Война на Донбассе будет навязана нам Вашингтоном и Киевом

Александр ДугинАлександр Дугин

Всего полтора года назад имя профессора МГУ, лидера Евразийского союза молодежи, известного философа и политолога Александра Гельевича Дугина не сходило с первых полос газет и крупнейших порталов русскоязычного интернета, его цитировали по ТВ, на него ссылались политики. Полтора года назад Дугин был одним из тех, кто в первых рядах поднял флаг Русской весны и повел за собой людей.

Его ненавидел враг, чуть ли не больше, чем местных лидеров восстания. Запад раз за разом вводил санкции против его самого и его учеников, тем самым признавая вклад в борьбу, как с неонацистской Украиной, так и со становлением американской гегемонии.

Со сменой кремлевского курса Александр Дугин согласиться по идеологическим и моральным принципам не смог. Он больше не давал больших интервью, не появлялся на экранах ТВ и тому были свои причины.

Спустя почти год после молчания Александр Гельевич рассказал в эксклюзивном интервью агентству «Новороссия» о нынешних итогах Русской весны, войне в Сирии и неизбежности финальной битвы на Донбассе.

— Александр Гельевич, вопрос как к признанному идеологу Русской Весны: как Вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию в Новороссии, что задумывалось в самом начале и получилось на самом деле?

— Я долго воздерживался от каких-либо комментариев по поводу происходящего на Донбассе и для этого были серьезные основания. Сейчас, я полагаю, прошло уже несколько циклов осмысления тех драматических событий, которые принято называть «Русской весной» и мы имеем возможность более взвешенно, спокойно и аналитично отнестись к теме, которая для меня лично стала колоссальной сердечной, духовной раной.

Тема «Русской весны» — это моя прямая и живая боль. Я не могу говорить об этом спокойно. Это не просто потеря близких людей — это глубочайший удар в самый центр тех ожиданий, которые я связывал с Новороссией в деле возрождения России, ее духа, ее идентичности. В деле пробуждения России.

Долгое время я вообще не мог говорить на темы подобного рода, воздерживался от комментариев и уклонялся от оценок, в силу глубокой травмы, которую я испытывал, как один из первых энтузиастов процесса возрождения Великой России, начиная с Крыма, через Новороссию и далее. Сейчас травма не то, что проходит, но, по крайней мере, как рана, становиться не столь острой.

После этого предисловия, я хотел бы сделать некоторый анализ того, как я вижу ситуацию.

Россия – это не Российская Федерация. Россия – это Русский мир, цивилизация, один из полюсов многополярного мира, которым мы должны были бы быть и просто обязаны стать.

История России, подобна сердцебиению. Наше русское сердце то сжимается, то расширяется.

Оно сжалось после распада СССР, наша территория уменьшилась, так часто бывало в истории, так было, к примеру, в 1917 году, но всякий раз границы расширяются заново.

В конце 90-х и начале двухтысячных произошел перелом. Я как геополитик следую за пульсом Русской истории — это и мой пульс тоже, мое сердце стучит в таком же точно ритме, как и сердце моей страны, моего народа. Я ждал диастолы.

Чтобы было понятней: сердечный ритм представляет собой систолы и диастолы, сужения и расширения. Диастола, соответственно, – это расширение.

Каждый раз наше сердце прекращает сужаться и начинает расширяться, ровно так же и Русская цивилизация заново начнет возвращаться к своим собственным (естественным, континентальным) формам. И в первую очередь это возвращение было связано с интеграцией постсоветского пространства. Сам термин «Евразийство» и есть та самая диастола. Евразийство — это когда Россия объединяет все постсоветское, а на самом деле русское, имперское, цивилизационное пространство, придавая культурной категории русский мир геополитическое и военно-стратегическое измерение.

И вот я ждал этой диастолы, но не просто ждал, наблюдая (как ждут троллейбус), а всячески содействовал этой сердечной фазе, являясь идеологом и активным практиком евразийства, интеграционных процессов на постсоветском пространстве и последовательным апологетом возрождения Великой России, Большой России.

