— Максим Леонардович, Баймакский район Башкортостана, где в середине января вдруг вспыхнули протесты против бесконтрольной и нарушающей экологию добычи золота, давно известен своими золотыми месторождениями. Соответственно, золото там добывают годами…
— Даже не годами, а столетиями. Еще в начале ХХ века золото, добывавшееся в Башкирии, в Баймакском районе, составляло, по сути, золотой запас молодой Советской республики. Во всяком случае, так было до открытия колымского золота. Да, широкая разработка золотых месторождений на Колыме, начавшаяся с конца 1920-х годов, после ряда успешно проведенных научных экспедиций, одной из которых руководил геолог Сергей Обручев (сын известного ученого и писателя фантаста Владимира Обручева), существенно изменила ситуацию в золотодобыче. Но пока этого не произошло, башкирское золото оставалось одним из важнейших источников пополнения государственного золотого запаса.
Те, кто говорит, что Баймак — это глубинка, на самом деле плохо представляют себе этот край. Люди, живущие там, совсем не ощущают себя заброшенными в бесконечных просторах Евразии. В советское время, вплоть до 1991 года, когда там осуществлялась государственная золотодобыча, эти места были напрямую связаны с элитным и довольно престижным предприятием. Деньги здесь вкладывались не только в производство, но и в местную социальную сферу: строились дороги, школы, клубы, больницы. Согласно советским законам, каждое крупное градообразующее предприятие было обязано обеспечить своих работников необходимой инфраструктурой. Сюда входили и детские сады, и диспансер, и поликлиника. Тем более что разработка золота и его производство считаются крайне вредными: они требуют задействовать для своей эффективности большие объемы воды, а также разного рода химикаты, помогающие выделить золото из руды и грунта.
Поэтому население так называемой баймакской глубинки составляют вовсе не некие абстрактные скотоводы. У старшего поколения баймакцев достаточно высокая квалификация. Да и у многих молодых тоже — так сложилось исторически. Однако при нынешнем главе Башкортостана Хабирове в Баймакский район пришли новые золотодобывающие компании, которые местное население связывает с ближайшим окружением Радия Фаритовича, в частности с бывшим вице-премьером республики Азатом Бадрановым и некоторыми другими влиятельными людьми.
В принципе, такая связь — это тоже еще не криминал. У нас вообще так выстроена система: если вы становитесь главой республики, вы приводите с собой «на кормление» собственную, уже сложившуюся команду, и она начинает «заходить» на местные рынки. Вместе с тем никаких открытых тендеров по тому или иному поводу у нас, насколько мне известно, не проводится. Существующие тендеры — это фикция, прикрытие перераспределения ресурсов теми, кто в данный момент обладает правом их перераспределять. Поэтому, в конце концов, какая разница, кто там на самом деле добывает золото — условный Иван Иванович или не менее условный Равиль Гильмутдинович? Важно другое: чтобы тот, кто непосредственно добывает, делал это не только в интересах своего кармана и собственной прибыли, но и делился, в том числе с местным населением. Понятно, что золотодобытчик и так делится «с кем надо»: с чиновниками, их родственниками и далее — по выстроенной экономической цепочке. Ну, а местные жители? Как быть с ними? И вот тут-то в Баймакском районе нашла коса на камень.
Понятно, что если бы это был не Башкортостан, а какой-то коренной русский регион — где-нибудь в Центральной России, то никто бы и не обратил внимания на ворчание народа. К сожалению, русские сегодня неспособны к мобилизации и серьезному отстаиванию своих прав. Последний раз такое произошло, пожалуй, в 2018 году во Владимирской области, когда приезжего губернатора Светлану Орлову прокатили на выборах (вместо нее победил местный кандидат от ЛДПР Владимир Сипягин — прим. ред.). И то это случилось во многом благодаря консенсусу, который установился тогда между местными владимирскими элитами и местными жителями: и тем и другим надоело хамское и высокомерное поведение Орловой, которая выглядела в их глазах как приезжая помещица, этакая Салтычиха, которая к тому же привезла с собой в область целую команду похожих на нее людей. Еще один знаковый протест, носивший экологический характер, прошел в 2018 году в Коми, а также Архангельской и Вологодской областях: люди выступали против строительства мусорного полигона в Шиесе. Я там бывал и даже снимал видео о тогдашних событиях.
— Ну Коми — это все-таки не совсем русский регион.
