Украина терпит на фронте поражение за поражением, но ещё не разгромлена. Подпитываемые Западом бандеровцы ожесточённо сопротивляются: их задача – как можно больше утащить с собой в могилу людей и как можно больше разрушить того, что вскоре перестанет им принадлежать, превратив некогда цветущий край в выжженную пустыню. Зрелище обезлюдевших руин Авдеевки, Артёмовска и Волчанска заставляет нас задуматься над масштабами той всеобъемлющей катастрофы, с которой нам придётся столкнуться при освобождении пока ещё оккупированных территорий Новороссии, Малороссии и Слобожанщины.
Поводом к написанию этой статьи стала истерика, разразившаяся в бандеровской прессе после моего комментария одному изданию о том, что такие мегаполисы, как Харьков, Киев и Днепропетровск после их зачистки от нацистов превратятся в не подлежащие восстановлению города-призраки: отстраивать будет не просто нечего, но самое главное – не для кого. Впрочем, если враг закатывает сцену, подобное поведение является лучшим подтверждением того, что его замысел разгадан.
Автор не склонен рассматривать изложенное в этом материале как аналитическую записку с истинами в последней инстанции. Скорее это публицистический очерк с попыткой обрисовать те проблемы, с которыми нам всем придётся столкнуться при нашем продвижении на запад. Поэтому дискуссия окажется вполне уместной.
Без боя не обойтись
Предстоящий этап нашего сражения с бандеровщиной и её западными хозяевами на суше сейчас отрабатывается в ходе текущей стадии палестинского конфликта. Можно сколько угодно клеймить «кровожадную израильскую военщину» и сочувствовать несчастным палестинцам, но нужнее смотреть на ближневосточные дела с холодной головой и извлекать уроки из чужой войны если не хотим учиться на собственном горьком опыте. Главный же урок палестинской кампании заключается в том, что обороняющаяся сторона активно использует подземную фортификацию и стремится навязать атакующим бой в городской местности, часто – прикрываясь мирным населением. При этом атакующая сторона не обладает безграничным мобилизационным ресурсом чтобы жертвовать пехотой во избежание ненужного медийного резонанса и имиджевых потерь. Посему выскажу совершенно непопулярную в народе мысль, о том, что нам и самим в достаточно скором времени придётся оказаться перед столь непростой дилеммой.
Обрушение фронта приведёт к тому, что Украина перейдёт к тактике превращения городов в узлы обороны и навязывания нам сражения в жилых и промышленных кварталах не только мегаполисов, но также сколько-нибудь крупных индустриальных центров. Например, тот же Харьков – это средоточие стратегических предприятий, среди которых авиазавод, тракторный завод, танковый Завод имени Малышева и «Турбоатом». Каждое из них строилось в советское время когда вовсю говорили об угрозе атомной войны, поэтому все они возводились из расчёта на возможность нанесения по ним ядерного удара противником: хорошо защищённые подземные сооружения там не в дефиците. К тому же все эти предприятия целиком или частично окружены обширной жилой застройкой, представляя собой своеобразную цитадель внутри города, к которой ещё нужно прорваться. И, наконец, основная их часть соединена линиями метрополитена, пусть и неглубокого заложения, но позволяющими оперативно перебрасывать силы и средства к нужному участку обороны. То есть у врага имеются все возможности сделать так, чтобы победа досталась нам максимально дорогой ценой.
В Киеве, Запорожье и Днепропетровске ситуация в чём-то похожая на харьковскую, может быть с некоторой поправкой на рельеф местности и степень развитости (либо даже отсутствие, как в Запорожье) метрополитена, но со своей спецификой: эти города разделены крупной рекой, к тому же над ними «нависают» плотины электростанций Днепровского каскада. Отдельный вопрос – Одесса: уже понятно что враг готов сражаться за этот пункт контроля над северо-западной частью акватории Чёрного моря изо всех сил.
В тех местностях, оборона которых окажется нецелесообразной, бандеровцами будет устроена тотальная и принудительная эвакуация населения: подобные примеры мы уже наблюдаем в оккупированной части Донбасса, а также в целом ряде районов Харьковской и Сумской областей. В первую очередь к ней будут вынуждать семьи с детьми: под предлогом защиты прав несовершеннолетних на эту категорию проще всего оказать давление. Остальной части трудоспособного населения скорее придётся уезжать вслед за переезжающей в более безопасные места работой. К моменту нашего прихода на эти территории основной категорией их населения окажутся пенсионеры и инвалиды.
Договориться о сдаче крупных городов без боя вряд ли получится. Местная власть на Украине как была трусливо-шкурной, так и осталась, поэтому вполне могла бы быть и рада переметнуться на сторону победителей ради сохранения своих активов. Но за прошедшие десять лет произошло врастание необандеровщины в бизнес, и этот бизнес, прошедший закалку войной, обладающий значительным собственным силовым ресурсом, способен поставить на место любого градоначальника, решившего им пожертвовать. Тем более что ударившиеся в бизнес бывшие и действующие каратели прекрасно понимают: в новых реалиях места им не будет.
