За последние несколько лет вышли в свет пять томов исследовательской серии «Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве», посвященной раскрытию православных смыслов в русском и советском искусстве ХХ — начала XXI века. Книги серии становились лауреатами национальной премии «Лучшие книги, издательства, проекты» в номинации «Культура» ( в 2016, 2017, 2019 гг.), XIII конкурса «Просвещение через книгу» Издательского совета Русской Православной Церкви (2018 г.). Над исследованием трудились более пятидесяти ученых России. Об этих книгах и о судьбе Православия в художественной культуре России мы поговорили с руководителем проекта Александром Леонидовичем Казиным, доктором философских наук, профессором, научным руководителем Российского института истории искусств.
— Александр Леонидович, группа ученых под вашим руководством провела масштабное исследование, посвященное изучению русского искусства через призму Православия. Что стало его отправной точкой, какие задачи вы ставили перед собой?
— Замысел этой работы возник почти 10 лет назад, в 2015-м году. Я подумал, что следует изучить наследование фундаментальной духовной традиции России — Православия — на материале светской художественной культуры. Такого системного и последовательного изучения этой темы не существовало до сих пор. Хотя по отдельным произведениям и видам искусства такие работы появлялись — в Пушкинском доме, например. Есть известные книги М.М. Дунаева на тему «Православие и русская литература». Но мне показалось, что следует обратить внимание не только на литературу, но на все виды искусства — русскую музыку, изобразительное искусство, архитектуру, театр и кино — как некое религиозно-смысловое единство. Этот замысел сложился, конечно, и под влиянием моего личного интереса к этой тематике, и по мере актуализации христианской темы для жизни России в целом: Россия стала осознавать себя православной страной, даже православной цивилизацией, что было, конечно, не всегда, например, на протяжении советского времени.
Я решил начать именно с советского и постсоветского периода культуры, мне показалось интересным проследить эволюцию этой тематики на протяжении ста лет, с 1917 по 2017 годы. Результаты работы получились настолько актуальными и востребованными, что тома исследования становились по мере их выхода в свет лауреатами национальной премии «Лучшие книги, издательства, проекты» в номинации «Культура», конкурса Русской Православной Церкви «Просвещение через книгу».
— Казалось бы, советское время в истории русского Православия — период трагический, богоборческий. Удалось ли выявить христианские аспекты произведений искусства советского времени?
— Это исследование, конечно, начиналось не так просто, известно, что у нас далеко не все ученые разделяют христианский подход к культуре. Культура — это не что иное, по словам отца Павла Флоренского, как то, что вокруг культа. Вопрос в том, вокруг какого культа собирается эта культура. Мое глубокое убеждение (и тех авторов, которые работали со мной) заключается в том, что православная основа русской культуры никуда не исчезла, в том числе и при советской власти.
Она существовала прикровенно, скрыто, а подчас и довольно открыто в некоторых выдающихся произведениях. Задача нашего исследования была в том, чтобы это «скрытое» показать и привести доказательства того, что духовный огонь православного христианства продолжал гореть внутри культуры на глубинном уровне, хотя внешне она могла являться в разного рода «превращенных» формах, как я это называю. Подробно говорить об этом не буду, проще прочитать те книги, которые мы написали.
Думаю, могу привести в качестве примера произведения таких поэтов, как Александр Блок, Андрей Белый, Николай Клюев, Николай Рубцов. Можно вспомнить того же Андрея Платонова, чьи произведения пытались интерпретировать как антисоветские, а он совершенно иначе это понимал. Вспомним, например, эпизод романа «Чевенгур», когда приезжает идеологическая комиссия в город, где происходит действие, где строят коммунизм, и спрашивают, какая у этих людей идеология? А им отвечают, что у них нет никакой идеологии: их идеология — «они сплошь ждут конца света». То есть это была одна из превращенных форм христианского понимания бытия, как направленного к преображению и воскресению. И вот эту тематику можно обнаружить в очень многих произведениях советской литературы.
Я уже не говорю о кинематографе, к примеру, Андрея Тарковского в 1960-е годы — это величайшие в мире произведения киноискусства, где показано, что каждый миг бытия творим тайным Божественным Промыслом. Не говоря уже о том, что и на уровне сюжета фильм «Андрей Рублёв» рассказывает, что такое христианство в культуре, в иконописи, в данном случае. Мы помним, как после драматичного киноповествования в конце фильма на экране возникают гениальные изображения «Троицы» и «Спаса» Андрея Рублева, разрешающие все противоречия.
А вспомните песню «Вставай, страна огромная» — это совершенно потрясающее душу музыкальное переживание жертвенного подвига во имя Отечества. Я до сих пор не могу без внутренней дрожи слушать эту песню, она меня просто поражает. И все, что подготовило народ к такому состоянию, к такому подвигу, не обошлось без влияния православной духовной энергии, которая существовала и жила в народе, несмотря ни на какие идеологические чистки и разрушения храмов.