— Да, Коми — это, знаете ли, где-то уже на стыке русского и национального. А чем отличается национальный фактор? Как правило, это более компактная среда, она больше связана между собой. Она более завязана на такие сетевые структуры, как семья, род, территория, на понятия «мы отсюда», «мы здесь живем». Я не знаю досконально структуры башкирского этноса, но допускаю, что у них, как и у татар (которых по численности больше башкир), очень важно, кто из какого района, а иногда даже — кто из какой деревни. Случается, что и при распределении полномочий в Казани это оказывается значимым. Уверен, что в Башкортостане примерно то же самое. Это никакой не трайбализм, а нормальная структура для любого народа, который корнями уходит в ту землю, где он живет, и который вынужден защищаться от огромной ассимилятивной структуры, коей является российское имперское пространство (или же ранее — советское пространство). Этим и можно объяснить возникновение национального, субкультурного, «своего» мира у многих народов РФ. А в таком мире люди, разумеется, гораздо более самоорганизованы — за счет языка, религии, общей национальной мифологии, за счет привязки к земле, особенно если речь идет о сельской местности, где практически стихийно возникают священные исторические места башкирского народа или же татарского. К примеру, у казанских татар таким священным местом считается Булгар, а у башкир — шихан Куштау и так далее. Для народа, который борется за свое этническое существование в истории, противостоя огромному механизму ассимиляции (в данном случае естественной, а не насильственной), органически свойственно чувство консолидации. Поэтому с таким народом надо договариваться. Тем более в таких ситуациях, какая сложилась в Баймакском районе.
— А с баймакцами никто даже не пытался договориться?
— Видимо, решили, что этого не требуется — ведь свои здесь пришли к своим, башкиры к башкирам. Но с одной стороны там вице-премьеры, национальная элита, а с другой кто? Какой-то «простой народ». Вот элита, по всей видимости, и подумала: «Ладно, разберемся! В конце концов, кто они такие? Кара халык, черные люди, податное нижнее сословие…» Народ между тем спросил: «А как вы намерены добывать золото?» Но от него лишь отмахнулись: «Как хотим, так и будем добывать». Допустим, элита что-то дала главе района и местным депутатам, чтобы те не чувствовали себя обделенными. А остальным? «Зачем им что-то давать, кто они такие?» «Хорошо, а кто работать у вас будет?» «Кто рентабелен, тот и будет». А кто в данном случае рентабелен? Ясно, что не местное баймакское население, за которое надо выплачивать социальные и пенсионные налоги. На грубые работы в карьерах рентабельнее привезти издалека каких-нибудь киргизов, узбеков или таджиков, которые еще сами платят за патенты по 7,5 тысячи рублей каждый месяц, а перед этим покупают этот патент тысяч по 16 и при этом каждый день боятся, что их вот-вот выгонят, выселят и лишат работы.
Вот вам и причина конфликта в Башкортостане. Правда, если в 2020 году конфликт вокруг Куштау, который намеревалась разрабатывать Башкирская содовая компания, был связан с очень большими деньгами, а потому имел стратегическое значение для страны и привлек внимание российского президента, то золотые запасы Баймакского района не носят стратегического характера. Однако это вкусная добыча для олигархов республиканского уровня. И эти республиканские олигархи вместо того, чтобы прийти к жителям Баймакского района и заключить с ними честное соглашение (дескать, будут вот такие-то экологические нормы, здесь мы произведем добычу золота из старых отходов, оставшихся еще с советского времени и так далее), решили с народом вообще не разговаривать.
А что такое добыча золота по старому советскому следу? Это применение новых технологий, когда с помощью химикатов, тяжелых металлов и ядовитых веществ (например, цианидов) можно извлечь сотни килограммов золота, которое в советское время просто пропускали. Почему бы не сказать местным жителям, как после добычи будут деактивироваться тяжелые металлы и цианиды? К тому же добыча золота, как мы уже говорили, требует больших объемов воды. Почему бы не заявить, что требуемое количество будет выкачиваться из грунтовых вод с большой глубины и баймакские колодцы не пострадают? А если и пострадают, то это можно компенсировать так-то и так-то.
Еще один фактор: в Баймакском районе — великолепный чернозем. Так почему бы не предложить аккуратно срезать слой чернозема, перевезти его на временное хранение, а потом положить обратно, да еще и организовать дополнительную посадку деревьев? Да и вообще пообещать баймакцам построить новую школу, проложить новую дорогу и возвести какой-нибудь мясоперерабатывающий комбинат. А почему бы и нет? И дело в не том, что в советское время примерно так и делали, а в том, что приличные люди обычно именно так между собой и заключают соглашения.
