Авторский доклад Вардана Багдасаряна
Конфликт с консолидированным Западом как фактор цивилизационного дискурса
Конфликт с консолидированным Западом — теперь уже даже не в формате новой холодной, а реальной войны, заставляет, наконец, признать как минимум: мы — другие. То, что Запад является стороной конфликта, — очевидно, и его участие многомерно. Масштабность войны, выражаемая мобилизацией ресурсов всего западного сообщества, позволяет говорить, что конфликт не является конъюнктурным. Противостояние Россия–Запад — это не споры между собой «маркграфа Саксонского и курфюрста Бранденбургского»[1]. Проигрыш России в этой войне означал бы для неё цивилизационное уничтожение, а вероятно, и физическое уничтожение как биоматериала населяющих её народов. Поражение же Запада было бы крахом выстраиваемой столетиями западноцентричной паразитарной системы. Так противостоят друг другу, когда не просто различаются интересы (в этом случае можно было бы элементарно договориться), а различаются ценности. И не просто различаются.
Само различие ценностей ещё не программирует конфликта. Есть цивилизации, для которых существование иного, в сущности, индифферентно, ввиду того что не затрагивает собственного бытия. Конфликт же такого рода, как конфликт Россия–Запад (или правильнее — Запад–Россия, поскольку инициирующей стороной всякий раз в нём выступало западное сообщество), исторически воспроизводимый, предполагает ценностный антагонизм. Без понимания, в чём различаются наши ценности, нельзя и понять природу конфликта. А без этого нельзя понять, из-за чего и во имя чего идет борьба. Не понимая же, ради чего следует бороться с врагом и даже, если нужно, воевать, невозможно победить[2].
Возникает очевидная исследовательская задача — изучить себя и изучить противника посредством применяемого в таких случаях компаративистского анализа. Но, несмотря на эту кажущуюся очевидность её со стороны тех, кого можно назвать «распорядителями слов» (наука, образование, журналистика, сфера культуры), пытаются размыть, подменить другими. Прежде это делалось откровенно через отрицание права России на собственное ценностно-смысловое генерирование. Мол, есть лишь один универсальный путь, по которому идут все успешные, то есть западные, страны. Однако сегодня самые одиозные западники либо уехали, либо закамуфлировались. Закамуфлированные западники объявляют даже себя патриотами, а то и сторонниками идеи России как государства-цивилизации. Однако за этими декларациями прослеживается протаскивание прежних подходов.
Одним из приёмов такого рода является отрицание ценностной антагонизменности. А если нет антагонизмов, то нет, следовательно, и парадигмальной войны. И если нет антагонизмов, не может быть Добра и Зла. Ну а там, где нет Добра и Зла, они смешиваются и не отделяются друг от друга, общество гибнет. Атрофированность умения отличить Добро от Зла является главным фактором эрозии и гибели цивилизаций в прошлом.
Другой приём состоит в апелляции к науке. Заявляется, будто бы наука не может быть русской или американской, так как всегда адресуется к истине, которая универсальна. А дальше идёт аргументация по принципу, как известно или как признано во всём мире… В итоге западнические идеологические деструктивные концепты протаскиваются под видом общепризнанных научных положений. Таким же образом заполняет когнитивное пространство набор западнических дефиниций, раскрываемых таким образом, что они задают представления о российской патологии и архаике.
В действительности в общественных науках нет ни одного общепризнанного положения и ни одной универсально принимаемой дефиниции. Когда заявляется, что такие универсалии есть, имеет место лукавство, применяемое для их принятия посредством ссылки на признанность. Любые подходы, интерпретации, дефиниции и их раскрытие сопряжены в общественных науках с выбором в пользу некоего ценностного фундамента. Такой фундамент часто задаётся цивилизационными или национальными рамками.
Третий приём состоит в том, чтобы заявить свою приверженность направлению, маркируемому как патриотическое, но наполнить его иным содержанием. Так, например, происходит с использованием определения России как государства-цивилизации. Ввиду использования понятия «государство-цивилизация» на высшем государственном уровне недавние сторонники теории модернизации как модифицированной версии либерального подхода объявили вдруг себя приверженцами цивилизационного подхода. При этом о цивилизациях говорят как о трендах, выборе развития, совокупности факторных обстоятельств. К цивилизационному подходу это всё не имеет отношения.
Цивилизационный подход — это не тренды, не выбор и не меняющиеся обстоятельства. В основе цивилизационного подхода находится идея констант. Цивилизационные константы исторически воспроизводимы. Меняются формы, политический язык, технологии, но ценности и принципы жизнеустроения остаются неизменными. Их неизменность и позволяет говорить, что та или иная константность продолжает существовать. Древняя Русь, Московское царство, Российская империя, Советский Союз, современная Россия — это всё модификации одной и той же цивилизации — русской. Сегодня имеет место её пятая историческая модификация.
Необходимость обращения к теме цивилизационных различий России и Запада сопряжено ещё и с тем, что до последнего времени рецептура подходов во всех сферах жизнеобеспечения опиралась на западный теоретический и практический арсенал. Будучи адаптивен к цивилизации Запада, он оказывался не просто нефункционален в России, но и имел деструктивные последствия для российской государственности.
Цивилизации — это не только культурные различия народов, но и вырабатываемые тысячелетиями фундаментальные особенности жизни сообщества людей. В этом смысле можно говорить о социальных цивилизационно-ценностных генетических кодах, сходных, по существу, с биологическими кодами живых организмов. И если мы понимаем, что в биологическом случае генетические мутации приводят к уродствам и к гибели организма, то ровно так же попытки вторжения в социальный цивилизационно-ценностный генетический код приводят к не менее опасным последствиям. Как и в биологической природе, в цивилизационном поле действуют принципы наследственности, нескрещиваемости ареальных условий обитания, существенно усложняясь и частично модифицируясь. Цивилизации подобны экосистемам, искусственное вторжение в которые необратимо приводит к их разрушению.
Российская государственность исторически выстраивалась на цивилизационно идентичном ценностном фундаменте. Этот фундамент был существенно отличен от того, на котором основывалось государственное бытие стран Запада. Сохранение собственных ценностных оснований являлось фактором успешности России, тогда как отступление от него оборачивалось периодами кризисов и катастроф.
