В среде специалистов по риторике есть расхожее утверждение: «В истории всегда побеждает тот, кто умеет работать с документом». Именно поэтому невеликий оратор Сталин политически переиграл пламенного трибуна Троцкого. Можно вещать на собраниях, митингах и демонстрациях на какую угодно аудиторию, но документ всё равно окажется охватнее, действеннее, конкретнее.
Иные скажут, что сейчас ситуация изменилась, что каналы для звучащего слова стали распространённее, что произнесённое воспринимают живее и охотнее, чем написанное. Но дело не в форме подачи слова, а в его смысловой концентрации. И «Братья и сёстры» Сталина в начале войны и его тост за русский народ после Победы — это хоть и речи, но документально продуманные, где «слова налитые, густые — хоть каждое взвесь на руке». Это риторика документа, в котором отразилась эпоха со всеми её надрывами, чаяниями и устремлениями.
Новая элита, о какой сегодня многие говорят, — это прежде всего новая риторика. Новая риторика должна стать мобилизационной. Мобилизации требуют не только армия, экономика, промышленность, образование, культура, но и русское слово. Пустопорожняя, теплохладная манера эффективных менеджеров проигрышна. Нужна чёткая, конкретная, концентрированная и при этом огненная риторика, что сразу даёт понять, кто свой, кто чужой. Можно подстроиться под слова, под победные смыслы, но подстроится под победную риторику, победную интонацию невозможно.
Документ об «Основах государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» — это ещё не абсолютный пример новой риторики, но её особые приметы там есть. И главное, что это — документ. В нём уже прозвучало то, что до СВО произнести было невозможно. В нём многое, наконец, названо своими именами: «Угрозу традиционным ценностям представляют… действия Соединённых Штатов Америки». Или «формирование государственного заказа на проведение научных исследований, создание информационных и методических материалов (в том числе кинолетописи и других аудиовизуальных материалов), произведений литературы и искусства, оказание услуг, направленных на сохранение и популяризацию традиционных ценностей».
Наконец, вернулось понимание того, что, как говорит художник Геннадий Животов, «нет истории искусств, есть история заказчика». Государство вновь готово стать «заказчиком», готово включиться в художественный процесс, который по сути своей не только творческий, но и организационный. Государство снова становится организатором.
Или «особая роль в становлении и укреплении традиционных ценностей принадлежит православию». И сразу воцерковлённые и невоцерковлённые, верующие и считающие себя атеистами — все понимают, о каких ценностях идёт речь, сразу становится ясно, что значат любовь, истина, совесть, честь, жизнь и смерть. Это уже не светская этика, в которой всё названное можно разнородно толковать по Аристотелю, Канту, Гегелю или Ницше. Появился абсолютный знаменатель Православия.
Об отдельных пунктах документа ещё будут спорить, некоторые с корректорской въедливостью станут выносить на его поля пометки о языковых неточностях, но это всё — частности, не отменяющие факта общественного и риторического прорыва.
Лично мне не хватило в документе конкретизации идеи служения. «К традиционным ценностям относятся… служение Отечеству и ответственность за его судьбу» — говорится в тексте, но это узко и расплывчато одновременно. Служением в пору мобилизации должно быть проникнуто всё: служение делу, смыслу, ближнему, Богу. Служение на передовой и у алтаря. Служение, а не игра в театре. Государева служба, а не доходный промысел в среде чиновников. Служить, а не прислуживаться. Высший образец служения — омовение Спасителем ног своим ученикам на тайной вечери: «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам». Служение как самопожертвование, как самоотречение.
Для меня примером такого служения был и остаётся труд моего литературного учителя Геннадия Фёдоровича Хомутова – поэта, который более пятидесяти лет руководил Оренбургским областным литературным объединением имени В.И. Даля, взрастив несколько поколений профессиональных писателей. До поры для меня было загадкой, что сподвигло его на это, откуда брались силы, почему наперекор всему не иссякала воля.
После смерти учителя по-иному зазвучали его стихи, на многое в них открылись глаза. Человек из поколения детей войны, он оставил такие строки: «С сорок первого года пусты закрома, / С сорок первого года до сорок шестого. / Вот я в школу иду вдоль амбара пустого, / Вот я в школу иду. / Там — еда задарма. <…> О! Спасибо вам всем. / Вы смогли наскрести / На ребячьи обеды в те годы далёкие, / Оставалось нам самое лёгкое — / Только ложки с собой принести». Вот ответ: спасительный круговорот тепла. Если ты памятлив на добро, способен быть благодарным, то и через тебя всё спасительное приумножится. Главное, не искать своего, не стяжать, а искренне служить.
