С Кремлем я свой «Чемоданчик» не согласовывал

Юрий Поляков

С 1 по 17 ноября в Москве и многих других городах России пройдет довольно необычный театральный праздник – Международный фестиваль современной русской драмы, организованный при поддержке Министерства культуры РФ и Департамента культуры Правительства Москвы. Главная изюминка мероприятия в том, что на нем будут представлены постановки пьес всего одного автора – Юрия Полякова. О предстоящем событии он сам рассказал в эфире Радио «Комсомольская правда»…

Ну, к чему такому писателю «Смотрины»?

— Юрий, фестиваль назвали нетривиально — «Смотрины». Как правило, смотрины устраивают человеку тогда, когда не имеют о нем никакого представления… Казалось бы, тут явный нонсенс, ибо речь-то идет об известном и популярном писателе, книги которого издаются огромными тиражами, которого читают от Камчатки до Калининграда и далеко за пределами России, лауреате литературных премий, ярком публицисте, главном редакторе «Литературной газеты»…

— Вы так хорошо говорите, что даже не хочется перебивать… Но придется. Чтобы объяснить. Действительно, фестиваль называется «Смотрины». И мы назвали его так не случайно. Во-первых, так называется моя пьеса, которая во МХАТе, в постановке замечательного режиссера Станислава Говорухина идет под названием «Контрольный выстрел».

С другой стороны, пьеса, вынесенная на сцену, действительно, как смотрины невесты: вот ее, наконец, видят во всей красе. Потому что, в самом деле, у драматургии такая особенность – она предназначается в первую очередь для воплощения на подмостках, а потом – для чтения.

— То есть, это не Полякова смотрины, а…

— Минуточку, дойдем и до Полякова. И в-третьих, фестиваль задумывался как демонстрация пьес, которые можно смотреть. Потому что вот эта новая драма, которую нам втюхивают уже 20 лет под видом последнего слова русской драматургии, ее же смотреть невозможно!

— Кстати, редкое явление, когда фестиваль посвящен одному автору.

— Когда стали разбираться и думать о том, есть ли у нас современный автор, которого ставят так много и в таких серьезных театрах, — вот тогда и появилась кандидатура вашего покорного слуги. Только в одной Москве идет шесть спектаклей по моим пьесам. А по стране вообще очень много. Более того — фестиваль получился международным. В столицу приезжают творческие коллективы из СНГ – Казахстана, Армении. И даже венгерский театр.

— А на каком языке они играют, интересно?

— На венгерском, конечно. Спектакль будет сопровождаться субтитрами.

— Вы и по-венгерски пишете?

— Пока нет, перевели. И очень хорошо перевели. Чему вы удивляетесь?

— Да у вас в пьесах что ни реплика – то афоризм. Это можно перевести? А субтитры не будут мешать восприятию?

— Мою пьесу и на китайском играли в Тинзине. А еще я был на спектакле в Китае, который играли на русском. И вот бегут на субтитрах иероглифы – и китайцы смеются! Потом ко мне подошел один местный житель, владеющий русским, и сказал – какой вы счастливый человек. Я говорю – а что такое? У вас в России, — объясняет, — можно со сцены обличать коррупцию – а показывали мою инсценировку «Грибного царя». Я говорю – минуточку, у вас же расстреливают за коррупцию. Он говорит – да, у нас расстреливают, но обличать со сцены — нельзя. Я говорю – а у нас нельзя расстреливать за коррупцию. А обличать публично – можно!

— Юрий, на каких площадках столицы будут играть ваши пьесы в рамках фестиваля?

— Московские театры, естественно, будут играть каждый на своей сцене. Откроет показы 1 ноября МХАТ им. Горького под руководством Татьяны Дорониной, где у меня было поставлено четыре пьесы. Закроется парад спектаклем Театра Сатиры под руководством Александра Ширвиндта «Хомо эректус», где, кстати, на выпуске третья моя пьеса, называется «Чемоданчик». 6-го будут играть «Одноклассницу» в театре Российской Армии, а все приезжие театры…

— «Одноклассников»?

