ФЕНОМЕН СТАЛИНА
(Стенограмма семинара доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН Ю.Н.Жукова)
Восемь лет назад, готовя к изданию свою книгу «Иной Сталин», я написал для нее предисловие, где отметил, что за последнее время (я имел в виду 1990-е годы) книг о Сталине было издано больше, нежели при его жизни. Я также отметил, что все эти книги, скорее, эмоциональные, чем научные, и опираются на давно известные опубликованные факты и на личное отношение автора к Сталину. Ненавидящие его, восхваляющие его, но ни одной по-настоящему серьезной научной работы не было.
Я наивно полагал, что интерес к Сталину, возникший в 1990-е годы, случаен и очень скоро сойдет на нет. Прошло, однако, уже много лет, и сегодня в любом большом книжном магазине вы можете на полках, относящихся к истории, насчитать двенадцать — пятнадцать книг о Сталине. Они продолжают выходить и выходить. К сожалению, ничего принципиально нового они не несут. Их можно, как и прежде, разделить на две большие группы: книги, восхваляющие Сталина, но не уточняющие конкретно, что требует восхваления, либо книги, мажущие Сталина грязью, но, опять же, основанные на голословных утверждениях типа того, что «при Сталине было уничтожено 100 миллионов человек» — лишь бы цифра выглядела побольше. Ничего иного нет.
Примерно дней десять или двенадцать назад по 5-му ленинградскому каналу в передаче, которую ведет Вероника Стрижак, говорили о причинах интереса к Сталину, и один молодой человек (как было сказано в титрах, член партии «Единая Россия») вдруг сказал, что Сталин решил те проблемы, которые сегодня стоят перед нами, но мы не знаем, как их решить. Он не уточнил, какие проблемы решал Сталин, какие нужно решать нынешнему режиму, но я думаю, что смысл всей проблемы, всего интереса к Сталину кроется именно в том, какие проблемы он решал и как он их пытался решить. Подчеркиваю: пытался, ибо далеко не все ему удалось.
Таких проблем, порожденных жизнью, а не чьими-то политическими выдумками, можно насчитать пять. Первая — это проблема спасения единства страны и ее воссоединения из тех обломков, на которые она раскололась еще в 1917 году. Вторая проблема — борьба с оппозицией, которая, на самом деле, выглядит не так, как ее живописали и в 1930-е годы, и в нынешние времена. Третья проблема – индустриализация страны в условиях надвигающейся войны и дипломатическая подготовка к этой войне. Четвертая проблема – сама война. И пятая – восстановление народного хозяйства, разрушенного за четыре года боевых действий.
Начнем с самого начала, с первого вопроса. Первого марта 1917 года пало самодержавие. 11 марта в Петроград из ссылки вернулся Сталин и сразу же стал наиболее активным сотрудником газеты «Правда». Газета «Правда» была газетой для узкого круга членов большевистской партии и, скажем, еще меньшевиков, не более. Тем не менее, в июле месяце, на VI съезде РСДРП(б), на котором впервые открыто работали делегаты, представлявшие и наиболее значимую половину партии, находившуюся многие годы в эмиграции в Европе, и другую, не менее многочисленную, находившуюся в Сибири в ссылке, и третью, самую незначительную по численности, кто продолжал жить и работать на свободе, при выборах центрального комитета по количеству голосов первое место занял Ленин, второе – Зиновьев (это был alter ego Ленина, соавтор ряда его работ, по сути дела сиамский близнец Ленина), а третьим стал Сталин. Таким образом, только на основании этого факта можно сказать, что Троцкий, называя Сталина «серой посредственностью», и Хрущев, постоянно повторявший это определение, лгали. Не может на свободных выборах серая, незначительная, неизвестная личность оказаться третьей по количеству голосов.