Реформы в России часто проводились по западническим лекалам. Потом происходила адаптация к российскому цивилизационному контексту. Ценой очередной мобилизации осуществлялось на следующем акте возвращение к себе, восстановление идентичной модели. Известная фраза, что в России, что бы ни делали, всё равно будет создан автомат Калашникова, может быть отнесена и к российской государственности. Что бы ни задумывали создать, всё равно создавалось Русское царство. Имея в виду этот опыт, было бы целесообразно исходно задать государственные и общественные практики сообразно с природой российской цивилизации. Но чтобы совершить такой шаг, надо первоначально определить её сущностные особенности.
Цивилизационный подход VS Теория модернизации: что скрывается за исторической дискуссией
Доминирующим подходом в российских общественных науках до Специальной военной операции являлась теория модернизации. На основе теории модернизации был, в частности, выстроен историко-культурный стандарт, с которым должны были быть соотнесены все школьные учебники истории[3].
Понятие «модернизация», ассоциируемое с идеей развития, многих ввело в заблуждение. Но понятие модернизации и концепция модернизации не были тождественны. Концепция модернизации утверждала определённое видение мирового исторического процесса и связывалась в большей степени с идеей универсальности. Универсальность при этом прочитывалась с позиций западноцентризма[4].
Теория модернизация начала оформляться ещё в конце 1950-х годов, став новой камуфлированной версией либерального прогресса. Мировой исторический процесс виделся в следующей схематической развёртке. Исходно существовал мир традиционных сообществ, характеризуемых вариативностью. Вариативность задавалась различием религий, производных от них традиций, институций жизнеобеспечения. Но от вариативности Древнего мира человечество должно будто бы прийти к универсальности современного бытия. Путь от вариативности прошлого к универсальности будущего и составляет суть модернизации[5].
Модернизация, таким образом, есть исторический этап упразднения цивилизационной вариативности и традиций, сопряжённых с традиционными ценностями, к чему и обращается в настоящее время в условиях СВО российское государство. Теория модернизация, к которой апеллировали ранее в дискурсе переходного от либерализма к консерватизму этапа, оказывается, таким образом, оппонирующим концептом той суверенной системы мировоззрения, которая выстраивается в России в логике противостояния с Западом. И либо делается выбор в пользу теории модернизации, либо — цивилизационного подхода, одно исключает другое.
Исторически западная экспансия и колониализм имели расистское обоснование. Теория модернизация не стала, как может показаться, его отрицанием, а, напротив, продолжила расистскую линию в камуфлированном виде.
Расовая теория заявляла деление человечества на высшие и низшие сообщества. На каком-то этапе прямая расистская пропаганда стала выглядеть одиозной и была замещена менее вызывающими концептами. Таким замещением явилась, в частности, эволюционная теория. Она вовсе не отрицала расизм, а корректировала его в проекции времени. Деление на народы высшие и низшие было заменено на народы передовые и отсталые. Передовыми оказывались народы, принадлежащие к западному сообществу, отсталыми — незападные. Незападные народы должны были пройти путь западных народов, заявляемый единственно возможным. Иные варианты развития, чем развитие по пути Запада, даже как потенциальная возможность, не допускались. В отношении же тех случаев, когда некий альтернативный вариант развития был налицо, как в случае с Россией, использовался маркер девиации.
Теория модернизации продолжала логически линию, заданную ранее расовой и эволюционной теориями. Дифференциация человечества на передовые и отсталые сообщества была представлена в ней через дифференциацию на сообщества модернизированные и традиционные. Традиционные ценности и традиционные институты жизнеобеспечения в этой версия осмысления история оказывались помехами для модернизации.
Теория модернизации задавала подход, следуя которым пазлы складывались против России если не на первом, то на втором или третьем акте. Для России использование её было несовместимо с собственной идентичностью. Но эта теория парадоксальным образом доминировала в российском обществоведческом дискурсе (да и, несмотря на президентские указы, продолжает доминировать). Россия вообще в западном обществоведении оказывалась условным полюсом враждебного мира. Рональд Рейган называл ее Мордором и Империей зла.
В расовой теории Запада русские позиционировались как азиаты и варвары. Они были хуже и опаснее в расистской иерархии, чем другие народы незападного мира. Состоянию дикости в образном ряду западных расистов соответствовал образ «чёрного», варварства — «жёлтого» и цивилизации — «белого». Русские же были белыми, но относились к варварам. Белая кожа рассматривалась как оболочка, за которой скрывалось азиатское содержание. В этой псевдозападности и виделась основная опасность русских. Из определения русских как иных, «неправильных белых» была производна и западная русофобия.
Россия фактом своего существования привносила диссонанс и в теорию эволюции. Она не стояла на месте, очевидным образом развивалась. Но её развитие не соответствовало западным представлениям о том, каким оно должно и может являться. Русское развитие было в западных представлениях неправильным. Более того, оно, утверждая возможность иного, подрывало всю логику эволюционной теории и самоопределения Запада как передового сообщества. Отсюда маркировка русского пути как девиантного, отклонения от направления эволюции[6].
В теории модернизации Россия стала маркироваться как немодернизируемая страна. Казалось бы, в XX столетии она предъявила миру модель форсированного развития. Но в том-то и дело, что теория модернизация была не о развитии, а о соответствии западной модели развития, выдаваемой за единственно возможную. Россия признавалась немодернизируемой, во-первых, ввиду немодернизируемости российского государства. Она всякий раз после очередной попытки демократизации и либерализации воспроизводила автократическую империю. Немодернизируемым, во-вторых, объявлялся русский народ, его сознание. Народ обнаруживал всякий раз, в противоположность пропагандируемым свободам, установки антииндивидуализма. Немодернизируемой, в-третьих, объявлялась Русская православная церковь. Само определение православных как ортодоксов (перевод понятия православный на латинский и другие европейские языки) подчёркивало его немодернизируемость. Православию приписывалось устойчивое генерирование идеологии русского имперского мессианизма. Немодернизируемыми оказывались, таким образом, все составляющие российской цивилизации — государство, народ и церковь. И из всего этого следовало, что Россия есть «чёрная дыра истории», полюс антимодернизации[7].
Запрос на формирование концепта государства-цивилизации
Базовой интегральной категорией политологического препарирования цивилизационного подхода является понятие государство-цивилизация. Ряд государств мира, чаще в их историческом преломлении, и Россия в том числе, характеризуются в качестве государств-цивилизаций, однако при этом данный феномен лишь заявлен, но не раскрыт, и признаки его не определены. Сложность определения признаков связана, в том числе, с тем, что предметом цивилизационного анализа является вариативность развития, и нахождение категориальных универсалий для вариативного мира оказывается задачей внутренне противоречивой. Путаницу вносит и одновременное использование имеющего фактически противоположную семантику понятия «цивилизационное государство». В отличие от понятия государство-цивилизация, оно связано с идущей от эпохи Просвещения традицией выделения цивилизации в единственном числе, противопоставляемой дикости и варварству.
