О культуре и санкциях

О культуре и санкциях

Юрий Поляков

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте, это программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. Я приветствую в этой студии писателя, главного редактора «Литературной газеты» Юрия Полякова. Здравствуйте, Юрий:

Ю. ПОЛЯКОВ: Добрый вечер.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Новость, которую сегодня обсуждают весь день – э то история с украинским флагом, который водрузили на высотке на Котельнической набережной. И звезду покрасили тоже в цвета украинского флага. Возбуждено уже уголовное дело, статья «Вандализм». И вот московское УВД говорит, что уголовное дело возбуждено по факту осквернения высотного здания. Вы вообще в этой истории видите именно вандализм и осквернение?

Ю. ПОЛЯКОВ: Это памятник советской архитектуры. Я думаю, что если бы что-нибудь нарисовали такое, скажем так, внештатное в другом месте, например на стене музея Сахарова, я думаю, это было бы вандализмом.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не нарисовали, там флаг украинский.

Ю. ПОЛЯКОВ: А почему он должен быть на высотном здании? Это такое хулиганство. Если бы он нарисовали флаг республики Того, это было бы просто хулиганство. А поскольку отлично понимают вс. Ситуацию, в которой мы оказались, трагическую ситуацию, я считаю что это издевательство над трагедией, которая сейчас разворачивается на Украине.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть вы согласны с тем, что это осквернение и вандализм?

Ю. ПОЛЯКОВ: Ну, вандализм, наверное, громко сказано: они же звезду не сбросили вниз. Но то, что это осквернение – да, безусловно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В таком случае для вас как для москвича, для российского гражданина каким бы было справедливым, в вашем понимании, наказание для тех, что это сделал?

Ю. ПОЛЯКОВ: Все зависит от того, в первый раз они это сделали, не в первый раз. Ведь тут же вопрос прецедента, понимаете? С одной стороны, это можно приравнять к тому знаменитому перформансу, когда нарисовали на разводящемся мосту в Питере огромный фаллический символ, напротив ВСБ, естественно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы украинский флаг приравниваете к мужскому члену? Интересно!

Ю. ПОЛЯКОВ: Это у вас такая ассоциация.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы же сказали, что можно сравнить!

Ю. ПОЛЯКОВ: Можно сравнить, но не приравнять. Можно сказать, что это такой перформанс. Но представьте себе, что сейчас все праздношатающиеся молодые люди начнут рисовать на мостах фаллические символы, а на высотках, а также банковских зданиях (они тоже очень удобны для этого рисования) украинские флаги, и раскрашивать. Это все, мне кажется, неправильно. Все-такие есть какие-то правила отношения к архитектурным…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть для вас здесь первично что? Отношение именно в какому-то памятнику архитектуры или что это именно украинский флаг?

Ю. ПОЛЯКОВ: Я вполне допускаю, что у нас в Москве, поскольку мы страна многонациональная, мы вообще отдельно совсем недавно живем, у меня, скажем, жена украинка, у нас в Москве, вполне возможно, есть люди, которые, скажем, в этом конфликту занимают сторону Украины. Даже некоторые певцы, исполнители тоже сочувствуют. Но для этого есть цивилизованные формы. Пожалуйста, заявите о демонстрации, продемонстрируйте ваше отношение. вы зачем тогда в 1991 году советскую власть-то порушили? Вот у нас есть демократические формы. Зачем же рисовать, что-то искажать, наносить урон? Вот в этом смысле. А в том, что они имеют право так относится, – почему нет?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Когда Петр Порошенко, президент Украины, говорит, что «сограждане, украинцы, соотечественники, вывешивайте украинский флаги, это наши цвета, это здорово и правильно». Это нормально, как вы считаете?

Ю. ПОЛЯКОВ: Где вывешивать?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не знаю. Живет какой-нибудь украинец в Москве, он же может в окне своего дома вывесить украинский флаг? Или, по-вашему, это тоже будет такая провокационная вещь.

Ю. ПОЛЯКОВ: Понимаете, какое дело, насколько мне известно, люди, которые сейчас на Украине вывешивают российский флаги, у них очень серьезные неприятности, вплоть до жестоких побоев. А они же тоже на это имеют право. Там очень много русских. Вообще Украина – страна, наполовину заселенная…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А где у них такие проблемы? В Киеве или где?

