Крым как вопрос мироустройства
Сергей Черняховский
В принципе, это конечно момент информационной войны, которую они ведут против России вместе со своими внешними сюзеренами. То есть, против России идет информационная и смысловая война, развернутая Западной коалицией, и в этой войне они выступают на стороне последней.
Когда им это говорят прямо в лицо – они с возмущением называют обвинение проявлением «теории заговора», (что по их мнению – уже порочно, поскольку, как они, очевидно считают – в политике заговоров в принципе не существует).
И с честными глазами уверяют, что делают все это не за деньги – а по убеждению. Из чего вытекает, кстати, не то, что они на стороне противника не воюют, а то, что участвуют в этой войне не из корысти, а из идейных соображений. Примерно то, что в «Легенде об Уленшпигеле» говорила ему случайная подруга: «Я не публичная, я – гулящая: публичная идет с каждым, а я – только с теми, с кем самой захочется». Но деньги брали обе.
Кто лучше, а кто хуже: предающий за деньги, или предающий по убеждению – вопрос отдельный. Правда, первый – не столько предающий, сколько продающий. Второй – собственно предающий. Один – наемник. Другой – предатель.
Правда – оба вряд ли могут рассматриваться, как граждане страны, в войне против которой они участвуют.
Но это – отдельно. В данном случае важнее сами содержательные позиции. Первая – «Так считают все». Вторая: «Если вы правы. Почему же этого никто не признает».
В первом случае: твоя страна считает одно, остальные допустим, другое. Можно быть несогласным с одной позицией – можно быть несогласным с другой.
Но при прочих равных, нормальным является быть согласным с позицией своей страны, пока тебе убедительно не доказали обратного.
«Моя страна всегда права, пока мне не доказали, что она не права».
Если человек исходит из постулата презумпции правоты конкурентов и противников своей страны – значит это уже не его страна.
На всякий случай, во избежание спекуляций: большевики, выступая за поражение своего правительства в Первой мировой войне, не выступали за победу ни правительства Германии, ни самой Германии: они выступали за поражение и правительства царской России, и правительства кайзеровской Германии.
Если человек рассматривает себя как гражданина своей страны, он признает ее право на суверенитет. Если он признает ее право на суверенитет – суверенитет означает, что во внешних отношениях страна является независимой. То есть – что ее воля и решение не зависят от оценок и решений иных стран.
В дилемме: «Моя страна и остальной мир» – для нормального человека первично мнение своей страны – и вторично мнение остального мира. В принципе вторично – если вообще сколько ни будь и значимо.
Хотя, оно для него и значимо в том отношении, чтобы понимать, почему иные страны не признают того, что для него является очевидным.
Очевидно, что Крым никогда не проявлял желания перейти из состава России в состав Украины. Его не спрашивали ни в 195, ни в 1991 году.
Очевидно, что он желал сохранения в составе СССР в 1991 году. Очевидно, что намерение вернуться в состав России он высказал еще в 1993 году. Очевидно (во всяком случае для каждого, кто имел связи с Крымом в период с 1991 по 2014 год) – что он всегда такого возвращение желал.
Очевидно, что возможность вернуться в состав России в 2014 году была принята с восторгом. Очевидно, что на Референдуме 16 марта 2014 года каждый житель Крыма имел возможность высказаться как за возврат в России, так и за сохранение в составе Украины.
Очевидно, что решение о воссоединении было принято подавляющим большинством голосов. Очевидно, что это решение было добровольным.
Все это очевидно – и вот эту очевидность – власти иных стран признавать не хотят.
Ленин когда-то писал: «Если бы математические аксиомы задевали интересы людей – нашлись бы люди, которые их бы опровергали».
Если очевидность упрямо не признается – значит, она чьим-то интересам противоречит.
И если большинство стран мира на сегодня не признает добровольности и естественности воссоединения Крыма с Россией – значит, им ее признавать по те мили иным причинам не выгодно.
У всех причины разные, но, в большинстве своем, в основе этого непризнания очевидности, лежит два начала.
Первое – нежелание США и их ближайших союзников: Западной коалиции.
Второе – неготовность многих других стран вступать с ними в спор.
Западная коалиция рассматривает проблему Крыма – как вызов мироустройству. Вызов той системе отношений, которую они навязали миру после катастрофы раздела СССР. Начало восстановления территориальной целостности России/СССР.
Воссоединение – вызов им и их власти. Оно демонстрирует, что они – не всесильны. А если они – не всесильны, значит, в принципе возможно, что те или иные страны отказываются от примата беспрекословного подчинения им. Воссоединение Крыма сегодня – это тоже самое, чем в 18 веке было провозглашение независимости Соединенных Штатов: отказ от подчинения мировому гегемону.
А значит – объявление этого гегемона – «негегемоном», бывшим гегемоном. Признать воссоединение Крыма для США – означает признать отказ от своей роли гегемона, и согласиться с тем, что им теперь подчиняться не будут. Это – крушение статуса.
Для их ближайших союзников – это тоже крушение: крушение их собственного самооправдания со своим собственным самоподчинением Штатам, отказом в их пользу от своего собственного суверенитета.
Если они отказывались от этого суверенитета в пользу «неодолимого гегемона» – они могут свою капитуляцию оправдывать, и свое минимальное самоуважение сохранять. Если оказалось, что они капитулировали перед состарившимся вожаком – они сами перед своими гражданами и самими собой оказываются никем – политическим мусором.
Когда европейские страны стали проводить независимую от США политику? – когда США стали терпеть поражение в противостоянии СССР и были разгромлены во Вьетнаме. Когда они вновь стали сателлитами Штатов? Когда пал СССР и казалось, что сила Штатов неодолима. А тут вдруг оказывается – что поспешили, унизились и прогадали. Продешевили.
Поэтому правящие элиты европейский стран видят свою задачу чуть ли не самосохранения – доказать, что «Их хозяин – самый сильный хозяин в мире». А они, если и вассалы, и холопы – то вассалы и холопы самого сильного господина.
Все же остальные страны: в Западную Коалицию не входящие, но и воссоединения Крыма не признавшие, – страны и их элиты, пока не готовые решить, подняться им на мятеж против Хозяина – или подождать. Просто потому, что исходим пока не очевиден. И не исход ситуации по Крыму – ту, в общем-то всем все ясно. А исход противостояния Москвы и Вашингтона.
И главное их опасение даже не в том, не проиграет ли Москва, а в том, на чем Москва и Вашингтон в конце концов помирятся. Что достанется Москве, что Вашингтону. И не пострадают ли в итоге они, доставшись не тому центру, на который они поставят.
И само главное – пойдет ли Россия до конца, как минимум до публичного зафиксированного лишения США статуса «Высшего Гегемона» – или согласится уступить, и помириться, этот статус за Штатами признав.
А поэтому они – ждут. Пока Россия продемонстрирует, что не уступит и компромиссов не будет и что она готов идти до конца – они пойдут с ней. Если не продемонстрирует – таки будут ждать, чем все окончится.
Если пойдет на уступки – постараются искупить перед подтвержденным гегемоном свое нынешнее ожидание – и яростно набросятся на Россию, мстя ей за то, что в очередной раз не оправдали их же тайные надежды.