Побудительным императивом к разработке цивилизационного категориального аппарата применительно к политологии и российским политическим реалиям, казалось, должно было стать определение президентом В.В. Путин в Послании Федеральному фобранию России как особого типа государства-цивилизации. Однако ожидаемого отклика использование президентом соответствующей дефиниции в российской академической общественной науке и образовании не вызвало. Представленный в январе 2014 года историко-культурный стандарт на цивилизационный подход не опирался, а скорее в методологическом плане руководствовался сочетанием теории модернизации с теорией истории повседневности, и даже понятие российская цивилизация в нём не использовалось.
К обращению к категории государство-цивилизация побуждает также диагностирование на уровне широкого экспертного дискурса кризиса модели государства-нации. Выдвигаемые прогнозы об окончании системы Вестфальского мира мотивирует обращение к иным типам государствоустроения, которое, в частности, связывается с моделью государства-цивилизации[8].
Понятие государство-цивилизация в дискурсе цивилизационного подхода вызывает наибольшее напряжение. Его пытаются зачастую подменить понятием страна-цивилизация. Но страна-цивилизация — понятие малосодержательное; любая цивилизация имеет пространственный ареал, а следовательно, является страной. Другое дело — государство-цивилизация, предполагающее определённые требования, предъявляемые к государству, а соответственно, и государственной политике.
Не просто цивилизация, не страна-цивилизация, а именно — государство-цивилизация! С принятия новой Концепции внешней политики Российской Федерации и Указа «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области исторического просвещения» понятие государство-цивилизация окончательно вошло в официальный государственно-стратегический лексикон[9]. Теперь и формирование государственного курса — для чиновников, и преподавание гуманитарных дисциплин — для профессорско-преподавательского состава должно выстраиваться на основание положения о России как государстве-цивилизации. Отрицание этого положения означает (должно означать) невозможность быть государственным чиновником или педагогом в государственных образовательных учреждениях. Итак, определение России как государства-цивилизации приобрело официальный характер. Соответственно, как бы кому это в академическом и преподавательском сообществе и не нравилось, с этим определением надо как минимум считаться.
Концепт государства-цивилизации в применении к Поднебесной
Концепт государства-цивилизации не является исключительно российским изобретением. По-видимому, впервые такое определение было применено в 1990 году к Китаю. Понятие государство-цивилизация использовали видные западные китаеведы Люсьен Пай и Мартин Жак.
«Наши западноцентричные оценочные суждения о Китае, — призывает признать Мартн Жак, — больше не должны подменять понимание страны в её собственных терминах. Это нелёгкая задача. Китай глубоко отличается от Запада в самых основных отношениях. Возможно, самое основное отличие заключается в том, что он не является национальным государством в европейском смысле этого слова… На протяжении более двух тысячелетий китайцы считали себя цивилизацией, а не нацией. Самые фундаментальные определяющие черты современного Китая, которые дают китайцам чувство идентичности, исходят не из прошлого века, когда Китай называл себя национальным государством, а из предыдущих двух тысячелетий, когда его лучше всего можно было бы описать как государство-цивилизацию: отношения между государством и обществом, очень отличительное понятие семьи, поклонение предкам, конфуцианские ценности, сеть личных отношений, которую мы называем гуаньси, китайская еда и традиции, которые её окружают, и, конечно же, китайский язык с его необычным отношением между письменной и устной формой… Идея Китая как государства-цивилизации является фундаментальным строительным блоком для понимания Китая в его собственных терминах. И она имеет многообразные последствия. Отношения между государством и обществом в Китае сильно отличаются от отношений на Западе. Вопреки преобладающему западному предположению, что китайское государство не имеет легитимности и лишено общественной поддержки, на самом деле китайское государство пользуется большей легитимностью, чем любое западное государство»[10].
С определением Китая как государства-цивилизации солидаризировался и политолог Бруно Масаеш: «Как цивилизационное государство Китай организован вокруг культуры, а не политики. Связанное с цивилизацией государство имеет первостепенную задачу по защите конкретной культурной традиции. Его охват охватывает все регионы, где эта культура доминирует»[11].
Характерными чертами применения категории государства-цивилизации к Поднебесной определялось:
— государство строит общество, а не общество государство;
— культурный ареал совпадает с государственными границами;
— в основании государствостроительства лежит культурная идентичность;
— единство при гетерогенности;
— легитимизация через историю и традицию.
Безусловно, российская цивилизация не подобна китайской. Но и в ней государство играло цивилизационнообразующую функцию. Отсюда — возможность использования по отношению ряда государств в мировой истории понятия государства-цивилизации. При этом важно констатировать, что не каждая цивилизация генерировала такой тип государственности.
Государство-цивилизация в классификационном анализе
Однако очевидно, что помимо государства-нации и государства-цивилизации имеют место другие рядоположенные классифицируемые типы государственности. Раскрытие дефиниции государства-цивилизации предполагает разграничение её признаков в сравнении с другими типами. Специально предпринятый обзор литературы, связанной с использованием понятий «государство-нация» и «государство-цивилизация», такую классификацию обнаружить не позволил, что побудило к проведению собственного классификационного анализа[12]. Классификационный анализ проводился с опорой на исторический материал, позволяющий наряду с актуальными моделями государств рассмотреть и типы государств, существовавших в прошлом. Критерием классификации являлась характеристика ядра государственной модели, задающей субъектность суверенитета и определяющей подходы к формированию политических институций.
Результатом классификационного анализа явилось выделение шести возможных типов государств: «государство-клан», «государство-этнос», «государство-орден», «государство-нация», «государство-цивилизация», «государство-сеть», «несостоятельное государство». Понятия государство-клан, государство-этнос, государство-орден и государство-сеть не прошли еще апробации в научной среде, и, вероятно, они будут как дефиниции ещё уточняться, но выделение их представляется необходимым в осмыслении исторической эволюции государства.