Надо сказать, что все признаки нового расширения были на лицо: начало евразийской интеграции в виде ЕврАзЭс, а потом и создание Евразийского союза. Принуждение проатлантического режима Саакашвили к миру, когда мы впервые вышли за границы Российской Федерации и не позволили подавить очаги пророссийского сопротивления на Южном Кавказе, в Южной Осетии и Абхазии. И, конечно в ответ на действия наших врагов – атлантистов, попытавшихся взять под контроль американской гегемонии братский украинский народ, – присоединение Крыма. Во всем этом я видел расширение русского сердца – геополитическую диастолу.

Далее, логически следовала за Крымом и Новороссия, и я не вижу никакой разницы между ними. Абсолютно уверен, что если мы потеряем Донбасс, то потеряем Крым, а затем и всю Россию, потому что если прервать диастолу — произойдет сердечный сбой, скол нашего исторического бытия, исторической ритмики. Поэтому я и бился отчаянно за Русскую Весну и против предательства Новороссии.

Еще раз повторяю: Русская Весна – это требование нашего русского исторического бытия. Россия либо будет Великой, либо ее не будет. Великая Россия – это не только территория, и тем более, не экспансия нам – не нужно ничего чужого. И я совсем не против существования суверенной Украины, если бы только она была бы нашим союзником или партнером, по меньшей мере нейтральным, промежуточным пространством. Хотело бы быть вместе, в одной державе, но тут уж решать самим гражданам Украины. Но вот чего точно и никак допустить нельзя, так это атлантистской оккупации Украины. Это геополитическая аксиома. Великой Россия может снова стать, и это прекрасно понимают наши враги, только вместе с Украиной, либо объединившись, либо выстроив сбалансированный альянс. Никак иначе. Русская Весна невозможна без евразийского поворота в самой Украине – в любой форме, мирно или как получится.

Украина может быть самостоятельным и независимым государством исключительно в качестве нашего союзника. Если она уже попала в оккупацию, то мы обязаны ее освободить, или как минимум, обеспечить историческое бытие половине населения, связывающего свою судьбу с нами. Сделать это – наш долг, безусловный исторический императив. Если мы его не выполняем, то предаем наших же людей, самих себя, свою историю. Я с самого начала Русской Весны говорил об этом открыто и не изменил своего мнения до сих пор.

Но сверху настояли: Крым наш, а Донбасс не наш, конечно не совсем не наш, но неизвестно чей. С неопределенной перспективой. Но… кровь не вода, и погибшие дети, и наконец, дух русской весны. Недопустимая цена за оттягивающую дипломатию с сомнительным успехом. Ничего особенно «хитрого» в этом не было…

Несмотря на это считаю, что сейчас не уместна критика руководства страны, которой оно, за поведения на Донбассе, скорее всего, вполне заслуживает: ведь как только критика возникает (пусть с патриотического полюса), она тут же подхватывается Западом в борьбе с самой Россией; критикуя власть, невольно становишься во вражеские ряды. А это недопустимо и противоречит верности Отечеству, находящемуся, по сути, в состоянии прямого конфликта с главным врагом – США и блоком НАТО.

Что оставалось? Поблагодарить власть за подавление Русской Весны? Критиковать власть, став в ряды врагов России? Причем власть, все же продолжающую – пусть пустоватую и подчас даже симуляционную – но все же патриотическую риторику; подавляющую не только лучшее, но и худшее. В каждой половинчатости есть то, что ненавистно нам, но и то, что ненавистно нашим врагам – известная диалектика пол-стакана воды. Полупатриотизм – полулиберализм, где регулируются миллиграммы в обе стороны, лишь бы не выйти из равновесия… Вот потому я и молчал все это время. Критикуя стакан, в которой налито ровно половина, мы атакуем не только пустоту, но и вторую половину, от имени которой выступаем. Это называется гносеологический тупик, апория.

— Произошел сбой сердечного ритма России, диастола прекратилась?

— Я сейчас и заговорил на тему Новороссии, потому что произошло два события – большое и маленькое.

Первое – это Сирия. Российская Федерация, не доведя до конца создание периметра Великой России, Большой России и Русского мира, оставив кровоточащую рану Донбасса в том жутком состоянии, в котором она находится, выступила в защиту наших геополитических интересов на Ближнем Востоке. Это более дальняя цель, но не менее важная. И тут я, как геополитик, могу сказать – наша интервенция в Сирию является абсолютно правильным, безупречным, обоснованным, ортодоксальным шагом по защите наших национальных интересов.

