Изборская идеология / Под ред. В. В. Аверьянова. – М.: Издательство «Наше завтра», 2022. – 360 с. 16+
Идеологии возникли в XIX веке, в результате череды «великих буржуазных революций». Их можно объединить в три мегагруппы: 1) либерализм; 2) социализм; 3) национализм. В XIX веке эти мегагруппы конкурировали друг с другом. В итоге победил либерализм, что в геополитическом плане выразилось в создании однополярного мира, возглавляемого США.
Однако, победа либерализма была пирровой. Он укреплялся в борьбе с другими идеологиями. В условиях же глобальной монополии либерализм стал мутировать, ибо его адепты возомнили о себе слишком много и впали в совершеннейшую мегаломанию. Вместо апелляции к абсолютной свободе они стали апеллировать к абсолютным переменам. Это породило такие концепты, как «новая нормальность», «великое обнуление» и т. д. Идеи либерализма трансформировались в идеи технотронного постгуманизма, направленного на отмену человеческой природы — ради создания некоего принципиально нового существа.
Итак, на глобальном дворе стоят сумерки идеологии, которая превратилась в анти-идеологию, вполне соответствующую сути анти-системы. Однако, за сумерками и ночью может придти рассвет новой идеологии. О прошлом, настоящем и будущем идеологии размышляют члены и эксперты Изборского клуба.
Сборник открывает развёрнутый интегральный доклад Изборского клуба «Идеология Победы как национальный проект». В докладе использовано более 50 работ ученых и писателей — участников Изборского сообщества. (Автор-составитель — Виталий Аверьянов.)
В докладе подчёркивается необходимость новой идеологии, которая консолидировала бы общество. И она должна формироваться не как совокупность директив «сверху» или каких-либо частных мнений. Идеология должна создаваться как «коллективное политическое вероучение». «Просыпающаяся от травматической спячки цивилизация остро нуждается в интегрирующей идеологии, — указывается в докладе. — Эта идеология еще только проклевывается в противоречивом и непоследовательном лепете приходящего в чувство имперского сознания. Её нежный росток пока зиждется, почти целиком и полностью, на категории Великой Победы 1945 года, – что, конечно же, неслучайно. В 2000-2020 гг. власть предприняла определённые усилия к восстановлению традиционного патриотизма вокруг образа страны-победителя. В этом сказалась верная интуиция как власти, так и общества, которое охотно откликнулось на этот образ, на идею Священной Победы.
Можно даже говорить о том, что у современной России уже есть идеология – идеология Победы, но она пока еще существует в эмбриональном состоянии». (с. 7-8)
Новая идеология должна стать смысловой основой «организационного оружия нового поколения». В докладе указывается на то, что его тезисы не будут разобраны на некие элементы, теряющие смысл вне целого. Такие элементы могут быть использованы только лишь в риторических целях, в рамках политического пиара. «Для нас эта работа никак не связана с выборным циклом, не привязана к таким мертворожденным конструкциям как «транзит власти» или «преемник», которые в России совершенно не работают, — утверждается в докладе. — Речь идёт о стратегических смыслах, о новой системе координат, а не о политтехнологических комбинациях. Подлинную легитимность придают власти мечта и образ будущего, которые исповедует большинство общества. Это делает нацию субъектной». (с. 10)
Доклад раскрывает такую важнейшую тему, как «Русский код и русский гений». Он намечает движение от Врат Хаоса к новому Великому Стилю. Здесь не забыт и пресловутый «образ врага». Намечается Очищение и Обновление. Определяется субъект «мы», завязанный на цивилизационную миссию. Ведётся поиск «заветной формулы». Очерчиваются контуры Образа Будущего. Сюда входят образы – общества, экономики, технологического развития, носителя культуры, мироустройства. Прокладывается курс на «идеологическую экосистему».
