Жизнь в очередной раз восторжествовала над научным знанием о ней. Дональд Трамп одержал убедительную победу на выборах президента США. И правы в своих прогнозах оказались не социологи, а букмекеры. Согласно агрегатору RealClearPolitics, накануне 6 ноября 2024 г. усредненная ставка пяти крупнейших букмекерских контор составляла 93,2 за победу Трампа против 5,6 за Харрис. Массовое кооперативное поведение людей опять оказалось сильнее манипуляций с общественным мнением.
Посему интересно оценить победу Трампа именно в аспекте кооперативного поведения. Что значит нетривиальный результат Трампа для пассионарного состояния суперэтноса? Сразу уточним – о каком суперэтносе мы говорим. Создатель пассионарной теории Лев Николаевич Гумилёв не высказал мнения о фазе этногенеза североамериканских мигрантов. Он ограничился указанием на то, что янки Северной Америки равно, как буры Южной Африки и европейцы Австралии, суть «заокеанское продолжение» западноевропейского суперэтноса. Возникновение этих новых народов он объяснял остаточной пассионарностью на далёких окраинах западноевропейского мира.
При ближайшем рассмотрении согласиться с этим мнением Гумилева трудно. Возьмём для примера англо-бурскую войну. В первой же серьёзной стычке при Колензо 15 декабря 1899 г. британцы оказались разбиты, потеряв 143 человека убитыми, около 700 ранеными и более 300 пленными. Между тем регулярным британским частям противостояло бурское ополчение из вчерашних фермеров и старателей. Буры c упорством несли неимоверные тяготы войны. Подъём на гору Булувана одного французского осадного орудия Creusot калибром 155 мм и весом в 6,5 т требовал от них одновременной работы 800 человек (!) в течение нескольких дней. Воюя в меньшинстве, они сохраняли высокий боевой дух: «…все буры воодушевлены одной мыслью — вести борьбу до последней крайности», — сообщал русский военный агент В.И. Ромейко-Гурко.
Другим подтверждением высокой пассионарности буров служит их всеобщая религиозность. Недаром президент Трансвааля Крюгер казался молодым англичанам человеком, сбежавшим из XVII в. Бурские генералы вместе молились перед началом и после окончания каждого военного совета. «Сегодня воскресенье, а посему никакой канонады не слышно, ибо трансваальцы никогда не начнут ни стрельбы, ни боя в воскресенье. С раннего утра в лагере слышно пение псалмов», — докладывал о поведении рядовых ополченцев уже упоминавшийся Ромейко-Гурко 1 февраля 1900 г. Взгляд буров на эту войну был выраженно эсхатологическим. Сопротивление европейским космополитам-«уитлендерам» они полагали библейской борьбой народа праведников с Антихристом, воплощённым в Британской империи.
Инерция ли это? Сам Гумилёв считал европейской инерцией времена Наполеона I. Но уж le Petit Caporal и его маршалы не имели ничего общего с экзальтированно религиозным мироощущением буров! Да, Наполеону приписывали фразу: «Бог всегда на стороне больших батальонов». Но в подлинном высказывании Les gros bataillons ont toujour raison о Боге не упоминалось. Папство для Наполеона – осколок «старого режима», в нем нет ничего сакрального. Раздражённый конфликтом с Пием VII, Бонапарт говорил графу Луи де Нарбонну: «У меня есть искушение ввести другую Церковь за свой счёт, а папа пусть устроится со своими и со своим народом так, как он сочтёт нужным». Это слова рационального и вполне циничного политика времён пассионарного упадка.
А уж если Трансвааль не есть остаток западноевропейской инерции, то США тем паче. Вспомним Ялту-45, где Сталин, Рузвельт и Черчилль делили старушку-Европу. В результате США установили контроль над всем западом Европы, Советы – над востоком. Участие в переделе мира безусловно выражает стремление к идеалу победы. Но ведь это значит, что уже в 1945 г. пассионарность не только в СССР, но и в США была много выше, чем в Европе! В противном случае США никогда не смогли бы подчинить себе европейскую культурную сердцевину. Стало быть, народы США — это молодые этносы, а Pax Americana это новый, а отнюдь не западноевропейский суперэтнос.