— Моя пьеса называется «Одноклассница», а спектакль — «Одноклассники». А приезжие коллективы будут играть на сцене театра «Модерн» — это на Спартаковской площади. Все спрашивают – почему театр «Модерн»? Ну, во-первых, мы давно дружим со Светланой Враговой, руководящей театром, и, кстати, она тоже, сейчас выпускает спектакль «Они», мистическую комедию по моей пьесе «Женщины без границ».

Но лично для меня очень важно и то, что в этом здании хлебной биржи когда-то при советской власти был Первомайский дом пионеров, куда я школьником ходил во все кружки, начиная от духового и заканчивая театральным. И именно там начался мой интерес к театру.

— Тут получается некий парадокс. Вы только что говорили, что этот ваш фестиваль, ваши пьесы — как бы противовес модерну, а показываете их в театре «Модерн»?

— Не путайте, я говорил о новой драме, а не о модерне вообще. Это разные субстанции. Модерн, кстати говоря, дал блестящих драматургов и во всем мире, и в нашем Отечестве, чего нельзя сказать о новой драме.

Но еще очень важную вещь я хочу сказать. Мы хотели показать вот этим идеологам театральной премии «Золотая маска», которые говорят, что сегодня вообще невозможна социально значимая пьеса, сейчас не получится собрать большой зал на современную русскую пьесу, в репертуарах их быть не может…

— Юрий Михайлович, получается какой-то вызов у вас?

— Вызов «Золотой маске», которая все время пытается доказать, что в России нет по-настоящему актуальной национальной драматургии. А мы хотим сказать, что есть.

Человеку, у которого слабый голос, всегда кажется, что в зале, где он поет, плохая акустика.

— А как вы представляете себе вашего зрителя? Кого ждете на этих спектаклях?

— Я своего зрителя неплохо знаю. Потому что я все-таки езжу по возможности на все премьеры. После премьер, как правило, бывают обсуждения… Мой зритель – это человек, который идет в театр не для того, чтобы просто развлечься, забыться, потом выйти и через пять минут, пока до метро дошел, забыть, о чем ему там говорили…

Но и не тот, кто идет в театр, чтобы помучиться, пытаясь понять и осмыслить какой-то совершенно чудовищный эксперимент.

Мой зритель традиционный, воспитанный на великом русском и советском театре, который хочет, чтобы, с одной стороны, ему было интересно, а с другой, чтобы то, что он видит и слышит, заставляло задуматься, проанализировать и понять происходящее вокруг и с ним самим. Вот в чем сила театра.

И вообще кризис нашего театра сегодня заключается в том, что главным в нем стал режиссер. А должен быть — автор. Потому что именно автор формулирует то послание, которое зрителям отправляет режиссер, актеры и т.д. Драматург — наконечник стрелы, а сценическое решение – ее оперение. Каким бы цветастым, необыкновенным ни было оперение — хоть ты из колибри его сделай, если нет наконечника – все бессмысленно. Вот наш сегодняшний театр во многих случаях – это стрела со страусиными перьями без наконечника.

— Отрицая «новую драму», как вы это назвали, и, продолжая реалистические традиции в литературе, — не боитесь прослыть старомодным? Метод этот, как теперь говорят, «не в тренде», вроде бы?

— Да, один персонаж в нашем театральном бизнесе, фамилия ему Бояков, так напрямую и сказал мне: минуточку, но ведь сейчас так никто не пишет! Но скажите, а что такое в театре современность пьесы и что такое старомодность? Возьмите середину 20-х годов. Одновременно идут на сцене «Оптимистическая трагедия» Вишневского и «Дни Турбиных» Булгакова. Если вы почитаете тогдашнюю критику, то основной лейтмотив публикаций таков: «Оптимистическая трагедия» — завтрашний день советского театра, вот так теперь все будут писать и так будут играть. А «Дни Турбиных» — извините, это какая-то старорежимная фигня. Ну, и что сейчас играют?

— Сейчас играют «Турбиных».