Поясню: мы наблюдаем как в Афганистане, Таджикистане и Узбекистане, и даже на Северном Кавказе фундаментально растут тенденции, направленные на увеличение влияния ИГИЛ. И если бы мы не сразились с ИГИЛ в Сирии, нам пришлось бы это делать уже в Центральной Азии, а потом, возможно, и на территории Российской Федерации.

Это план американцев — исламский фундаментализм традиционно является инструментом в структуре американской и антлантистской геополитики, это очевидный момент. Исламское Государство – это американская спецоперация, направленная в первую очередь против противников американской гегемонии на Ближнем Востоке, в том числе (и в первую очередь) против нас.

Когда мы, по просьбе Асада вторглись в Сирию, мы опять вернулись в историю, опять обратились к диастоле русского сердца. После ступора, Минска, нерешительности, колебаний, торговли, сомнительных перетягиваний канатов. После кровавой паузы.

Посмотрите, что сейчас происходит. Мы воюем против по сути проамериканской криптоатлантистской фундаменталистской секты ИГИЛ, с тем, чтобы нанести по ней удар как можно дальше от наших границ, иначе мы будем воевать с ней у себя. Это свидетельствует о наличии стратегического, геополитического сознания в руководстве страны, и это обнадеживает. Поддержка Асада – это тоже часть Русской Весны, утверждение России как субъекта, а не объекта истории, жест, по укреплению нашего суверенитета.

Второй момент, несмотря ни на что, нашу границу с республиками контролируют друзья из ЛДНР.

Слава Богу, мы за это время не сдали ничего. Ничего не спасли, но и ничего не утратили. То, что не спасли – это очень плохо, но то, что не утратили – хорошо (снова стратегия полстакана). Отсутствие контроля границы киевской стороной, тот индикатор, по которому можно судить обо всем. Да, там кошмар. Да, мы проигрываем эту битву, но еще не проиграли – пока границу контролирует Донецкая и Луганская народные республики – еще не все потеряно. Многое потеряно, но не все. А раз не всё, то как говорил Курцио Малапарте, то и ничего. Он писал: «Ничто не потеряно, пока не потеряно всё».

Есть еще один момент. Это факт нашей военной поддержки Асада в Сирии, реальной и действенной, хотя пока еще без гарантированного результата (промежуточные результаты в целом весьма впечатляющие и позитивные). Поэтому американцы жизненно заинтересованы сейчас в эскалации военных действий на Донбассе, чтобы осложнить для нас ситуацию в целом. Да и Порошенко, получивший небольшую поддержку в ходе последних выборов на Украине, заинтересован ровно в том же. Война для него сейчас единственный способ удержать власть.

Война на Донбассе будет навязана нам Вашингтоном и Киевом. Не мы, а они, несмотря на Минские соглашения, несмотря на наши попытки выкрутится любым способом из прямой конфронтации, возобновят военные действия. Соответственно, мы возвращаемся к той точке, на которой я и прервал комментарии событий.

Как и предсказывал, эта ситуация не может иметь другого решения, кроме как защиты Новороссии от проамериканской неонацистской хунты, которая была хунтой и остается хунтой, и пора бы уже свернуть ей шею. Рано или поздно мы вернемся в Новороссию и к Новороссии. Уже, конечно, поздно, Но не критически поздно. Кто контролирует границу ДНР и ЛНР с Россией, тот контролирует все.

На пороге новый цикл, новый этап. Мы русские люди много чего видели в истории. Мы видели разных царей, руководителей, разные режимы, мы часто отступали, оказывались в исторических тупиках, застоях, неопределенностях, но всегда выходили на свои горизонты, и сейчас я чувствую новое расширение русской диастолы.

Вот почему я готов прервать аналитическое молчание и более спокойно беседовать на темы, которые сейчас интересуют всех русских людей. Людей, которые все понимают, чувствуют, всё также воюют, жертвуют собой и бьются за нашу Великую Родину.

— Александр Гельевич, как Вы считаете, минские соглашения – это действительно путь к миру? Ведь есть ряд фундаментальных противоречий, которые они не снимают.