Чем же привлек к себе внимание Сталин? В общем-то, только одним: он писал в газету «Правда». В своих статьях, больших и маленьких, Сталин писал о том, о чем писали в то время все. Во-первых, ругал Временное правительство. Во-вторых, затрагивал политическую ситуацию в стране, положение на фронте. И, в-третьих, – что делал он и только он — Сталин писал о том, как спасти страну, не допустить ее распада. Имелась в виду Россия, еще не ставшая республикой (это произойдет 1 сентября), но уже переставшая быть монархией.
Дело в том, что царское правительство исподволь готовило развал страны, хотя и делало это вполне бессознательно.
Еще в ноябре 1916 года Министерство внутренних дел подготовило законопроект об изменении административной границы между Эстляндской и Лифляндской губерниями. Казалось бы, ерунда, мелочь, чисто бюрократическая вещь. В действительности, сдвиг этой границы к югу создавал Эстляндскую губернию, населенную преимущественно эстонцами. Лифляндская губерния также становилась латышской. Естественно, я не беру в расчет немцев, русских, евреев, которых и там, и там было довольно много. Временное правительство пошло еще дальше. Оно не только утвердило этот закон, но и предложило населению этих двух новых территорий, которые отныне назывались Эстония (расширенная Эстляндская губерния) и Латвия (большая часть Лифляндской и Курляндской губерний, причем последняя была в это время оккупирована немцами), выбрать свой орган самоуправления, который обретет некие автономные права.
Вслед за тем на Украине, в Киеве, возникает самозваная в прямом смысле этого слова Центральная рада, то есть «центральный совет», во главе с профессором австрийского Львовского университета писателем Винниченко и в будущем широко известным Симоном Петлюрой. Эта Центральная рада также потребовала для Украины, которую она якобы представляла, широких полномочий и права командовать на «своей» территории. На какой же? К тому времени украинскими считали те губернии, которые входили в Киевское генерал-губернаторство: Волынскую, Житомирскую, Каменец-Подольскую, Черниговскую, Киевскую и Полтавскоую. Центральная рада, между тем, заявила претензии на огромную территорию, которая практически совпадает с сегодняшней территорией Украины. Мало этого. Они потребовали южные области Курской, Орловской и Воронежской губерний под тем предлогом, что те населены украинцами, а также область Кубанского казачьего войска, потому что, мол, кубанские казаки — это бывшие запорожские казаки, переселенные на Кубань Екатериной, и, в заключение, колонию на Амуре, потому что туда Столыпин переселял украинских крестьян. Временное правительство отклонило эти требования. Но очень скоро, в первых числах июля, только что став главкомом, генерал Корнилов, этот, по выражению многих сегодняшних политологов, «рыцарь без страха и упрека», подписал приказ о формировании украинских частей. Причем формировании их из тех частей, которые находились на фронте. После этого солдат стали отзывать в ближний тыл и задать вопрос: «Кто ты, украинец или русский?» Раньше такого определения национальности в России не существовало: указывалось только вероисповедание. Жителей определенных районов называли малороссами и только лишь. Солдаты понимали: назовешься русским — снова в окопы, дальше гнить, под снаряды, пули; украинцем назовешься — отвозят дальше в тыл для формирования двух украинских корпусов. Разумеется, отозванные солдаты, умные мужики, назвали себя украинцами и, прихватив винтовки, а то и пулемет, чесанули до родного села, потому что там шел черный передел земли. Не дождавшись решения Временного правительства, крестьяне делили помещичью землю, а землю делят по едокам и больше всего получает взрослый мужчина. Если же ты сидишь на фронте, то твоя семья лишается здорового куска земли. Так начал разрушаться фронт, потому что с Юго-западного фронта вполне официально начался массовый уход солдат.