Государство-цивилизация vs государство-нация
Опорной категорией в данном случае выступает принятая дефиниция государство-нация, обращение к которой предполагает, что есть и иные государства, государствами-нациями не являющиеся. Государства-нации, как известно, возникли на определённом этапе истории Европы по итогам выстраивания международной системы Вестфальского мира. Их формирование было контекстно развитию капитализма на стадии формирования национальных рынков, помехами для которого выступали различные институции средневекового обособления локалитетов. Идеологически понимание нации как гражданского единства сложилось в результате Французской революции и получило далее мировую конвертацию. Субъектом суверенитета в этой модели выступала совокупность граждан, а гражданская идентичность нивелировала этнокультурные различия[13].
Важна фиксация исторической ограниченности этой модели: она существовала не всегда даже в Европе, а сегодня испытывает кризис, в том числе, в стране своего фактического создания — Франции. Отличие государства-цивилизации от государства-нации состоит в том, что идентификация сообщества в нём — культурная, а не гражданско-политическая, связанная с ценностями и смыслами, а не только и не столько гражданская[14]. Если государство-нация имеет одноуровневую идентификацию — гражданскую (и для нее этничность не важна), то государство-цивилизация — двухуровневую — этническую и цивилизационную.
Государство-цивилизация vs государство-клан
В Древнем мире и в Средние века многие государства выстраивались институционально вокруг правящих династий, и суверенитет в них принадлежал правящему дому. Существовали «кочующие» из одной страны в другую монархические семьи. Польский королевич Владислав мог быть избран русским царём, а французский принц Генрих Валуа, прежде чем стать королём Франции, оказался на престоле в Речи Посполитой[15]. Такой тип государственности принято приписывать в западной историографии России (в частности, вотчинная теория происхождения русского государства Р. Пайпса)[16]. Граждан государства в этой государственной системе нет, а есть лишь подданные верховного суверена.
Определение данного типа государства как кланового связано с тем обстоятельством, что оно структурировано именно вокруг властного клана[17]. И такой тип государственности не ушел целиком в историю. Новые виды кланов часто в современных политических реалиях подменяют своей властью систему суверенности гражданской нации. По отношению к клановым типам государства в настоящее время используются также понятие «государство-корпорация» и метафора «приватизированное государство»[18].
Цивилизационное государство отличается от кланового тем, что выстраивается вокруг всей цивилизационной общности, а не круга лиц. Иван Грозный в переписке с Андреем Курбским показал фактическое различие между государством-цивилизацией и приписываемым оппонентом государством как вотчиной государя[19]. Характеристику России именно как государства-цивилизации, а не кланового государства или «государьства» (от власти государя) целесообразно акцентировать, в частности, в критике антироссийских исторических мифов.
Государство-цивилизация vs государство-этнос
Государство-этнос, в отличие от государства-нации, исходит из суверенности не всей гражданской общности, а определённой этнической группы, позиционируемой в качестве государствообразующей. Характерный политический режим для этого типа государства — этнократия[20]. Титульный этнос в таком государстве преподносится как народ-хозяин, другие в той или иной мере дискриминируемы. В современном мире ряд конституционно позиционируемых государств как гражданских общностей выступают де-факто государствами-этносами. Такая подмена модели государства-нации государством-этносом проявляется большей или меньшей мере во всех постсоветских республиках.
Государства-цивилизации, в отличие от государства-этноса, надэтничны. Будучи этнически гетерогенны, они выстраиваются как сложная система, мир-миров, в которой может быть ядро, но нет этнической дискриминации. Маркер ядра может выступать в государстве-цивилизации одновременно и как цивилизационный маркер (например, русские в Российской империи одновременно и как русский этнос, и как надэтническая общность).
Государство-цивилизация vs государство-орден
В истории известен и опыт выстраивания государств в качестве особого религиозного ордена. Условно такой тип государственности определяется в представляемой классификации как государство-орден (государство-церковь, государство-умма)[21]. Высший суверенитет в этих государствах принадлежит не нации и не персоне правителя, а Богу. Положение о суверенитете Бога встречается в ряде современных конституций исламских государств, что, соответственно, задаёт иную модель государства, чем при претендующей на универсальность модели государства-нации. Этническая принадлежность в государстве-ордене не играет роли, так как этничность упраздняется религиозным посвящением и может даже рассматриваться как выражение антирелигиозности. Представление о глубокой архаичности такого типа государства опровергается современной попыткой реализации проекта ИГИЛ (организации, запрещённой в России), формируемой идеологически на радикально исламистской платформе, организационно — по подобию орденской системы.
Впрочем, орденский тип государства не всегда выстраивается непосредственно на платформе религии в классическом её определении. Секулярные идеологии эпохи модерна (которые можно трактовать как квазирелигии) также могли задавать исторические проектные основания формирования государств орденского типа. Такого рода тенденции имели место, в частности, на ранней стадии советского проекта. Не только партия виделась как «орден меченосцев», но орденом убеждённых строителей коммунизма мыслилось всё государство «нового типа». Этого не случилось, и Советский Союз фактически был воспроизведён как государство-цивилизация. Многие мыслители в русском зарубежье от Н.В. Устрялова до Н.А. Бердяева рассуждали о том, что революционная трансформация привела фактически к восстановлению на парадигмальном уровне и под новыми вывесками старорусской системы государственности с царём, общиной-миром, коллективистскими-соборными идеалами, всеобщим государственным тяглом и мессианством[22].
Государство-орден объединяет с государством-цивилизацией предъявление некоей идейной миссии. Для государства-цивилизации эта миссия может трактоваться как цивилизационное послание миру (русско-православное, даосско-конфуцианское, индуистско-буддистское, арабско-исламское и т.д.). Но отличие от государства-ордена состоит в адаптации государства-цивилизации к среде существования, историческом преемстве в развитии. Государство-орден, напротив, разрывает преемство, отрицает этнокультурную традицию, выдвигает идеал-утопию и требует отречения от мира.
Государство-цивилизация vs государство-сеть
При обращении к футурологии как утверждаемая модель политической организации будущего описывается государство-сеть. Её институционализация связывается с современными глобализационными процессами, тенденциями трансграничного развития. Основу государства-сети составляет уже не гражданская нация, а человек-индивидуум и различные формируемые по интересам сетевые сообщества. Государство-сеть может рассматриваться как переходная фаза к отмиранию государств в их классическом соотнесении с территорией, с государственными границами. Государство в этой проекции перестаёт соотноситься со страной, и пространственные характеристики оказываются применительно к нему менее важны, чем прежде[23].