Но было сказано просто: в Башкортостан пришли инвестиции и некие инвесторы с большими деньгами. И это нужно для республики. Однако люди уже научились различать: если говорят «это нужно для республики», считай, это нужно для начальства, а не для людей, живущих там. Тем, кто живет в Башкортостане, разве что плату по ЖКХ повысят, но ничего от «инвестиций» им не перепадет. А крупному бизнесу перепадет, так что потом где-нибудь на ВДНХ или «Экспофоруме» в Питере на шикарно устроенной выставке они отчитаются об успехах региона и получат за это «шоколадку». Но о том, что при «привлечении инвестиций» местное население просто вымаривается и что по нему проходятся железной пятой золотого «желтого дьявола» (говоря словами классиков), молчок. Да и кого это вообще волнует? Подлинного местного самоуправления у нас нет, а на большие выборы это никак не влияет.
Поэтому голоса снизу нет — его просто не слышно. Знаете, когда делаешь микросхему, требуется подложка. Меня этому учили еще в советское время в институте. Так вот, если подложка будет сделана неправильно, то, как ни паяй сверху, у тебя ничего не выйдет. А у нас элиты сами, своими руками, уничтожили «подложку» — основу социального бытия, лишили народ голоса, прав, возможностей, а теперь сетуют, что вполне заурядные вопросы, решаемые в других случаях достаточно быстро, превращаются в конфликтные ситуации.
Там есть еще один странный момент. Одним из мотивов протестов людей был тот факт, что им скот негде пасти, что выпасные луга забирают под золотодобычу. И по данной причине разработки приостановили. После этого скот именно в Баймакском районе поразил страшный вирус, и он частично умер, а частично был уничтожен. Нет больше крупного рогатого скота в Баймаке. И люди уедут. Можно добывать золото…
— А кто конкретно из окружения Радия Хабирова мог заинтересоваться золотодобычей в Баймакском районе? В прессе называют фигуры разного ранга — от вице-премьера до премьер-министра…
— Да, упоминают и вице-премьера, и главу башкирского кабмина. Все это уже описано. Еще когда конфликт разворачивался в 2023-м, об интересантах говорили довольно много. И надо учесть, что в прошлом году протестующие, по сути, выиграли: они вынудили остановить золотодобычу и пересмотреть ее в интересах экологических норм. Недавний суд над Фаилем Алсыновым* — это фактически месть ему за Куштау и победу в 2023-м. И такая месть удивительным образом совпала с арестами в ближайшем окружении Хабирова. В частности, с арестом хабировской помощницы по пиару и информационной политике Елены Прочаковской (ее официальная должность — руководитель управления главы Башкортостана по социальным коммуникациям), задержанной 17 февраля следкомом Московской области. Спрашивается, кто кого за собой потянул: первый вторую или вторая первого?
— Арестована не только Прочаковская. Приговорен к 7,5 года лишения свободы бывший министр строительства РБ Рамзиль Кучарбаев. Возбуждено уголовное дело в отношении бывшего мэра Салавата Игоря Миронова. О чем свидетельствуют эти репрессии? О том, что эпоха Хабирова в Башкортостане заканчивается?
— Радий Хабиров, на мой взгляд, является ставленником одной из глобальных групп российских элит. Радий Фаритович родом из 1990-х годов, в 2003-м он возглавлял администрацию первого президента Республики Башкортостан Муртазы Рахимова. После разрыва с Рахимовым перебрался в Москву и стал работать в администрации президента РФ при Александре Волошине и Владиславе Суркове. Я, кстати, неплохо знаю Радия Фаритовича — это очень умный и опытный человек. В 2017 году он был назначен мэром Красногорска. А что такое Красногорск? Это столица Подмосковья. А Подмосковье, в свою очередь, является вотчиной Сергея Шойгу — он даже был короткое время губернатором Московской области. Сейчас область, как известно, возглавляет Андрей Воробьев, но его туда, как мне кажется, поставил не кто иной, как Шойгу. По сути, в Подмосковье все принадлежит военным — начиная с 1990-х годов и того времени, когда областным губернатором был генерал-полковник и Герой Советского Союза Борис Громов.