Наряду со всей «серьезной концептуальностью», в докладе указывается и на доступность новой идеологии: «Идеология Пятой империи – это не тяжелые фолианты, стоящие неразрезанными на книжных полках в кабинетах функционеров. Это должен быть зримый, образный, красочный мир, многообразная «вселенная» русских мечтаносцев и победоносцев. Входя в неё, каждый увидит то, что ему потребно: вот текст, вот интервью, вот художественная лента, вот мультфильм. И все они, так или иначе, показывают мир Русской Мечты, отвечают на целую сеть вопросов, раскрывают целую энциклопедию тем и проблем. Для элиты общества идеология получит воплощение в научных и теоретических жанрах, но и эти формы должны быть переведены на язык обычного человека – в виде катехизисов, цитатников, памяток. В основе нашей «экосистемы» будет лежать, скорее всего, несколько книг с образом грядущего. А от них «отрастут» яркие киноленты и документальные фильмы-репортажи из будущего, работы футурологов, романы, сериалы и другие произведения искусства, компьютерные игры, разножанровые моделирующие ролевые игры, малые формы просвещения и убеждения, вплоть до полуминутных предельно простых роликов для самой непритязательной аудитории». (с. 116)
Сергей Глазьев («Государство развития») пишет о новом мирохозяйственном укладе, который альтернативен «западному». Этот уклад уже возник и ему присуща определённая идеология. «Разные виды этого интегрального мирохозяйственного уклада обладают двумя свойствами, — пишет автор. — Это социалистическая идеология и рыночная экономика. Идеология, их объединяющая, имеет ещё национальное измерение. Повсеместно мы имеем дело с национализмом, а вернее даже сказать, с экономической автаркией. В Китае сегодня смесь социализма, национализма и рыночной экономики, в Индии то же самое, во Вьетнаме мы наблюдаем похожее явление.
Если брать Восток в качестве образца построения нового мирохозяйственного уклада, то он являет собой пример политико-экономической инженерии». (с. 135)
Александр Дугин («Государство для идеологии, а не идеология для государства») настаивает на главенстве идеологии, которую нельзя превращать в сумму прагматических технологий. При этом автор сосредотачивается на критике капитализма, считая, что антикапитализм вполне может быть и «правым». «Любая идеология, не отвергающая капитализм, не имеет шансов быть русской. Другое дело, что в этом антикапитализме будет преобладать – левое или правое? – пишет А. Дугин. — С моей точки зрения, вместо того чтобы погрузиться во внутренние баталии и усиливать раскол на правых и левых, сегодня самое главное — обе антикапиталистические альтернативы, левую и правую, объединить. Пусть всё начнётся с исторического альянса – необходимо свергнуть идеологическое господство либералов в российском обществе и подготовить территорию для русской Идеи». (с. 148-149)
Шамиль Султанов («Мистика идеологии») считает, что в XXI веке значение идеологий существенно возросло. И это связано с резким усложнением всей жизнедеятельности человека, которое произошло уже в веке XX. А данное обстоятельство привело к неопределённости и фрагментации социума. Что касается России, то ей требуется общенациональная идеология «выживания», создание которой особенно актуально ввиду грядущих сильнейших кризисов. Поэтому, «необходимо в обязательном порядке для разработки и реализации общенациональной идеологии выживания с учётом существующих объективных ограничений:
— разработка пакета долгосрочных и среднесрочных системных сценариев глобального будущего с оценкой рисков и угроз;
— создание набора конкурирующих моделей, теорий и концепций стратегического планирования;
— харизматический общенациональный лидер или группа таких лидеров;
— новая мобилизационная модель политической системы;
— новый «орден меченосцев» как модель российского «глубинного государства»;
— новая кадровая система;
— целенаправленное втягивание в разработку и реализацию идеологии выживания креативных социальных слоёв и групп российского социума, прежде всего, молодёжи». (с. 166-167)
Михаил Делягин («Мечта о будущем всегда побеждает настоящее») представляет свой многоуровневый образ будущего. Здесь затрагиваются темы — государства, общественных слоев, социальных платформ, территориального развития и т. д. Автор утверждает: «Идеология должна быть гибкой, приспособляющейся к новым условиям. Для этого необходима конкурентная институциональная среда её разработки и постоянного обновления. Идеология должна быть открытой и привлекательной (для привлечения сторонников в мире), но опираться на по-английски жёсткое понимание своих интересов и ориентацию на них: «сначала Россия», «wrong or right, my country»… великие идеологии прошлого – для массового индустриального человека, а нам нужно ответить на те же вопросы для только формирующегося, складывающегося, утратившего в силу своего незавершённого характера почву под ногами индивидуального информационного человека». (с. 180-181, 183)
Андрей Кобяков («Идеология справедливости вне право-левых координат») определяет общенациональную идеологию как «социальный консерватизм». По мысли автора, россияне, в массе своей консервативны. Либералы абсолютизируют «личные свободы и интересы». Левые социалисты придерживаются идей «формального, статистического равенства, достигаемого механистическими методами и процедурами».