Вывод простой: битвы не избежать, разрушения и опустошения неотвратимы.
Гордиев узел инфраструктуры
Интенсивное возрождение Мариуполя является предметом всеобщего восхищения. Но не будем забывать что в главном центре Донецкого Приазовья на момент освобождения находилась примерно половина прежней численности его жителей. Иными словами город было кому и для кого восстанавливать.
Куда сложнее оказалась ситуация с Попасной в ЛНР. Там осталось около 7% довоенного населения, поэтому вопрос о восстановлении города-спутника важного железнодорожного узла долгое время был дискуссионным, хотя в конце концов разрешился в положительном ключе после того как на высшем уровне постановили об отстраивании всех без исключения городов Донбасса.
Почему шли такие дискуссии вокруг восстановления Попасной? Дело в том, что городская жизнь во все времена базируется на триаде «человек – промышленность – инфраструктура»: убери любой компонент, и остальные если не исчезнут, то деградируют сами собой. Кроме того современная городская жизнь критически завязана на инфраструктурную составляющую: она в принципе невозможна без электроэнергии, транспорта и связи.
Нашим дедам и прадедам в 1945 году, совершенно не имевшим под рукой той чудо-техники, которая есть у нас, было в чём-то даже легче отстраивать страну, чем нам: ни в СССР, ни в остальной Европе, не было такой критической зависимости от инфраструктуры, которая есть сейчас. Единственной инженерной коммуникацией в подавляющем большинстве зданий того времени было электричество (имевшееся даже не во всех населённых пунктах), отопление – печное, вода – на улице, канализация – выгребная, баня – общественная. Вернуть жизнепригодность такому зданию достаточно легко: отремонтировал кровлю и тепловой контур, починил отопительный прибор – и можно заселяться. Большинство людей в те годы проживали в шаговой доступности от работы: массовые виды общественного транспорта существовали не во всех городах. Профессии, зависящие от быстродействующей связи вообще можно было пересчитать по пальцам. Значительную роль играли личное хозяйство и привычка запасаться впрок: перебои в подвозе товаров первой необходимости не всегда оказывались существенными.
За прошедшие восемь десятилетий мир радикально изменился. Жизнепригодность многоэтажных зданий в городах находится в прямой зависимости от состояния инженерных коммуникаций: излишне рассказывать живущему на двенадцатом этаже что такое отключение электричества, на которое завязаны и лифт, и кухонная плита, и насос в подвале. Большинство горожан обитает в спальных районах и вынуждены тратить иногда по нескольку часов чтобы добраться на работу. Не только города, но и значительная часть сельской местности, снабжаются товарами, что называется, «с колёс»; личное подсобное хозяйство не всегда рентабельно и чаще является формой досуга. Целые отрасли экономики завязаны на быстродействующие системы связи. Стоит также упомянуть что в значительной части местностей развитие инфраструктуры осуществлялось из расчёта на производственную сферу как наиболее рентабельную, в то время как бытовой потребитель рассматривался в качестве попутной (и далеко не самой выгодной!) задачи.
Получается что надо строить всё и сразу – и бытовой сектор, и производственный, и инфраструктурный, но здесь мы сталкиваемся с одной серьёзной проблемой: инфраструктура склонна к саморазрушению при недостаточном потреблении предоставляемых ею услуг.
Из школьного курса физики мы знаем что мощность источника любого вида энергии и мощность нагрузки, потребляющей эту самую энергию, должны быть сопоставимы. Если мощность источника недостаточна – нагрузка просто не будет работать: попробуйте закипятить кубометр воды таблеткой сухого горючего или запитать лампу на 220 вольт от пальчиковой батарейки. Примерами недостаточной мощности нагрузки являются такие частые причины пожаров, как перекаливание нагревательного прибора в теплотехнике и короткое замыкание у электриков.
Водоснабжение и канализация требуют постоянного движения (не просто наличия!) в сетях определённого количества воды: при его недостатке оборудование начинает приходить в негодность так же активно, как и при избытке. Для торговли, транспорта и связи слишком много пользователей – это коллапс, а слишком мало – потеря рентабельности с последующим уменьшением капиталовложений.
Поэтому при возрождении обезлюдевшей территории мы столкнёмся не столько с проблемой инженерного отстраивания разрушенного (что не так уж сложно по нынешним временам), сколько с тем, для кого это всё возводить.
Безлюдье в «серой зоне»
Многие считают денацификацию чуть ли не самой главной гуманитарной проблемой грядущего постукраинского пространства. Но куда вероятнее что нам придётся решать не этот вопрос, а заниматься преодолением тотальной демографической катастрофы, которую киевский режим искусственно устраивает на тех территориях, которые может не удержать. В этом плане ситуация для нас окажется страшнее, чем восемьдесят лет назад.