— Вот об этом и речь. Для того, чтобы быть современным, надо быть немного старомодным.

— Ваш афоризм?

— Конечно! Чужих не используем… Вы напишите хорошую пьесу, и у вас ее возьмут в репертуар. Мы хотели просто показать, что это возможно, потому, что все пьесы, которые привезут, это все репертуарные спектакли. То есть, они кормят еще ко всему прочему театр.

И, кстати, речь не только о драматурге Полякове.

С будущего года, если наш фестиваль так же будет поддерживать и Министерство культуры, и правительство Москвы, планируется представить спектакли по пьесам разных современных писателей. Условие одно – это должен быть современный действующий живой драматург.

Все началось с «Левой груди Афродиты»

— Юрий, а почему вообще на вашем творческом поле возник этот жанр – драматургия?

— Здесь есть два момента. Во-первых, это связано с особой психологией творчества. Есть какие-то темы, какие-то образы, какие-то внутренние движения, которые лучше отражаются в драматических вещах. Вот не случайно же, допустим, прозаик Антон Чехов писал пьесы. И Максим Горький, и Леонид Андреев, да и Пушкин Александр Сергеевич уважал этот жанр.

То есть, в какие-то моменты ты понимаешь, что вот этот сюжет лучше отдать пьесе. И наоборот. Вот у меня есть отличный материал, я хотел написать на эту тему пьесу. Не идет.

Но у меня был еще один стимул. Это мое отчаяние в 90-е годы, когда мы с женой Натальей, заядлые театралы, ходили в храмы искусства и видели такой кошмар, такой ужас, что… Вот незабываемое впечатление: стоят на сцене два мусорных бака, в одном сидит один бомж, в другом – другой и… размышляют о смысле жизни… И я подумал – я просто обязан написать такую пьесу, которую люди будут смотреть, и им будет интересно, они будут смеяться, но потом — задумаются. На этом дыхании и родилась первая пьеса, которая называлась «Левая грудь Афродиты». Кстати, она тоже будет представлена на фестивале. И потом пошло, пошло…

Может быть, я и остановился бы на первом опусе, но тут вмешался случай в виде руководителя театра им. Евгения Вахтангова Михаила Ульянова. Мы тогда закончили работу над фильмом «Ворошиловский стрелок», и Ульянов попросил режиссера Говорухина: Стасик, напишите с Поляковым мне пьесу для театра, но современную, такую приличную, чтобы без матюгов, без беспорядочных половых связей на сцене, ну, что-то такое хорошее, я, говорит, с таким удовольствием поставлю…

И мы с Говорухиным написали эту пьесу «Смотрины». Но когда Говорухин понес рукопись Ульянову, тот вдруг говорит – нет, слушайте, это очень остро, я не могу это поставить. Тогда ее предложили руководителю «Ленкома» Марку Захарову. Захаров посмотрел и говорит – да что вы, с ума сошли, у вас тут Корзун такой мерзавец, олигарх, а у меня эти люди на самых дорогих местах сидят, я не буду ставить. И взяла только Доронина. И вот это была первая постановка Говорухина в театре. А пьеса идет до сих пор, с 2000 года. И 15 лет очень хорошо собирает залы…

— На наш пристрастный взгляд, одно из основных достоинств предстоящего фестиваля в том, что те, кто мало знаком с этой стороной творчества писателя, получают весомый стимул, чтобы приобщиться к миру, который того стоит! А знатоки и поклонники творчества Юрия Полякова получают редкую возможность увидеть на подмостках пьесы, которые не идут в Москве. Потому что приезжают из провинции замечательные театры – например, иркутский, с пьесой с совершенно необычным названием: «Халам-бунда».

— 15 лет прошло, как я ее написал, и ее вновь поставили. И вдруг мне потом звонит директор и говорит – наш иркутский зритель как с ума сошел, вот на эту пьесу как повалил, давно у нас такого попадания не было. А театры, действительно, приезжают очень интересные – в нашей стране множество прекрасных творческих коллективов.

