VI. Юродственная типология в русской истории ХХ века

VI. Юродственная типология в русской истории ХХ века

Ю.А. Гагарин как юродивый. Антипотребительство: юродственная составляющая сталинского периода. Юродственный риск в советском менталитете. «Графство» А.Н. Толстого как новое советское юродство: «юродство через богатство». Крайний психологический опыт как основа юродства в XX веке. «Софиология смерти» о. Сергия Булгакова; судьба А.И. Солженицына, В.Т. Шаламова. «Клиническая проза» и «поэзия священного безумия» – юродственная культура московского андеграунда 70-х годов: Леонид Губанов, Венедикт Ерофеев, Ю.В. Мамлеев. Нацистская составляющая в «русском национализме». «Русский национализм» как официозная идеология потребительства. Потребительство как антиюродство и антирусскость – главный вызов русской истории в настоящее время.

Феномен Юрия Алексеевича Гагарина и Советского Союза в целом без особо юродственного рассмотрения, без выяснения его юродственной составляющей познать нельзя. Парадоксальная вещь: отказываясь от советских стереотипов мышления, мы постоянно используем его наработки, особенно связанные с экономической (ныне – прагматической) приоритетной целесообразностью.

Но возвращаемся к Ю.А. Гагарину. Ну, казалось бы, какой он юрод? Совершенно-типичная биография простого советского паренька, что, безусловно, стало одной из определяющих причин того, что он стал первым. Но ведь само покорение космоса по своей глубинной сути сродни юродству. Потому что, идя к царю-батюшке с критикой, — не важно Николка из оперы М.П. Мусоргского или реальный Иоанн Большой колпак (если брать его прототипа) – не знают, что с ними будет в следующую минуту. При провоцировании, право же, смертельно опасной ситуации. Сейчас, по крайней мере, мы знаем, что и Ю.А. Гагарину была только на 50% гарантирована безопасность. Это, разумеется, нормально при действительно уникальном научном прорыве. Но юродственная черта просматривается здесь в том, что космонавт не знает, что с ним произойдет через несколько секунд, минут, часов после взлета. Вспомним знаменитые слова С.П. Королева Ю.А. Гагарину: мы все сделали, что от нас зависело, но полную гарантию дать не можем…

Менее всего я хотел бы, говоря о юродственной составляющей у Ю.А. Гагарина, сводить ее к классическим вариантам проявления. Благо, здесь налицо неклассическое, но имперское проникновение в сущность научного исследования, как и в случае с геометрией Н.И. Лобачевского или логикой Н.А. Васильева, когда требуется антиномическое интеллектуальное бесстрашие.

При этом особое юродство Ю.А. Гагарина проявлялось не только в подобном бесстрашии. У него была кинокамера, и на «Голубом огоньке» 1966 года он с подчеркнутым самоуничижением всех там снимал. И в первую очередь, своих коллег, А.А. Леонова и П.И. Беляева. То есть Ю.А. Гагарин в роли чуть ли не зазорного папарацци выступал, и ему это шло! Видно, как он был увлечен именно мелочностью своей кинооператорской заботы, ибо подлинное величие всегда требует, да, эпатажного, но – смирения. Тем более, Ю.А. Гагарин был самый значимый человек 1960-х годов, ему не было равного по популярности во всем мире. И не отсюда ли поразительная органичность его юродственной скромности с незабываемой улыбкой?! И, понятно, с вызывающе-атеистической коннотацией…

Теперь о сталинизме, вернее, о его космической, «бериевской» победоносности, которая обуславливалась, прежде всего, юродственно-имперским отрешением от психологически-самосохранительных сторон у советского человека. Иначе говоря, она нацеливалась, как бы сейчас сказали, на антипотребительскую стезю. То есть на создание такого общества, где люди являются не о-быд-л-енными мещанами, а просто творцами — и во время войны, и во время того же гагаринского мира. Когда наши отцы и деды становились по-имперски богатыми и – по-бедными, коллективно обретая бессмертие по-юродственному непредсказуемой историчности.