Возникла двусмысленная ситуация. К латышским стрелкам, которых начали формировать еще в царское время в 1915 году, а весной 1917 их насчитывалось уже двенадцать полков, то есть три дивизии, прибавились два украинских корпуса. Прослышав об этом, потребовали самоуправления и автономии в Тифлисе, в Баку, Казани, Уфе, в Коканде, Ташкенте. При этом любопытно, что тогда в этих требованиях всегда звучало два слова: во-первых, местные национальные партии требовали образовать автономную территориально-национальную единицу, которую называли «штатом», и, во-вторых, все категорически требовали уже не просто автономии, а широкой автономии. Тем самым они разваливали страну.
Все это происходит весной — летом 1917 года. Сначала только один Сталин выступил против происходящего. Он написал несколько злых, но весомых статей, где говорил, что эта тенденция приведет к распаду России на многочисленные самостоятельные государства, что необходимо немедленно, наравне с вопросами о войне, земле и т.д., решать национально-территориальную проблему. А решить ее, по мнению Сталина, можно было только одним образом: создавая области, или, иначе, областные объединения трех-четырех губерний — тех губерний, которые прилегают друг к другу, обладают схожими географическими условиями, имеют близкую экономику, схожий уровень культуры и быта населения. То есть тех, у которых уже имеется какая-то исторически сложившаяся общность.
Сталин назвал такие территории. Первая из них — Финляндия, но это особый случай: великое княжество, жившее по конституции, дарованной ей шведскими королями еще в конце XVIII века и не отмененной при включении в состав Российской Империи, имевшее многопартийную систему, свободные выборы парламента, правительство, утверждаемое победившей партией, свою денежную систему, таможенную границу, свою полицию. Это была уже своего рода отложившаяся территория. Вторая такого рода территория, названная Сталиным, — территория Польши в пределах бывшего Царства Польского, переделанного позже в Привисленский край. Тоже территория, зло смотревшая на Петербург, Москву, вспоминая подавление восстания 1830-го и 1861-62 годов, ненавидящая русских. А дальше Сталин уже предлагал более нормальные территории и области: Украина, Закавказье (про которые он говорил, что его будут пытаться разделить на Грузию, тюркские (Азербайджан) и армянские районы, но это приведет только к резне), Среднее Поволжье, Урал и т.д. Любопытно, что первая подобного рода статья Сталина увидела свет в 20-х числах марта 1917 года, а в начале мая того же года собрался очередной съезд кадетской партии, и, открывая его, Милюков чуть ли не дословно повторил эту статью Сталина, продемонстрировав, что те, кто думает о судьбе страны, мыслят примерно одинаково.
Именно поэтому, из-за хорошего знания национальных проблем, Сталина в октябре 1917 года назначили наркомом по делам национальностей, и Сталин постарался извлечь максимум пользы из такого поста. Прежде всего, он стал одним из основных соавторов конституции — первой в тысячелетней истории нашей страны, которая была принята летом 1918 года. Конституция была подготовлена очень неряшливо, содержала противоречивые призывы, но, тем не менее, в ней не было ни слова ни о каких национальных автономиях, зато говорилось о тех самых областных объединениях, о которых говорил Сталин.
Следующим шагом на этом пути стала вторая программа партии, в разработке которой Сталин также принял участие. Эта программа, кстати, действовала до конца 1961 года, до времен Хрущева, и в ней было черным по белому записано, что конечный итог всей национальной политики — создание единого государства, а временно, в связи с определенными условиями, нужно идти на создание национальных советских республик. Одновременно, эта же программа перекрывала всю условность очень простой вещью. Все коммунистические партии Украины, Белоруссии, Литвы, Латвии, и т.д., существовавшие в то время, объявлялись областными организациями единой РКП(б), для которой есть только одно руководство — ЦК РКП(б). Тем самым в партийном отношении вся Россия оказалась связанной воедино.