«В отличие от них консерватизм основан на примате идей братства, родства, — замечает А. Кобяков. — Это не механистический взгляд на общество и не негативистский взгляд на общество как просто на сумму индивидуумов. Социальный идеал консерватизма выражает себя в максиме: народ, нация – это Большая Семья. Консерватизм – это идеология общего дела на общее благо. Это идеология солидарности, то есть единства народа, его интересов, целей, задач, моральных стандартов, предполагающая первостепенную роль фундаментальных неразрывных связей в обществе, объединяющих его в единое целое. Эти родственные отношения самоопределяют и личность в этой модели. Через братскую любовь, через любовь к своим ближним проявляется общественная сущность человека». (с. 191)
Александр Агеев («В поиске истинного азимута») замечает, что идеология «внезапно вышла в эпицентр общественной дискуссии». При этом, он обращается к истории идеологии, констатируя — ведущие идеологии себя, во многом, скомпрометировали. Однако, спрос на идеологию сохраняется и усиливается. «Что наиболее фундаментально в той консолидирующей идеологии, которая возникнет в обозримом будущем? – пишет А. Агеев. — Фундаментальная идея, которая уже звучит, пусть и не всегда отчётливо по смыслу и терминам, у многих и верующих всех традиционных конфессий, и атеистов, и претендентов на идеологов — это преображение. Без понимания смысла и концепта преображения невозможно сегодня обсуждать идеологическую проблематику, невозможно говорить ни об инновационном подъёме, ни о модернизации, ни о социальном прогрессе. Преображение как концепция даёт понимание ответственности за природу, за социум, за себя, за близких, за правильное использование данных тебе талантов. Это и идея творчества, но творчества, которое осенено совестью». (с. 220)
Сергей Баранов («Идеология будущего и новый социально-экономический уклад России») даёт развёрнутое описание «осевого строя», альтернативного как олигархическому, так и номенклатурному преобладанию. Автор пишет: «Новый экономический уклад должен дать место каждой личности, В то же время осевой сетевой уклад интегрирует все личности растущих поколений россиян, или их большинство, в свой состав, формируя из них свою рабочую силу с заданными свойствами, а именно свойствами инженерного принятия решений. Государство должно включать в свою «программу лидеров» всех молодых граждан, будет иметь место реальная творческая, а не мнимая инклюзивность как черта возрастающего обобществления производства и распределения. В отличие от социалистической идеологии СССР речь идёт не о коллективе как сверхличности, а о корпорации личностей». (с. 243)
Александр Елисеев («Метаидеология как ответ на вызовы Постмодерна») отмечает крушение старых идеологий Модерна, на месте которых приходит тотальная идеология трансгуманистического Постмодерна. Альтернатива – в создании Метаидеологии, основанной на консервативно-революционном синтезе. И здесь могут быть «захвачены» и преобразованы «чуждые» идеологии: «Консервативный революционер… готов взять всё самое нужное от самых разных идеологий. Но взять с важнейшими оговорками. Так, от социализма он берёт идею социальной справедливости… Но при этом само общественное, в оптике революционного консерватизма, не должно подавлять личное и групповое, но находиться с ним в диалектическом равновесии… От либерализма консервативный контрреволюционер берёт идею свободы, но в то же самое время он понимает под ней возможность свободно излагать мнения по важным вопросам (прежде всего, по тем из них, которые касаются нужд и запросов конкретных социально-профессиональных групп)». (с. 260)