Каков может быть его суперэтнический возраст сравнительно с Россией? Любому этносу для нормальной жизнедеятельности нужна оригинальная этносоциальная форма. Поэтому оформление этносоциальной системы всегда привязано к моменту, когда из разных субэтносов возникает новый, единый народ. О нём мы и читаем в преамбуле Конституции США 1787 г.: «We the people of the United States…». («Мы, народ Соединённых Штатов…») Значит, этносоциальное оформление США – это отделение от британской короны летом 1776 г. По общему правилу с этого времени начинается явный пассионарный подъём, который длится около 250 лет. Тогда он должен был бы завершиться около 1776+250=2016=~2000 г. Заметим, что конец явного периода фазы подъёма в России Гумилёв датировал рубежом XV-XVI вв. Если так, то США на 500 лет моложе России.
Попробуем найти суперэтническую аналогию времени Трампа в отечественном этногенезе. США 2016-2024 гг. в России соответствует период 1516-1524 гг. Тогда российский суперэтнос только что вошёл в акматическую фазу. А всякий фазовый переход – это тяжкая поведенческая трансформация. В ней всегда жёстко схлёстываются две модели поведения, каждая из которых императивом поведения привязана к своей фазе. Ведь поведение новой фазы этногенеза не появляется автоматически, с этническим возрастом. Любая картинка фазового поведения возникает только благодаря тем пассионарным людям, которые продвигают присущие им нормы поведения.
При этом фазовый переход от подъёма к акматике является самым тяжёлым и затратным. Подъём – это длинная, а главное – монотонная фаза. Сформировавшийся в ней суперэтнос прочно усваивает императив «Будь тем, кем ты должен быть!» и связанные с ним нормы поведения. И быстро отказаться от этих поведенческих накоплений оказывается очень непросто. Кроме того, в глазах людей именно времена подъёма прочно связаны с экономическим благосостоянием народа, политическим суверенитетом государства, а под конец – и с величием собственной исторической судьбы. И вдруг предлагается — «Будь самим собой!», т.е. живи без оглядки на опостылевшие кооперативные нормы поведения… Такая новация в массах, конечно, воспринимается как угроза привычному и комфортному образу жизни.
Поэтому сценариев при подобной фазовой неопределённости у суперэтноса два. Либо он может продолжить привычный монотонный пассионарный подъём дальше, до исторического максимума значения пассионарности. Либо он может перейти к локальному спаду пассионарности, чтобы вытеснить фазовый императив подъёма «Будь тем, кем ты должен быть!» прямо сейчас.
В сценарии и заключена разница между Трампом и его противниками. Трамп – адепт продолжения пассионарного подъёма. Ведь в лозунге Make America Great Again (Сделаем Америку снова великой) ключевое для понимания императива это именно последнее «Снова». Америка была великой в 1776-2000 гг., и нужно вернуться к тем нормам поведения, которые надёжно обеспечивали это величие. Отсюда проистекает вся политическая программа Трампа.
А оппоненты Трампа, напротив, готовы избавиться от наследия фазы подъёма любой ценой. Ведь что такое «культура отмены», которую старательно формировали сторонники шаловливого саксофониста Клинтона и чернокожего адвоката — Обамы? Уверяют, будто сancel culture — это про бойкот в медиа пространстве тех лиц и компаний, которые допускали «неприемлемые» высказывания. Как бы не так…
Мало того. В стремлении избавиться от норм прежней фазы этногенеза американские либеральные радикалы дошли до видового самоубийства. Как иначе понимать новации про разнообразие гендеров, легализацию наркотиков и оплату операций по смене пола?
Поэтому победа Трампа над Харрис действительно имеет для США историческое значение. Это успех тех, кто стремится завершить опасный фазовый переход суперэтноса в пределах одного поколения ~2000-2025 гг. А конец фазового перехода резко понижает вероятность свалиться в дальнейшее неконтролируемое снижение пассионарности с последующим распадом этносоциальной системы.