Это тайна России, тайна Третьего Рима, если уж на то пошло. И история советской культуры вплоть до 1988 года, когда официально отмечалось Тысячелетие Крещения Руси как государственный праздник Советского Союза, и вся дальнейшая история уже постсоветской России — это во многом история возрождения Православия. Достаточно сказать, что за эти годы издано православных книг больше, чем за всю предыдущую христианскую историю России.
— Получается, в советский период в культуре христианское мировоззрение проявлялось благодаря некой духовной инерции верующих творцов?
— Я не уверен, что тут слово «инерция» подходит. Инерция — это что-то неживое, а наследие — оно живо всегда. Густав Малер говорил, что традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу. Этот огонь горит — тайно или явно — на протяжении всей истории христианской России. Это было и в Петровские времена, и в XVIII–XIX веке, когда вообще государственная (официальная) культура жизни осуществлялась в вестернизированных, западнических формах. Вспомним Пушкина, которого называли французом и который потом стал великим национальным православным поэтом, духовным тружеником. Кто такой Достоевский, который поначалу увлекался революционными идеями, а потом пошел на каторгу и узнал, что такое русский народ? В петербургский период русской истории православные христиане переживали иногда не более легкие времена, чем при советской власти (например, при Екатерине II), хотя при этом храмы вроде бы не разрушали, а наоборот, строили.
— Я знаю, что очередной том, который сейчас в работе, как раз будет посвящен этому периоду.
— Да, мы сейчас только что сдали в издательство том, посвященный Серебряному веку, крайне противоречивому, когда Православие и христианство вообще подвергалось самым разным соблазнам и превращениям, но вместе с тем и здесь творцы были в поисках христианской темы. Теперь в фокусе внимания первая половина XIX века.
— Вы привели примеры произведений разных видов искусства. Как вам удалось собрать более пятидесяти ученых-искусствоведов, при этом верующих людей, профессионалов высокого уровня, объединенных общей идеей? Только если Промыслом Божьим они собрались…
— Вы сами сказали, Промысл — Господь помог. Господь в таких делах помогает. Во-первых, слава Богу, что такие специалисты есть, и это лишний раз подтверждает мою мысль о том, что православное христианство никуда из русской культуры не делось. А ведь мы все люди советского происхождения. Я по рождению и воспитанию — советский человек. Закончил Ленинградский Государственный Университет им. Жданова и так далее. Хотя моя бабушка по матери была глубоко верующей православной христианкой с детства. Я помню, как она молилась при мне, и я чувствовал, что она что-то очень важное делает. Что-то такое, чего я не понимаю, но что-то в этом есть такое, чего нет в других местах этого мира. Возможно, поэтому меня всегда тянуло именно к проблематике духовной, хотя я, конечно, не знал и не понимал, что такое Церковь и что такое христианство вообще, и тем более Православие. Все это пришло значительно позже. Крестился я уже в взрослом состоянии, в 38 лет, при советской власти еще, тайно.
— Среди авторов исследования есть и сотрудники Российского института истории искусств и многих других учебных и научных заведений России — Москвы, Санкт-Петербурга, Новгорода, Архангельска, Ульяновска, Саратова, Ставрополя и других городов. Наверное, сложно собрать коллектив, задача неординарная…
— И тем не менее я без особого труда собрал ученых, не прилагая каких-то невероятных организационных усилий, почти один этим занимался. Я очень рад тому, что это получилось. У меня, конечно, много связей в науке, но всё делалось в основном на личном отношении — я просто набирал телефонный номер и предлагал человеку участвовать в таком исследовании, и он с радостью соглашался. Потому что большинство из них действительно православные люди, которые мыслят о культуре с христианской точки зрения. Люди, объединенные одними целями, они как-то в итоге сходятся. Хотя и живут в разных городах. И это при том, что они не за деньги, так сказать, трудились. Первые тома были написаны в рамках гранта Российского гуманитарного научного фонда, это была символическая плата для каждого автора. Далее я уже был директором Российского института истории искусств, мог планировать свою научную работу и получить поддержку от ряда сотрудников. Но вообще за деньги такие вещи не делаются. Тут нужно соучастие внутреннее, душевное, духовное, энергийное, нужно единомыслие.
— Александр Леонидович, одним из таких единомышленников Российского института истории искусств сейчас является Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва (Институт Наследия), с которым вы ежегодно совместно проводите конференции об исторических путях русской цивилизации. Почему Россия — это страна-цивилизация? И какое место в этой цивилизации занимает Православие?
— Да, эта конференция проводится ежегодно. Ее название — «Русская цивилизация в исторической ретроспективе и перспективе». С Институтом Наследия мы дружим и проводим такую конференцию, где действительно основной вопрос — это судьбы русской православной цивилизации. Что такое цивилизация? Есть много определений цивилизации, я сейчас не буду углубляться в эти научные споры. Могу только сказать, что это определенная духовно-антропологическая сущность, развернутая в большом времени, определяющим для которой является религия и язык. Можно ещё добавить территорию, но главное — это религия и язык. Для русской цивилизации религия — это вера в Господа Иисуса Христа. И славяно-русский язык, который выражает наши отношения к Богу, и друг к другу, и к миру, и к бытию. Вот эти два момента, они продолжают присутствовать и определять судьбы России, как цивилизации, и как культуры.