Каким образом Хабиров с поста мэра Красногорска вдруг поднялся до главы региона? Мы понимаем, что Красногорск — город непростой, это элитнейшее место. Там находится резиденция главы Подмосковья, органы власти Московской области. Но что такое Подмосковье? Это целая страна с миллионными городами, десятками миллионов населения, масштабными производствами. Губернатор Московской области — это, по сути, и президент большой квазистраны, и «смотрящий» за территорией от гораздо более серьезных, чем он сам, элитных групп. Я бы сказал, что в целом Подмосковье принадлежит «семейно-военным» — так можно определить эту российскую элитную группу. Сам Сергей Кужугетович Шойгу, как мы знаем, происходит из 1990-х — он не обязан Владимиру Путину своим возвышением. Он человек ельцинской, «семейной» эпохи — он уже тогда занимал посты и руководил МЧС. Так вот, на мой взгляд, Хабиров относится к данной группе — «семейно-военных». Я думаю, что оппонирующая им другая элитная группа, которую мы условно можем назвать «силовиками» (но это не военные, а другие силовики), в настоящее время несколько теснит и щемит Радия Фаритовича.
А иначе как объяснить арест Прочаковской? Следствие уверяет, что в период работы в Красногорске она устроила свою подругу на некую фиктивную рабочую позицию и получала за нее деньги. Но ведь это нарушение надо еще найти! Какая другая структура в России может так дотошно копать прошлое, чтобы отыскать вот такое? Подобную организацию я, честно говоря, знаю в нашей стране только одну. Поэтому элитную группу «силовиков», думаю, правильнее будет именовать «кагэбэшной».
Заметим, что еще в 2023 году ФСБ выносила свою резолюцию по Баймаку — что там не что иное, как конфликт интересов, поскольку Хабиров привел с собой из Красногорска немалую часть своей прежней команды. Первое столкновение из этого ряда случилось еще в 2020-м, когда башкиры сетовали, что Радий Фаритович зачем-то притащил в республику армян. Я лично не имею ничего против этого: известно, что у Хабирова жена армянка — достойнейшая женщина, я уверен в этом. Да и, в конце концов, какая разница, какая у кого национальность? Тем не менее в РБ начался передел рынка: пришедшие в республику крупные застройщики из Подмосковья (а мы же понимаем, что это такое — быть крупным застройщиком в Московской области) вступили в конфликт с местными и стали отжимать у них крупные контракты.
Собственно, за период правления Радия Хабирова в Башкортостане произошло три крупных конфликта: первый — по застройке, второй — вокруг Куштау и третий сейчас в Баймакском районе. И во всех трех случаях фигурировали следственный комитет и ФСБ, которая при этом давала свои заключения.
— Мне помнится, когда Радия Хабирова в 2018 году только назначили в Уфу, в Башкортостане с ним связывали надежды на интенсивное развитие республики, на то, что она наконец-то догонит и перегонит Татарстан по уровню жизни, привлекательности и прочему.
— Понимаете, у предыдущего главы Башкортостана Рустэма Хамитова таких скандалов не было. Однако Хамитову выразило вотум недоверия национальное движение «Башкорт» (признано экстремистским в России и ликвидировано). Тогда у многих башкир возникло подозрение, что Хабиров пришел на смену Хамитову неспроста — ведь, как говорят, будучи руководителем рахимовской администрации в начале 2000-х годов, он мог стоять у истоков организации и укрепления башкирского националистического движения. Я припоминаю, что в Москве у меня как-то состоялась встреча с башкирской молодежью, причем достаточно элитной, учившейся в столичных вузах. Я пришел, мы сидели, разговаривали много часов. Для башкир очень важен вопрос их происхождения. А Хабиров как раз коренной башкир из села в Ишимбайском районе. Татары, правда, уверяли меня, что он «татарь», но так всегда в Поволжье. Кто из них татарин, а кто башкир, пусть сами разбираются. А на той встрече с молодежью, проходившей, если мне память не изменяет, в 2014 году, молодые башкиры очень хорошо отзывались о Хабирове как о своем человеке.
Сейчас Радий Фаритович стал своего рода заложником противостояния двух элитных групп: «семейно-военной» и «кагэбэшной». Такое разделение по группам понятно: есть те, кто формировал свою власть, свой бизнес и свои элитные интересы до 2000 года, а есть те, кто пришел в 2000-м и потребовал свою долю пирога. Эти две элитные группы сейчас в России основные — между ними распределены регионы и сферы влияния. Кто-то называет третьей элитной группой методологов и «Росатом», который где может расставляет своих людей. Но, на мой взгляд, это не имеет решающего значения, поскольку методологи не являются самостоятельной группой. Тем более что госкорпорацию «Росатом» по большому счету контролирует совбез.
— Если Хабиров когда-то и стоял у истоков башкирского националистического движения, то теперь, похоже, он с ним порвал. Иначе как объяснить, что 17 января судья Баймакского районного суда осудила Алсынова* на 4 года?
