние, страх и осознание своего ничтожества.

Но не украинский моральный террор, конечно же, главный мотив неожиданного, жесткого и циничного убийства. Это стиль западной «культуры отмены», радикального трансгуманизма, который стоит за украинским террористическим проектом. Сейчас мы приблизились к тому историческому моменту, когда спустя полгода после начала спецоперации изменения, в том числе в плане крушения неоколониального порядка запада, приобретают необратимость. Пока ещё не приобрели, хотя необратимость в них заложена. Мир привык жить в новых реалиях и не подчиняться. Русские долго запрягали, но вот они уже быстро поехали. Не изображали симулякры, как казалось нашим врагами, а именно «поехали!» Это шокировало.

Отчаянно сопротивляются слои, встроенные в «присосавшуюся» к телу России и других стран прозападную неоколониальную инфраструктуру внутри России и в Восточной Европе, у которых, казалось бы, есть всё. Кроме России и кроме мира, и настоящих «мозгов». Многие из них не способны понять ничего; но до части из них, способной мыслить, стало доходить, что они совершили жизненную ошибку или предательство. Именно в ближайшие месяцы должно всё решиться. Сладостная близость окончательного решения вопроса о будущем России делает казус Дугиных символом исторического момента нашего цивилизационного взросления, нашего перехода к обретению самих себя. Дугины — теперь это мы, в определённом смысле, как бы мы ни оценивали работы Александра Гельевича. Истинная философия пишется кровью, а не разжиженной субстанцией псевдорациональных симулякров. Грядёт и смена парадигмы в российской мировоззренческой мысли, от спокойного самоудовлетворённого грантоедства и псевдоакадемизма к философии «пограничной», «на линии фронта», философии крайних состояний бытия. Об этом писал Александр Дугин в последнее время. Нас подталкивают к вопросу: быть или не быть? К его практическому решению. Это настоящая мессианская и эсхатологическая пограничная ситуация. Чтобы преодолеть исторический переходный рубеж, русская мысль и практика должны быть радикальными.

В чём этот переход к самим себе? Александр Дугин в 1990-е годы, со времён журнала «Элементы», ввёл нас в широкий круг мировой консервативно-революционной мысли, в котором, на мой взгляд, развивалась и развивается также и русская философия и шире — вся русская мировоззренческая мысль. Как бы мы ни трактовали её содержание и контуры, это наш путь. Путь традиционного и динамичного общества и личности вообще: русской, евразийской, традиционной. В западном варианте это направление — разновидность философского антимейнстрима Европы, которая даёт надежду на будущее этой части мира.

Мировоззрение традиционализма многолико. Дугин показал, что значение революционного консерватизма является общемировым, а не узко национальным, в частности, через механизмы широкой идеологии евразийства. Значение его сопоставимо со значением реального и прикладного социализма, родившегося в СССР. Нашей стране, её подлинной элите, взявшей в этом году на себя тяжелейшую трудноподъёмную роль авангарда мирового освобождения, нужно иметь именно такую острую идеологию будущего. Ведь мы срываем планы окончательного порабощения и уничтожения традиционного человека в 2026–2036 годах. Манифесты, книги и материалы Дугина — об этом. О судьбе большей части человечества вне паучьих пут глобальной олигархии. Но для победы необходим напор свежего ветра истории — жизненный порыв, — в этом наше время. Следующий шаг — это шаг к созданию нового порядка, нового традиционного человечества цивилизаций народов и цивилизаций Севера и Юга, Востока и Запада, к формированию нового социального и экономического уклада вне пут ростовщического капитализма. Пока в виде проекта, который, однако, будет быстро осуществляться.