— Есть мировые лидеры, которых смотрят и слушают все. А есть те, которых не просто смотрят и слушают, но и пересматривают и переслушивают. Владимир Путин — один из немногих таких. На прошедшей неделе состоялась одна из его программных речей, которую активно смотрели, слушали, комментировали — и, не стесняясь, даже побаивались на Западе. Тем не менее: что главное вы выделите из валдайской речи президента России?
— Знаете, с одной стороны, сказанное не отличалось принципиальной новизной от его предыдущих выступлений на Валдае или других площадках. Но если проследить последовательность его программных речей, мы увидим, как наш президент шаг за шагом разворачивает полноценную философию, альтернативную западной глобалистской модели. Это уже не просто замечания или тактические заявления. Вот почему речи Трампа не требуют перечитывания, а Путина — да, потому что каждая — следующая серия сериала, особенно понятная, если помнишь предыдущие.
Выступление Трампа — клип, мем: его можно смотреть в отрыве от американской истории, от самого Трампа. Он говорит что-то весёлое, пляшет, скачет, подмигивает, грозит, пугает, потом отзывает. Это краткосрочный формат — маленький, непоследовательный, броский, иногда грозный, но противоречивый тому, что было секунду назад. А Путин — противоположность: мировой лидер, постепенно раскрывающий свою философию.
В этой валдайской речи он продолжил объяснение многополярности, о которой говорит давно, но всё чаще, конкретнее, глубже. Это развертывание понимания многополярности, возрождающейся не только в нашем обществе, но и в сознании президента. Почему многополярность? Потому что это нечто новое. Не двухполярный мир, не однополярный, не Вестфальская система национальных государств, где каждый якобы суверенен, но на деле нет. Только огромные государства-цивилизации могут быть по-настоящему суверенными в нашем мире, и это проясняется постепенно. Изначально многополярность была лозунгом, мемом, не обязывающим ни к чему. А теперь, как через две точки проводят одну линию, по ней движется геополитическое сознание и мировоззренческий нарратив президента. Он всё чётче очерчивает модель многополярного мира, где полюсами являются — государства-цивилизации. И всё яснее становится, почему многополярный мир ни на что не похож. Единственное сравнение — устройство человечества до эпохи Великих географических открытий: целые государства-цивилизации, исламский халифат, индийская цивилизация, китайская империя, африканские общества, западноевропейская и русско-византийская империи. До колониализма существовала настоящая многополярность, носителями которой были империи, государства-цивилизации или макрогосударства, как принято говорить сегодня. Путин прочерчивает этот переход— не только теоретизируя, но и реализуя.
На очередном Валдае он подводит итоги: что удалось, что нет, где преграды, где рывки. С Трампом случился такой рывок, хотя сторонники однополярности тут же корректируют его. MAGA изначально признавала многополярность, но неоконсерваторы давят на Трампа, пытаясь сместить с этой позиции. Это постоянный, грандиозный процесс перехода к многополярности, затрагивающий все регионы: внутри России, на границах, в Тихом океане, на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке. В США, Европе идёт настоящая гражданская война между консерваторами и либералами-глобалистами, преданными однополярности — политиками, ничего не представляющими, кроме бешеной, агонизирующей воли сохранить однополярный режим и идеологию. Всё это анализирует Путин.
Люди начинают понимать: это не мем, а требование, к которому нужно приводить образование, культуру, политику, экономику. Мы должны активно, проактивно, а не реактивно включаться в строительство многополярного мира. Для этого все должны осознать, что это такое — идеологический тренд, долгосрочный, фундаментальный, объясняющий всё остальное. Это уже не новость, а углубление темы. А новое, на мой взгляд, — акцент на философии сложности Эдгара Морена, французского мыслителя, разработавшего теорию комплексности. Путин неоднократно упомянул нелинейные процессы в новом мире, сравнив их с квантовой механикой. Нелинейные процессы, квантовая механика — это взаимосвязанность, где малейшее изменение на микроуровне, от блогера с айфоном до индивидуума, влияет на глобальные макропроцессы. Это не линейная механика.