Ю. ПОЛЯКОВ: Да вот недавно был сюжет по ТВ, когда женщина, уже старушка, вывесила русский флаг, у нее были серьезные неприятности. Ведь если бы мы были в том состоянии нормальном, когда у них вывешивают наши флаги, и это , у нас – их флаги. Но ситуация-то совершенно другая. Поэтому, мне кажется, в этой ситуации люди, которые это делают, они хотят обострить ее. Я считаю, что ситуацию надо замерять, а не обострять. Это такое, я бы сказал, подловатая такая провокация.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А с другой стороны, сюжет по ТВ про распятого мальчика тоже можно назвать подловатой провокацией.

Ю. ПОЛЯКОВ: Ну если это правда.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как это правда? Уже же потом все сказали, что это неправда.

Ю. ПОЛЯКОВ: Значит, если неправда, то ввели в заблуждение.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И не поспоришь ведь с вами! Юрий Поляков в программе «Особое мнение». Мы сейчас прервемся на одну минуту.

РЕКЛАМА

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Про деятелей культуры давайте поговорим. Когда идут предложения составлять некие черные списки тех, кого не впускать, не выпускать, причём это идет и у нас, и на Украине. Война списков ширится. Это что вообще? Деятели культуры при чем? Зачем это?

Ю. ПОЛЯКОВ: Знаете, насколько мне известно, это не мы начали войну списков. Списки сначала появились оттуда. Так что тон и темп задаем не мы. И это агрессивное неприятие, на грани паранойи, России идет оттуда. Я недавно был в Крыму, украинское ТВ слушал. Это на грани нездоровья психического. При всей жесткости нашей сегодняшней риторики, близко ничего нет того, что говорят они. Это прямые оскорбления и в адрес русских как народа, и в адрес России как государства, и в адрес президента не только как государственного деятеля, но и как человека. Я считаю, что это недопустимо. А дальше уже начинается такое взаимное ожесточение.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А с другой стороны, я вспоминаю, что все началось с того, что группу «Океан Эльзы» перестали к нам пускать. То есть это мы сначала украинской группе сказали, что мы тут видеть вас не хотим, потому что вы очень активно на Майдане выступали.

Ю. ПОЛЯКОВ: Вы знаете, я не буду спорить с вами, поскольку я не следил за историей вопроса.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здесь вопрос в том, насколько культура должна быть в стороне или нет. Вы же как раз обращаете внимание на то, что ситуацию нужно не обострять, а замирять.

Ю. ПОЛЯКОВ: Да, но я считаю, что это, конечно, неправильно, когда перестают пускать исполнителей. Я вижу охлаждение литературных связей.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, есть такое и в литературном мире?

Ю. ПОЛЯКОВ: Да. Сначала, конечно, с Украины последовало. Там как-то те люди, которые сотрудничали с «Литературной газетой», многие просто честно сказали: мы не можем больше с вами сотрудничать, потому что у нас будут крупные неприятности. Публикации, причем нейтральные даже… Вот нам звонили, мы давали несколько подборок поэтов Украины из разных регионов, 5 или 6. И потом нам звонили поэты. Хотя абсолютно стихи не связаны с событиями. У нас, говорят, неприятности, потому что отслеживается все. Тут беда заключается в том, что когда задается такая нетерпимость, когда позиция, которая высказывается, скажем, отрицательная к Майдану, она воспринимается как, скажем, покушение на украинскую государственность. Хотя, например, мне как здравому человеку, как я могу еще относится фактически к насильственному свержению президента, которому еще оставалось полгода.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но это же не ваш президент?

Ю. ПОЛЯКОВ: Это не мой президент, но я могу к этому относиться отрицательно. В конце концов, Путин не американский президент, но они все время нас учат, как быть.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что, Америка нас учит?

Ю. ПОЛЯКОВ: Конечно!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы что? Когда?

Ю. ПОЛЯКОВ: Извините, а кто нам различного уровня санкции против нас? Кто, Эфиопия, что ли? Я не пойму.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это мы против всех санкции вводим. Я что-то отстала от жизни.

Ю. ПОЛЯКОВ: Видимо, да.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Послушайте, ведь вот эта непримиримость и некая радикальность с обеих сторон. Или мы тут в позиции обороняющегося?