Затем Сталин подготовил следующий шаг на пути к воссоединению. По его предложению руководство литовско-белорусской и украинской республик обратилось в Москву, в президиум ВЦИК, с предложением о подписании военно-политического союза, который объединил бы все советские республики, возникшие на территории Российской Империи. И вот тут произошло нечто очень странное, неожиданное, хотя всем хорошо знакомое. Сталина немедленно направляют в Петроград для участия в обороне города. Действительно, положение в старой столице было сложное. С востока наступали силы финнов (Маннергейма) и Олонецкого белогвардейского правительства, а с запада вдоль побережья наступала эстонская армия, которая состояла всего из четырех полков. Только один из них был эстонский, два были сформированы из добровольцев-финнов и один из добровольцев-датчан. А еще южнее этой первой армии, двигались силы второй армии, которые состояли из нескольких латышских полков и белогвардейцев. Петроград устоял. Я думаю, что и без участия Сталина произошло бы то же самое, потому что тогда у него не было никакого опыта руководства военными операциями. Сталину показалось, что он может вернуться в Москву, но его не пустили и отправили на Западный фронт. И так его переводят с фронта на фронт на протяжении полутора лет до середины ноября 1920-го года. Сталин время от времени направляет Ленину телеграммы с просьбой освободить его от военной работы и позволить заниматься тем, что ему поручено: он нарком по делам национальностей и нарком государственного контроля, а потом — Рабоче-крестьянской инспекции. Ответ всякий раз отрицательный.
Если посмотреть, что делается дальше, то становится понятно, почему это происходило. Руководящая «тройка» (тогда вместо ЦК действовало Политбюро, а вместо Политбюро — три человека: Ленин, Каменев, который представлял интересы находившегося в Петрограде Зиновьева, и Крестинский, который представлял интересы колесившего по фронтам Троцкого) не желала восстановления единой страны – российской республики. Дело в том, что они продолжали верить, что не сегодня-завтра победит революция в Германии; следовательно, будет советская власть в Польше, Австрии и Чехословакии, как минимум, и необходим союз этих новых советских республик. Но нельзя включить в состав российской республики германскую и польскую республики — не поймут; нужна какая-то иная форма объединения. И вот у Каменева и у Ленина рождается идея некоего «союза советских республик». Именно поэтому то, что подготовил Сталин как акт воссоединения страны, превращается в оставшийся на бумаге военно-политический союз нескольких советских республик.
Завершается Гражданская война, и Сталин с новой энергией начинает работу по воссозданию страны. Пользуясь тем, что с апреля 1922 года он становится генеральным секретарем РКП(б), он добивается того, что компартия Украины во главе с Мануильским, компартия Азербайджана во главе с Кировым, компартия Армении во главе с Лукашовым (за этой русской фамилией скрывался самый нормальный чистокровный армянин) принимают решение о вхождении их республик в состав Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, что и восстанавливало страну в прежнем виде.
Тут же появляются противники такого объединения. Кто они? Во-первых, Раковский — председатель совнаркома Украины — болгарин, бывший подданный румынского короля, всю жизнь проведший в Западной Европе, в Германии, Франции, Швейцарии, приехавший в Россию только в 1918 году, но благодаря непонятному везению сразу вознесенный до весьма высокого поста. Его на Украине поддерживает главком Украины и Крыма Фрунзе -небезызвестный всем молдаванин по национальности, родившийся в Туркестане, всю жизнь вроде бы бывший русским и вдруг оказавшийся украинским националистом. Наконец, это все партийное руководство Грузии во главе с Мдивани. Они категорически протестуют против слияния всех советских республик и требуют, чтобы им оставили, во-первых, вооруженные силы, во-вторых, — иностранные дела, и, в-третьих, — внешнюю торговлю. При таких условиях ни о каком серьезном объединении страны, вы понимаете, говорить не приходилось.