Очевидно, что государство-сеть строится на совершенно иных принципах, чем государство-цивилизация, соотносимое с локализуемыми в пространстве и имеющими свой ареал распространения цивилизационными общностями. Государство-цивилизация есть одновременно сложная (понятие «цветущей сложности» К.Н. Леонтьева вполне применимо как характеристика к цивилизационному типу государства) и холистическая система, холистичность которой задаётся высшими ценностями и смыслами[24]. Государство-сеть единых смыслов и ценностей не задаёт, а соответственно, холистической общностью не является.
Государство-цивилизация vs несостоятельное государство
Нельзя в проводимом классификационном анализе пройти и мимо модели «несостоятельного государства». В представленной классификации особое внимание из аспектов несостоятельности (в интерпретации несостоявшегося государства Дэниэлом Тюрером) имеет отсутствие у субъектов соответствующей государственной общности реального суверенитета[25]. Номинально государство заявляется суверенным, по факту же действует режим внешнего управления. В Новое время по отношению к такому типу государств использовалось преимущественно понятие «полуколония». Сегодня, несмотря на наличие других признаков государственной состоятельности (позволяющих, в частности, относиться к разряду благополучных в рейтинге недееспособности), большинство из более чем 200 государств мира не обладают реальным суверенитетом, что позволяет их отнести к группе несостоятельных. Ряд из них могли обладать реальным суверенитетом в прошлом, но его исторически утратили. Эта оговорка определяет использование понятия «несостоятельное государство» вместо другого распространенного понятия «несостоявшееся государство»[26].
Государство-цивилизация обладает, в отличие от несостоятельного государства, не только собственно политическим суверенитетом, но что ещё более важно при раскрытии их природы — суверенитетом духовным. Духовная суверенность подразумевает выстраивание их институций и механизмов функционирования в соответствии с собственной идентичной системой ценностей[27]. Ценностные ориентиры определяются в государстве-цивилизации собственным историческим опытом жизнеобеспечения, а не внешними установлениями. Внешние заимствования перерабатываются и переосмысливаются, как это было, в частности, и в Российской империи, и в СССР, сообразно с собственной цивилизационной матрицей.
Базовые характеристики модели государства-цивилизации
Таким образом, в качестве характерных признаков государства-цивилизации, отличающих его от других типов государств, можно выделить следующие:
— адаптивность системы государствоустройства к цивилизационной среде, к традициям жизнеобеспечения;
— двухуровневая идентичность, включающая уровни этнической и цивилизационной идентификации;
— надэтническая идеология;
— гетерогенность системы, неунифицированность, интегративная роль цивилизационного ядра;
— наличие идентичной, исторически преемственной системы ценностей и смыслов, цивилизационного проекта;
— политическая суверенность, опирающаяся на духовный суверенитет цивилизационной общности;
— государственная субъектность цивилизационной общности, легитимизация власти по критериям соотнесения с идеалами государства-цивилизации;
— позиционирование в качестве ядра цивилизационного мира, выходящего, как правило, за рамки границ соответствующего государства.
Важна при этом оговорка про несоответствие реальных государств любым чистым моделям. В реальности каждое из государств совмещало разные модельные принципы. Но в то же время можно говорить о доминанте того или иного принципа, задающего вектор развития соответствующего государства. В применении к государству-цивилизации речь может идти о приближении или отдалении от описанной выше чистой модели.
Московское царство, Российская империя, Советский Союз — все перечисленные государственные воплощения в отечественной истории соответствуют приведённым выше характеристикам государства-цивилизации. Установившаяся в 1990-е годы система постсоветской государственности с очевидностью вышла за рамки цивилизационной парадигмы. Заявленное в 2012 году президентом положение о России как государстве-цивилизации может скорее рассматриваться сегодня как возможный целевой ориентир, нежели диагностирующая характеристика.
Проблемы политического воплощения проекта государства-цивилизации
Потенциальный проект государства-цивилизации сталкивается в перспективах реализации с рядом препятствий как внешнего, так и внутреннего свойства. Выстроенная система международного права не учитывает цивилизационной вариативности мира. Позиции цивилизаций вообще никаким образом не отражаются в международных политических институциях, включая ООН. Воплотить цивилизационный подход на уровне международных политических клубов (такая перспектива связывается, в частности, с БРИКС) пока также даёт пробуксовку. Права человека в принятом истолковании специфику цивилизационного понимания также не отражают.
Если говорить о России, то, несмотря на информационный конфликт с группой западных государств, она в значительной степени за постсоветский период развития интегрировалась в мировую систему, и возвращение на позиции государства-цивилизации потребовало бы включения механизмов политической мобилизации, готовность к которой как элит, так и общества находится под большим вопросом. Перспектива восстановления модели государства-цивилизации объективно приведёт к противодействию со стороны отдельных достаточно влиятельных групп интересов. Речь, прежде всего, идёт об олигархической группировке, функционально связываемой с моделью государства-корпорации. Следует ожидать протестов и со стороны приверженцев модели гражданской нации, которая ожидаемо будет отстаиваться в либеральной части общественности. Не исключены протесты и со стороны групп националистического сегмента, отстаивающих модель этнократии. Определённая сложность с реализацией проекта «Россия — государство-цивилизация» связывается также, как отмечалось выше, с отсутствием соответствующей теоретической проработанности проекта, слабой ориентированностью современных российских общественных наук на проблематику цивилизационной оптики государственной политики.
Но все эти сдерживающие обстоятельства не отменяют той общей оценки, что жизнеспособность России сопряжена именно с моделью государства-цивилизации. При других моделях её потенциалы как минимум будут ослабевать, а при вероятном негативном сценарии, связываемом, в том числе, с внешним давлением, не исключены и катастрофические последствия. Предположительно, при должной информационной подаче проект России, как государства-цивилизации, будет поддержан большинством российского населения. Следует ожидать также и поддержку в национальных регионах, что обусловливается акцентированностью в нём сохранения этнокультурных идентичностей в рамках единой идентичности цивилизационной. Во внешней политике заявляемый ориентир установления модели многополярного мира также корреспондирует с типом государства-цивилизации, который как концепт может транслироваться и в страны — партнёры России, выступающие сторонниками системы многополярности.