Но позволит ли возвращение Трампа благополучно перевести страну в режим акматической фазы – большой вопрос. Судя по боевому настрою трамповских назначенцев, стремление жёстко покончить с адептами переходного периода у них и вправду имеется. Однако проблема для Трампа заключается в том, что временной горизонт дальнейшего роста пассионарности в рамках акматической фазы невелик. Он составляет всего полвека. Проблема для его противников иная. Их программа реализуема только ценой локального спада пассионарности. Ведь множество симпатизантов Трампа нужно как-то заменить новыми людьми, а проделать такое единовременно не получится. Значит, нарушение управляемости и связанные с этим людские и материальные потери неизбежны. Это мы и видели в президентство «Леонида Ильича» Байдена.
Но главное – фаза этногенеза, похоже, уже сменилась и для тех, и для других. Эта смена хорошо видна на личности Трампа. Взывая к прошлому величию Америки, сам Трамп запросто поступает так, что противоречит американской традиции. Обыкновения политического класса для него мало что значат. Отсюда его призывы к сопротивлению в январе 2020 г., его «Fight!» во время покушения в Батлере, его кадровые назначения в ноябре 2024 г. В итоге избранный президент-миллиардер напрочь отторгается местным истеблишментом.
Можно, конечно, трактовать такое поведение Трампа как личную особенность. Но эта особенность оказывается присущей нынешнему суперэтническому возрасту США. Аналогией для Трампа (2005-2024 гг.) в российском этногенезе является великий князь Василий III (1505-1533). Политически Василий Иванович тоже выступал продолжателем главной традиции фазы подъёма. Он присоединил последние формально независимые государства – Псков и Рязань, а к 1524 г. уничтожил остававшиеся древнерусские уделы. А вот в личном поведении Василий III также являл собой тип законченного индивидуалиста. Он пережил от отца тяжёлую опалу 1497-1499 гг., терял право на московский престол. Однако через несколько лет тяжёлой борьбы, как и Трамп, сумел с триумфом вернуть утраченные полномочия. В 1505 г. Василий женился на боярышне Саломонии Сабуровой. Для великого князя это был невообразимый мезальянс. Считалось, что он «поял рабу своя», и тем унизил достоинство государя московского. А в 1526 г. Василий Иванович решил развестись с бесплодной Сабуровой и силой постриг её в монахини. Развод вновь вызвал осуждение всех, кроме ближайших сторонников. Непривычно круто воздействовал Василий III на родственников и зарвавшихся критиков. Братьям он запрещал жениться, ограничивал их в управлении уделами. В 1525 г. за «непригожие речи» великий князь повелел отрубить голову известному дипломату Берсень-Беклемишеву. Разве непохоже это на многочисленные браки, корпоративные конфликты и управленческие крайности Трампа? А всё потому, что личная воля таких пассионарных людей как Василий III и Трамп, заведомо выше их уважения к общепринятым нормам.
Конечно, нам особенности личности Трампа важны не сами по себе. Для России существенно – как повлияет Трамп на стремление США к глобальному лидерству. Оно имеет свою историю поведения, и весьма поучительную. Истоки подобного стремления часто возводят к провиденциальной протестантской этике американских переселенцев. Ведь религиозные диссиденты XVII в. действительно стремились построить в Новом Свете некий идеальный новый мир. Он должен был состоять из религиозных общин, свободных от неравенства, присущего католической Европе.
Однако заметим: представления о новом мироустройстве в каждой общине оказались свои. Поэтому разные по поведению общины образовывали разные штаты. Сепаратисты создали Виргинию, пуритане — Массачусетс, квакеры — Пенсильванию, и т.д. Значит, общины старались обособиться даже от людей той же исторической судьбы, но с несколько иными стереотипами поведения. Поэтому ни о каких претензиях на лидерство тогда речи не шло.