Борьба сторонников и противников объединения продолжается весь 1922 год. Наконец, путем и откровенного давления, и интриг, и помощи тех, кто был с ним согласен, Сталину удается достичь согласия в этом вопросе. Утверждать вхождение всех советских республик в РСФСР должен был пленум ЦК, который открылся 6 октября 1922 года. Но именно на нем Каменев от имени совершенно больного Ленина, которого давно никто не видит и не слышит, заявляет, что Ленин настаивает на ином: отказаться от объединения и создать союз более или менее автономных республик, то есть конфедерацию. Так как все это происходит на пленуме и так как Каменев, член Политбюро, ссылается на мнение Ленина, весь пленум единодушно поддерживает эту идею. При этом до сих пор неизвестно, действительно ли Ленин настаивал на таком изменении. Для подтверждения в конце года появляется странная статья Ленина об автономизации, написанная не его рукой. Доказательств, что автор — Ленин, не существует. Да и зачем Ленину, зная, что 6 октября на пленуме ЦК все это уже было решено, повторно взывать к тому же предложению? Как бы то ни было, 31 декабря на съезде советов образуется СССР — с юридической точки зрения, конфедерация, но, все-таки, вариант воссоединения страны с единой внешней политикой, общей внешней торговлей, едиными вооруженными силами и т.д. Таким образом, пусть и не полностью, но Сталин добивается хоть какого-то восстановления единства страны. Эту проблему он посчитал решенной, потому что изменить в тот момент ничего уже не мог.
Вскоре, буквально с 1923 — 1924 года, Сталину как генсеку приходится заниматься второй проблемой. Дело в том, что тогда партия представляла собой конгломерат людей и мнений. Большинство членов партии были уверены, что мировая пролетарская революция не за горами — через несколько месяцев, через год она решит все проблемы. Какие проблемы? Зиновьев открыто писал об этом в газете «Правда». Он говорил, что, когда объединятся Германия с ее мощным организованным, квалифицированным пролетариатом, мощной индустрией и отсталая крестьянская сельскохозяйственная Россия, тогда и возникнет основа для нормальной полнокровной жизни советского государства. До этого объединения России и Германии говорить просто не о чем. Здесь, как я уже говорил, вылезает объяснение, почему пошли на союз: чтобы «влить» Германию в Россию, нужна какая-то особая форма объединения – скорее, конфедерация. Но подобное отношение к будущему страны Сталина откровенно обижало. Он не верил в мировую революцию. Он писал руководителям германской компартии в 1923 году, что даже если на вас свалится власть, вы ее все равно не удержите, все равно вы не победите. Именно такая его отрицательная позиция привела к тому, что Антонов-Овсеенко, начальник Главного политического управления РККА, предъявил Сталину ультиматум, угрожая бросить на Москву Красную Армию, арестовать его и судить за «измену пролетарскому делу». Сталин, однако, оказался прав: ни о какой мировой революции ни в 1923, ни в 1924 году говорить не пришлось. Все провалилось, хотя в Германию были брошены лучшие силы нашей партии: и Бухарин, и Радек, — чуть ли не все ЦК уехало туда готовить революцию, которой не получилось.
Хорошо, не получилось, но все эти деятели продолжали отстаивать и пропагандировать свои позиции, доказывая, что России нужно ожидать победы пролетарской революции, а до этого копить силы и бросать все свои средства на подпольную революционную работу. Эти люди и стали той оппозицией, на борьбу с которой Сталину пришлось потратить примерно десять лет. Ему удалось разгромить эту оппозицию нормальным, демократическим путем. За исключением, правда, одной акции — высылки Троцкого сначала а Алма-Ату, а потом из страны. Но это, в общем-то, по тем временам было явлением нормальным: многих оппозиционеров отправляли за рубеж полпредами. Кто там хорошо работал, кто плохо. Скажем, Коллонтай прекрасно справлялась и в Швеции, и в Норвегии, и никогда никаких конфликтов с партией у нее больше не возникало. Другие продолжали проводить свою персональную линию, как тот же Антонов-Овсеенко, который дошел до того, что стал одним из организаторов путча в Барселоне во время гражданской войны в Испании, что привело к многим жертвам и в самой Испании, и в рядах испанской компартии, и в рядах наших военных советников. Это вторая проблема, которую Сталин сумел решить.