— Надо учитывать, что в башкирских пабликах указывают на тот факт, что баймакская судья, судившая Алсынова*, по своему происхождению еще и татарка (я не знаю, так это или нет, но устойчивое мнение по данному поводу сформировано), а это добавляет масла в огонь в Башкортостане. Впрочем, в деле башкирского активиста есть важный нюанс. По 282-й статье УК РФ, по которой он был осужден, вообще-то полагаются УДО и амнистия. Да и сам срок в 4 года — это, прямо скажем, не 19 лет, добавленные к приговору Алексею Навальному (внесен в в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга), и не 8 лет, которые дают за критику СВО. Видимо, Хабиров не хочет до конца разрывать отношения с башкирским националистическим движением. Ему требуется картинка, чтобы показать Москве, как он противостоит местным националистам. Но в целом он не готов отказываться от своей башкирской идентичности.
Однако от Радия Хабирова требуют все больше крови. Ему говорят, что башкирские националисты связаны с иностранными разведками и башкирскими сепаратистами, сидящими на Западе. Удивительным образом эти сепаратисты, находящиеся на Украине и Западе, которые никому не интересны, которых никто не знает и которые не что иное, как «ноль с палочкой», вдруг активно стали засылать в РФ всякие сепаратистские лозунги и заполнили собой все интернет-паблики. Я это вижу и по своим стримам — у меня недавно это все шло сплошным потоком (в основном украинского происхождения). Однако бросается в глаза, что авторы таких постов никакого понятия не имеют о Башкортостане и не понимают, что в случае, не дай бог, серьезного сценария конфликт у башкир будет не с русскими, а с другим тюркским народом — с татарами. По этой причине, как мне представляется, никто на самом деле не хочет отделения от России — ни башкиры, ни татары, потому что это нарушит тот статус-кво, который сейчас установился в Поволжье, и приведет к тяжелейшим последствиям.
— Я много раз слышал и неоднократно убеждался в этом сам, что на бытовом уровне нет никаких проблем между башкирами, татарами и русскими. Это все, так сказать, элитные игры в национализм.
— У русских вообще нет там никаких проблем, клянусь вам. А вот между татарами и башкирами не то чтобы проблемы, но имеются определенные нюансы. Один из них заключается в следующем: каждая перепись в этих краях — это всегда скандал. Академик РАН Валерий Тишков неоднократно, в том числе и на страницах «БИЗНЕС Online», оправдывался и объяснял, почему, если в Казани считают, что многие татары записаны в РБ башкирами, они все-таки башкиры. Тишков ведь прямо заявлял: «Считать, что раз мы Казань, то все татары наши люди, — это неправильно». А некоторые граждане из смешанных семей вправе иметь сразу две идентичности. Но все равно практически всегда после каждой переписи, проведенной в Башкортостане, из Казани звучат голоса татарских активистов, что татар огульно записывают в башкиры, а из Уфы раздаются ответные голоса башкирских активистов, что татары просто хотят усилить татарский фактор и неправильно оценивают состав башкирского народа. Есть еще третья версия, которая отвергает татарскую и башкирскую и условно называется «ордынской», — я столкнулся с ней не в Казани и не в Уфе. Не знаю, как оно на самом деле — об этом нужно разговаривать с учеными-тюркологами, но вывод все равно напрашивается: татаро-башкирский вопрос предельно нерешенный и предельно мутный, который ни татары, ни башкиры не хотят активизировать и педалировать, поскольку это никому из них не принесет добра. А русские здесь точно ни при чем: в Башкортостане они не играют конфликтной роли, и никакого негатива по отношению к ним я не встречал ни у татар, ни у башкир. А вот претензии татар и башкир друг к другу мне приходилось встречать многократно.
— Хорошо, а какие силы, на ваш взгляд, создали националистическую среду в Татарстане и Башкортостане?
— Сама природа и система национальных отношений, выстроенная в Российской Федерации. Когда социально-экономическое и политическое давление сверху, которое я описал, вынуждает людей консолидироваться. Почему им проще объединиться, чем «титульной» русской нации, я тоже уже постарался объяснить. Это нормально, когда люди защищают свои интересы. Так с древних времен они защищали свои интересы против феодалов, князей, баев, диктата государства. Скажем, Европа в похожем противоборстве выработала такую низовую форму, как коммуна, которая возникла в долиберальные времена, фактически в раннем Средневековье. Историки школы «Анналов» относили возникновение коммуны к Х–XI векам — сначала в Провансе, на юге Франции. Причем католическая церковь содействовала этому, потому что ей нужны были союзники в борьбе с феодалами. Вместе с тем ранняя европейская коммуна не имеет ничего общего с коммунистическим учением. Это фундамент европейского, шире — всего западного общества. Да и вообще везде в мире это так. К примеру, в исламской культуре это называется «махалля» (община у тюркских народов, созданная вокруг мечети, — прим. ред.). А в России что является основой и низовой общественной ячейкой, способствующей самоорганизации людей? Ответ: ничто. В таких условиях, естественно, национализм становится формой самоорганизации. Там, где нет социальных инструментов, не связанных с цветом кожи, языком, религией, кровью (хотя во всем перечисленном нет ничего ложного), там всегда возникает национализм.