Перенесёмся в 1945 год. Общие демографические потери СССР составили примерно 13,5% по отношению к показателю 1941 года, насчитывавшему 196,7 миллионов человек. В отдельных республиках, как в Белоруссии, было потеряно до четверти от общей численности довоенного населения, чрезвычайно сильно пострадала возрастная когорта 1920-1925 годов рождения. Тем не менее важно не только то, что уцелело большинство граждан СССР, но и то, что основную массу уцелевших составляли люди в активном возрасте и состоянии здоровья как в плане трудоспособности, так и в плане деторождения.
Если же брать демографический портрет жителей освобождённых в ходе текущего этапа СВО (имеются в виду 2023 год и первая половина 2024 года) городов и сёл, то большинство из них – пенсионеры. Остальную часть украинские каратели под разными предлогами вынуждают уехать, причём задолго то того, как уйдут сами.
Можно ли рассчитывать на возвращение уехавших? Да, какая-то их часть всеми правдами и неправдами постарается вернуться в родные места, и более того – делает это уже сейчас, добираясь кружными путями через третьи страны. Но для очень многих это – билет в один конец, и дело тут не в идеологических воззрениях таких людей: намеренно не желающих возвращаться среди них очень мало. Для большинства же вынужденный переезд означает встраивание в новые реалии: работа, ипотека, смена круга общения, кто-то заводит семью. Чем успешнее оказывается этот процесс, тем меньше у человека возникает желания переехать обратно: максимум при самых благоприятных обстоятельствах – провести отпуск там, где когда-то жил. Увы, но одних ностальгических чувств тут недостаточно. Конечно есть вероятность того, что ухудшение условий существования на новом месте будет стимулировать процесс возвращения, но вряд ли в обозримом будущем такая тенденция станет превалирующей.
Ещё одна причина по которой бандеровцы устраивают демографическую катастрофу – стремление подорвать легитимность воссоединения с Россией тех регионов, которые они не удержат. Понято что это воссоединение ни Украина, ни Запад не признают в любом случае. Тем не менее до февраля 2022 года ДНР и ЛНР контролировали меньшую часть своей конституционной территории, но там проживало больше людей, чем в подконтрольных Киеву районах. В Запорожской и Херсонской областях основная часть населения тоже находится по нашу сторону линии фронта. Иными словами мы могли обеспечить честное и открытое волеизъявление большинства, а волю народа не оспоришь. Но если нам достанется регион, откуда бандеровцам удастся угнать подавляющий процент жителей – тут уже для нас самих возникает юридическая задача, требующая непростого решения.
Давайте будем реалистами: человеческого ресурса для заселения освобождаемых от необандеровщины территорий за пределами новых регионов РФ у нас нет. Конечно, можно попытаться привлечь репатриантов из Русского зарубежья, но даже общий процент диаспоры по отношению к живущим в Отечестве очень небольшой. А желающих переехать даже среди патриотически настроенных соотечественников на чужбине ещё меньше: для такого шага нужны весомые обстоятельства. Про пресловутых «ценных специалистов» речь не идёт: уровень квалификации основной их массы на уровне большинства пролетариев начала ХХ века, да и желанием интегрироваться в наше общество они не горят. Пойдя на такой шаг мы просто получим целые анклавы враждебно настроенной к нам бедноты.
У новых регионов, да и на остальной части Новороссии, Малороссии и Слобожанщины, комфортный климат, но одного этого мало. Опыт Крыма, где никогда не наблюдалось избытка рабочих мест, показывает что большинство переехавших на полуостров после 2014 года – это силовики, а также пенсионеры, желающие провести остаток дней в тёплых краях, но совсем не молодёжь, ищущая хорошую работу.
Как следствие для подъёма экономики многих освобождённых территорий придётся активно использовать вахтовый метод. Сельское хозяйство, особенно связанное с производством зерна, в наши дни не требует большого количества рабочих рук, да и ежегодная «миграция» сельхозтехники по мере продвижения сельхозработ с юга на север стала обыденным явлением. Железнодорожные узлы, речные пути, месторождения полезных ископаемых и рекреационные центры также можно обслуживать с помощью вахтовых поселений.
О возрождении Малороссии и Слобожанщины как средоточия высокотехнологичного кластера речи на данном этапе быть не может. Во-первых, в малонаселённой местности это вряд ли станет возможным: один специалист в таких отраслях требует, условно говоря, создания целой дюжины попутных рабочих мест в тех же сферах образования, здравоохранения, инфраструктуры и бытового обслуживания. Во-вторых, эта территория на долгие годы станет для нас военным предпольем в противостоянии с Западом. А регионы, которые могут стать ареной боевых действий, вряд ли кто будет делать флагманами экономики.
