Главный урок дефолта 1998 не извлечен
Сергей Черняховский
17 августа 1998 г. в обиход россиян вошел термин "дефолт". Правительство России объявило о техническом дефолте по государственным долговым бумагам – резервы страны не позволяли рассчитаться по внешним займам. Одновременно Центральный банк отказался регулировать курс рубля, национальная валюта упала в цене в три раза. В годовщину главного российского экономического кризиса стране прочат второй, не менее губительный по своим последствиям коллапс: доллар уже поднялся до 65,5 руб., хотя еще год назад стоил почти в два раза дешевле. Параллели между 1998 г. и 2015 г. усматриваются, но лежат они, скорее, в политической, нежели в экономической плоскости. О природе дефолта и рецептах его ликвидации, которые не потеряли актуальность и сегодня, рассказал профессор, политолог Сергей Черняховский. Вопрос: Евгений Примаков, возглавивший постдефолтное Правительство, говорил, что кризиса в 1998 г. можно было избежать, ровно то же самое говорят ведущие экономисты и про сегодняшний кризис. Почему 17 лет назад не удалось предотвратить дефолт?
Серей Черняховский: Для начала я бы не проводил экономические параллели между кризисами. Сейчас у нас абсолютно другое состояние экономики и общества. 17 лет назад дефолта можно было избежать, но парадокс заключался в том, что девальвация нужна была нефтяным магнатам и не нужна Ельцину. На этом, в конце концов, разошлись их пути. Экспортеры сырья хотели иметь возможность превращать меньшее количество долларов, которые они получали на международном рынке, в большее количество рублей, для того, чтобы расплачиваться фиктивными деньгами по реальным счетам.
Они и Ельцин понимали, что это чревато социальным взрывом, но план этой социальной группы заключался в том, чтобы расплатиться за этот взрыв Ельциным и оказаться в более выгодных условиях. Начиная с отставки Черномырдина в марте 1998 г., Ельцин противодействовал этому курсу и экономической катастрофе настолько, насколько он мог это сделать, и Правительство Кириенко должно было избежать девальвации. Задачей Чубайса, который клялся Ельцину, что не допустит девальвации, было получить займы МВФ и избежать такого развития событий. Но те люди, на которых поставил Ельцин, перешли на другую сторону.
Кризис как раз усугубило то, что сам дефолт был проведен неправильно. Обычно его объявляют для того, чтобы не допустить девальвации, либо девальвацию проводят для того, чтобы избежать дефолта. Но наше экономическое руководство – Кириенко, Чубайс, Гайдар – умудрились создать ситуацию одновременного дефолта и девальвации. Такого не бывает, потому одно исключает другое, но у них получилось. Как показывали расчеты экономистов, даже из так называемого "рыночного лагеря", если бы Правительство пошло по пути печатания денег для покрытия госдолга, то не было бы дефолта, а была бы только девальвация, причем, она была бы ниже, чем оказалась.
Сейчас в стране есть устойчивая политическая ситуация, консолидация общества, способность экономики обеспечить саму себя – тех опасностей сейчас нет. Но другое дело, что любые непоследовательные и недостаточные действия могут обернуться проблемами. И политика наших экономических структур в каком-то плане более правильна, чем была у Гайдара и Чубайса, но она тоже крайне непрофессиональная. В конце 2014 г. произошла абсолютно искусственная девальвация рубля, которая продолжается и сейчас. Причем, должного эффекта от нее нет, потому, что рост промышленности отсутствует.
Вопрос: Нынешний экономический кризис многие называют "новым дефолтом". В переносном смысле, разумеется: с тех пор мы скопили достаточно и входим в ТОП стран с самыми большими золотовалютными резервами. Но в очередной раз выясняется, что экономика неконкурентоспособна и любые брожения в мировой экономике ударяют по нам с десятикратной силой. В 1998 г. все началось с Азии, сейчас, как утверждают наши правительственные деятели – с санкций и нефти. Нам опять кто-то извне помешал?
Сергей Черняховский: В двух этих кризисах общим является только одно – Россия оказывается заложницей рыночной экономической стратегии. Нельзя, в конце концов, не понимать, что если не будет отказа от нее, то будет катастрофа.
1998 г. – это продукт 1992 г., и в этом отношении наша сегодняшняя ситуация — тоже последствия 1992 г. Все-таки сейчас мы защищены значительно больше, нам не нужно особых усилий для того, чтобы развернуться в сторону создания самодостаточной экономики — начать производить самим все то, что необходимо для потребления страны. Это не значит закрываться от мира, это значит оставить для внешнеторговой деятельности то, что не несет в себе рисков и что при угрозе этим сферам не нанесет нам ущерба. В этом отношении санкции дают нам шанс: в стране достаточно ресурсов, квалифицированных рабочих, золотовалютных резервов и консолидации общества – мы можем обеспечить страну всем необходимым.
Обратите внимание на споры конца прошлого года и споры августа 1998 г., когда появлялись альтернативные варианты, но все уже произошло. Тогда Явлинский и Селезнев говорили о возможности пойти на увеличение денежной массы, отдать долги и тем самым оживить экономику. В конце прошлого года увеличить денежную массу для толчка промышленности предлагал Глазьев. И, опять-таки, это не было сделано. Курс Набиуллиной и Минфина на сжимание денежной массы формально должен препятствовать инфляции, которая все равно идет, но параллельно он лишает экономику крови, денежных средств.
Центральный момент и тогда и сейчас – набраться смелости, полностью отказаться от рыночных догм. А в политике мы должны прийти к тому, чтобы сообщество "неграждан", которые считают себя не жителями России, а некоего западного сообщества, должны быть выведены из политической жизни и отстранены от нее. Тогда Гайдаров, Чубайсов и Кириенко отодвинули от политических рычагов, и в этом была определенная смелость Ельцина, который перешел к государственному регулированию в курсе Примакова. Пока мы никак не можем пойти на то, чтобы сбросить последователей этих деятелей.