В свое время казанские пацаны, как мы это теперь узнали из фильма «Слово пацана» и как знали раньше из разговоров с нашими друзьями, самоорганизовывались по принципу: «Ты с какой улицы? Ты „Тукаевский“ или „Цумовский“?» Или же они организовывались по этническому принципу: дескать, живет в каком-то определенном местечке множество татар или башкир, и это уже служит предпосылкой к их объединению. А дальше подключаются более сложные механизмы: скажем, исламский или даже языческий, как, допустим, у марийцев или удмуртов. Люди так защищаются от давления нечеловеческой машины, которую представляет из себя государство или крупный бизнес, с ним взаимодействующий. Крупный предприниматель запросто может сказать высокопоставленному представителю государства: «Слушай, убери этих внизу, которые мешают нам создать эффективное производство, получить высокую прибыль, региону — отчитаться о хорошем инвесторе, а нам — о высоком доходе. Да и тебе лично с твоим окружением тоже кое-что перепадет».
Вот так и возникает в России национализм у малых народов. Вовсе не потому, что они такие злобные, постоянно сидят и думают, как бы им еще насолить Москве. А просто потому, что люди защищаются от беспредела власти и крупного капитала. И так как они не обладают законными, конституционными формами типа коммуны, то они объединяются в разного рода националистические организации, которые, глядишь, сначала разрешенные, а потом запрещенные.
— Соответственно, башкирская ситуация может повториться в других национальных регионах России?
— Может, но не в таком масштабе. Башкиры сами по себе народ боевой: у них совпадает два фактора — национальное тюркское самосознание и исламское самосознание. Есть и третий фактор — региональный, точнее, местный, привязанный к определенной местности. Вплоть до священных шиханов, то есть до такой территориальной привязки, которая взята как будто напрямую из трудов Льва Гумилева. Если бы Лев Николаевич был сегодня жив, то он смаковал бы, рассматривая события вроде тех, что случились в Баймакском районе, потому что все это так и просится в копилку к его этногенезу. Связь народа с ландшафтом, его пассионарность и так далее.
Кстати, после того как я выступил в своем телеграм-канале по поводу Башкортостана, мне пришло письмо от подписчика из Коми. Но там несколько иная ситуация. Мало кто знает, что у финно-угорских народов, особенно вепской группы, женщины играют ключевую роль в общественной жизни. В сакральном смысле у женщин здесь более высокий общественный статус, чем у мужчин. У народа коми даже есть такое понятие, как матчество. Это как отчество, но не по отцу, а по матери. Особенно ценится, если мать была из рода ведуний или статусных жриц. Причем это важно и сейчас, для вполне современных людей. Я знаю мужчин коми — математиков, кандидатов наук, которые чтут этот обычай и с огромным уважением относятся к женщинам, обладающим подобным статусом. В 2020 году вышел российский сериал «Территория», который в своем сюжете косвенно рассказывает о коми-пермяцкой мифологии. С одной стороны, там много мистики, но, с другой — представленные образы вполне реальны.
О башкирских обычаях мы уже поговорили. А, скажем, у татар немного иначе. У них, заметьте, зачастую бабушки являются инициаторами протеста. Допустим, когда в Татарстане строили мусоросжигательный завод, кто там вышел в первых рядах против него? Бабушки, апа. Почему? Потому что зачастую именно они хранительницы дома у татарского народа. Мужчины работают, зарабатывают. Кто в это время следит за жизнью татарского народа? Бабушки. И потом: разве ОМОН в Татарстане станет бить бабушек? Конечно, нет. В РТ скорее привыкли драться стенку на стенку. «Слово пацана» хотя и ушло в слои времени, но оно ведь не на пустом месте возникло. Когда с той и другой стороны собираются пацаны, это нормально, такое воспринимается как вызов. А вот если с одной стороны бабушки, а с другой — парни с дубинками, то тут ситуация уже иная, и она не в пользу парней. Что делать с апами, никто не понимает: ни генералы, ни полковники, ни простые сержанты. «Э, мы не будем на них руку поднимать! Это наши старшие женщины!»