Решил Сталин эту проблему крайне вовремя, потому что в 1933 году к власти в Германии приходит Гитлер, нацисты, а Советский Союз, как незадолго перед тем выяснилось, не способен обороняться. Как вы знаете, в 1929 году был так называемый «конфликт на КВЖД». Хунхузы, попросту бандиты, сумели захватить и железную дорогу, и полосу отчуждения, и взять под контроль город Харбин, а Особой Краснознаменной (в будущем) дальневосточной армии под командованием Блюхера потребовалось несколько месяцев, чтобы уничтожить не китайскую армию, а просто этих бандитов. Тогда на заседании политбюро было установлено, что, если начнется война, страна воевать не сможет: армия толком не обучена, вооружение отсталое, не годящееся.
Сталин использовал этот объективный документ для основного — стремления создать союз из тех государств, которым угрожал Гитлер. Это, прежде всего, Франция — гарант Версальского мирного договора, и это Чехословакия, которая уже в 1918 — 1919 годах вела войну с Германией за Судеты. Судетские немцы объявили о том, что они желают жить в составе родной страны — Германии, но для чехов Судеты были мощной естественной линией обороны, и несколько месяцев проходили сражения, пока чехи не утвердились там. Мы предполагали, что к союзу примкнут Великобритания и Польша, однако вышло не совсем так. Французы предложили подписать с нами договор об обороне против Германии в том случае, если мы вступим в Лигу Наций, и в 1933 году СССР становится членом той самой международной организации, которую буквально за месяц до этого у нас называли орудием империалистических стран, ширмой, которая скрывает империалистический произвол Англии и Франции, и т.д. Не было хулительных слов, которые бы ни использовали в СССР для определения Лиги Наций, и вдруг мы становимся членами этой лиги! Дальше – больше. В начале 1935 года мы подписываем договор об обороне против возможной германской агрессии с Парижем, затем с Прагой, ожидая подписания такого же соглашения и с Лондоном. Но там были озабочены другой проблемой: как убрать пронацистски настроенного короля Эдуарда VIII. Предлог находят, его изгоняют, но время уходит. Поляки категорически отказываются вести с нами переговоры, заявляя, что ни один русский солдат никогда не вступит на польскую землю, а если вступит, будет рассматриваться как агрессор. Сама же Варшава подписывает договор с Берлином и, успокоенная, не желает вести иных переговоров с Москвой. В 1935 году происходит еще более важное событие. Собирается VIII конгресс Коминтерна, ставший последним. Именно на нем выступает Георгий Димитров и говорит, что время революционной, подпольной работы компартий ушло, отныне, если компартия желает взять власть, она должна участвовать в выборах в своих странах, добиваться победы на них и, если добьется, получать власть.
Таким образом, Сталин сразу показал, что он решительно отверг то, что обычно ленинская гвардия называла «заветами Октября». Воссоздание Антанты (а иначе нельзя было расценить военный союз с Францией и Чехословакией, поскольку все хорошо помнили мятеж белочехов), переговоры по этому же поводу с Великобританией, практическая ликвидация Коминтерна — все это вызвало настороженность по отношению к Сталину. Эта настороженность усиливалась еще и потому, что незадолго до этого, в конце 1930-го года, Сталин как генсек партии пошел на решительные меры: с поста премьера был снят Рыков и назначен Молотов, а сам Сталин получил гражданскую должность в качестве члена Совета обороны при Совнаркоме СССР.