Цивилизационный подход — логические следствия
Представление России как государства-цивилизации с 2012 года вошло в содержание публичных выступления президента Российской Федерации. Несмотря на то что такие выступления на уровне посланий Федеральному собранию имеют статус документа Стратегического планирования, этого для сдвига управленческой машины оказалось недостаточно. Посыл президента для сфер образования и воспитания оказался в таком формате, как оказалось, недейственным. История России, равно как и её современное состояние, излагалось в иных парадигмах, но не с позиции заявленного В.В. Путиным цивилизационного подхода. Минуло 12 лет… За это время при использовании цивилизационного подхода было возможно пройти законченный цикл воспитания будущих граждан России от 1-го класса школы до 1-го курса вуза. Но этого не произошло. Причины игнорирования концепта России — государства-цивилизации, предложенного президентом, могли быть разные: 1. Неумение работать с методологией цивилизационного подхода; 2. Бюрократическая инертность; 3. Саботирование со стороны идейных противников в сферах науки и образования. «Глубинное государство» относится, очевидно, не только к реалиям Соединённых Штатов Америки. Потребовался другой уровень позиционирования России как государства-цивилизации — Указ президента Российской Федерации от 08.05.2024 г. № 314 «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области исторического просвещения».
Действительно, положение о России как государстве-цивилизации имеет целую цепочку следствий.
Следствие 1
Государство-цивилизация предполагает применение методологии цивилизационного подхода. Он не совместим с рядом иных методологических подходов, доминирующих по сей день в российской (или псевдороссийской) гуманитаристике. Цивилизационный подход означает буквально, что нужны иные учебники и иной историко-культурный стандарт. Цивилизационный подход означает и запрос на иные кадры, стоящие на капитанских мостиках в гуманитарных науках. Ведь, как кажется, невозможно себе представить, чтобы они все дружно поменяли свои взгляды. Впрочем, как минимум дважды такая командная смена взглядов уже в отечественной гуманитаристике происходила. И главное — цивилизационный подход совершенно несовместим с идеологией либерализма, выстраиваемого вокруг концепта свобод индивидуума, а не характеристик общности. Последовательное применение цивилизационного подхода означало бы последовательную делиберализацию российского общественного устроения.
Следствие 2
Принятие цивилизационного подхода означало бы, в свою очередь, принятие положения, что Россия не есть Запад и не подобна Западу. Применение этого подхода базируется на представлении о том, что универсальной, единой для всех модели успешности не существует. Цивилизации отличаются друг от друга и не могут выстраиваться по иноцивилизационным лекалам. Положение о противопоказанности экстраполяции институций одних цивилизаций для других нашло отражение во втором законе Н.Я. Данилевского. Практически для нас это означает требование отказа от переноса в Россию западных институций на том основании, что они оправдали себя по опыту стран Запада.
Следствие 3
Основу цивилизационных различий составляют различия в цивилизационно образующих ценностях. Цивилизационно образующие ценности являются ценностями традиционными. Традиционные ценности в логике цивилизационного подхода раскрываются как ценности, лежащие в основании соответствующих цивилизаций. Это не то, что нравится всем (по принципу — за всё хорошее) или агрегируют интересы большинства. Дело вообще не в том, каков процент россиян разделяет или не разделяет традиционные духовно-нравственные ценности, а в том, что именно они являются средством цивилизационного жизнеобеспечения.
Следствие 4
Традиционные ценности являются цивилизационными константами. Они исторически воспроизводятся, и на их фундаменте воспроизводится модель российской государственности. Древняя Русь, Московская царство, Российская империя, Советский Союз, восстанавливающая свой суверенитет современная Россия в этом отношении есть суть одно — российское государство-цивилизация. Менялся политический язык, но цивилизационный фундамент оставался константным. Понимание этого должно привести к заключению о бессмысленности противопоставления другу различных периодов истории России — провоцирования войн памяти между приверженцами Московской Руси и Петербургской империи, Петербургской империи и СССР, СССР и современной России.
Следствие 5
Суверенитет России базируется на традиционных для неё цивилизационно-идентичных духовно-нравственных ценностях. Ценности производны и взаимоувязаны с российской цивилизационной идентичностью. Это отличает природу российского государства-цивилизации от западных государств-наций. С другой стороны, без суверенитета невозможно и само существование российской цивилизации. Только обладая государственностью, которая, в свою очередь, обладает интегральным суверенитетом, возможно было сохранение и воспроизводство цивилизации России в условиях внешнего геополитического давления.
Следствие 6
Отступление от традиционных цивилизационно идентичных ценностей ввергало всякий раз Россию в состояние кризиса. Кризисы российской государственности могут быть определены как кризисы цивилизационные. Русское историческое понятие, отражающее состояние цивилизационного кризиса, обозначается словом «Смута». Целесообразно говорить не о «Смуте» и «Смутном времени» — в единственном числе, а о «Смутах». Смуты в России происходили при подмене традиционных ценностей антиценностями. Исторически эти подмены связывались с западной пропагандой, формированием группировок внутреннего западничества.
Следствие 7
Конфликты России с внешними противниками имели ценностно-мировоззренческое измерение и могут быть определены как конфликты цивилизационные. Цивилизационными конфликтами являлись, в частности, периоды острых фаз противостояния России с Западом. На кону в этих противостояниях находилось само цивилизационное существование России, её суверенитет и базовые ценности. Ценностная сторона межцивилизационных конфликтов позволяет использовать наряду с хантингтоновским понятием столкновения цивилизаций используемое в российском интеллектуальном дискурсе понятие аксиомахии. Признаками цивилизационных войн обладали, в частности, противостояние Руси агрессии крестоносцев на восток, Ливонская война, русско-польские войны, отражение агрессии Наполеона, Крымская война, отражение интервенции Антанты, Великая Отечественная война, холодная война. Все признаки цивилизационного конфликта имеет противостояние России и сил коллективного Запада, действующего в формате прокси-войны с фокусом театра боевых действий на Украине.
Следствие 8
Для отражения цивилизационного опыта России нужен цивилизационно идентичный категориальный аппарат и цивилизационно идентичные теории общественного развития. Такая ревизия должна затронуть основания фактически всех без исключения гуманитарных и обществоведческих дисциплин. По современному состоянию все они в своём ядре опираются на универсалистские представления концепций и понятийного языка, сформировавшиеся под задачи вхождения в западноцентричный мир. Пересмотр установок западноцентризма с позиций цивилизационного подхода фактически означает решение вопроса о восстановлении концептуального суверенитета России.
Идеологическая совместимость и идеологическая несовместимость цивилизационного подхода
С чем в идеологическом отношении может быть совместим и с чем несовместим цивилизационный подход? Сам по себе цивилизационный подход не укладывается в прокрустово ложе классических идеологий. Это не значит, что он не даёт оснований для идеологического строительства. Как раз наоборот. Но это значит, что классическая лево-правая классификация идеологий нефункциональна. Лево-правая дифференциация политических сил означает воспроизводство парадигмы гражданской войны. Такое же воспроизводство гражданской войны имеет место при взгляде с лево-правых позиций на историю.