Кстати, можно вспомнить, какую роль играли женщины в татарском национальном движении, сегодня по большей части запрещенном. Огромную роль! Начиная с Фаузии Байрамовой, которую называют «бабушкой татарского национализма», и заканчивая другими известными персонажами. Мужчины в рамках данного движения скорее исполняли роль интеллектуальных хранителей наследия. В этом смысле можно сказать, что татары находятся на стыке тюркских и финно-угорских традиций — глубинных культурных пластов или, как говорит Александр Гельевич Дугин, Логоса. Если придерживаться дугинской терминологии, в татарах сочетается Логос Турана с финно-угорским Логосом.
Кстати, в свое время в Чечне на митинги ходили тоже в основном женщины. Потому что, если бы вышли мужчины, по ним бы просто открыли огонь. А потом объяснили бы, что это террористы-боевики, и поди потом доказывай, что это не так. А к примеру, в Дагестане на протесты дальнобойщиков против системы «Платон», случалось, собирались до 5–6 тысяч мужчин. Так что у всех по-разному.
Единственный народ, у которого сегодня нет таких форм, потому что уничтожено село, община, колхозы, совхозы и любые формы коллективно-кооперативной жизни, — это русские. Мы самый несчастный народ, потому что лишены почвы. Все другие народы, живущие в нашей стране и формально малочисленнее, обладают своим Логосом, привязанным к почве. Что до русского Логоса, то его государство у нас украло и подменило политтехнологическими симулякрами. Сегодня от имени русских говорят Кеосаян, Симоньян, Соловьев и так далее. Последний даже книгу написал: «Мы русские! С нами Бог!» Поэтому, к сожалению, в русском регионе можно что угодно сделать. Пришел, увидел хороший лес, договорился с чиновниками и начал вырубать. Местные жители спросят: «А почему вы наш лес рубите?» Ответ один: «Хотим и рубим! Вот у нас и разрешение есть!» Однако в башкирском и татарском регионах или же на Кавказе так не скажешь — с тебя обязательно спросят. А где-нибудь в Тверской области, Рязанской или Владимирской — пожалуйста, что хочешь, то и делай.
— Каков ваш прогноз: удастся ли заморозить протесты в Башкортостане, по крайней мере, до второй половины марта, то есть до президентских выборов в РФ?
— Да, конечно. Я вообще практически уверен, что этот процесс контролируемый. Думаю, что он во многом подогревается на фоне всевозможных уголовных дел и судебных исков, направленных против окружения Радия Хабирова.
— Чтобы максимально его скомпрометировать?
— Нет, для того чтобы увести из информационного поля скандальные уголовные дела в отношении его окружения, переместив фокус внимания на «страшных националистов». Я даже допускаю, что за этими протестами стоит в известной мере сама власть РБ. Не в том плане, что она все организовала, а в том, что не воспрепятствовала, а, наоборот, на ровном месте создала условия для возникновения подобных беспорядков. Они выясняли, что страшнее: стать в начале избирательной кампании Путина площадкой для протестов или же субъектами крупного коррупционного дела.
— И первый вариант перетянул второй?
— Потому что в первом случае можно все стрелки перевести на националистов и зарубежье, как это было уже в случае с беспорядками в Дагестане. Кстати, я же разобрался, что именно случилось 29 октября прошлого года в аэропорту Махачкалы. В основном в тех событиях принимали участие кумыки (тюркский народ Дагестана — прим. ред.). И при этом почти все стрелки указывают на одного крупного нефтяного олигарха, имеющего в Дагестане прозвище Заправщик (так называют предпринимателя Магомеда-Султана Магомедова — прим. ред.). Неужели одних кумыков так сильно взволновали события в Газе, что они решили захватить аэропорт? Согласитесь, это выглядит подозрительно. В итоге все спустили на тормозах. Хотя до этого что только не кричали о беспорядках в махачкалинском аэропорту: что такие процессы курировались из заграницы, что к этому подключилось украинское ЦИПсО… Ну ужас просто! А теперь — молчание. Не исключаю, что в Башкортостане случилось примерно то же самое. Видимо, понравилось. Технология работает.
— Да, но это вряд ли остановит репрессии против хабировских приближенных.
— Это совершенно разные, во многом параллельные вещи. Санкции на аресты в окружении главы региона, как правило, дают сверху, причем с такого верху, который много выше, чем сам Хабиров.
— Судьба Хабирова может негативно переломиться после 18 марта? Раньше его вряд ли тронут.