Чем были вызваны такие шаги? Еще в 1925 году верный сторонник Троцкого, известнейший в то время экономист Преображенский написал книгу, где утверждал, что стране требуется немедленно, как можно скорее провести ускоренную индустриализацию. Где? Желательно, в Средней Азии и Закавказье, чтобы там на заводах работали туземцы и превращались в пролетариат, и тогда классовая ситуация в нашей стране изменится. Преображенский указывал и на источники финансирования такой ускоренной индустриализации. Прежде всего, это ограбление крестьянства и, во-вторых, свертывание НЭПа. Об этом он писал совершенно свободно, открыто, книга вышла большим тиражом, продавалась в магазинах, изучалась большевиками, партийными ячейками. Это была своеобразная программа, которая была вскоре облечена в программу пятилетнего плана. Пятилетних планов, как вы помните, было два: минимальный и максимальный. В соответствии с максимальным планом к концу первой пятилетки должен был быть построен социализм, а к концу второй пятилетки страна должна была шагнуть в коммунизм. Именно поэтому архитекторам были заказаны проекты так называемых «социалистических городов», состоявших из «домов-коммун».
16 партийная конференция утверждает максимальный пятилетний план, но как источник финансирования не принимает ограбление крестьянства и свертывание НЭПа, а, по предложению Анастаса Ивановича Микояна, ориентируется только на доходы от внешней торговли. Именно в те годы наша внешняя торговля приносила больше, чем когда-либо, дохода. На первом месте в нашем экспорте была нефть и нефтепродукты, причем любопытно, что в Германии и Великобритании все автозаправочные колонки принадлежали смешанным русско-германским и русско-английским компаниям. Вся Англия и вся Германия ездили на нашем бензине. Другой важной статьей экспорта были лес и лесопродукты; хлеб только на шестом месте. Кстати, среди экспортных товаров фигурировали совершенно серьезно рога и копыта — те самые, которые у Остапа Бендера, потому что за рубежом их покупали, перерабатывали и использовали в легкой промышленности.
Все было бы хорошо, если бы не одно «но». Пятилетний план утверждают, в Америке закупают заводы — Горьковский автомобильный, Ростовский сельскохозяйственного машиностроения, три тракторных, покупают в Германии строительное оборудование, покупают во Франции необходимое оборудование, но все мы покупаем в кредит. То есть мы получаем товар, а расплачиваться за него должны в течение двух-трех лет из доходов от внешней торговли. Внешняя торговля, однако, перестает давать доход. Мировой экономический кризис, все рухнуло во всем мире, и никто больше не собирается ничего покупать: ни нашу нефть, ни наш лес, ни нашу пушнину, ни наше золото. Все это никому не нужно, а мы должны расплачиваться, уже закупленное оплатить нечем.
Вот тогда и начинают предприниматься экстраординарные меры по добыче валюты. Наверное, вы помните сцену в «Мастере и Маргарите», как выбивают у валютчиков валюту, всюду ее ищут. Это было, действительно, так, потому что соответствующим решением НКВД обязали в течение нескольких месяцев представить столько-то миллионов долларов — берите, где хотите. Затем мы продаем за рубеж пятнадцать шедевров Эрмитажа. Точнее, не продаем, а даем этими картинами взятку двум людям. Во-первых, владельцу нефтяной компании «Ирак петролиум» (бывшая «Теркиш ойл») Гульбекяну — армянину, живущему в Париже, но владеющему североиракской нефтью. Он собирает картины, мы ему продаем из Эрмитажа несколько картин, а взамен он начинает продавать нашу нефть как свою (у него уже было свое место на мировом нефтяном рынке, а у нас его не было) и отдает нам эти деньги. Такую же операцию мы проворачиваем с министром финансов США Меллоном. Он также коллекционер картин. Мы ему тоже отдаем несколько картин из Эрмитажа, а взамен он нам разрешает продавать в Америке наши спички (в то время как у американцев своих хватало) и, самое главное, — наш марганец из Грузии. И вот таким образом мы наскребаем крохи, чтобы расплачиваться с теми, у кого было все куплено.