Но цивилизации не бывают и не могут быть ни левыми и ни правыми. Цивилизационный подход работает иначе: приемлемо или неприемлемо соответствующее решение или позиция по отношению к конкретной цивилизации. Неприемлемые решения и позиции противоречат принципам функционирования цивилизации, подрывают её жизнеспособность, приемлемые — адаптивны к ней и её жизнеспособность повышают. История с позиций теории цивилизаций перестаёт быть воспроизводством гражданской войны и оказывается цивилизационным воспроизводством. Ключевой конфликт переосмысливается как конфликт с внешними врагами цивилизации. Вместо гражданской войны — цивилизационная война. Это не означает отрицания факта гражданских войн. Но в самих гражданских войнах часто обнаруживаются силы, которые работают на внешнего противника[28].
Несмотря на формирование на основе цивилизационного подхода особого типа цивилизационно-адаптивной идеологии, он может соотноситься с рядом идеологических учений, тогда как с рядом других оказывается категорически несочетаем. Цивилизационная теория принципиально несовместима с идеологией либерализма. В фокусе либерализма — индивидуум, его права и свободы, в фокусе цивилизационного подхода — сложные социальные общности. Это не означает, что цивилизационный подход отвергает человека. Человек в нём есть составной элемент цивилизационной системы, а не как в либерализме — индивидуум, атом. И не случайно, что именно либералы проявляют наибольшую враждебность к теории цивилизаций. «Академические либералы» в России заявляют о ненаучности цивилизационного подхода, блокируют соответствующие исследования и проекты, ведут, одним словом, против него борьбу всеми доступными средствами.
Цивилизационный подход несовместим и с национализмом. Тем более он не может сочетаться с нацизмом и расизмом. В фокусе построений национализма находится нация, тогда как цивилизационного подхода — цивилизация. Национализм утверждает гомогенность — единую нацию, цивилизационный подход — гетерогенность — множественность в едином (множественность этносов в рамках единой цивилизационной системы). Националисты ненавидят цивилизационный подход не меньше либералов и отвергают категорически идею государства-цивилизации. Но если либерализм с позиций цивилизационного подхода давно подвергнут системной критике, то такой же критики национализма и размежевания с ним ещё не произведено. Между тем провозглашение В.В. Путиным России государством-цивилизацией звучало именно в том контексте, что она не есть государство-нация.
Цивилизационный подход несовместим, естественно, и с глобализмом. Глобализация разрушает цивилизации, приводит их к универсальному знаменателю. Глобализм утверждает универсализм и смешение, цивилизационный подход — вариативность и самобытность. Глобалисты не могут быть космополитами, сторонниками цивилизационного подхода — столь же жёстко — патриотами.
Но цивилизационный подход вполне может быть совмещён с идеологией социализма. Социализм заявляет приоритет общего над частным. А это общее может вполне трактоваться в качестве общности цивилизационной. Существуют разные модели исторических воплощений социализма — русский, китайский, латиноамериканский, арабский, восточноевропейский — каждый из них оказывался адаптивен к соответствующей цивилизационной среде.
К. Маркс, безусловно, работал в универсалистской парадигме, что было оправдано решением задачи критики капитализма как глобального явления. Эпигоны акцентировали универсализм в большей степени, чем это имело место в классическом марксизме. У самого Маркса между тем были интересные положения об азиатском способе производства, отличаемом от способа производства европейской античности. Азиатский способ производства основывался на потребности в ирригационном земледелии, что предполагало наличие централизованного государственного хозяйствования и общины. Для европейской античности более весомую роль играл фактор посреднической торговли, частнособственнического хозяйства. Российская система не была, естественно, связана с ирригационным земледелием, но она фактически соотносилась с азиатским способом производства. Рассуждения Маркса о различиях способов производства могли быть вполне соотнесены с цивилизационным подходом[29].
Вместе с тем с цивилизационным подходом не может соотноситься ультралевое течение в социализме, условно маркируемое как троцкизм и неотроцкизм. Не могут быть соотнесены с цивилизационным подходом левые сторонники Демократической партии США. Эта часть социалистического сегмента воюет с традиционными ценностями и с цивилизационной вариативностью[30].
А вот большевизм вполне мог опираться на цивилизационную теорию. В соединении марксизма с русской цивилизацией и состояла сущность большевистского феномена. Сталин, будучи марксистом, в ряде своих рассуждениях и в политике с середины 1930-х годов следовал фактически цивилизационному подходу[31].
Совместим цивилизационный подход и с идеологией консерватизма, имея в виду всю широту спектра консервативной мысли. Консерваторы выступают за консервацию систем жизнеустройства. Цивилизационный подход заявляет историческую воспроизводимость ценностных констант. Консерватизм в этом смысле вполне может опираться и опирается по факту на аргументы теории цивилизаций.
Традиционализм часто не вполне корректно отождествляется с консерватизмом. В действительности в сути своей они не совпадают: если консерватизм представляет идеологию консервации (в русской версии словоупотребления — охранительства), то традиционализм — трансляцию традиции. Но и традиционализм с логикой цивилизационного подхода вполне сочетаем. Цивилизационные ценности в традиционализме могут раскрываться как ценности традиционные. На передаче традиционных ценностей из поколения в поколение выстраивается в логике традиционализма цивилизационное самосознание.
Принятие цивилизационного подхода приводит, таким образом, к новому переосмыслению общественных сил. На одной стороне оказываются либералы, глобалисты и нацисты, а на другой — сторонники традиционных ценностей, борцы за суверенитет и необольшевики.
***
Современное российское государство программировалось в начале 1990-х годов отнюдь не как государство-цивилизация. Оно и сегодня выстроено по другим лекалам. Однако столкновение с коллективным Западом объективно выдвинуло запрос на такого рода теории, которые покажут наше различие с врагом. Под эту прагматическую задачу и был найден цивилизационный концепт. Но его принятие породило диссонанс между позиционированием России как государства-цивилизации и современными реалиями западноориентированной потребительской системы. Россия цивилизационная — это, конечно, не Россия капиталистическая. Россия цивилизационная — это, естественно, не Россия либеральная. Россия цивилизационная — это не Россия «цифровая» со всеми извращениями криейторов-цифровизаторов. Принятие цивилизационного концепта означало бы возвращение России к самой себе, духовное, а как следствие, и системное самовосстановление. И это сегодня главное.