Вопрос: Недостаток "живых" денег в экономике – главная ошибка, которая разогнала оба кризиса?
Сергей Черняховский: Сжатие денежной массы – результат того, что экономический блок руководствуется определенными постулатами, не имеющими отношения к сегодняшней ситуации в мире. И главное — вовремя от них отказаться. Если ты плывешь в море по размагниченному компасу, то ты никогда не приплывешь куда надо. Нужно наладить компас, а не иначе поставить паруса. В чем порочность рыночных представлений? Не в том, что они изначально неверны. Эти закономерности относятся к другой плоскости, это система краткосрочной мотивации. Рынок ориентирован на то, какие последствия будут завтра. Если начать продавать наркотики, то через месяц станешь богатым. Но до чего ты доведешь свое состояние через два года, ты не учитываешь. То же самое с рынком: ориентация на непосредственную экономическую выгоду решает сиюминутные вопросы, но дезорганизует всю систему. В мире это начали понимать после 1929 г.
Вопрос: В Советском Союзе это понимание тоже было.
Сергей Черняховский: Мы начали уходить от рынка с 1917 г., в 1929 г. остальному миру стало ясно, что у нас получается лучше, чем у них. И из этого были сделаны выводы. И в рамках этого страны пошли поэтапным курсом ухода от рынка. В определенный момент у нас появились свои сложности, но мы вместо того, чтобы пойти по своему пути дальше, решили вернуться и попробовать жить так, как жили в Европе 100 лет назад. Это отбросило нас в эпоху, предшествующую современному экономическому развитию стран. Все то, что делается в нашей стране, начиная с 1992 г., противоречит мировой экономической теории. Условно говоря, они уже летают на самолетах, а мы конструируем воздушные шары, последние десять лет начали переходить к дирижаблям. Они строят пароходы, а мы рассказываем о том, как управлять парусниками.
В экономическом плане после ухода Примакова мы на несколько лет отступили от его курса, потом начали шаг за шагом возвращаться, но так и не вернулись до конца. Но будем честны: после кризиса 1998 г. Россия не поднялась до уровня развития РСФСР 1990 г. Успехов мы достигли: мы оживили промышленность, мы смогли исполнять социальные обязательства, появилась система частичного государственного регулирования, накоплены существенные золотовалютные ресурсы. Могли сделать больше, могли меньше, но динамика была позитивная. Другой вопрос – что будем делать дальше.
Вопрос: Одним главных пунктов "антикризисных мер" правительства Примакова была программа импортозамещения. Сейчас есть ее аналог, только роста экономики в 24% за восемь месяцев мы не видим. Почему?
Сергей Черняховский: Во-первых, потому что импортозамещение проводили разные главы Правительств. По своим навыкам, способностям, ментальности нынешний глава кабинета слабо готов к эффективной административной и организаторской деятельности. В своей последней книге Примаков об этом пишет, от решения проблем Правительство ушло к их констатации, говорит он. А это, пожалуй, главный момент. Во-вторых, к 1998 г. не успел умереть накопленный промышленный потенциал. Его придушили при Гайдаре, но тогда его нужно было только оживить, сейчас же многое нужно создавать заново. Что-то создано, а что-то нужно переделывать на новом уровне. И, конечно, одна из кардинальных ошибок 2000-х годов: замораживание денежной массы, консервация ресурсов в госрезервах без использования в развитии промышленности. Не было государственных вложений в развитие стратегических областей. Хотя с другой стороны наличие госрезервов выручило нас в 2009 г.
Вопрос: То есть разруха — она в головах? И "спасибо" за новый кризис нужно сказать либералам, а не ценам на нефть или спекулянтам?
Сергей Черняховский: Это парадоксальная вещь, мы все время говорим "либералы". А ведь это не либеральная, а долиберальная экономическая идеология. Классический либерализм исходил из того, что богатство общества измеряется не деньгами, а продуктами промышленности. А вот то течение, которое господствовало в конце 18-19 веках – меркантилизм, монетаризм – оно исходило из того, что богатство исчисляется золотом, спрятанном в твоем сундуке. Маркс это разделял понятиями "сокровища" и "капитал". Капитал — отношение, которое ведет к росту производства, добавочной стоимости. Но когда деньги где-то спрятаны, они могут только уменьшаться. В этом отношении наша экономическая школа — не либеральная, а полуфеодальная. Для начала это было полезно, когда государственная казна не имела денег и надо было собирать их, а потом это стало тормозить развитие.
Вопрос: Какие уроки мы не извлекли из дефолта?
Сергей Черняховский: Нужно было устанавливать систему экономического планирования, проводить деприватизацию. Что-то в этом направлении поначалу делалось. Но государство слишком стремится избавиться от собственности и от ответственности. Тогда стало ясно, что бессмысленно уходить государству только в сферу сбора налогов и пополнять за счет этого свои резервы. Это рождало идею, что государство не организует экономику, а ищет, с кого бы побольше собрать. Но в современности те отрасли, которые не дают должного эффекта, государство должно организовывать самостоятельно, формируя заказ не только на то, что нам нужно сегодня, то и на то, что нужно будет завтра. Иначе возникает вопрос, если государство только собирает со всех деньги, то зачем оно нужно? После 1998 г. мы не ушли от идеологии "собрать и поделить", которую необоснованно приписывали коммунистам. Коммунисты занимались тем, что строили заводы, плотины, развивали экономику. А те, кто пришли им на смену, сказали: делайте то, что хотите, а мы будем собирать налоги. Не было продуктивной деятельности, власть собирала и делила, половину еще и крала.