— Минские соглашения действительно никаких противоречий не снимают. Это просто выигрыш времени. Этим оттягиванием финальной схватки пытались воспользоваться и мы и украинцы.

Мы хотели продемонстрировать Европе, что Крым наш, но все остальное мы готовы обсуждать. Это выглядело довольно аморально, и я не уверен, что дало хоть какой-то результат. Тем не менее, мы это транслировали – сверху была поставлена задача продемонстрировать наше миролюбие. Артобстрелы городов Донбасса, гибель людей, издевательство над народом Новороссии (не говоря уже об ополчении) – мне эта цена кажется чрезмерной за подобную демонстрацию, поэтому я всегда был противником Минских соглашений. Они не могут быть решением ситуации, это очевидный факт. Никто в них не верит, ни на одной стороне.

Мы пытались подмигнуть Европе. Показать, что «вот мы такие молодцы», мол, бросайте американцев – это они довели ситуацию до такой критической точки. Это не удалось и удасться не могло. Слишком сильно влияние атлантических элит в Европе, но мы все равно пытались это сделать.

Что касается Украины, то Порошенко демонстрировал то же самое. Это была игра не с Америкой, а с Европой. Порошенко говорит: я сяду с русскими за стол переговоров, смотрите какие мы демократические и порядочные настолько, что готовы даже с «террористами» обсуждать мирные соглашения, потому что мы так хотим в Европу. То есть, Порошенко хотел не перед Америкой отчитаться, а перед Европой. Мы и украинцы соревновались в определенной дипломатической битве за привлечение Европы на свою сторону. Но это нам не удалось – нам как-то и до этого до конца не верили, не верили и после Крыма, а после Сирии уже совсем все понятно стало.

Все решает уверенность и сила. Мы заявили себя мощной суверенной региональной державой, и дали всем понять, что теперь так надо нас воспринимать. Не нашу дипломатию, а нашу реальную мощь. Исторически сложилось так, что если мы сильны, с нами считаются, если слабы, то и считаться не нужно. Поэтому Европу мы не убедили, да и не могли убедить нелепыми переговорами. Но тут же убедили нашими авиаударами по ИГИЛ и другим террористам в Сирии.

Порошенко не убедил, и тоже убедить не мог просто потому, что Европа с самого начала не была ангажирована по-настоящему в киевский Майдан. Американцы обещали, что на Украине все будет очень быстро, и европейцы не понесут никакой ответственности за то, что происходит. Более того, американцы принудили европейских лидеров (особенно Олланда и Меркель) включиться в Майдан. У «младших партнеров», а точнее, вассалов Вашингтона большой свободы действий, естественно, нет.

Когда Европа оказалась соучастницей США и начала вводить санкции, ответ на которые поставили под вопрос поставки газа, то она спохватилась. Тогда Европа просто в ужасе отшатнулась и от русских и от украинцев, предпочитая, чтобы было все возвращено назад и было, как всегда. И Нормандский формат, и Минские переговоры по сути вращалась вокруг того, чтобы как можно, если не вернуть назад, то хотя бы продлить статус-кво. Сейчас пока еще минские соглашения всеми признаются, но ни для Порошенко, ни для Вашингтона уже никакого другого выхода, кроме как сорвать их в одностороннем порядке и начать финальную битву за Донбасс, просто нет.

Для американцев это способ отвлечь нас от Сирии — открыв второй фронт, для Порошенко это единственная возможность удержать власть. Ничего личного: нам навяжут эту войну.

Мы же будем от этой войны уклоняться и цепляться за Минские соглашения по тем же самым причинам: нам не нужен второй фронт и нам нужен не крепкий, а падающий Порошенко, чтобы Украина рухнула первой, до того, как Донбасс будет заново присоединен к нацистскому государству. Мы будем уклоняться от прямого конфликта, могу даже предположить, что будут цензурировать комментарии, подобные моему, в крупных средствах массовой информации. Но мы видели и не такое.

Наша ставка: не позволить украинцам навязать нам войну и не дать возможность взять под контроль границу. Это самый главный индикатор – пока границу контролируют республики Новороссии, ситуацию еще более-менее можно характеризовать как-то нормально, но если отдадут, то это будет уже полным фундаментальным провалом.