Ю. ПОЛЯКОВ: Поверьте, что она несопоставимая. Радикализм, конечно, прежде всего идет с той стороны. Но закон любого противостояния заключается в том, что даже та сторона, которая в этом отношении пассивна, пытается обороняться, она постепенно заводится и тоже начинает действовать жестче. Достаточно вспомнить противостояние перед мировой войной. Упаси бог, я не провожу параллели, но все начинается с достаточно, казалось бы, не очень значительных противопоставлений. А заканчивается уже таким серьезным ожесточением.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы сказали, что были в Крыму. Я просто когда там была, там уже не было никакого украинского ТВ. Ощущение российского Крыма есть?

Ю. ПОЛЯКОВ: Я не знаю, когда вы были в Крыму. Я был в Крыму 13-14 числа. И я был в Алуште. В гостинице, где я останавливался, там украинских каналов было раза в 3 больше, чем наших.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Плюрализм мнений. Так все-таки про ощущение российского Крыма. Отдельное есть? Мне просто интересен взгляд писателя. Регион пережил серьезное потрясение.

Ю. ПОЛЯКОВ: Понимаете, регион пережил серьезное потрясение в середине 50-х, когда он оказался частью Украины. Потом пережил в 1991 году серьезное потрясение, когда его никто не спросил при распаде Советского Союза, с кем он хочет остаться. Понимаете, у нас парадокс заключался в том, что процедура входа в СССР была прописана, в выход – нет. Понимаете, вообще не было прописано! И если бы там было написано, что республика выходит из Советского Союза в том территориальном виде или объеме, в котором она вошла, а территории, которые были присоединены к ней в период пребывания в СССР, их принадлежность определяется плебисцитом. Вот если бы было так прописано, то, естественно, Крым в 1991 году проголосовал за то, чтобы остаться в России, перейти в Россию. Но им дали это сделать только в 14-м году, что они с удовольствием и сделали. Поэтому там настроения, поверьте мне, приподнятые. Я, конечно, не спускался в украинское подполье, которое там, наверняка, есть. Но широкие крымские массы на меня произвели впечатления людей, которые счастливы тем, что они вернулись в Россию.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это прекрасно. Еще у меня вопрос по поводу конкретной истории с Андреем Макаревичем. Что-то против него так все ополчились. Это же тоже неправильно. Как так можно?

Ю. ПОЛЯКОВ: Я вообще не понимаю, почему ополчились.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, выступил человек перед детьми – в чем проблема?

Ю. ПОЛЯКОВ: Это для меня загадка, потому что Андрей Макаревич, которого я наблюдаю очень давно, он всегда был человеком, весьма равнодушным к судьбам государства российского. Это всегда было. И ожидать от него в этой ситуации чего-либо другого… Он, например, очень радостно пел в 1991 году, в эти августовские дни, когда развалилась страна. В 1993 году он был счастлив, когда расстреляли парламент.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это он вам говорил?

Ю. ПОЛЯКОВ: А вы не видели этих концертов, которые были тогда? Я их помню. Вы, наверное, не помните. В ельцинский период, когда было неловко высказывать какие-то патриотические взгляды, по крайней мере, на ТВ, какие-то государственные взгляды, он себя чувствовал прекрасно. Но никто же не знал, что ситуация изменится и такое инфантильно-равнодушное отношение к собственному государству, за которое давали награды, премии, отмечали, вдруг наступил период, когда это будет считаться, скажем так, не очень хорошо. Во началось для него такое время. Но ему надо отдать должное. Я его уважаю, в отличие от других своих людей, которые в 90-е годы тоже играли в такое равнодушие к собственному государству, он это сохранил.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я как раз видела его как человека неравнодушного, когда он выходил на акции протеста, которые были в 2012 году, когда выходили люди и на Болотную, и на Проспект Сахарова.

Ю. ПОЛЯКОВ: Вы знаете, у меня такое впечатление, что тогда выходили люди, которых убедили в том, что оздоровление нашей государственной жизни для них опасно. В чем опасность, не объяснили.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это выборы в Госдуму сфальсифицированные – оздоровление?

Ю. ПОЛЯКОВ: Да, а я знаю одни сфальсифицированные выборы.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: 1996 года?