Чтобы понимать этот мир, выстраивать дипломатию, взаимодействовать с полюсами, разбираться в противоречиях Запада — разделённого на Европу и США, — нужно новое мышление. Дипломатия требует входа в общество, религию, культуру каждой страны и цивилизации. Это требует от дипломатов МГИМО — где я преподаю теорию многополярного мира и цивилизаций — полной перестройки сознания. Это затрагивает бизнес, экономику, промышленность, военную сферу, войну — нелинейную, где дроны упраздняют классические параметры индустриальной войны. Философия сложности, по Путину, — основа новой дипломатии. Это призыв отказаться от упрощённого взгляда на реальность. Современный мир с его многополярностью — сложная система. Давайте отбросим старые штампы, не будем проецировать клише прошлого на новое, а займёмся квантовой механикой, изучим цивилизации, религии, теологии, которые снова определяют процессы. Это приглашение к изменению сознания — всего государства, особенно его мыслящих слоёв. Наше мышление — каша из советского, забытого либерального — на грани катастрофы. Если мы не поймём сложность реальности, в которой живём, действуем, принимаем решения, от которой зависим, — это кончится плохо. По сути, Путин призвал к философии. Великой державе нужна великая философия. Без неё — голем, технический робот, управляемый чужими руками. Миром правят те, кто мыслит. Не бывает правителей-идиотов — значит, за спиной кто-то управляет. Миром правят идеи — ложные или истинные, справедливые или жестокие, человечные или бесчеловечные. И это, мне кажется, один из ключевых выводов из выступления Владимира Путина на Валдае.
— Вы в 15 минут уложили обстоятельный, содержательный и всесторонний разбор речи, её значения и значимости. Но если взглянуть на заголовки западной прессы, там единственное — Россия пригрозила эскалацией. Мелким шрифтом, у самых ответственных, добавляют: в случае милитаризации Европы, Запада, США, накачивания оружием. А в заголовках везде: Россия грозит нам кулаком. У вас удачное сравнение: сначала философия, потом ролики для соцсетей. А для такого короткого внимания Запада, Европы, США, где нужно что-то существенное и серьёзное? Или всё же эффективнее тактика Дмитрия Анатольевича Медведева, который вмазал по полной, что президент США охотно ведётся и покупается на троллевые вбросы?
— Я думаю, Дмитрий Анатольевич Медведев как раз этим и занимается. Каждому своё. Владимир Путин разворачивает серьёзную, вдумчивую философию. А интерпретация Запада — это феноменология. Человек или общество, цивилизация видят в мире отражения своих представлений. По-английски — reading, по-французски — grille de lecture, решётка интерпретации. С террористом что бы он ни сказал — «мама» или «мяу», — мы услышим террористический сигнал. Человек видит свои отражения, и его невозможно переубедить — это сила сознания. Европа видит в России врага через эту призму и трактует каждое слово Путина соответственно, игнорируя остальное.
В речи я, честно говоря, даже не заметил темы эскалации. Путин говорил о защите интересов мягко и спокойно, отметил, что у нас больше общего с Трампом, чем с европейскими глобалистами. Но они выделяют то, что нужно: Путин угрожает. Сближение с Америкой они не упомянут. Они селективны: хотят видеть угрозу, готовятся к войне с Россией, стремятся начать её, обвинив нас в провокации, используя любой предлог. Если бы Путин промолчал, его молчание истолковали бы как подготовку к эскалации. Это неисправимо.
Что касается Дмитрия Анатольевича Медведева, он мастерски освоил стиль коротких, хлёстких, точных замечаний. Это доступно западному сознанию: они говорят «мы вас уничтожим», а он отвечает «попробуйте — мы вас первыми». И это работает, потому что на уровне их восприятия — обмен мемами. Мем на мем. Трамп: «Русский бумажный тигр». Медведев: «Этот тигр виляет хвостом, и ядерная бомба может упасть на голову». Десятка червей на девятку — Медведев покрыл. Это напоминает дурака, но по их правилам — покер. Они игнорируют путинский преферанс. Дмитрий Анатольевич, мне кажется, готовит будущее. Он показывает, что оно будет не менее патриотичным, а только жёстче. Если наш тренд продолжится, он усилится. Медведев лепит образ этой страны — наглядно, хлёстко, кратко, меметически. Суть его постов — подготовка к откровенной линии. Владимир Путин мягок, обтекаемо формулирует сознательно. Но нужны хороший и плохой следователь. Путин — явно хороший, Медведев — плохой. Вместе они раскалывают преступников, расследуют дела, проводят линии, поддерживают порядок. Идеально дополняют друг друга — нужно и то, и другое. Я убеждён, Дмитрий Анатольевич знает, что делает, насколько это резко и подчас недипломатично. Но с волками жить — по-волчьи выть. Это необходимо внешне, чтобы не забывали, с кем имеют дело. Он один из самых популярных наших блогеров: люди читают, и всё становится ясно. Будут ли вникать в философию сложности Эдгара Морена или Копенгагенскую интерпретацию квантовой механики, в многополярность — кто-то послушает. Но для остальных, кому лень разбираться, блог Дмитрия Анатольевича Медведева открывает правду. Простому человеку всё становится понятным: мы в России будем превыше всего, до конца: «сдайся, враг, замри и ляг!»
