Начну с очень личного. Я пошёл в учителя, казалось бы, в неблагодарное для этого время: в середине нулевых. В ту пору, когда многие мои ровесники грезили стать юристами, экономистами, программистами. А у меня были грёзы о стихах, о тех, что напишутся и окажутся ещё лучше уже написанных. Молодым авторам филологические факультеты педуниверситетов всегда виделись побратимами Литературного института. Так любовь к слову привела к детям и скоро пробудила любовь к ним, к тем, ради кого ты рождаешь слово, к тем, в ком твоё слово обязательно как-то отзовётся.
И вот уже семнадцать лет я не оставляю учительского стола и преподавательской кафедры. Ни дня не жалел о своём выборе. Укоренило меня в учительском труде многое. И благодарность своим учителям, и благодарность моих учеников, и то драгоценное для писателя обретение опыта, когда ты буквально от года к году можешь наблюдать, как меняются дети и молодежь, наблюдать словно через увеличительное стекло, что происходит с миром: воспаряет он или катится под откос.
Но один случай повлиял на меня особо. Это было ещё в студенчестве, на педагогической практике. Пятиклашки, у которых я вёл урок, ещё совсем-совсем дети, вдруг, будто в каком-то тонком сне, привиделись мне повзрослевшими, в возрасте старшеклассников-выпускников. Казалось, за секунду промчались года, а ты не успел сказать ученикам чего-то сокровенного, что укрепило бы их на всю жизнь. Тогда я впервые остро почувствовал, что живу не только в бытовом, личном, но и в историческом времени. Впервые осознал, что в житейской быстротекучести нужно наводить мосты между минувшим и грядущим, что нужно держать духовную оборону. А иначе — малодушие и предательство.
Я счастливый человек: я обрёл среди учеников настоящих друзей и единомышленников. Я не помню на своём, пусть пока ещё и не очень длинном, педагогическом веку громких скандалов и серьёзных обид. Бог милует. Я понимаю, что личный опыт есть личный опыт, и делать из него общие выводы — заблуждение. Не меньшее заблуждение — отрицать своей радостью чьи-то тяготы и печали. Хотя и мне знакомо, что такое скромный учительский достаток. И я сталкиваюсь с такими родителями, для чьих гениальных детей ещё не появились конгениальные учителя. И я удивляюсь новому поколению, для которого любая оценка ниже пятёрки — повод для стресса. И я тревожусь о том, что мы заигрались в поддавки с мигрантами, которые русского языка учить не желают, а за школьными и университетскими партами сидят претенциозно и с вызовом. И я постоянно вижу ролики, где ученики позволяют себе издеваться над учителями. Но признаемся, что так уж устроено наше информационное пространство: в нём один болящий привлечёт к себе гораздо больше внимания, чем тысячи здоровых. А здоровье всё же есть. Благоговение перед учителем в светлых душах по-прежнему живёт.
По-настоящему пугает другое. И ученик и учитель подобны Диогену, что с фонарём среди дня нашли друг в друге драгоценного человека. Но сегодня есть сила, что норовит погасить фонари и устроить затмение. Эта сила не бюрократическая, не кабинетная, она не от человеческой сущности. Она лукавая, ползучая, она притаилась среди ветвей древа познанья. Она пытается заменить живое искусственным.
Мы ещё не говорили так активно об искусственном интеллекте, мы даже не знали о нём, а учителей уже превращали в искусственный интеллект: в множителей бестолковых бумаг, в создателей шаблонов, в наполнителей портфолио, в производителей стобалльников.
Иные к этому приспособились, иные с этим смирились. Но самые отчаянные сопротивляются, не хотят быть функцией и инструментом — те, кому нужна не нейросеть, а апостольская сеть для спасения человеков посреди житейских бурь.
Подобно тому, как в языке последним рубежом для искусственного интеллекта является поэзия, в умственном труде последний рубеж для ИИ — учитель. Потому что подлинный учитель — всегда поэт, неповторимый, как Пушкин, Блок или Твардовский. Потому что подлинный урок рождается как таинство, как стихотворение. Это то, что живёт за пределами учебных программ, тестовых заданий и оценочных средств, что не укладывается ни в какие методики.
Нынешнему учителю предстоит жить с опережением всего мертвенного. Жить, обгоняя искусственный интеллект, наполняя каждый урок небывалым опытом, способным разорвать любую нейросеть.
Учитель — это естественный интеллект. А вернее, это сердце. Живое сердце. Позвольте ему оставаться открытым.