Ю. ПОЛЯКОВ: Да. И их фальсификация доказана. С этим не спорят даже те, кто тогда победил. А то, что вы сейчас сказали, это ваше личное предположение. Я лично не видел никаких документов, никаких серьезных публикаций на эту тему. А сказать можно все, что угодно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть возмущение людей, которые почувствовали, что их обманули с этими думскими выборами, плюс рокировка и прочее это, в вашем понимании, было что? Это были просто сотни тысяч обманутых людей?

Ю. ПОЛЯКОВ: А в чем они обмануты? Я тоже принимал участие в этих выборах.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, я просто пытаюсь понять.

Ю. ПОЛЯКОВ: Я пытаюсь понять, о чем вы меня спрашиваете. Я тоже принимал участие в этих выборах. Я тоже наблюдал, как все это дело подсчитывается, следил за этим. Я не видел, где произошел этот подлог.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: На выборах в Госдуму?

Ю. ПОЛЯКОВ: Да, в какой момент. Вы знаете?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С Госдумой как раз было понятнее. Потом, когда были уже следующие выборы, туда все пошли наблюдателями, там было все прекрасно и замечательно. Вы вспомнили, кстати, 1993 год. И в эти дни вчера, сегодня как-то практически никто не вспоминает события того августа. И никаких акций практически. Одна, может быть, две. Ни специальных программ, ничего. И опросы, которые есть, говорят о том, что для людей сейчас, они воспринимают августовские события 1991 года, 1993 годов, для них август и те события это такая трагедия, скорее, нежели победа демократии. Как вы считаете, насколько это такое понятно для вас ощущение, что это была такая трагедия?

Ю. ПОЛЯКОВ: У меня об этом есть и книги. Этому времени посвящен роман «Замыслил я побег». Я как раз осмысливаю, как это все происходило. На мой взгляд, это, конечно, была катастрофа. Это была катастрофа, когда, к сожалению, от кого тогда зависело, они думали не о судьбе страны, не о судьбе народов, которые там живут, не о судьбе цивилизации нашей многонациональной. Они думали о том, как отследить противника и как победить я очень хорошо помню, как в этой эйфории победы покойная Старовойтова на вопрос, а если бы вы проиграли, что бы было, она сказала: ну как что, у нас стояли машины, нас тут же отвезли бы в американское посольство. Я слышал собственными ушами. И когда к власти приходят люди, которых в случае чего отвели бы в американское посольство, лично мне это не нравится. Может быть тем, кто выходит на Болотную площадь, это нравится, мне нет.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: При чем здесь люди-то, которые выходят на Болотную площадь? Я про то, какая память и какое отношение к тем событиям.

Ю. ПОЛЯКОВ: Ведь все зависит от круга общения. Скажем, у большей части людей, с которыми я общаюсь, к этому отношение самое негативное, потому что это был чудовищный обман. Примерно такого же плана, как произошел на Майдане, когда люди вышли, чтобы сменить нечестную власть на честную, а в результате получили еще круче нечестную власть, уже с Коломойскими…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это вы про нынешнюю?

Ю. ПОЛЯКОВ: Да, да. С бандформированиями, с лозунгами об уничтожении неугодной части населения. Меня в этой ситуации, если говорить откровенно…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все-таки они выходили, пытаясь избавиться от нечестной власти?

Ю. ПОЛЯКОВ: От власти, которую они считали нечестной. Януковича трудно считать идеальной властью. Вы, наверное, с о мной согласитесь. Но мне непонятно одно: как можно было начинать крупномасштабную войну против части своей же страны, против населения, даже не поговорив с ними. Ведь переговоров никаких не было. Даже у нас, когда был конфликт 1993 года… Ельцин не мой герой, и я считаю, что он перед историей ответит за расстрел парламента в 1993 году, потому что именно это исказило наше развитие. Это последствия расстрела 1993 года. Но он, по крайней мере, довольно долго пытался разговаривать с парламентом, там были переговоры. А здесь просто сразу начали из крупнокалиберных. Мне это непонятно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас сделаем перерыв.