[1] Ульянов Н.И. Исторический опыт России. Нью-Йорк: Printed By Rausen Bros. New York City, 1962. 32 с.
[2] Багдасарян В.Э. Россия–Запад: цивилизационная война: монография. М.: ФОРУМ: ИНФРА-М, 2017. 410 с.
[3] Концепция нового учебно-методического комплекса по отечественной истории. URL: https://www.kommersant.ru/docs/2013/standart.pdf
[4] Дугин А.Г. Вестернология: в направлении суверенной русской науки. // Вестник государственного университета просвещения. Серия: История и политические науки. 2024. № 3. С. 7–21.
[5] Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975. 207 р.; Eisenstadt S.N. Modernization: Protest and Change. Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1966. 165 р.; Lerner D. The Passing of Traditional Society: Modernizing the Middle East. New York, London: Free Press of Glencoe, 1965. 466 р.; Levy M.J. Modernization and the Structure of Societies. Princeton: Princeton University Press, 1966. 886 р.
[6] Меттан Ги. Запад–Россия. Тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса. М.: АСТ, 2023. 448 с.; Таньшина Н.П. Русофилы и русофобы. Приключения французов в николаевской России. СПб: Евразия, 2020. — 352 с.
[7] Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: Высшая школа экономики, 2010. 430 с.
[8] Кафлен Ш. Есть ли будущее у национального государства. // http://dialogs.org.ua/ru/cross/page13437.html; Кортунов С.В. Крушение Вестфальского мира и становление нового мирового порядка. // Мироустройство ХХI: мировоззрение, миропорядок. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2007. С.75–117; Эко У. Средние века уже начались. // Иностранная литература. 1994. № 4. С. 258–267; Global Trends 2030: Alternative Worlds a publication of the National Intelligence Council // URL: http://globaltrends2030.files.wordpress.com/2012/11/global-trends-2030-november2012.pdf
[9] Концепция внешней политики Российской Федерации. URL:https://www.mid.ru/ru/detail-material-page/1860586/; Указ президента Российской Федерации от 08.05.2024 г. № 314 «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области исторического просвещения». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/50534
[10] Jacques M. Civilization state versus nation-state. URL: http://www.martinjacques.com/articles/civilization-state-versus-nation-state-2/
[11] Maçães B. The Attack Of The Civilization-State. URL: https://marcellus.in/story/the-attack-of-the-civilization-state/
[12] Changes in Statehood. The Transformation of International Relations. London: Palgrave Macmillan, 2001. 226 р.; Faulks K. Classical Theories of the State and Civil Society. Political sociology: a critical introduction. New York: University Press, 2000. 248 р.
[13] Веджвуд С.В. Тридцатилетняя война. М.: АСТ, 2013. 576 с.; Croxton D. The Peace of Westphalia of 1648 and the Origins of Sovereignty // The International History Review. Vol. 21. N. 3. Р. 569-591; Meyer J., Boli J., Thomas G., Ramirez F. World Society and the Nation‐State // American Journal of Sociology. 1997. Vol. 103. N. 1. P. 144–181
[14] Jacques M. Civilization state versus nation-state // URL: http://www.martinjacques.com/articles/civilization-state-versus-nation-state-2/
[15] Бобкова М.С. Как Генрих Валуа стал королем Польши? // Семёновские чтения. Труды ХI Всероссийской научной конференции с международным участием памяти профессора В.Ф. Семёнова. М., 2019. С. 178–187.
[16] Пайпс Р. Россия при старом режиме. М.: Независимая газета, 1993. 427 с.
[17] Коротаев А.В., Оболонков А.А. Родовая организация в социально-экономической структуре классовых обществ. // Советская этнография. 1989. № 2. С.36–45
[18] Харин А.Н. Корпорация-государство как альтернатива современному государству. // Власть. 2012. № 9. С.76–79; Нравственное государство. От теории к проекту. / С.С. Сулакшин, В.Э. Багдасарян, М.В. Вилисов и др. М.: Наука и политика, 2015. — 423 с.
[19] Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Текст подготовили Я.С. Лурье, Ю.Д. Рыков. Л.: Наука, 1979. 432 с.
[20] Тощенко Ж.Т., Этнократия: История и современность. Социологические очерки. М: РОССПЭН, 2003. 432 с.
[21] Гусев И.Е. История орденов Средневековья. Минск: Харвест, 2007. 432 с.; Зуева М.В. «Государство» иезуитов в Парагвае. // Западно-Уральский институт экономики и права. Анналы научной теории развития общества. 2012. № 2. С. 123–151.
[22] Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Азбука, 2016. 224 с.
[23] Харин А.Н. Государство в условиях глобализации: новые подходы. // Власть. 2015. Том 21. № 6. С. 65–69; Biswas S. W(h)ither the Nation-state? National and State Identity in the Face of Fragmentation and Globalisation //Global Society. Vol. 16. № 2, 2002. Р. 175–198.
[24] Леонтьев К.Н. Цветущая сложность. Избранные статьи. М.: Молодая гвардия. 1992. 320 с.
[25] Подвинцев О.Б. Идея «несостоявшихся государств» в российском постимперском контексте. // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург: УрО РАН, 2007. Вып. 7. С. 204–215; Thurer D. The «failed State» and international law. // International Review of the Red Cross. 1999. N 836. Р. 731–761.
[26] Пономарёва Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации. // Свободная мысль. 2007. № 11. 2007. С. 95–110.
[27] Матвейчев О.А. Суверенитет духа. М.: Эксмо, 2009. 448 с.
[28] Галин В.В. Интервенция. Как Запад хотел поделить и ограбить Россию. М.: Родина, 2018. 416 с.
[29] Тер-Акопян Н.Б. Развитие взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса на азиатский способ производства и земледельческую общину. // Народы Азии и Африки. 1965. № 2. С. 74–88.
[30] Кагарлицкий Б.Ю. Между классом и дискурсом. Левые интеллектуалы на страже капитализма. М.: Издательский Дом ВШЭ, 2020. 280 с.; Трушин М.С. Левый поворот Америки: новое поколение социалистовю // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Социология. Политология. 2022. Т. 22. Вып. 2. С. 237–242.
[31] Багдасарян В.Э. Сталинизм: цивилизационное осмысление. М.: Концептуал, 2024. 224 с.
