ЦБ загнал экономику в ловушку стагфляции
Сергей Глазьев
С. КОРОЛЁВ: Это программа «Реальная экономика», и в студии Сергей Глазьев, экономист, Академик российской академии наук. Сергей Юрьевич, здравствуйте.
С. ГЛАЗЬЕВ: Здравствуйте.
С. КОРОЛЁВ: Мы только что договорились, что кратко пройдёмся по новостям, связанным с эконмической ситуацией. Затем Сергей Юрьевич подробно расскажет о своей программе, сейчас широко обсуждают, что Кудрин будет новую экономическую стратегию составлять. В конце часа – интерактив с аудиторией.
Первое – я смотрю на динамику нефти, на курсы валют, и можно уже выдыхать спокойно? Встреча в Дохе 17 числа, от неё многого ждут, каков Ваш прогноз?
С. ГЛАЗЬЕВ: Я думаю, что встреча будет конструктивной, иметь определённый позитивный результат, но не будем спекулировать ожиданиями. Нефть как спекулятивный инструмент уже ушла в прошлое. Повышение цен на нефть – это регулярно повторяющийся эпизод примерно раз в 50 лет. Этот скачок цен на энергоноситель обозначает поворотную точку в длинной волне Кондратьева, когда технологический уклад достигает зрелости, монополисты получают возможность взвинчивать цены, потому что экономика становится очень инертной, капиталоёмкой, и любые сдвиги в энергопотреблении крайне сложны, требуют инвестиций. Когда технологический уклад, который лежит в основе длинной волны достигает зрелости, формируется соответствующая ему жёсткая технологическая структура, энергетическая инфраструктура в том числе, у монополистов появляется возможность взвинтить цены, потому что экономика не может ответить на это снижением энергопотребления в силу жёсткости технологической структуры. Так всегда происходило, это была середина 70-х годов, когда цены на нефть взлетели десятикратно, конец 20-х, когда поднялись цены на уголь многократно. Это поворотный момент, с которого начинается Великая депрессия. А депрессия связана со структурной перестройкой экономики,
С. КОРОЛЁВ: Почему Вы не упомянули 2000-е годы?
С. ГЛАЗЬЕВ: И 2000-е само собой.
С. КОРОЛЁВ: Мы прошли этот пик и пошла депрессия, так получается?
С. ГЛАЗЬЕВ: Мы прошли период высоких цен на энергоносители, который длится в течение структурной перестройки экономики. По мере того, как в экономике пробивает себе дорогу новый технологический уклад, происходит его структурная перестройка, а новые технологии всегда намного более энергетически эффективны, чем предыдущий технологический уклад. Например, источники света, которыми мы пользуемся – светодиоды дают десятикратную экономию электроэнергии.
С. КОРОЛЁВ: Практически пожизненные лампочки.
С. ГЛАЗЬЕВ: Или нанопокрытия металлов, которые десятикратно повышают износостойкость, или нанопорошки в красках, которые делают лакокрасочное покрытие устойчивым.
В новом технологическом укладе доминирующий энергоноситель, который на наших глазах меняет структуру энергопроизводства, это солнечная энергия. Благодаря нанотехнологиям стоимость удельного киловатт часа мощности электричества на солнечной генерации сравнялась с тепловой.
С. КОРОЛЁВ: А зачем же мы энергомост делаем в Крым, а не солнечные батареи там ставим?
С. ГЛАЗЬЕВ: Потому что мы отстали, к сожалению, и главная проблема нашей экономики – технологическое отставание, которое возросло в последние два десятилетия, в то время как другие страны сегодня успешно осваивают новый технологический уклад, он бурно растёт с темпом 35% в год, мы это окно возможностей для рывка упустили.
С. КОРОЛЁВ: Мы ведём к нефти.
С. ГЛАЗЬЕВ: Период высоких цен на нефть прошёл, потому что формируется новый технологический уклад, в котором энергоёмкость гораздо ниже, спрос на нефть будет ниже, соответственно, уже никогда не будет такой потребности в укглеводородах, которая была 5-10 лет назад, идёт структурная перестройка экономики Европейского союза, практически все его антикризисные программы были ориентированы на повышение энергоэффективности. Конечно, углеводороды будут и дальше использоваться как источник химического сырья для промышленности, но и вес углеводородов в структуре энергопотребления упадёт, он уже упал и дальше будет падать. Сама удельная потребность, энергоёмкость прироста валового продукта тоже резко падает с ростом нового технологического уклада. Не следует ожидать ни повышение спроса на нефть, ни тем более возврата нефти в число спекулятивных инструментов. Ценообразование на нефть после скачка цен было в руках у финансовых спекулянтов, нефть использовалась как инструмент для извлечения сверхприбыли на спекуляциях.
С. КОРОЛЁВ: Мы понимаем, что нефть не будет стоить 150, но 50-то будет хотя бы?
С. ГЛАЗЬЕВ: Это вопрос спроса и предложения. Цены на сырьевые товары регулируются, согласно теории, предельными издержками производства на самых худших месторождениях, и в той мере, в которой спрос будет достаточен для вовлечения самых плохих месторождений, сегодня это месторождения сланцевой нефти, сланцевого газа, они самые затратные, они и будут формировать те замыкающие затраты, которые будут определять цену на нефть в обозримой перспективе, лет 15-20 вперёд. Это заведомо не 100 и даже не 80, это колебания в районе нынешнего уровня.
С. КОРОЛЁВ: 40?
С. ГЛАЗЬЕВ: Я думаю, что с учётом неустойчивости современных валют надо понимать, что колебания цен на нефть могут отражать и колебания просто покупательной способности валют. Но если брать в сопоставимых ценах, то да.
