Российско-иранское партнерство
Александр Дугин
Выступление А.Г.Дугина на круглом столе «Российско-иранское сотрудничество в современных геополитических условиях» с участием Али Акбара Велаяти в РИСИ
Мы живем в эпоху переходного периода. Очень важно понять: «переходного» от чего и к чему. Эпоха транзиции. После конца Советского Союза, после 91-го года стала складываться однополярная модель миропорядка. Эта модель, провозглашенная Чарльзом Краутхаммером, американским политологом, как «однополярный момент», завершилась в 2000-м году. Сам Краутхаммер признает этот факт. Таким образом, мы живем в переходном моменте от однополярного мира. Но переходного к какому миру?
Однополярность, американская гегемония, американская доминация еще длится, она еще не прекратилась. Но уже становится очевидным, что в некоторой перспективе, как тренд, эта однополярность не долговременна и длиться устойчиво не может. Соответственно, постепенно складывается альтернатива. Однополярность заканчивается, и что начинается? И здесь очень важно и русским, и иранцам ясно комплексно понимать два аспекта: и от чего мы движемся (от однополярности), и к чему мы движемся. Во втором вопросе – ответ гораздо менее ясен.
Россия сделала ставку на концепт «многополярного мира». Многополярный мир не есть возврат к двуполярному миру, к противостоянию двух систем. Многополярный мир предполагает баланс не нескольких стран ( это не Вестфальская система), а нескольких цивилизаций.
В современном мире большинство национальных государств, формально признанных суверенными, не могут быть ни суверенными, ни свободными. Их суверенность и свобода фиктивны. В реальности суверенными могут быть только те государства, которые способны отстоять свою свободу и независимость перед лицом внешнего вызова. Поэтому автоматическое признание суверенитета и независимости еще не является подлинным стратегическим суверенитетом. Отсюда следует необходимость интеграционных процессов. Отсюда вытекает неспособность одной, даже крупной, страны — такой, как Франция или Германия, и я бы сказал, Турция или Пакистан, и даже Иран, — в одиночку отстоять свою независимость. Необходимы альянсы, интеграционный процесс, и поэтому Россия занимается строительством Евразийского Союза, интеграцией постсоветского пространства. Поэтому существует Европейский Союз как система коллективной безопасности. И поскольку Иран может существовать как суверенное государство только в системе многополярного мира, ему также необходимо больше думать в этом направлении.
В этом отношении сразу хотел бы высказать практическое предложение: я думаю, что очень важно, может быть, в более отдаленной перспективе, провести в Иране конференцию относительно теории многополярного мира и места Ирана в многополярном мире, а также рассмотреть систему российско-иранских отношений в контексте мнополярности. Это, на мой взгляд, очень важно, потому что мы знаем, от чего мы уходим, но гораздо хуже понимаем, к чему мы приходим, а еще меньше мы знаем особенности и нюансы многополярности, что она означает, и как она скажется на российско-иранских отношениях.
Я полагаю, что сейчас самое благоприятное время для развития российско-иранских отношений. Здесь открывактся уникальное окно возможностей, поскольку сейчас, как никогда, ясно, что и у Ирана, и у России существует множество общих интересов и общих ценностей. Если говорить об общих интересах, то, в первую очередь, надо подчеркнуть то, о чем я уже сказал: что Иран – это суверенное государство, которое заинтересовано в сохранении своей независимости. Но точно таким же суверенным государством, заинтересованным в сохранении собственной независимости, является Россия. Исходя из этого понятно, что мы — соседи, и мы в равной мере не приемлем американской гегемонии — и иранское руководство это много раз подчеркивало, и российское руководство это неустанно подчеркивает.
Обратите внимание на историю с санкциями. Мы под санкциями за свой суверенитет, и вы были под санкциями за свой суверенитет, и еще не известно, как это обернется. И в результате и Иран, и Россия двигаются в одном и том же направлении – к тому, чтобы утвердить свое место в многополярном мире. Соответственно, здесь у нас общие интересы.
Далее, у нас общие геополитические интересы. Я хочу обратить внимание на то, что в значительной мере Иран исторически являлся препятствием для реализации южной политики России — царской России. Отсюда русско-персидские войны. Но одновременно и Россия в значительной степени была препятствием для реализации иранских интересов на Кавказе и в центральной Азии.
Пока мы находились в состоянии враждебности, мы мешали и препятствовали друг другу. Но сегодня уже очевидно, и история это показывает, что две такие великие страны, как Иран и Россия, не способны победить друг друга. И у нас сегодня для этого нет ни желания, ни воли, ни ресурсов. И если мы создадим глубинное геополитической партнерство, образуем альянс, союз, все мы — и иранцы, и русские — реализуем свои стратегические цели. И именно в случае дружбы мы добьемся того, чего никогда не могли достичь в ходе войн. Россия получит дружественную страну, которая обеспечит выход к теплым морям, а Иран получит надежного партнера на севере. Совместно мы сможем приступить к реорганизации геополитического пространства в центральной Азии, с тем чтобы не допустить там вмешательства внешних сил.
Иран и Россия имеют общие интересы, общие стратегические цели и наше сближение в этом вопросе решит множество проблем, которые в противном случае не решатся, в том числе и справедливый баланс сил на Каспии, а также на всем пространстве Центральной Азии до самого Кавказа. И самое главное, самое актуальное сегодня – это Сирия, поскольку в Сирии мы сегодня сражаемся на одной стороне. Там существует не только политическое, но и военное присутствие и России, и Ирана, а также ливанской Хезболлы, в значительной степени ориентирующейся на Иран.
Поэтому сегодня мы можем говорить о геополитике российско-шиитского альянса. Конечно, Россия делает этот выбор не столько в идеологической, в религиозной, сколько в прагматической сфере, но тем не менее факт российско-шиитского альянса налицо. Я предлагаю обратить на это внимание. И не случайно те же силы, которые противостоят нашим обеим странам – России и Ирану – в Сирии, противостоят нам и в других точках земного шара. И даже на Северном Кавказе, на нашей собственной территории. И в Бахрейне, и в Йемене – мы сегодня на всех фронтах вместе. Это не случайно. Российско-шиитский альянс – императив современной российской (и иранской) политики.
И последнее, на что я хотел бы обратить внимание: когда мы говорим об интересах – это, разумееся, важно. Сейчас наши интересы полностью совпадают. Редкий случай, когда они совпадают на сто процентов. Это очень важный момент. И мне кажется, что необходимо извлечь все последствия из этой исторической возможности, этого исторического шанса. Но интересы все-таки — вещь временная, преходящая. Сейчас они таковы, завтра они могут измениться. И чрезвычайно важно дополнить наш альянс интересов альянсом ценностей.
И здесь я хотел бы обратить внимание на ту удивительную беседу, которую я имел некоторое время назад в умме с одним из духовных лидеров Ирана, который сказал, что секрет Ирана – это «культура ожидания», «фарханге индизор». Но на самом деле, эта культура ожидания финального справедливого мира, прихода Магди, двенадцатого имама, окончание цикла оккультации, сокрытия великой Гайбы – это очень созвучно мировоззрению православного русского человека. Мы тоже живем в культуре ожидания, мы тоже ожидаем Второго Пришествия. И для нас будущее, которого мы ждем – это будущее не нынешнего мира, в котором правит несправедливость, ложь, эксплуатация, а это справедливое общество.
И последнее, что я хотел бы сказать в этом отношении: чрезвычайно важно письмо аятоллы Хомейни Горбачеву, в котором он предупреждал пророческим образом, что, если советская перестройка будет двигаться в западном направлении, это приведет к краху – политическому, духовному, геополитическому. Так оно и произошло. Это письмо оказалось слово в слово сбывшимся. На него не обратили внимания — и напрасно.
В этом письме духовный лидер Иранской революции говорил: обратите внимание на двух авторов — только двух авторов он цитирует из всей сокровищницы исламской и иранской мысли – на Шехабаддина Яхья Сохраварди и на Ибн Араби. Но эти два автора – глубокие мистики, теоретики Востока и, самое главное, у Сохраварди мы встречаемся с таким термином, как «западное изгнание», «колодцы западного изгнания». Это совпадает не только с духовной географией, но и с географией геополитической. Запад — это и есть место изгнания. И сегодня мы видим, что это место, где заходит солнце Традиции. То, во что превратился современный Запад – это предел вырождения и ада на земле.
Так вот, именно Сохраварди и Ибн Араби ближе всего к православному мистическому монашеству, нашему созерцательному стилю и, в конечном итоге, нашей священной географии, где Восток (а Россия – это Восток) является центром положительного полюса, а Запад – отрицательного. Соответственно, последнее, что я хотел бы сказать, я думаю, что то время, в котором мы живем, открывает возможность еще и для глубинного духовного и религиозного диалога между нашими цивилизациями, между нашими странами на основе общности культуры ожидания, «фарханге индизор».
Благодарю вас.
katehon.com 04.02.2016