Естественно, И.В. Сталин и сам давал пример юродственно-имперского антипсихологизма и аскезы. И уже за одно это его нельзя не ненавидеть нынешней э-ли-п-т-е. А добавьте сюда его еще сверхдержавную победоносность!..

Теперешнему официозу и дышать-то не удастся без антисталинизма – слишком первый потребителен и о-быд-л-ен.

Вспомним, что советский академик после реформы 1961 года получал где-то 800 рублей. Но никогда он потребительством заражен не был. Съездите, например, в Дубну, посмотрите там на любую академическую дачу!.. Вот мы говорим, «высокая сознательность», и похохатываем сейчас над этой советской формулировкой. Но она по-юродственному точна, требуя для творческого самоотвержения постоянной – по-петровски-имперской! – воли. Постоянного – рискованного – одухотворения.

И советские спортсмены в данном отношении – особая тема. Гимнастка Ольга Корбут на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене свои гениальные финты делала с откровенным риском для жизни. И мы знаем случившуюся потом трагедию Елены Мухиной, которая с подобными же упражнениями стала инвалидом. Будучи абсолютной чемпионкой мира и основным кандидатом на олимпийскую победу в Москве. Но в Мюнхене весь мир рукоплескал О. Корбут, которая, тем не менее, проигрывает Людмиле Турищевой звание абсолютной чемпионки. Сегодня вспоминать об этом – как будто говорить о близком человеке на его могиле. Тогда мы были на стороне О. Корбут против нашей же гимнастки, которая была совсем правильная, и в ней не чувствовалось рискованного куража, она оказалась равновеликолепна и на бревне, и на брусьях, и особенно в вольных упражнениях. И Ольга ей проиграла – по-юродственному: достойно. А мир болел за одну русскую против другой! Восхищаясь нашей имперской – сверхдержавной – дерзновенностью, не исключающей и петровскую всеядность Л. Турищевой, и вертикаль — петровской дыбы – О. Корбут.

И не были наши чемпионки бедными, как, например, и Анатолий Фирсов или Валерий Харламов, но это нисколько не мешало им по-юродственному рисковать. Вплоть до трагической смерти.

Схожий пример из другой сферы творчества. У М.А. Шолохова был открыт безлимитный счет: бери – не хочу любые деньги! Но автор «Тихого Дона» тратит их преимущественно на народные нужды. И что бы сейчас ни говорили про нынешних меценатов, они М.А. Шолохову и в подметки не годятся. Масштабы не те…

Или А.Н. Толстой, великий русский советский писатель, которого прозвали «красный граф». Но здесь другого калибра юродство. Он действительно графствовал. Но если в царские времена, когда, естественно, аристократы были богаты, их юродственность выражалась в аскетичности в духе Болконских, то А.Н. Толстой создал совершенно новый тип юродства, юродство через богатство. Он со своими перстеньками, роскошными пиджаками, которые у него была возможность доставать из-за границы, именно юродствовал с их шиком. Правда, многие хотят ему приписать – наверно, судя по себе – элементарное упоение потребительством. Но он своим материальным богатством подчеркивал не то, что он какой-нибудь бонвиван, а то, что он «подставляется», по-юродственному «подставляется» своей роскошью – в глазах советского человека и лично т. Сталина. И – как он: без внутреннего привязывания к оной в любой момент готов с нею расстаться. Что и произошло с начала Великой Отечественной войны, когда он, будучи уже очень больным человеком, на передовую постоянно ездил и написал «Рассказы Ивана Сударева», проникнутые особо-юродственной русскостью.

Советский пример из русского зарубежья: «Софиология смерти» – маленькая работа о. Сергия Булгакова, которая пока остается в тени. Он ее задумал во время операции, когда ему делали операцию в связи с раком горла в 1939 году. На потолке в операционной были зеркала, и он, смотря на них, видел всё. В результате его спасли, жизнь продлили, но говорить он больше не мог. Но факт остается: в таком клиническом состоянии он сформулировал софиологическую идею смерти. Я считаю, что это – самое лучшее из того, что он когда-либо написал. Здесь у о. Сергия Булгакова возникли особо-юродственные смыслы – благодаря крайнему психологическому опыту. Так что после каждого абзаца, я честно говорю, отдыхал. «Критики» И. Канта легче было читать, чем небольшой, сконденсированный отрывок – оттуда…