Не говорилось о глобальном лидерстве и после образования США, т.е. в начале явного подъёма. Напротив, в стране победил курс на невмешательство в европейские дела. Основоположником его стал президент США Дж. Вашингтон. В прощальном послании 1796 г. он вполне недвусмысленно писал: «К чему покидать нашу собственную почву и переходить на чужую? К чему делать нашу судьбу зависимой от судьбы любой части Европы и связывать наш мир и процветание с проявлениями честолюбия, соперничества, интересов, настроений или капризов Европы? Нашим верным политическим курсом является воздержание от постоянных союзов с любой частью зарубежного мира…» (Washington, 2000, p.27).
В явном виде идея отделения США от европейской политики получила закрепление в доктрине Монро (1823). Суть её проста: движимые чувством континентальной солидарности, свободные государства обеих Америк в дела Европы вмешиваться не собираются, но и вмешательства в свои дела от европейцев не потерпят. Так определился будущий суперэтнический ареал.
В его границах США начали подтягивать под себя всё, что могли. Началом собирания американских земель стало приобретение у французов их последней североамериканской колонии в 1803 г. Луизианскую покупку отделяют от начала собирания русских земель в 1301 г. всё те же 500 лет… И весь XIX в. американские президенты действовали как московские князья в XIV в.: сначала покупали и договаривались, а потом начали захватывать силой. Общей оставалась неудержимая территориальная экспансия, являвшаяся симптомом роста пассионарного потенциала этнической системы. К началу XX в. интерес США сместился к заморским территориям вроде Кубы и Пуэрто-Рико. Значит, около 1900 г. рост пассионарности вывел США на границы континентального этнического ареала.
Вот тут-то и появилась у США тяга к европейской политике. Реальным отказом от доктрины Монро стало участие в Первой Мировой войне. Но оно далось трудно. Никакой популярностью война в Европе у американцев тогда не пользовалась. Администрации Вудро Вильсона пришлось развернуть широкую разъяснительную работу, а после объявления войны — пойти на принудительную мобилизацию. Вступление США в войну столкнулось с явной неготовностью народа к новому поведению.
Однако лозунг о войне в Европе ради защиты демократии прозвучал. И нашлось некоторое количество пассионарных идеалистов, которые посчитали американскую демократию сверхценностью, а свою страну — образцом для всех остальных. Их мнение сформулировал один из сторонников Вильсона, журналист Дж. Крил. Он писал: «Для меня демократия — своего рода религия, и всю свою сознательную жизнь я проповедую, что Америка — это надежда для всего мира». Но таковых явно было меньшинство. Даже после начала Второй Мировой войны американское невмешательство оставалось крайне популярно, особенно в глубинке. «Почему наш бензин должен стоить на 5 центов дороже, если Германия воюет?» — спрашивали изоляционисты. Попытка администрации Рузвельта отменить закон о нейтралитете 1937 г. тут же вызвала массовые митинги противников войны.
Но растущая пассионарность, естественно, усиливала глобалистов. Теперь даже профсоюзные боссы заявляли, что благосостояние рабочих в США не может быть отделено от успехов демократии во всём мире. В октябре 1941 г. в Палате представителей 243 голосами против 181 прошла отмена эмбарго на поставку оружия. Подавляющего преимущества у глобалистов не ещё не было, но изоляционистов они уже одолели. А окончательно разрешила эти споры Япония. США поневоле вступили в войну после нападения на Перл-Харбор.
Её итог демонстрирует Фултонская речь Черчилля, именуемая на Западе «Речь о железном занавесе». В политической истории она считается маркером начала «холодной войны» США и СССР. В аспекте суперэтнического поведения её значение совсем иное, но ничуть не менее важное. Черчилль так говорил о тогдашнем президенте США Г. Трумэне: «Это также честь — для частного гостя, возможно, почти уникальная — быть представленным академической аудитории Президентом Соединённых Штатов. Между своим тяжелым бременем обязанностей и ответственности — непрошенной, но неотвергнутой — Президент проехал тысячу миль, чтобы удостоить и возвеличить нашу сегодняшнюю встречу и дать мне возможность обратиться к этому родственному народу, а также моим соотечественникам за океаном, а может быть, и в некоторых других странах». Лишь лесть могла заставить произнести такую тираду перед студентами. Зачем?