Вера и язык — это ядро цивилизации, а вокруг него расположены концентрические оболочки, и первая из них — это культура, светская форма духовной жизни, которая осуществляет духовный импульс ядра на уровне искусства, философии, политики и других. Таково, с моей точки зрения, христианское понимание строения цивилизации, но могут быть другие какие-то понимания и трактовки. Например, марксистская трактовка, где ядром являются производственно-экономические связи и отношения, культура — это идеология, а религия — это вообще опиум для народа, по Марксу, «вздох угнетённой твари», как он это называл. Есть фрейдистские трактовки, согласно которым ядром цивилизации является, грубо говоря, секс, биологическое желание, а культура и религия — это превращенные формы (сублимации) этого желания и так далее.
— В соответствии с вашей моделью получается, что Православие и русский язык — это ядро русской цивилизации? Святая Русь — это православная вера и русский язык?
— Христианство пришло на Русь вместе со священным богослужебным языком, азбукой, принесенным Кириллом и Мефодием, и, собственно говоря, первоначально русский церковнославянский язык впитал в себя многие термины греческого языка, греческого богослужения православного, от Византии идущего. В этом плане, конечно, Русь восприняла христианство в неискаженных формах Православия, идущего от Византии, а не от Рима, который был склонен к тому, чтобы обожествлять самого человека, начиная с Римского Папы. С тех пор, собственно говоря, Запад идет по этой антропоцентрической линии, когда человек все время становится на место Бога.
Главное, конечно, это то, что русский народ во многом пошел за Христом, как за своим Богом и смыслом жизни. Это продемонстрировала и история раскола, когда старообрядцы были готовы идти на смерть ради утверждения, как им казалось, подлинной веры. Это было свидетельством того, что русским народом христианство принято всерьез, в предельной своей жизненной, экзистенциальной основе. И даже после Петровской реформы народ продолжал видеть в одетом по-европейски, в камзол и парик, Императоре миропомазанного православного Царя, поставленного Самим Богом. В этом смысле вертикаль власти сохранялась вплоть до февраля 1917 года. А если подумать, и советские генеральные секретари воспринимались, как своего рода монархи. Да и сегодня наш Президент фактически является представителем такой формы правления, как народная монархия, потому что бывают разные формы монархии.
— Вы сейчас затронули вопрос исторических и культурных влияний. Россия пережила в своей истории их огромное количество. Мы говорили о Петровской реформе, европеизации, советизации и так далее. Как получилось, что, несмотря на все эти влияния, Россия сохранила свою идентичность, неповторимость, уникальность — они сохранились благодаря ядру русской цивилизации? В чем преемственность?
— Да, вот именно. В том-то всё и дело, что внешние оболочки культуры могут значительно отходить от ядра, что и было на протяжении русской истории и в условиях XVIII века, и XIX века, и в условиях XX века. Но ядро-то продолжало сохраняться. Вот в чём тайна России, в чём её величие, в чём её значение для современного, распадающегося на глазах западного мира. Там давно перестали быть христианами, им это не нужно, это их не интересует. Более того, во многом это им враждебно, и они этого не скрывают. А в России мы видим совершенно иной процесс. Мы видим, что в Конституции нашей по поправкам 2020 года брак признается как союз мужчины и женщины, запрещается ЛГБТ*-пропаганда среди детей и молодёжи. Ядро веры и русского языка удерживает нас.
— Сегодня Россия сделала свой цивилизационный выбор, как вы сами только что сказали. Как нам на этом пути закрепиться?
— Этот выбор происходит постоянно, понимаете, нельзя сказать, что этот выбор раз и навсегда сделан, положен в карман и лежит там, как пятак. Выбор христианства — это непрерывный выбор себя и своей судьбы, своего поступка. Вся история России — это и есть как бы непрерывное возвращение к этому ядру после того или иного нарушения, после той или иной революции, культурной, социальной и так далее. Каждая страна, народ — это симфоническая личность, соборная личность истории. И тут очень важно, что у нас в основе. Если основа цивилизации — вера, а разум вторичен по отношению к ней, то это правильное соотношение, потому что вера есть предпосылка любой науки, философии, даже, наверное, математики. А уж в гуманитарной сфере, так любое утверждение есть продукт веры. Ценностный выбор — вот что это такое. А если это соотношение меняется, в основе становится разум, рацио, как на Западе стал, уже в самой схоластике, в Средние века, на основе аристотелевской формальной логики, — то вера становится как бы продуктом этого разума. Тогда меняется и сама картина мира, и сама религия, и сама история. Основа русского ума — это философия, связанная с духовным умозрением. «Верующий разум. Русская философия культуры» — так будет называться моя книга, которую я в ближайшее время хочу издать.
И сейчас на фоне всех трагических событий что-то меняется в самом переживании бытия в России, и в русском народе. Происходят изменения в лучшую сторону, и, дай Бог, будем надеяться, что Господь еще продлит наши дни. Потому что, как мы читаем в молитве: «Не хочу смерти грешника, но чтоб он обратился и жив был» (Иез. 33, 11).
*Запрещенная в России организация.