Другие особо-юродственные примеры. А.И. Солженицын вылечивается в лагере от рака – тоже сверх-психологически сделавшего его самим собою. И Ф.М. Достоевский становится Достоевским после ожидания казни на Семеновском плацу. И Л.Н. Толстой становится Толстым после обороны Севастополя на пятом бастионе. В качестве фактического смертника в течение нескольких месяцев. И ему было тяжелее, чем камикадзе: тот сразу идет на гибель. Даже не с минутной оттяжкой… Быстрая смерть – тоже счастье…

Итак, продолжатели юродственной линии в ХХ веке исходили из особо-смертельно опасного опыта: болезни, социально-политического вызова, антипотребительской аскезы, космического полета. Этот же опыт определял русский имперский гений и прежде – не без псевдоюродственных падений…

Нельзя не вспомнить и В.Т. Шаламова. Его «Колымские рассказы». Он всю жизнь был атеистом и этого не скрывал. Тем не менее, сумел пережить гулаговскую Колыму – как истый юрод. Вплоть до адекватного отрицания художественной литературы и утверждения только документальной прозы, опирающейся, разумеется, на экстремальный опыт: опыт смертника.

Я еще раз хотел бы подчеркнуть, что в ХХ веке настоящее юродство уже не есть нечто сугубо религиозное, поэтому напрасно сейчас пытаются его феноменальность загнать в «резервацию» исключительно православную или исключительно ложную. Нет, подлинное юродство – наш, считайте, сегодняшний день. Я бы привёл здесь в пример Леонида Губанова и его юродивую поэзию. Взять хотя бы стихотворение «Палачам», где он «осанну» поет Дантесу и Мартынову: попали же эти ничтожества в историю – открылся и бездарю надежный путь к славе и бессмертию. Мартынов и Дантес по-своему молодцы, выражаясь современным языком, отпиарились неплохо. И дальше автор пишет: нас много, талантов, готовьтесь, всякие твари… Я представляю здесь, по сути, призыв себя убивать – ближнего, обывателя…

Венедикта, Венечку Ерофеева я живого не застал, зато был знаком с Анатолием Зверевым, и, главное, знаю Юрия Витальевича Мамлеева. У него есть роман «Московский гамбит», где он описывает, как жили антисоветские богемные юроды. Кстати, в статье о поэзии Леонида Губанова он называет её священным безумием, т.е. просто юродственной. Юрий Витальевич мне заметил, когда я с ним познакомился в 1990 году: Петр, я свою цистерну выпил; теперь ты пей. Но они ведь не пили как «нормальные» пьянчужки – они вовсю юродствовали, ходя, например, чуть не каждый день с гробом, куда складывали пустые бутылки для ближайшего пункта приема стеклотары. Причем под похоронный марш Ф. Шопена. То-то, они куражились и вдосталь шокировали всех зевак окрестных…

Итак, с одной стороны мы имели официозное советское юродство, а с другой – особый антисоветский аналог. Ю.В. Мамлеева в 1974 году выслали из СССР, но не за ангажированное Западом диссидентство – это очень существенная деталь – а когда прочли его роман «Шатуны» с выводом: «клиническая проза». Даже ушлые ребята из КГБ, от «Галины Борисовны», был такой сленг в те времена, обалдели, хотя, по идее, были изрядно начитанными – работая в идеологическом отделе КГБ. Но, прочитав «Шатуны», впали в шок. Сегодня самый переводимый в мире (в том числе, и на любимый им санскрит) из ныне живущих русских писателей – именно автор «Шатунов», а значит и его «безумцы». Совершенно особые личности, которые не купились на основной соблазн современности – соблазн потребительства. Он и обеспечивает теперь так называемую демократическую управляемость человека, причем высшей духовно-властной категории, когда совсем не чувствуешь себя управляемым, «свободно» подчиняясь диктату: я хочу.

Таков сегодня самый утонченный в своей «прогрессивности» тип рабства: от собственного желания. Он воистину как бы не существует – дьявольски и эсхатологически. Так и живем мы отныне: сами же себя загнав в «свободный» угол своей похоти, к тому же, элементарно-животной.

