ПЕРВАЯ МОЯ КНИГА ПРЕДВАРЯЛАСЬ ПРЕДИСЛОВИЕМ ТРИФОНОВА
Александр Проханов
Юрий Трифонов заинтересовался моими публикациями и предложил встретиться в Доме литераторов. А у меня не было билета, я не был вхож. Он говорит: «Ничего, я скажу, чтобы вас пропустили. Как я вас узнаю?». А я только что вернулся из поездки по деревням, где накупил всяких коняшек, расписных яиц, поэтому сказал: «Юрий Валентинович, я буду с расписным яйцом».
В вестибюле он меня узнал — я стоял как канделябр и держал это яйцо. Трифонов провёл меня в зал, посадил за столик, что около резного готического окна, и мы поужинали. Он расспрашивал меня о моих намерениях, о жизни. Он тогда формировал себя вокруг сонм учеников, молодую среду, занимался такой социальной педагогикой. Трифонов попросил, чтобы я собрал все свои рассказы и принёс ему.
Я передал ему эту кипу, а Юрий Валентинович отнёс её в издательство, и скоро вышла моя первая книга «Иду в путь мой». Трифонов написал предисловие, давая ей старт. Поначалу он хотел назвать предисловие именно «Человек с яйцом». Я умолял не делать этого, потому что сразу бы прослыл как «человек с яйцом». Когда-то Николай Воронов, а он был маленький, толстенький, написал трогательный роман, который назывался «Лягушонок на асфальте».
И с тех пор его все так и звали – лягушонок на асфальте. Юрий Валентинович сжалился и дал выспренное название — «Страсть постижения Родины». Одним словом, первая моя книга претворялась предисловием Трифонова, который был совершенно противоположен мне по стремлениям, по задачам, но тогда он этого ещё не понимал. Я сам тогда ничего не понимал в своей будущей судьбе.
Когда Трифонов умер, гроб с телом выставили в дубовом зале ЦДЛ, что бывало чрезвычайно редко. Обычно прощания проходили в соседней малой зале. Трифонов лежал в вытянутом гробу, усыпанном цветами, и его большая голова, с такими негроидными губами, находилась как раз на том месте, где была когда-то его живая голова, когда мы с ним первый раз ужинали. И было так странно, что одно и то же пространство (во Вселенной, а не в Доме литераторов) занимает сначала голова живого, говорящего, с блестящими глазами человека, а потом его же мёртвая голова.
Ещё с Трифоновым вспоминается такая история. Помню, как однажды за наш столик подсела Ольга Мирошниченко. Крепкая, сочная баба, с большим, тяжёлым, но очень эффектным лицом, которая была женой писателя Георгия Берёзко. Это был уже очень старый, лысый, со склеротическими венами на лице, с горбатым носом, писатель, написавший военный роман «Ночь полководца». И он взял в жёны кубанскую казачку Ольгу, чтобы насладиться на старости лет женской плотью. Он её выводил и страшно гордился тем, что появляется в Доме литераторов с такой сильной женщиной, дабы все думали, что он ещё действительно полководец. Потом он её отправил в Испанию в туристическую поездку. И в туристической группе оказался Трифонов. Они там познакомились, и знакомство кончилось тем, что Ольга бросила своего старого и уже никому ненужного мужа и вышла замуж за Юрия Валентиновича. И стала сразу светской либеральной дамой, а до этого, естественно, была патриотической, кубанской, «антисемитской». Это был, конечно, удар для Берёзко. Он исчез из ЦДЛ, говорили, что он болен, что умирает, и постепенно забыли про него.
В одно прекрасное утро я проснулся от телефонного звонка. Мне сообщили, что умер Трифонов. Вечером, как всегда после работы дома, я отправился в Дом литераторов, чтобы поужинать с кем-то, выпить вина. При входе в вестибюле стоял штатив и на нём некролог: умер Трифонов, лицо в чёрной траурной рамке. И когда я вошёл в зал, где находился бар, то увидел Берёзко. Он был молод и весёл, у него сверкали глаза, он улыбался. Он подзывал к себе посетителей, поил всех за свой счёт. Это был триумф старого самца, который обыграл своего соперника, сопроводив его в мир иной. Может быть, это был последний выход в свет этого писателя.
Потом он снова исчез и очень скоро умер. Но в ЦДЛ был победитель. В этом было что-то удивительно биологическое, животное. А Оля стала ключницей. Переехала в Дом на набережной, сейчас это такой музей репрессированных. Кстати, отец Трифонова был очень крупным партийцем ещё ленинской волны, который был расстрелян. После чего Сталин дал сыну расстрелянного соперника Сталинскую премию за повесть «Студенты». И Трифонов взял эту премию, в чём было много инфернального, шекспировского.