НОВОСТИ

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас мы слышали в перерыве во время новостей про Роспотребнадзор, который нашел какие-то нарушения в нескольких ресторанах быстрого питания Макдональдс, их закрыл. И сегодня было несколько новостей по поводу санкций. Во всей истории, когда против нас санкции, мы против США, ЕС и еще несколько стран санкции, такие продукты запрещают, сякие продукты запрещают. Кто-нибудь вообще думает, насколько сильно это может ударить по простому россиянину, по простому гражданину? Или это вообще не важно?

Ю. ПОЛЯКОВ: Думают. И очень серьезно думают. Вот Дворкович думает. Я слушал его интервью по ТВ, где он заверил меня, что это никак не отразится на моей потребительской корзине и все будет хорошо. Я Дворковичу верю. Не знаю, как вы.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я, безусловно, тоже Аркадию Владимировичу доверяю сверх всякой меры, но просто у меня сложилось впечатление, не знаю, согласитесь вы или нет, что как-то очень торопливо вводили все эти санкции. И вот, например, сегодня начинают что-то исключать из этого списка. Так хотели по-быстрому, ударить по ЕС, США и некоторым другим странам, что не подумали, а как мы справимся без всего этого.

Ю. ПОЛЯКОВ: Вы знаете, американцы тоже сначала ввели, и вскоре дали по каким-то позициям задний ход. Выяснилось, что это они не будут трогать, а это будут трогать. И у нас та же ситуация. Они поторопились, и мы поторопились. Все эти вещи надо рассматривать в связке. Наша беда, особенно либеральной нашей прессы, заключается в том, что они все рассматривают только по отношению к нашему правительству. А наше правительство действует не в безвоздушном пространстве и отвечает, может быть, на какие-то глупые вещи, которые делает Запад, потому и ответы наши тоже не умные.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Они глупость, и мы глупость?

Ю. ПОЛЯКОВ: А вы считаете, что умно было, не сев, не поговорив с нами о сути конфликта на Украине, потому что, судя по Псаки, они вообще не понимают, что там происходит. И сразу начинать вводить санкции – это что, умно, по-вашему? Очень трудно на глупую санкцию…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я помню, что четырехсторонних встреч было очень много. Санкции были поэтапными.

Ю. ПОЛЯКОВ: А вы помните о чем там шла речь, вы помните трансляции из ООН, когда абсолютно не слышат, что говорят. Им говорит одно наш Чуркин, они говорят совершенно другое, как будто они не слышат, что говорят. Вот в чем проблема. Я еще раз хочу сказать: я не защищаю нас. Естественно, мы сейчас делаем ошибки, потому что в таких ситуациях трудно не делать ошибки, тем более что мы уже потеряли навыки противостояния Западу, потому что в 90-е годы козыревская политика было просто поддавки. Нулевые годы – мы в себя приходили после этих поддавков. Конечно, мы потеряли навыки. Но, как говорили у нас во дворе, а начали-то не мы первые.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушайте, весь мир, получается, против нас. Что такое? Как так вышло? Почему мы все время не первые начинаем и что в нас прилетает постоянно?

Ю. ПОЛЯКОВ: К сожалению, я не хотел вам напоминать все известные слова о том, что огромность России, ее возможности внушают раздражение. Тот, кто изучал отечественную историю, ту же Крымскую войну, Первую мировую, всегда знает о том, что Пушкин же сказал, что Запад был к нам (не помню сейчас точно) равно невнимателен и несправедлив. Точно за слова не ручаюсь, но смысл такой. Это всегда было. Это было в 19 веке. Тютчева достаточно почитать. Там все про это написано. А он был как раз политик, он был дипломат, который между этими дворами ездил. Это было всегда. А сейчас делать вид, что вдруг да – да, против, потому что Россия впервые за много лет напомнила, что у нее есть свои интересы. А они у нас есть. Но здесь мы виноваты сами. Вот это абсолютно точно. Если бы в 90-е годы в ельцинский период не приучили к тому, что у нас вроде как и нет никаких своих интересов, не было бы такой проблемы. Мы слишком долго приучали к тому, что у нас, вроде как, нет интересов.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть когда мы присоединяли Крым, мы показали, что у нас есть свои интересы. Или как? В какой момент это случилось?

Ю. ПОЛЯКОВ: А кто отсоединял Косово?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А при чем здесь Косово? Я говорю, в какой момент мы показали, что у нас есть свои интересы. На что обратил внимание Запад.