Сергей Черняховский и Юлия Черняховская («Мобилизующая идеология и образы будущего») связывают общество будущего с такой ценностью как «творчество». Люди должны быть ориентированы на творческий труд, тогда как рутину следует «передать» технике. Авторы пишут: «Отсюда создание общества будущего в его относительно развёрнутом понимании означает не только возвышение социальности от свойственного социал-демократии акцента на совершенствование распределения и потребления, до развёрнутого вида социальности с акцентом на совершенствование производства и творчества, но и возвышение гуманизма от признания самоценности налично данного состояния человека, до признания самоценностью его возвышающего творческого развития». (с. 278)
Игорь Бабичев («О гармоничном интегративном строе будущего») ставит в центр внимания гармонию, являющуюся некоей проекцией «сакрального Добра». На основе этой гармонии и выстраивается интегративный строй, в котором отстуствует антагонизм. Автор описывает государственность, соответствующую интегративности: «Государство интегративного строя должно брать под свою защиту и включать в свою деятельность – и в экономике, и в науке, и в культурной сфере – всё то, что относится к долгосрочному и неконъюнктурному, всё более осаждаемому конъюнктурным и краткосрочным. Научиться поощрять не напористых, а совестливых, не «крутых», а скромных и чутких, не ловких и пронырливых дилетантов, а грамотных и ответственных профессионалов. Российскому государству необходимо переместить свои приоритеты с потребительства на космичность – с интересов «здесь и сейчас» на интересы «сегодня, завтра и всегда». (с. 289)
Георгий Малинецкий («XXI ВЕК. Стратегия и идеология России») обращает внимание на переход мира из индустриальной фазы развития цивилизации к фазе постиндустриальной. Катализатором этого процесса стало «тотальное использование компьютеров в быту». Здесь есть два варианта. Первый предлагают деятели типа К. Шваба, выступающие за жесточайший цифровой контроль. «Другой вариант, на который и должна ориентироваться наша культура, должен позволить выращивать осознающих реальность, ответственных, взрослых (в психологическом смысле) людей, — утверждает автор. — Принципиально гармоничное развитие эмоциональной, рациональной и интуитивной сфер. Наша культура, не отрицая традицию, должна быть устремлена в будущее. Люди за рубежом, тепло относящиеся к России, хотят знать не про ложки и поварёшки, а про то, что несёт Россия себе и миру. Нынешнее отсутствие образа будущего нашей цивилизации продляет безвременье. Советский опыт развития культуры 1920-х годов показывает, что она может быть мировым лидером, предлагающим новый тип жизнеустройства». (с. 302)
Валерий Коровин («Национал-большевизм — выход из безыдейного пространства») отмечает наличие «сложной» Четвёртой политической теории (А. Дугин), отличной от либерализма, коммунизма и национализма. Она пока сложна для восприятия как масс и элит. Но есть идеология, которая более доступна. Это «национал-большевизм», который также отличен от трёх указанных выше теорий. Автор пишет: «Сочетание левой экономики и правой политики и есть основа того идеологического направления, которое определяется понятием «национал-большевизм». Но это ещё не всё. Здесь есть некая особенность, которая отличает национал-большевизм от трёх политических теорий Модерна, сложившихся в ХХ веке. Все эти три политические теории выносили Бога за скобки, то есть были созданы в рамках парадигмы Модерна, которая основана на таких категориях, как прогрессизм, позитивизм и материализм… Отличие национал-большевизма от трёх политических теорий Модерна в том, что он признаёт Бога, религию и Церковь, а также религиозную Традицию вообще нормативными категориями». (с. 308-309)