Тем не менее, нашей экономике все равно грозит крах, потому что планы обширные. К примеру, по первому пятилетнему плану должны были построить три автомобильных завода, один из них в Ленинграде. Так его и не построили. Еще ряд предприятий так до сих пор и отсутствует: не хватило средств. Какой выход? И вот Сталин берет решение этих проблем на себя. Он выступает на партхозактиве в феврале 1931 года и прямо говорит следующее. Нашу страну всегда все били: татаро-монголы, поляки, литовцы, французы и англичане в Крымскую войну. Почему они нас били? Потому что мы всегда были отсталыми экономически и политически. Мы отстали от Европы на триста лет. Если мы не наверстаем упущенное за десять лет, наша страна погибнет в новой войне. Сталин ошибся на несколько месяцев (Германия напала на нас не в феврале, а в июне 1941 года), но, в общем-то, направление было выбрано верно.
Сталин добивается того, что пятилетний план свертывается до минимума. В нем остаются только те предприятия, которые уже прошли нулевой цикл, то есть те, где уже что-то строится. Все силы бросаются на эти немногие предприятия. Среди них металлургические комбинаты: Магнитогорский, Новокузнецкий, Запорожский; тракторные заводы, комбайновый завод — то, что нужно было позарез. Кроме того, оказалось, что расчет на тракторные заводы позволил нам очень быстро, уже во вторую пятилетку, перевести их на военные рельсы. Вместо тракторов, которых, по-прежнему, не хватало для деревни, мы начинаем выпускать танки. Как известно, не до жиру, быть бы живу. Если бы не было танков, но было бы и тракторов, не было бы страны и нас.
Сталин оказался инициатором создания Северного флота. В 1932 году он пишет записку о необходимости создания флота в Ледовитом океане (в Белом и Баренцевом морях) с базой в Кольском заливе, потому что это важнейшее стратегическое направление и для торговли, и для обороны. Чтобы показать, что Сталин не был в те годы столь уж «великим», приведу продолжение этой истории. Спустя полгода секретарь Сталина запрашивает секретариат Совета обороны: ну как там дела с обсуждением записки Сталина? И получает ответ, не сразу, а через месяц, суть которого сводится к тому, что это связано с морскими делами, вот когда Совет будет заниматься морскими делами, тогда мы эту записку и рассмотрим. А записка, напомню, подписана Сталиным, генеральным секретарем ВКП(б)! Тем не менее, его, по сути дела, посылают куда подальше. Только через год Сталин сумел все-таки настоять на обследовании побережья, определении места для базы Северного флота. Затем строится Беломоро-Балтийский канал, чтобы немедленно перегнать по нему с Балтики мелкосидящие эсминцы с целью создать хоть какие-то зачатки будущего флота. А теперь вспомните о судьбе конвоя PQ-17. Если бы тогда вовремя мы построили то, что было предложено для Северного флота (предполагалось, что в 1942 году должен был быть сдан авианосец, два линкора и 15 или 17 крейсеров), то ни о каком разгроме конвоев речи бы не шло, мы бы господствовали на этой трассе, связывающей нас с Англией и Соединенными Штатами.
Одним словом, то, что тогда было сделано, то есть создание металлургических комбинатов, авиазаводов, автомобильных и тракторных заводов, послужило основой того, что мы уже во вторую пятилетку начали развивать современную оборонную промышленность. Ту самую, которая и позволила нам не только устоять в войне, но и победить.
Надо в этой связи помнить, что война была гораздо более страшной и серьезной, чем мы обычно себе представляем. Мы привыкли к тому, что на нас напала Германия; мы не хотим задуматься, что у немцев были военные союзники: Финляндия, Венгрия, Румыния, Хорватия, Италия. Кроме них послала своих якобы добровольцев Испания. Именно испанская «Голубая дивизия» разбила в щепы Новгород с его памятниками. Помните, несколько лет назад кто-то из испанцев, участников этих боев в составе «Голубой дивизии», вернул крест, который он украл с какой-то церкви или собора, не помню. Наше телевидение шумело: ах, какой хороший испанец… А ведь он только вернул украденное! Были добровольцы из Норвегии, Бельгии, Нидерландов, Франции, Сербии, Черногории. Несколько полков было сформировано из поляков. Из тех самых поля