— Результаты выборов так или иначе повлияют на жизнь этих стран и наши отношения с ними. Начнём с Грузии, где партия власти «Грузинская мечта» уверенно выступила на муниципальных выборах, собрав более 80% поддержки по официальной статистике. Может, наивный, сторонний или даже примитивный вопрос. В последнее время, особенно после выборов, ситуация сопровождается волнениями. Кто-то говорит о протестах, кто-то о митингах. Короче, люди выходят на улицы с флагами знакомых сине-жёлтых, сине-белых цветов. Эти схемы работают — те, что были продуманы 20–30–40 лет назад для раскачивания стран с неугодным режимом. Западные схемы, применявшиеся в разных странах, но в последнее время потерявшие эффективность. Или мне кажется, и я слишком наивно смотрю на вещи?
— Во-первых, вы правы: подъём гражданского общества для захвата власти или свержения неугодных — тактика, работавшая десятилетиями с разным успехом. Это мощное оружие новых социальных и политических технологий. Речь не столько о создании оппозиционных структур, сколько о мобилизации свободных элементов населения: сумасшедших, уличных проповедников, людей, сменивших ориентацию. Это меркуриальные фрагменты, рассеянные атомы общества, ни на что не пригодные, не способные представлять политическую позицию. Их всё больше, потому что западная культура раскачивает сознание. Эти неприкаянные, слабоумные массы, хаотические толпы становятся серьёзным инструментом большой политики. Они раскачивают ситуацию, дестабилизируют общество. Затем на их плечах заходят настоящие силы, захватывающие власть и не отдающие её.
Дальше переходит другой режим, эти толпы расходятся — они не требуют участия во власти, они — никто. Это мусор, отребье больших городов, либералы не в идеологическом смысле, а в том, что просто каждый сам за себя. Эти хаотические атомы легко мобилизовать на разрушение. Но они ничего не требуют. На их плечах поднимаются либералы-ставленники, утверждающие диктатуру. Таков был Майдан, и так было во Франции в значительной степени. Как только либералы добираются до власти, они её не отпускают. С людьми, которых они мобилизуют, как таран, для свержения легитимных, более-менее суверенных правительств, они потом их распускают. В Грузии это сработало несколько раз — там была одна из первых цветных революций.
— Но двадцать с лишним лет назад.
— Да, 20 лет назад она сработала, приведя к власти настоящего диктатора-нациста Саакашвили. Но Грузия, похоже, выработала иммунитет к этим цветным революциям, поэтому не поддаётся. Суверенное правительство «Грузинской мечты», изначально прозападное, с искусственным европейским путём развития, слабым и надуманным, но по сравнению с этим беснованием абсолютно неуправляемых — провокаторов, террористов, нацистов, в основном большой массы грузинских шизофреников, — оно окрепло. У неё накоплен опыт, поэтому не поддаётся.
Это опасная вещь — философия сложности. Никчёмные отбросы могут перевернуть судьбу страны или геополитики. Микропроцессы активно эксплуатируются. Кстати, в Америке Антифа состоит из них. Недавно запрещённая в США, она маскируется под «антифашистскую», но это ультратеррористическая организация, объявляющая неугодных либералов фашистами, нападающая физически, преследующая, доносящая, меняющая Википедию и убивающая, как это произошло с Чарли Кирком. Это опасно, потому что эти люди психически невменяемы, легко скатываются к физическому насилию.
Но у Грузии есть иммунитет. Выработались антитела, «Грузинская мечта» окрепла. Она постигла, как управлять страной, не делая резких движений, не поддаваясь провокациям, следуя идее сохранения грузинского суверенитета. Она подобрала ключи: где остановить, где проявить жёсткость, где пустить, где сместить. Они играют с этим опасным явлением с позиции силы и эффективности. Поняли алгоритм, освоили его. Казалось, после Зурабишвили и предшествующих выборов всё ясно. Но либералы, окрылённые подтасованными выборами в Молдавии, где диктатура Санду запретила всё, бросающее вызов власти, — и, не встретив серьёзного сопротивления, решили качнуть Грузию снова. На сей раз, думаю, ничего не выйдет, но не стоит недооценивать эту стратегию. Она работает удивительно хорошо: и чем больше слабых элементов в обществе, тем эффективнее.
