Церковь не должна быть отделена от государства
Александр Дугин
Министр культуры России Владимир Мединский, комментируя в интервью «Российской газете» бушующую уже несколько недель в СМИ и сетевом пространстве шумиху вокруг обращения представителей Санкт-Петербургской епархии в Смольный с просьбой о передаче Русской православной церкви Исаакиевского собора, высказал мнение, что музеям-соборам северной столицы лучше остаться все-таки на балансе города.
Даже более того — позиция Минкульта такова, что и имеющиеся на данный момент в распоряжении церкви памятники архитектуры надлежит передать в ведение правительства. Скорее всего, заявление Мединского, по крайней мере на какое-то время, положит конец спорам, и «эксперты», повторявшие как мантру расхожий штамп о том, что Церковь у нас отделена от государства и не должна вмешиваться в политику и экономику, засчитают себе победу. Но так ли правы «эксперты», все это время нервно вопрошавшие «не слишком ли много церкви?», и туда ли развернул спорную ситуацию министр, многими позиционируемый не иначе как патриот?
Православие должно принимать активное участие в социальной жизни, экономической и политической жизни, диктуя некие политические требования к партиям, лидерам, чиновникам и так далее.
В условиях, когда стране нужна национальная идея, а ее поиски так до сих пор и не дали результатов, Церковь могла бы стать объединяющим началом и выполнять функцию по объединению общества. А для того, чтобы выполнять такую функцию, Церкви нужны довольно большие финансовые возможности. Однако, недоброжелатели утверждают, что, получив таковые, РПЦ станет закрытой, непрозрачной корпорацией, которая на духовности делает деньги.
Традиционно в России РПЦ всегда была намного больше, чем религиозный институт, призванный служить инструментом спасения души отдельных индивидов. Она сформировала идентичность русского народа и всей русской государственности. На разных этапах русской истории Церковь выполняла эту миссию по-разному, занимала разное место в формировании нашей идентичности — национальной, этнической, культурной, государственной. Но она всегда влияла на эту идентичность. Единственным периодом, когда произошел отход от этой нормы, стала советская эпоха, когда государство было жестко и полностью секуляризировано.
Следует отметить, что если секуляризация западных христианских обществ дала в результате различные формы капитализма, наследуя протестантскую, западнохристианскую модель, то радикальная секуляризация русского общества породила совсем иную, социалистическо-коммунистическую модель, которую мы, вполне закономерно и правомочно, можем рассматривать как форму секуляризации именно православно-общинного понимания основных социальных, политических и культурных ценностей. То есть даже в советский, атеистический и антихристианский период следы влияния русского православного самосознания через секулярные, парадоксальные, может быть, еретические формы, все равно присутствовали.
Статус русского православия как государствообразующей и обществообразующей инстанции сейчас уверенно возвращается. Поэтому теоретически Церковь должна заниматься всем: государство должно подстраивать свою деятельность под модель православия, православие должно принимать активное участие в социальной жизни, экономической и политической жизни, диктуя некие политические требования к партиям, лидерам, чиновникам и так далее.
Нельзя считать нормальным положение вещей, при котором Церковь у нас отделена от государства. Это скопировано с западной модели. Все заимствованное нами на Западе рано или поздно выходит нам боком, как это всегда было в русской истории. Кто решил, что Церковь в России должна быть отделена от государства, какие силы этому содействовали и на каком этапе — сейчас уже никто и не помнит. Кто сейчас всерьез говорит об эпохе Бориса Ельцина? Факт отдельного существования Церкви и государства, который не особенно дорог нашему народу, ничего хорошего за собой не влечет и представляет собой лишь некий след довольно случайного исторического периода. А народ спросили — должна быть Церковь отделена от государства или нет? Опасения относительно того, что Церковь будет активно участвовать в общественной жизни, — все это — абсолютно искусственные, ложные страхи.
Церковь всегда играла фундаментальную роль в русской истории, все больше играет ее теперь и будет дальше играть еще больше. С этим надо смириться. Кто не хочет с этим смириться — пусть выходит на демонстрации или уезжает из страны. Россия — православная страна, традиционные религии и конфессии блестяще уживаются здесь с православием, на всех крупных совместных собраниях представители этих религий и конфессий полностью поддерживают инициативы РПЦ. Все только ждут не дождутся, когда будет снята доминация атеистических императивов, оставшихся частично от советского периода, частично — от копирования западных образцов.