Но есть еще одна деталь. Всего в столицу приедут 15 театров и привезут нам постановки 11 пьес. Но при этом на своих площадках, в своих городах, и в нашей стране, и за рубежом, будут играть еще около 30 театров. И во Владикавказе, и в Белгороде, и в Калининграде. Я, например, не знал, в Костроме идет инсценировка «Козленка в молоке». Вот в рамках фестиваля это вдруг выяснилось, и мы его тоже включили в программу.

— Мне, как уроженцу Оренбуржья, приятно отметить, что будет в этом хоре и голос Оренбургского театра драмы, по соседству с которым я когда-то жил. Недавно общался с Павлом Церемпиловым, директором этого театра, и узнал, что вы были в тех краях на премьере?

— Да, они поставили очень красивый спектакль по роману «Грибной царь». И в дни фестиваля его будут играть на своей сцене под нашим логотипом «Смотрины».

А 30-го октября полечу в Астрахань, там играют премьеру спектакля по моей пьесе «Как боги».

…А потом на сцену выйдет Президент России

— Юрий, вы проговорились о том, что Театр Сатиры репетирует вашу новую пьесу «Чемоданчик». Мы ее читали и весь вечер ухохатывались. Безумно смешная пьеса! Но самое главное, что в ней вы ведь замахнулись на очень святое для нас. Потому что у вас впервые в пьесе появляется такой необыкновенный герой – президент большой страны… Более того, это Президент Российской Федерации. Не побоялись? Санкция Кремля есть?

— Во-первых, когда я что-то пишу, я никогда не думаю, что мне за это будет потом. Это началось еще с моих первых повестей. Второе – это мой ответ тем злопыхателям, которые клевещут, что, якобы, у нас полицейское государство. Согласитесь, что пьеса — очень сердитая политическая сатира.

— И еще какая! Ужас, ужас…

— А что делать? Президент обязан появиться, поскольку интрига развивается вокруг ядерного чемоданчика, который, как известно, неотъемлемый атрибут российского главы государства. Президенту без чемоданчика — это как царю без скипетра и без державы…

— Вы самого главного не сказали. В пьесе указано время действия — 2018 год. Кто президент-то?

— А в этом вся интрига. (По секрету скажем, что президент — женщина. — Ред.) Пусть зрители, когда они придут на премьеру в Театр Сатиры, а она намечена на начало декабря, и узнают все подробности.

— Либо заглянут на сайт «Комсомольской правды»…

— Я надеюсь, что «Комсомолка» не выдаст меня с потрохами. Кстати, я пошлю Владимиру Путину приглашение на спектакль.

— Вот и журналиста вы представили в очень смешном виде…

— Да, зовут этого персонажа Захар Правдоматкин.

— Нет, ну, Юрий, вы ж сами в некотором роде журналист, как вы на святое подняли перо? Он совсем не похож на журналиста. И фамилия не похожа. Нет таких журналистов! Нет таких фамилий!

— Я был когда-то в некоем музее краеведческом, и там был топор, который в начале 1930-х годов подарили краевой партийной конференции. На нем с одной стороны было написано «бей по правому уклону», а с другой — «бей по левому уклону». Так вот, я хочу сказать, что я нанес сдвоенный удар отечественной журналистике. (смеется) У меня же вышел роман «Любовь в эпоху перемен», где тоже действуют либеральные журналисты.

— Нет, ну мы это печатали, мы это стерпели, там была более-менее приличная фамилия у нашего коллеги и он был немножко похож на некоторых из нас…

— Неужели вам не понравилось и имя пресс-секретарши президента — Мурена Шептальская?

— Вы же программки еще не печатали, давайте переименуем журналистов. А то напридумывают тут…

— Самое смешное, что я ничего не придумываю, я имена многих своих героев беру с кладбищенских плит. И ведь это фамилии некогда живых людей. И фамилию Суперштейн я нашел там… В пьесе «Чемоданчик» так зовут художественного руководителя подвального театра «Экскрим».

— Неожиданно! Мы думали, что вы скажете – смотрю по справочникам телефонным. А, оказывается, все гораздо интереснее.