Ю. ПОЛЯКОВ: Я думаю, вы, наверное, помните, была такая мюнхенская речь Путина.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ой помню!

Ю. ПОЛЯКОВ: Это все постепенно. Крым никто не присоединял. В Крыму, наконец, провели плебисцит. Плебисцит показал, что они считают, что то их геополитическое положение, которое сложилось в результате катастрофического обрушения Советского Союза, их не устраивает. И народ решил, что он должен быть в России, как он и был. Поэтому какое присоединение? О чем вы говорите?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А какие еще сферы интересов сейчас у России?

Ю. ПОЛЯКОВ: Как у великой державы у России много интересов. Даже если мы начнем их сейчас просто перечислять, я думаю, что «Особое мнение» превратится в перечисление.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Просто интересно, откуда еще ждать этого противостояния. Понятно, что США, Европа.

Ю. ПОЛЯКОВ: А это не от нас зависит. Это зависит от того, на какие наши интересы наступит Запад. Это не от нас зависит. Я еще раз напомню, что инициатива идет оттуда. И, между прочим, печенюшки на Майдане раздавал не наш министр иностранных дел и не наш представитель ФСБ ездил в Киев. Людям очень нравится однобокий взгляд на вещи. Мы помним все какие-то шероховатости отечественной политики и абсолютно не помним бревна в глазу наших партнеров.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы сейчас о своей стране переживаем. А Россия сейчас в позиции защищающегося или нападающего?

Ю. ПОЛЯКОВ: Конечно, защищающегося, это очевидно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть мы обороняемся?

Ю. ПОЛЯКОВ: Конечно, обороняемся.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Успешно?

Ю. ПОЛЯКОВ: Я считаю, что при тех возможностях, которые у нас есть, а они в общем-то небольшие после того самого погрома, который был устроен в 1991 году, достаточно успешно. Насколько нас хватит, я не знаю. Надеюсь, что хватит.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы считаете, в этой ситуации Владимир Путин насколько взял верный тон? Он начал так жестко, а потом складывается впечатление, что немножечко притормозил и выжидает. И все ждали, что он в Ялте что-то скажет, до этого, что он в Совбезе что-то скажет. А ничего не меняется. Все в таком замороженном состоянии.

Ю. ПОЛЯКОВ: Мне трудно судить об этом, потому что для того, чтобы понимать эти все шаги, надо располагать той же информацией, которой располагают люди…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вам бы хотелось, чтобы Владимир Путин действовал более решительно?

Ю. ПОЛЯКОВ: Мне хотелось бы, чтобы Владимир Путин убедил президента Порошенко прекратить войну. Мне бы вот этого хотелось. А как он этого достигнет, мягкостью и деликатностью или жесткостью – это у него, как говорится, своя работа. У меня своя работа. Ему решать. Но от него ждет и Россия, и Украина. Да я думаю, что все нормальные люди в мире ждут, что кошмар, который там происходит… там живут точно такие люди, как мы. Я представляю себе, что это у нас в России вдруг начинаются эти вещи. Это нам кажется дико, но ведь им тоже полгода дико казалось, что только за то, что они хотят быть русскими и говорить по-русски, их будут из Града поливать. Но это же бред, согласитесь!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То, что там появились в разгар всех этих событий российские политтехнологи, я говорю сейчас про Игоря Стрелкова, это попытка там что-то стабилизировать, помочь? Как вы для себя это объясняете?

Ю. ПОЛЯКОВ: У меня то, что там появились люди, имеющие отношение к России, добровольцы, удивляет гораздо меньше, чем то, что журналист с двойным гражданством у нас ведет одну из центральных аналитических передач. Что Шустер, который сейчас ведет русофобскую передачу на украинском ТВ, еще недавно вел передачу на российском ТВ, тоже будучи гражданином совсем другой страны. Вот это меня гораздо больше удивляет. А то, что в России есть специалисты, которые как добровольцы поехали туда помочь своим братьям, извините меня за прямоту, меня абсолютно не удивляет. Я читал Тургенева, я знаю, что русские люди всегда шли своим братья помогать. А некоторые герои Тургенева даже гибли там.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо большое. Это было «Особое мнение» главного редактора «Литературной газеты» и писателя Юрия Полякова.

Эхо Москвы 20.08.14