«Москва – Петушки» для кого-то, может быть, тоже просто антисоветская повесть, но она сейчас гораздо актуальнее, чем тогда, в советское время, и, хотя многие не будут знать составляющие многих описанных Веничкой рецептов коктейлей, но это ерунда. За образом откровенного алкоголика, главного героя повести, стоит вызывающе серьезная попытка обретения действительно свободной русской личности – сегодня, но в классической традиции великих святых юродивых во Христе.

На круглом столе в ИДК, посвященном «Русскому завтра», я слышал от так называемых «русских националистов» тезисы о том, что ключевая проблема русского человека стать хотя бы чуть-чуть побогаче. Они – мало того, что идут в холуйной свите современного официоза с его потребительской идеологией, так еще, будучи якобы нашими националистами (при том, что официоз честно не претендует на русскость, пытаясь нас всех купить «нормальным» удовлетворением мелких мещанских похотей), идут дальше, желая реабилитировать русскостью потребительскую идеологию и продвигают идею о том, что наиактуальнейший русский вопрос сегодня – иметь ли, как было сказано у А.С. Пушкина, щей горшок да сам большой.

Но не случайно в русле этой же потребительской идеологии работали и нацисты на оккупированных советских территориях. Сошлюсь на книгу «Особый фронт» А.В. Окорокова, посвященную как раз анализу пропаганды нацистов на захваченной у нас земле. Книга эта историческая, там сплошные факты, плакаты, иллюстрации. Такие, например: на одной половине – колючая проволока, на ней изуродованное тело мертвого солдатика в пилотке с красной звездочкой; на другой – светит солнышко, домик опрятный стоит, завалинка, сидит мужичок а ля рюс, в косовороточке, рядом с ним его бабенция, добротная русская женщина, перед ними – козочки, курочки, в небе птички поют, и – подпись на русском, хотя это немецкая пропаганда: Иван, делай правильный выбор. Слоган сей ничего не напоминает?!

Нацисты были простые, наивные, а арийский расизм сделал их, ей-ей, дураками. Современные же «националисты» уже от себя взывают: Иван, сделай правильный выбор: щей горшок и сам большой. Эта перекличка – закономерна. Нынешние «радетели» за наш народ, пусть, невольно, но продолжают дело нацистов, а также БеНа Ельцина, который нас уже успешно купил нормальной человеческой жизнью в 1991 году. И в том числе – под соусом русского национализма, «понимаешь, в натуре».

Но за этой победой стоит не столько БеН Ельцин: он заведомо вторичен – за ней стоит господин (кстати, очень не глупый) Альфред Розенберг, главный разработчик восточной политики в нацистской Германии. Он, в отличие, скажем, от Гиммлера и Гейдриха, призывал к мягким оккупационным формам власти. И если бы возобладала его позиция по отношению к нам, русским, кто знает, праздновали бы мы 9 мая или он бы сумел, как БеН Ельцин, купить «нормальной» человеческой жизнью покоренное население, среди которого многие и без особых подачек лояльно относились к нацистскому режиму. Можно здесь вспомнить фадеевскую «Молодую гвардию» – и роман, и фильм, там ее деятельность начинается с теракта Сергея Тюленина, но почему-то никто не обращает внимания, что немцы свой штаб держали без надежной охраны, и парню ничего не стоило ночью залезть на чердак близстоящего противоположного дома, чтобы потом эффективно бросить «коктейль Молотова» в штаб. Ведь в Краснодоне тогда партизанить не хотели – немцы там рьяно не бесчинствовали. Но ребятишки, воспитанные в сталинской советской системе, эти по-своему святые молодогвардейцы, начиная с Сережи Тюленина, эти «свиньи неблагодарные», которым нацистские «демократы» открыли церкви и дали приличную работу, отплатили своим «благодетелям» «чёрной» антипотребительской и бесстрашной – сторицей…

Одним словом, линия на потребительство, на «нормальную» жизнь принципиально антиюродственна и нам, русским, противопоказана, что бы за ней ни стояло: демократизм или демофашизм, теперь и с националистическим бре-н-дом…