Под влиянием марксистских догм у нас считали, что во время войны главным классовым противником прислужника капитала Рузвельта являлся коммунист Сталин. Но в аспекте суперэтнического поведения ключевым оппонентом Рузвельта являлся Черчилль. Главным противником для вновь формирующегося суперэтноса всегда является тот старый суперэтнос, в этносоциальной системе которого новый этнос вынужден был до поры до времени существовать. Для ранних христиан «вавилонской блудницей» была Римская империя. Явный подъём Московской Руси ограничивала Орда. И вплоть до второй половины XV в. политическая зависимость от татар влияла на приоритеты московского поведения. Ровно также обстояло дело для США вплоть до второй половины XX в. Главную озабоченность Белого дома составляло британское мировое господство. Ведь до тех пор, пока Британская империя существовала — в мире не было места для мировой гегемонии США. Готовы поспорить: как только откроются внешнеполитические архивы 1943-1945 гг., все увидят — как именно Рузвельт и Сталин вместе «ломали» Черчилля и Британскую империю.
Фултонская речь зафиксировала момент, когда Британия капитулировала перед США, а их главным геополитическим конкурентом стал СССР. Цена капитуляции для Британии оказалась велика. Навязанную США в 1941 г. Атлантическую хартию пришлось исполнять, из Британской Индии — уходить, на создание еврейского государства Израиль — соглашаться, американские кредиты — просить и вообще много чего делать неприятного для многовекового островного самолюбия. Между тем ещё в ноябре 1942 г. Черчилль спесиво говорил: «Я не для того стал первым министром короля, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи». Вот почему спустя три с лишним года ему оставалось только льстить Трумэну, чтобы зарезервировать для Британии роль главного европейского вассала. «Соединённые Штаты стоят в настоящий момент на вершине мировой мощи», — вынужденно признал Черчилль. В этом признании и было самое для него унизительное: статус мировой великой державы отняла бывшая британская колония… Так глобализм в Северной Америке победил окончательно. Следовательно, американские претензии на глобальное лидерство отнюдь не имманентны американской истории или американскому образу жизни, выросшему из жёстких рамок протестантской этики. Эти претензии — явление временное, сугубо стадиальное. Они следствие того избыточного пассионарного потенциала, который накопила Америка уже ко второй половине XX в.
Концептуальным оформлением глобального лидерства стала известная книга З. Бжезинского, вышедшая в 2005 г. Аналогичная эпоха для Московской Руси это 2005-500=1505=~1500 г., т.е. конец XV — начало XVI вв. А это и есть время, когда в России изменилось восприятие самих себя. Русские иначе стали понимать предназначение своего государства. Первый шаг в этом направлении сделал митрополит Зосима в «Изложении Пасхалии» 1492 г. Он не просто представил Ивана III в качестве «нового царя Константина» — подобное сравнение употребляли и до него. Зосима впервые предложил понимать Москву как преемника Константинополя («новый град Константина»), а московского князя — не только как государя всей Руси, но государя «и иным многим землям».
Какие именно земли имелись ввиду — стало ясно в следующем поколении, когда из идеи Зосимы выросла целая теория о Москве как Третьем (и последнем) Риме. Ее автор, псковский монах Филофей в 1524 г. прямо писал о великом князе Василии III, «который во всей поднебесной единый есть христианам царь и правитель святых Божиих престолов…». Эта поистине всеобъемлющая для того времени претензия зиждилась на том основании, будто «все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя…».