— Может. Если, конечно, ему не удастся создать образ крупного националистического подполья, окопавшегося у него в республике. Но, честно говоря, все, кто знает башкир и Башкортостан, смеются над этим. Еще раз говорю: башкирское национальное движение всегда уравновешивалось татарским национальным самосознанием. Поэтому идея о том, что башкиры требуют себе какой-то отдельный Башкортостан, совершенно не работает. Она просто нереализуема: ведь первыми, кто станет на ее пути, будут татары. Никакого общетюркского единства и никакого Турана там нет. То, о чем вещают некоторые пропагандисты на федеральном уровне: что за этим стоит Стамбул и некие пантюркистские организации, — это все ерунда. Все это писано вилами по воде. Какой Туран, если они никак определиться не могут, кто башкир, а кто татарин? Если в Дагестане еще можно представить захват аэропорта как ваххабитскую выходку (ведь было же в тамошней республике радикальное подполье), то откуда взять настоящих экстремистов в Баймакском районе РБ?
Будет ли Хабиров раскручивать эту тему дальше? Не знаю. У Радия Фаритовича есть красная линия. Чтобы ее перейти, ему придется до конца разорвать свою связь с башкирами. Но он вряд ли на это пойдет. Сейчас он поступает правильно: берет прикормленную национальную интеллигенцию и общественных активистов и выступает с гневными речами в адрес националистов в их окружении. При этом, обратите внимание, почти все, кто его окружает и слушает, — башкиры, и они явно выражают ему свою поддержку. Он очень хороший пиарщик, прошедший сурковскую школу. А Владислав Сурков, как бы кто к нему ни относился, был и остается выдающимся политтехнологом высочайшего класса.
Тем не менее все сложно. Жители республики ведь хорошо знают подоплеку событий. Им более-менее известно, кто стоит за золотодобывающими компаниями, почему эти люди не получили тех или иных подрядов, зачем их заставили пересмотреть инвестиционные предложения, где они зарегистрированы и кто является итоговым получателем выгоды. Поэтому я не думаю, что в такой ситуации удастся спрятать концы в воду. Полагаю, что стратегически Хабирову было бы лучше все спустить на тормозах и сделать вид, что ничего не было.
Ну да, Алсынову*дали 4 года. Однако вместо колонии-поселения, в которую обычно отправляют по статье 282, ему присудили общий режим — так что он сам удивился. Перед этим прокуратура (а это, будем полагать, и есть Хабиров) запросила колонию-поселение, но не нашла понимания у судьи. Откуда возникло утяжеление приговора — жестче, чем этого требовал прокурор? Между тем данные нюансы имеют значение, ведь вокруг этого суда шла борьба разных кланов. Соответственно, кто-то захотел сценария пожестче, чтобы еще подбросить дровишек в огонь. Я не думаю, что это был сам Радий Фаритович. Скорее всего, 4 года в колонии-поселении вполне его удовлетворяли, поскольку позволяли протиснуться в узкую брешь между башкирским национальным движением и федералами. Перед башкирами он мог развести руками: «Ну извините, ребята, не мог не дать реальный срок. Но ведь это немного».
Наверняка решение суда потом можно будет опротестовать в разных инстанциях. Тем более что фраза «кара халык», брошенная Фаилем Алсыновым* во время публичного выступления и поставленная ему в вину, может быть интерпретирована экспертами-филологами по-разному. В переводе с тюркского это означает «черный народ». Выступавший адресовал эти слова, как утверждает следствие, приезжим, в том числе тем, кто работает на приисках. Получается, что в России, которая просто полнится оскорблениями и унижениями трудовых мигрантов, башкира судят за то, что он назвал выходцев из Средней Азии «кара халык». По мнению обвинения, он обозвал их «черными», а по утверждению самого обвиняемого, эти слова — просто тюркское определение угнетенных. И это на самом деле правда. Ведь как было в исторической тюркской традиции? Золотая среда правителей называлась борджигинами, белая кость, высшая военная знать — нобилями. А следом за ними как раз идут «кара халык» — податное бедное сословие, черный люд, с которых все получают свою долю. Это вполне тюркское, пронесенное сквозь века, социально-культурное определение. Поэтому я думаю, что в самом приговоре здесь заложено некое продолжение этой истории.
Что касается судьбы Хабирова, то стоит признать: на Радия Фаритовича объявлена охота. Видимо, кто-то хочет забрать под себя Башкортостан, или же вернуть его, или передать в надежные руки… Но это уже борьба таких масштабных элитных групп, деятельность которых я сейчас просто не дерзаю всерьез комментировать.
*внесен в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга
