Энантиодромия в русской политике

Александр Дугин

Удивление и пирамида могуществ

Я удивился. Но совсем не тому, что украинцы обесточили Крым, взорвав ЛЭП. Я удивился двум вещам: почему они не сделали это раньше, и почему это вызвало шквал возмущения в России. В поисках рационального объяснения, я постарался поместить этот отдельно взятый эпизод в более общую систему координат. И вот к каким глобальным выводам я пришел.

В мире есть одно главное могущество, несколько второстепенных, и множество пассивных объектов в чужой игре — с микроскопическими локальными интересами. Все они называются «суверенными Государствами» и по большей части представлены в ООН. Но сегодня такая формальная суверенность — что-то вроде неудачной шутки. Суверенитет — это мера могущества. Нет могущества, нет суверенитета. По словам американского политолога Краснера: «Суверенитет это организованное лицемерие» [1]. Именно.

Могущества в мире распределяются иерархически [2].

Во главе пирамиды могуществ — США. Их обслуживают ряд влиятельных, подчас строптивых, но всегда лояльных вассалов — Евросоюз, Япония, Турция, а также своеобычные прокси в исламском мире — Саудовская Аравия, Катар и Пакистан.

Следующие по масштабу могущества, способные в отдельных областях даже эффективно конкурировать с США, принадлежат «второму миру» (не первому, но и не третьему): это страны БРИКС и подобные им. Бразилия (обобщенно Латинская Америка), Россия, Индия, Китай и Южная Африка (обобщенно транс-сахарская Африка в целом). Потенциально сюда же можно отнести некоторые исламские державы, стремящиеся быть — насколько это возможно — независимыми от США.

Все остальные не имеют значения и только путаются под ногами, примыкая всякий раз к тому, кто оказывается сильнее в каждом конкретном локальном случае. Они являются лишь предлогами для выяснения отношений между могуществами первого и второго уровней, своего рода Gastarbeitern мировой политики.

США: структура могущества первого порядка

Теперь важное. Структура первого могущества (США) такова: в ней есть высшее выражение, определенное идеологической формулой — либерализм (то есть глобализм или установление глобальной либеральной демократии как сверхзадача), а также два средства достижения конечной цели — победы либерализма в общемировом масштабе —

1. мирно-торговый

2. военно-силовой

«Торговцы» (голубки) в руководстве США считают, что в пользу либерализма можно уговорить всех остальных аргументами и соблазнительными предложениями, а «силовики» (ястребы), убеждены, что кратчайший способ к этому — установление твердой американской военно-геополитической гегемонии в мировом масштабе (ведь США и есть оплот либерализма, поэтому чем больше США, тем больше либерализма, чем сильнее США, тем сильнее и глубже либерализм). Между «торговцами» и «силовиками» существует глубинный консенсус: и те и другие движутся к одной общей цели, и те и другие одновременно и сторонники мирового правительства и американские патриоты; все различие только — в выборе средств для достижения единой цели. Они спорят друг с другом, но споры заканчиваются тогда, когда на горизонте появляется могущество второго порядка.

Здесь все начинают действовать заодно: ведь главное их сближает, особенно перед лицом врага и конкурента. Все противоречия здесь носят чисто тактический характер. CFR (Совет по внешним сношениям (Council on Foreign Relations, — прим. ред.) — мозговой центр американской геополитики) и неоконсы, пацифисты и милитаристы США стратегически сущностно едины. Все они прежде всего либералы, а значит, разделяют либеральную идеологию, которую сегодня можно определить как «американскую идеологию».

Если мы поймем это, мы поймем почти всё в устройстве современного мира.

Энантиодромический компромисс

Далее второстепенные могущества. К этой категории принадлежит и современная Россия.

Ее структура напрямую зависит от структуры первого могущества (США) и в целом подобна (с различием пропорций) структуре всех остальных вторичных могуществ. В этой структуре есть также два симметричных полюса — «торговый» (мирный) и «силовой» (военный). Они составляют двуполярное ядро системы управления. Пока второстепенное могущество не стало прямым вассалом США и не превратилось в ничего не значаще третьестепенное могущество, то есть в бесконечно малую величину, оно обладает относительным суверенитетом — не абсолютным (как США) и не фиктивным (дефолтным, по Краснеру), как мелкие страны.

Относительный суверенитет состоит из двух полюсов, мирного и силового, которые, однако, качественно различны. Сторонники мира, полюс «торговцев», представлен идейными либералами (выступающими как проводники гегемонии, в смысле А. Грамши [3], и мирового либерализма), а силовики — «цезаристами» (также в смысле А. Грамши [4]), то есть прагматически ориентированными бюрократами, заинтересованными только в сохранении власти. Если либералы не против изменить баланс отношений с США, постепенно уступив суверенитет (на достойных условиях) первостепенному могуществу (глобализация), то силовики скорее откажутся от либерализма (который для них большой ценности не представляет), чем от суверенитета, поскольку при прямой американской гегемонии власть национальных бюрократий будет либо существенно ограничена, либо вообще передана в руки внешних управляющих (как произошло в России в 90-е).

Однако и либералы, и силовики в структуре второстепенного могущества всегда жизненно заинтересованы в сохранении статус кво. Их устраивает то, как есть сейчас, и не устраивает то, как будет потом (как бы оно ни было). Поэтому оба полюса заинтересованы в том, чтобы все оставалось неизменным. Это приводит к устойчивой и стабильной энантиодромии, то есть к движению одновременно в двух прямо противоположных направлениях: военные выступают за мир (а не за войну, что было бы логично), а либералы — за суверенитет (а не за глобализацию, что следует из идеологии либерализма). Военные не хотят воевать, а либералы сдерживают глобализацию. Так складывается энантиодромический компромисс. Отсюда все виды противоречивых высказываний: Крым наш, Донбасс — их; мы не воюем с Украиной, мы торгуем с Украиной и т. д. Это не просто прикрытие экспансии дымовой атакой умиротворяющей циничной дипломатии, это состояние мышления правящей энантиодромической элиты.

Энантиодромия заканчивается там, где одна из тенденций начинает отчетливо доминировать. Когда силовики понимают, что американская гегемония и либерализм как таковые неминуемо ведут к десуверинизации могущества второго порядка, и это не зависит от того, кто преобладает в США — ястребы или голуби, они смещаются в зону идеологического нелиберализма (антилиберализма) и готовятся к войне. К настоящей военной войне. Поскольку им понятно, что рано или поздно она будет им навязана, если они будут настаивать на суверенитете.

Когда либералы понимают тоже самое, они переходят границу и прямо предлагают пожертвовать суверенитетом ради мира.

За пределами энантиодромии бюрократы становятся (антилиберальными и антиамериканскими) патриотами, идеологическими патриотами (Россия прежде всего), а либералы из сторонников режима и его элиты — противниками режима и непримиримой оппозицией (России лучше не быть вообще). Либералы в непримиримой оппозиции представляют собой пятую колонну, тогда как либералы во власти — шестую. Симметрично различие между силовиками-бюрократами (внутри властной элиты) и самостоятельным идеологическим ядром патриотизма (державники, сторонники православной Империи, традиционалисты, консерваторы и консервативные революционеры, евразийцы и последователи 4pt. su (Четвертая политическая теория).

Но в современной России — как почти во всех современных могуществах второго уровня — доминирует энантиодромия. Это союз военных за мир с либералами за суверенитет. Они имитируют структуру первого могущества, но это подражание основано на одной принципиальной ошибке: американские элиты идеологически единодушны, следуют к общей цели и спорят о тактических вопросах — средствах, тайминге процессов, месте и времени проведения той или иной операции, целесообразности, формулах подсчета баланса интересов и т. д., а энантиодромические элиты внутренне противоречивы — либералы ведут в одну сторону, национальные бюрократы (цезаристы) в прямо противоположную. Голуби и ястребы в США — два коня, запряженные с одной стороны колесницы, либералы и бюрократы в России — с разных сторон. Это и есть энантиодромия.

Энантиодромия второстепенных могуществ, находящаяся в концептуальном ступоре, спешит, однако, избавиться от тех, кто ей угрожает: от пятой колонны ультралиберальной оппозиции, бросающей прямой вызов суверенитету, и от убежденных патриотов, настаивающих на нелиберальной идеологии и на неизбежности (рано или поздно, но готовиться надо уже сейчас) прямого столкновения с США. Поэтому вне мэйнстрима оказываются и те, и другие. И пятая колонна, и последовательные патриоты (военные за войну) находятся под запретом. Основной дискурс в обществе полностью контролируют энантиодромисты, все более смахивающие на шизофреников.

Если мы разберемся и в этом, то поймем не «почти всё» в устройстве современного мира, но вообще всё. Ведь та же самая схема — mutatis mutandis — работает и во всех остальных державах второго уровня могущества, и даже в тех третьестепенных странах, которые оказывается в поле напряженных противоречий более состоятельных и геополитически масштабных Государств.

Крым без электричества: объяснение

Эти общие формулы объясняют нам причину нашего удивления. Когда мы соединяемся с Крымом в ответ на Майдан, легальность этого признаем только мы и больше никто. И логично, если Киев этого не просто не примет, но начнет прямую «реконкисту», если сможет, а если уж не сможет, то постарается удавить отложившиеся территории любым другим доступным способом. С точки зрения последовательных патриотов в России, это предельно ясно и было ясно с самого начала. Американцы и их западно-европейские вассалы подтолкнули киевскую толпу к свержению компромиссного (энтантиодромического) Януковича, который был и вашим, и нашим, и не вашим, и не нашим (пока сам не запутался). Цель была привести в третьестепенной стране с суверенитетом, близком к нулю, прямо либеральную проамериканскую элиту. Это произошло. Это наносило удар по российскому суверенитету, и тут несмотря на энантиодромию (на сей раз российскую) консенсус (хотя и относительный) торговцев и силовиков ответил воссоединением с Крымом. Не вся шестая колонна безоговорочно приняла Крым, но ей ничего не оставалось делать: кто был категорически против, могу просто переместиться в пятую.

Но радость патриотов была преждевременной: на Крыме все и застопорилось, и в отношении Донбасса снова победила энантиодромия — военные за мир вместе с либералами за суверенитет принялись верстать Минские договоренности [5]. Снова на первый план вышел лозунг: лишь бы не было войны. Торговые переговоры с Киевом продолжилось: никто ни с кем не воюет. Да, война — это мир. Всё правильно. А горы трупов — случайность, внутреннее дело третьестепенной страны. Начались чистки и среди патриотов, возомнивших, что бюрократия, цезаристы и силовики сместились в их сторону, в сторону Новороссии, антилиберальной идеологии и подготовки к решающей войне. Не тут-то было. Энантиодромисты власть держали крепко и от своей формулы отказываться не собирались. Не сейчас.

Но и в Киеве ситуация была не лучше. Сбросив одного энантиодромиста, толпа третьестепенного могущества привела к власти другого энантиодромиста. И этот, в новых условиях, принялся колебаться — ни войны, ни мира, бросаясь от борьбы с повстанцами Донбасса к Минску и обсуждениям цен на газ. В этой-то ситуации двух энантиодромий — при участии двухполюсной американской элиты (всегда продвигающей ситуацию только и исключительно в своих интересах, как торговлей, так и войнами) — и снабжала Украина электричеством отложившийся в пользу России Крым.

До какого-то момента снабжала, потом перестала. Чуть больше войны, чуть меньше торговли. Завтра может быть снова — чуть больше торговли, чуть меньше «Правого Сектора» *, и так в периоде.

В России структурно то же самое, но масштабы могущества иные: различие между относительным суверенитетом и фиктивным все-таки весьма значительное. Оно отчасти нивелируется, правда, тем, что за спиной страны практически без суверенитета маячит тень страны с суверенитетом абсолютным. И вот отсюда стоит сделать важный вывод: как Порошенко договаривается с Москвой, так и Москва договаривается с Вашингтоном. Диспропорция могуществ объясняет, как проходят переговоры: сильный всегда может нарушить любые соглашения в своих интересах — ему за это ничего не будет (если нет более сильного). Слабый же, идя на поводу сильного (торговля, голубки, лишь бы не было войны), всегда зависит от него только всё больше и больше. И если дело дойдет до критической точки, то войну начинать будет в какой-то момент уже поздно. Москва может поступить с Киевом, как захочет, действуя кнутом и пряником. Но точно также и Вашингтон с Москвой.

На это и рассчитывают либералы в Вашингтоне в отношениях с Россией — они готовы отложить войну, чтобы шестая колонна в Москве укрепила свои позиции, внедрила глубже либерализм в элиты и даже массы, рассчитывая, что таким образом разложенное второстепенное могущество само упадет им в руки. Сами американские стратеги (например, Стив Манн) прекрасно понимают что либерализм исторически сложившиеся демократии укрепляет, а недемократические режимы, напротив, разлагает и подтачивает.

Но эта игра продолжается только до тех пор, пока нахождение шестой колонны у власти вместе с гарантированной ей миром (мир в обмен на либерализм) продолжает ослаблять Россию. Если же передышкой пользуются идейные патриоты (а не просто бюрократы), то инициатива переходит к вашингтонским ястребам. Не против голубков и торговцев, как может показаться, а при их благословении. Ведь цель у них — одна.

Вашингтон созванивается с Киевом, и башни электропередач, ведущие в Крым, взлетают на воздух. Со стороны Москвы на это может последовать только энантиодромический ответ: удивление или возмущение. Ведь война — это мир. Не будем забывать.

Таким образом, мы не только устранили предмет нашего удивления, но извлекли из этого незначительного самого по себе эпизода великой войны континентов важный теоретический урок.


*В ноябре 2014 года Верховный суд РФ признал экстремистской деятельность «Украинской повстанческой армии», «Правого сектора», УНА-УНСО и «Тризуба им. Степана Бандеры». Их деятельность на территории России запрещена.


[1] Krasner S. D. Sovereignty: Organized Hypocrisy. Princeton: Princeton University Press, 1999.

[2] Lake David A. Hierarchy in International Relations: Authority, Sovereignty, and the New Structure of World Politics. Ithaka, NY: Cornell University Press, 2009.

[3] Грамши А. Тюремные тетради/ Грамши А. Избранные произведения. Том 3. М.: Издательство Иностранной литературы, 1959.

[4] Грамши А. Тюремные тетради. Указ. соч. См. также Дугин А.Г. Международные отношения. М.: Академический Проект, 2014.

[5] И травить И.Стрелкова.

Свободная пресса 22.11.2015

Александр Дугин
Дугин Александр Гельевич (р. 1962) – видный отечественный философ, писатель, издатель, общественный и политический деятель. Доктор политических наук. Профессор МГУ. Лидер Международного Евразийского движения. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...