Сейчас очень много решается и опять история открыта. Вопрос Новороссии мы не решили, а лишь отложили его решение. Вот он сейчас напоминает о себе. Соответственно Минские соглашения, за которые мы будем держаться, будут постепенно подвергаться разрушению и отмене самыми разными способами. Скоро увидим.

— Значит, активизация боевых действий не за горами?

— Это неизбежно. Войну можно опять попытаться оттянуть на некоторое время, и Россия предпримет определенные усилия в этом направлении. Потому что сейчас война нам не выгодна, мы к ней готовы гораздо меньше, чем год назад.

— Возможен ли тогда осетинский сценарий: в случае если в нарушении всех договоренностей украинская сторона нападет на молодые республики, то Россия, как это было с Абхазией и Южной Осетией, чтобы принудить агрессора к миру, введет войска и признает независимость.

— Это будет правильно. Этот сценарий еще был в высшей степени актуален в самом начале Русской Весны. Кстати, в этом сценарии предполагалось, что это будет не только геополитический контроль, но эти области вернувшись в пространство Большой России принесут в него новый дух, пробуждение, русский свет. Это идеалистическое измерение, чрезвычайно важное, сейчас полностью потерянно из-за последующей торговли русскими интересами. Может быть, такая торговля была «оправдана», отчасти, с дипломатической точки зрения, как подготовка к финальной битве. Я думаю, что это не так, но готов подобное допустить.

Но есть и другая сторона. Начав этот торг, мы нанесли колоссальный удар по духовному измерению Русской Весны, по Новороссии как идее. Это необратимо. С грубой, тактической технологической точки зрения, это может быть объяснимо какими-то доводами, но вот с точки зрения духовной – было совершено нравственное преступление, когда мы пошли на осетино-абхазский сценарий в тот момент, когда украинские каратели стали бомбить города Новороссии, массово уничтожать мирное население – мы все видели эти кадры. Наш ответ был морально очевиден, но принято было иное решение. То есть, что касается национальных интересов, мы их еще до конца не провалили, но с ценностями все гораздо хуже.

В этом отношении Минские соглашения – аморальный инструмент, своеобразно понятых интересов, но в нем ценностей никаких нет ни для одной из сторон. Это сугубо прагматичное предприятие. Есть люди, для которых история — это технологии, но я считаю, что история это еще и дух. Это еще и цивилизационные установки, которыми жертвовать в угоду даже техническим интересам, тем более своеобразно понятым и спорным — нельзя.

Соответственно, минские соглашения – морально сомнительная пауза. Но мы будем их держаться, раз уж начали играть в эту игру. Если с ценностями проблема, пусть хотя бы интересы будут реализованы.

Надо признать простую истину — в покое нас не оставят, и это лучше признать сразу. История – это всегда выбор, зачастую выбор перед лицом смерти. Обыватель бежит от этого, старается забаррикадироваться от проблем, но если власть ведет себя также , как обыватель, то это власть транзиторна. История начинается там, где вершина властной вертикали принимает экзистенциальное – историческое – решение, а это значит – прямо смотря смерти в глаза.

Можно пытаться убежать, но история все равно нас нагонит и есть признаки, что она нас нагоняет, по крайней мере, мы из Сирии без победы уйти не можем. А если нам еще бросят вызов, срывая Минские соглашения на Донбассе, то нам будет нужна не одна победа, а две. И я уверен, что мы вполне к этому готовы, можем это сделать. Но от политики полстакана придется отказаться.

У нашего великого народа и доблестной армии хватит и сил, и стойкости, и мужества на великие победы. Другое дело – хватило бы ума, выдержки и воли у политического руководства страны. Теперь все вопросы к ним, посмотрим, как ответят эти люди на вызов истории. Они думают, что это перед ними все остальные должны нести ответственность. Это так. Но и они будут отвечать перед судом истории. А суд Истории – это страшная вещь, это, как Божий суд, подкупить, или задействовать административный ресурс невозможно

Александр Дугин
Дугин Александр Гельевич (р. 1962) – видный отечественный философ, писатель, издатель, общественный и политический деятель. Доктор политических наук. Профессор МГУ. Лидер Международного Евразийского движения. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...