Владимир Аристархов («Это четвёртая попытка сформулировать идеологию») предлагает поставить во главу угла «цивилизационно-ценностный подход». Россия представляет собой особую цивилизацию, отличную от Европы. В оптике формирования новой идеологии «стоит указать на специфическую особенность русской системы ценностей, отмечаемую большинством экспертов. Это приоритет духовных факторов над материальными. В разные эпохи, в разных исторических условиях русский человек всегда принимал решения исходя из своих представлений о правде и справедливости. Не отказываясь по возможности от материальной выгоды, он никогда не ставил эту выгоду во главу угла. В ряде эпизодов нашей истории эта особенность проявилась особенно ярко – как, например, в 1917 и в 1991 годах. И в том, и в другом случае потерпела крушение держава, обладавшая мощнейшим военным и экономическим потенциалом – только потому, что её устройство не совпадало с представлениями людей о должном и справедливом». (с. 324)
Виталий Аверьянов. «Революция сверху. Последний шанс» описывают изменения в идеологической сфере, которые произошли со времён крушения СССР. Советскую идеологию (под соусом отмены идеологии как таковой) сменил её идеологический антипод, призванный «институализировать Смутное время». В нулевые годы произошёл переход уже к идеологии «либерального консерватизма».
Теперь пришло время перехода к совершенно новой идеологии – «динамическому консерватизму». «В моём понимании то, что власть и политическая элита в России обращается к идеологическому творчеству, — знак расставания с наследием Смутного времени, преодоления его коренных последствий. И сегодня речь должна идти о творчестве сверху. Это очень изборская постановка вопроса – добиться изменения атмосферы в обществе и во власти сверху, то есть через духовно-интеллектуальную сферу, через мечту. Понятно, что речь идёт о переломном времени, когда мы ставим вопрос о возвращении в историческое пространство империи. Называя вещи своими именами, фактически речь идет о революции сверху… Многие наши лидеры уже неоднократно говорили о том, что Россия — это особая, самостоятельная цивилизация, — пишет автор. — Идеология, которую Россия обязательно построит в ближайшие годы и десятилетия, не партийная, не какая-то религиозная или культурологическая, даже не национальная, но именно цивилизационная. Данная идеология связана с глобальной альтернативой, которую Россия несёт внутри себя. Поэтому главное в ней даже не столько антизападничество, а просто констатация того, что мы цивилизация-Россия. А значит, по определению, не Запад. Вот этот выход на цивилизационный уровень предполагает, что идеология в XXI веке будет более широким и гибким образованием, чем она была в ХХ и в XIX веках». (с. 340)
Александр Проханов («Сакральная триада Русского государства») выделяет три идеологических постулата — «Один Народ, одна Судьба, одна Победа». При этом, он пишет о «русских кодах», определяя их следующим образом: «Идеологию государства Российского в его современном исполнении невозможно выразить без понятия «Русские коды». «Русские коды» — это навыки, уменья, духовные приёмы, определяющие неповторимость русского человека. Эти коды позволяют народу не изменить своей Мечте, превозмогать напасти и бездны в заповедном стремлении к божественному идеалу. Годовые кольца в стволе дерева показывают, как взрастало дерево, одолевая засухи, пожары, затопления. Русские коды помогают понять, как взрастало древо русской государственности, древо Русской мечты. Этих кодов множество, очевидных и потаённых. Мудрый правитель, опираясь на эти коды, запуская их, может направить народ на великие свершения, на великие стояния. Если же кодами овладеет враг, он может погасить, подавить народ, остановить и разорвать русское время. Знание этих кодов есть сокровенное знание, путь к управлению русской историей». (с. 354)