Западная культура провоцирует их размножение, нелегальные мигранты — люди, не укоренённые в обществе, свободные атомы, которые легко совершают квантовый скачок из маргинала в деструктивную силу. Это управление хаосом — стратегия, взятая на вооружение серьёзными мировыми силами. В Грузии протесты, думаю, ничем не кончатся. Но эта постоянная угроза будет вспыхивать снова и снова в любом обществе, стремящемся к суверенитету.
— На горизонте Чехия, где возвращается Бабиш, бывший лидер, которого называют вестником перемен. Опять же, Чехия может присоединиться к Венгрии и Словакии как небольшому, но уверенному блок стран, продвигающих свои интересы в первую очередь, а европейские, европоцентристские моменты — у них на втором месте. Что скажете насчет этого? С чешскими выборами, где к власти приходит абсолютно не пророссийский человек, но его политика отличается от той, которую проводила Чехия, недружественная России, в предыдущие годы.
— Вопрос не в том, за Россию или против — это второстепенный аспект. Примечательно, что и Польша всё более склоняется к суверенитету. Венгрия и Словакия приоритетно выбирают суверенитет, избавляясь от давления глобалистских сил, стремящихся его упразднить. Их логика прагматична и основана на национальных интересах: они выстраивают свою внешнюю политику, включая и отношения с Россией, по принципу: Венгрия превыше всего, Словакия превыше всего, а не Евросоюз.
Орбан и Фицо — не пророссийские политики. Они — суверенисты, последовательно реализующие национальные интересы. Аналогичный суверенист пришёл к власти и в Чехии. Даже враждебная нам Польша движется в этом направлении.
Рекомендую к ознакомлению монографию очень яркого современного мыслителя Александра Бовдунова, посвященную проекту «Великая Восточная Европа» — его диссертацию, преобразованную в научную работу. Несколько лет назад, когда эти процессы ещё не проявились, он продемонстрировал, что Восточная Европа представляет собой самостоятельное геополитическое образование, не тождественное Западной Европе. Это касается всех стран региона: Румынии, Болгарии, Польши, Венгрии, Словакии, Чехии и даже Австрии.
Проект Великой Восточной Европы, описанный Александром Бовдуновым, предвосхищает волну популистских революций, в результате которых суверенисты придут к власти (демократическим или менее демократическим путём) — и произойдёт это быстрее в Восточной Европе, чем в Западной. Этот регион выделится в самостоятельный полюс: с одной стороны, европейский, близкий к Франции, Германии, Англии, Испании, Италии, а с другой — к нам. Это промежуточный регион, своего рода мост. Зона Великой Восточной Европы может стать ключевым рычагом в большой европейской и евразийской геополитике.
Малые страны, приняв эту стратегическую линию, которую Бовдунов излагал как теорию, наблюдают, как сценарии сбываются, в том числе и с приходом Бабиша. Суверенисты в Восточной Европе постепенно превратят её в самостоятельное цивилизационное образование.
В моей работе «Ноомахия» два тома посвящены Восточной Европе — славянской и неславянской. Хотя я не затрагивал прямо геополитику, я исследовал культурные самобытности народов. Это уникальный мир. Сербия — ещё один наглядный пример суверенизма.
Постепенно, если принять во внимание, что суверенисты могут сохранять критическое отношение к нам, эта картина станет доминирующей. Вопрос заключается не в отношении к России, а в отношении польских руководителей к польскому народу, чешских — к чешскому, сербских — к сербскому. Речь идёт о суверенитете.
Волна суверенизма в Восточной Европе приведёт к формированию самостоятельной общности. Мы заинтересованы в этом. Однако это не означает, что они работают на нас или должны быть русофилами. Их логика иная: они добиваются независимости и стремятся проводить политику исключительно в интересах своих государств. И у них для этого есть веские основания.
Полагаю, популистские, народные силы одержат победу быстрее в Восточной Европе, чем в Западной. В Германии партия AfD повсеместно побеждает в бывшей ГДР и Западной Пруссии, где меньше либерального тоталитаризма и сильнее позиции патриотических сил. Эта часть объединённой Германии также находится на границе Восточной Европы (Пруссия может относиться к Восточной или Центральной Европе).
Проект весьма интересен. Происходящее в Восточной Европе — это устойчивая тенденция, а не случайные вспышки или успехи политтехнологий. Это логика Великой Восточной Европы, обретающая реальные геополитические очертания.