Другое дело, что русскому православию необходимо учитывать интересы других традиционных религий и конфессий. Иерархи РПЦ с этим вполне успешно справляются, устанавливая братские отношения с ними. Таким образом, тезис о разделении Церкви и государства стремительно утрачивает свою легитимность. Но должно пройти определенное время, пока все это осознают. Этот аргумент висит в воздухе. Пока никто не требует моментального объединения Церкви и государства, но рано или поздно это произойдет.
Участие Церкви во всех формах экономической жизни можно только приветствовать. Иосифлянство — это та линия в русской истории, которая настаивала на максимальном участии Церкви в хозяйственной жизни страны, чему противостоял Нил Сорский. Доктрина нестяжателей сформировалась под воздействием греческого монашества, находившегося в тот период времени под турками и не имевшего возможности участвовать в социально-политической жизни греческого общества, пребывавшего в колонизированном состоянии. Переносить этот опыт отчаяния на русскую почву абсолютно неадекватно, потому что Русь в тот момент (конец XV века) была полноценно православной страной, Третьим Римом. Перенеся на русскую почву эсхатологические настроения афонского монашества, нестяжатели попытались проецировать на русскую сакральную государственность нормативы турецкого, поствизантийского православного монашества.
В то же время иосифляне говорили, что в рамках Святой Руси Церковь должна заниматься абсолютно всем — начиная от спасения души и заканчивая социальной и даже экономической деятельностью. Тем более что социальная деятельность тех хозяйств, которые устраивались вокруг монастырей, была направлена в значительной степени на выкуп холопов, освобождение крестьян, создание крестьянских нормативов милосердия и помощи по отношению к обездоленным. Церковные хозяйства давали не только колоссальный экономический, но и значительный нравственный эффект, ибо люди, которые попадали в сферу их влияния, волей-неволей воспринимали ту благодать, что идет от Церкви, как таковой.
Если курс на дальнейшее усиление влияния Церкви в экономике и обществе будет продолжен — это и будет единственным способом избежать социальной революции, вызванной кризисным экономическим обвалом.
Поэтому сегодня максимальное расширение влияния РПЦ на все формы экономической деятельности можно только приветствовать. Именно Церковь в нынешних условиях должна участвовать в освоении природных ресурсов, определенным образом влиять на модель бюджета, который мы должны тратить на оборону. В принципе неплохо было бы национализировать, воцерковить природные ресурсы, поскольку содержит их земля Божья, а Церковь занимается отношениями людей с Богом. Они должны принадлежать народу и Церкви, но уж никак не олигархам, которые захватили контроль над ними.
Даже если наша Церковь сегодня не способна полноценно администрировать добычу, то в любом случае она гораздо более морально, психологически и исторически готова к этому, чем банда олигархов. Исторический провал 1990-х годов под видом либерализма привел к контролю над большими сегментами нашей экономики самых страшных, зловредных и чудовищных людей. К социализму уже возврата нет, а вот к православным формам, к православному обществу, православной экономике — не поворот, а путь вперед, и сделать это можно довольно быстро. Дав зеленый свет усилению влияния Церкви в экономической сфере, государство поступит правильно. Церкви надо вернуть максимальное количество собственности, какое только возможно, как и другим традиционным конфессиям. Эти процессы можно увязать: мечети — мусульманам, церкви — православным, капища — язычникам.
Все должно быть возвращено — и земли, и здания. В перспективе вообще можно отдать всю землю в Москве Церкви, ибо Москва — Третий Рим. Пусть землей управляют священники, нежели чиновники — в этом будет гораздо больше справедливости. Вся собственность, власть над имуществом должна быть передана Церкви от олигархов и коррумпированных чиновников.
У человека в Церкви всегда есть дополнительное измерение, он лично думает о том, что ему придется давать отчет перед Богом за все сделанное. О чем думает олигарх? Олигарх не думает об этом, никаких признаков, глядя на сияющие лица куршевельских обитателей, не видно, в них нет никакого, даже отдаленного подозрения о собственной смерти, у них нет ужаса перед Страшным судом, перед чертями, которые уже крадутся по их душу. Поэтому они и вытворяют весь тот беспредел над страной, который мы видим.
Если курс на дальнейшее усиление влияния Церкви в экономике и обществе будет продолжен — это и будет единственным способом избежать социальной революции, вызванной кризисным экономическим обвалом. Потому что раз у нас политика постепенно склоняется в фактический монархизм, то роль Церкви по определению должна расти. Бояться Церкви нам нечего.