Коли так, то идее Москвы как нового и единственного «града Константина» (1492) в истории США точно соответствует концепция «однополярного мира» по-американски, возникшая сразу после крушения СССР (1992=1492+500). Тогда сегодняшние американские представления о своей неизбывно лидирующей роли в мире (2024) по суперэтническому возрасту точно совпадают с появлением в России представлений о Москве как о Третьем Риме (1524=2024-500), призванном управлять всеми православными народами. Русские епископы, князья и бояре смотрели тогда на свою Россию точно так же, как смотрят сегодня на свою Америку деятели из американского Deep State – как на надежду всего остального «заблудшего» человечества. Русский «Третий Рим» начала XVI в. и американское «глобальное лидерство» начала XXI в. представляют собой аналогичные поведенческие последствия пассионарного состояния акматического «перегрева». Поэтому надеяться на радикальный отказ Трампа от этих представлений никак не стоит. Трамп отнюдь не противник глобального лидерства США, а сторонник его проведения в жизнь жёсткими, проверенными и понятными американскому народу методами.
Пассионарный потенциал начала акматической фазы также не предполагает деструкции североамериканского суперэтноса прямо сейчас. Посему не стоит нам играть словами про новую гражданской войну в США, которая-де вот-вот создаст дружественную России Техасскую Народную Республику. Да, в Сан-Франциско ползают по улицам наркоманы, а в Нью-Йорке проходят шоу трансгендеров. Но не только эти шумные меньшинства переходного периода определяют пассионарность огромного, уже сформировавшегося суперэтноса. А его пассионарное состояние в целом явно таково, что быстро он не погибнет.
Интригующий практический вопрос заключается в том, что может при прочих равных условиях происходить с США дальше? В первом приближении США будут существовать в акматической фазе, в «состоянии кипения». Победа Трампа и его сторонников даёт США важнейший шанс на дальнейший рост пассионарности. Но этот рост всё равно будет происходить уже в другом фазовом режиме и неизбежно закончится спадом в среднесрочной исторической перспективе.
Казалось бы, трамповское возвышение США (если оно реально случится) лишит нас и многие другие страны всяких шансов на оригинальное, исторически сложившееся поведение. К счастью, это не совсем так. Ключевое значение для возможностей суперэтноса имеет именно фазовый режим, то есть характер изменений пассионарного состояния. А в этом параметре акматика весьма отличается от более или менее монотонного явного подъёма. Акматическая фаза — предельное пассионарное неравновесие суперэтнической системы; оно представляет собой последовательность чередующихся резких перепадов пассионарного потенциала. Если наше понимание фазы этногенеза для США верно, то где-то около ~2050 нужно ожидать того абсолютного исторического максимума пассионарности, значений выше которого суперэтнос уже никогда не достигнет. В отечественной истории такое состояние соответствует эпохе Стоглавого собора и Избранной рады (1551=~2050-500).
Спору нет, такая суперэтническая система избыточно сильна. Но именно это изобилие пассионарности, эта способность суперэтноса к небывалому в его истории сверхнапряжению и приводит его к столь же неизбежному кризису. Вот почему время Ивана Грозного — эпоха не только небывалого расширения сферы влияния Московского государства, его быстрого территориального прироста на восток, но и жесточайших репрессий, проигранных войн, элитных конфликтов и народного брожения. А последующее Смутное время (1598-1612) — период локальной пассионарной депрессии, в которой Московское государство едва не перестало существовать! «Дно» русской Смуты – битва при Клушине 1610 г. Соответственно американское Смутное время проявит себя во всей полноте 1610+500=2110=~2100. Вот здесь американский суперэтнос наверняка столкнётся с реальной перспективой распада. Иначе говоря, при прочих равных условиях вся вторая половина XXI в. должна стать временем резкого и крайне болезненного снижения пассионарности США. (Это аналог нашей эпохи 1560-1598 гг.). По итогам этого печального периода в конце XXI — начале XXII в. американский гегемонизм временно падёт. Именно это падение создаст хоть и краткий, но реальный исторический шанс для геополитических противников США. Поэтому не только Китаю как крупнейшему суперэтническому ровеснику Америки, но и России, которая, увы, на 500 лет старше, нужно уже сегодня осознать этот исторический шанс и загодя готовиться его использовать.