С. КОРОЛЁВ: В районе 40 долларов на ближайшие 15 лет, я правильно понял?
С. ГЛАЗЬЕВ: Мы примерно достигли уровня равновесия по ценам на нефть на период стабильного роста нового технологического уклада на ближайшие 15-20 лет.
С. КОРОЛЁВ: Хороший прогноз, долгосрочный.
Следующая тема – глава Минэкономразвития сегодня выступил на форуме в Финляндии, общался там с бизнесменами, и он дал новое определение состоянию российской экономики: «она застыла и ждёт старта, это неустойчивое равновесие», — сказал Алесей Улюкаев. Вы его понимаете?
С. ГЛАЗЬЕВ: Это риторическое высказывание. Если экономика застыла, значит конец, она не может застыть. Если человеческая жизнь застынет, значит она для данного человека застынет навсегда. Равновесие в экономике никогда не бывает устойчивым, а в современной экономике вообще не бывает равновесия. Это всё игра слов, а что она под собой подразумевает, не знаю, это поэтический образ.
С. КОРОЛЁВ: Он настроен оптимистично, полагает, что российская экономика вернётся к росту уже во втором полугодии 2016 году. В текущем году динамика ВВП, по его словам, будет около нуля. Но мы слышали Набиуллину, которая прогнозировала падения ВВП по итогам 2016 года на днях. Мы видели прогноз МВФ, тоже достаточно пессимистичный. Что же будет на самом деле?
С. ГЛАЗЬЕВ: Я думаю, Алексей Валентинович рассуждает, как поэт-романтик.
С. КОРОЛЁВ: Вы читали его стихи?
С. ГЛАЗЬЕВ: Конечно, мы с ним давно дружим.
С. КОРОЛЁВ: Нравится?
С. ГЛАЗЬЕВ: По-разному. Мне кажется, она заслуживает большего внимания, чем цитаты, которые Вы приводите.
С. КОРОЛЁВ: Вы считаете, что он более успешен, чем поэт?
С. ГЛАЗЬЕВ: Я не могу давать оценок в силу наших отношений и своего служебного положения.
С. КОРОЛЁВ: Но Вам стихи нравятся.
С. ГЛАЗЬЕВ: Мне вообще поэзия нравится, в отличие от экономической политики. Что касается Центрального банка, то эти люди знают, что делают: они стали реалистами, признают, что их политика ведёт в углублению экономического кризиса, это уже отрадно. Три года назад я им говорил, что их политика так называемого таргетирования инфляции приведёт к сочетанию спада производства и высокой инфляции, то есть к стагфляции, они не обращали на это внимания. Теперь они признают, что их политика ведёт к падению производства, это хорошо, они потихоньку обучаются. Но при этом они пока не прочитали современные труды в области макроэкономики, которые доказывают, что в условиях падения производства не может быть низкой инфляции, потому что инфляция – это покупательная способность денег, и если сокращается производство, автоматически падает покупательная способность денег. Им ещё придётся подучиться, чтобы понять, что их политика сжатия денежной массы, удорожания кредита ведёт не только к падению производства, но и к сохранению высокой инфляции. Стагфляционная ловушка, куда нас загнал Центробанк, дальше будет удерживать нашу экономику, не позволять ей подняться. В рамках этой денежно-кредитной политики возможностей для роста производства, инвестиций, инноваций не прослеживается.
С. КОРОЛЁВ: «Сергей Юрьевич, благодарю за Вашу позицию. Я против политэкономического курса, против Кудрина, Улюкаева, Силуанова. Переходите в политическую оппозицию, идите от врагов России, действуйте самостоятельно», — слушатель Игорь пишет.
В составе совета по экономической политике будет работать Алексей Кудрин. В этом совете собираются определить новую экономическую стратегию для страны. Вас не приглашали в эту экспертную группу?
С. ГЛАЗЬЕВ: Я вообще не понимаю, о чём идёт речь. Та политика, которая сегодня проводится в стране, это продолжение политики Кудрина. Все основные решения, которые затащили нас в эту стагфляционную ловушку, переход к таргетированию инфляции, под которым понимается свободное плавание курса рубля, использование процентной ставки в качестве главного механизма регулирования и отказ от валютного контроля – это всё фундаментальные решения, которые были приняты ещё при Алексее Леонидовича. Каких-либо изменений от него уж точно ожидать не приходится.
С. КОРОЛЁВ: Сегодня Дмитрия Пескова спросили про Кудрина. Была новость, что он возвращается, потому что не возвращается, затем говорил, что только в экспертную группу. Сегодня Пескова напрямую спросили, он сказал, что хорошо относятся, консультируются и считают Кудрина одним из самых успешных членов Кабинета министров и одним из лучших министров финансов в мире.
С. ГЛАЗЬЕВ: Конечно, он очень успешный, он руководит Московской биржей, которая стала центром генерирования прибыли.
С. КОРОЛЁВ: Сейчас руководит?
С. ГЛАЗЬЕВ: Сейчас, как руководитель наблюдательного совета. Это огромный успех для него, потому что Московская биржа – главный генератор прибыли, который получается на манипуляции курса рубля. И если реальное производство у нас упало, инвестиции, внешнеторговый оборот падают, то оборот на бирже вырос в 5 раз и достиг 100 триллионов рублей в квартал. Сегодня все свободные деньги из реального сектора утекают на валютные спекуляции, там за счёт манипуляции курса достигаются гигантские сверхприбыли. Можно порадоваться за валютных спекулянтов, которые получили, по оценкам экспертов, до 50 миллиардов долларов за счёт раскачивания курса рубля за последние 2,5 года за счёт обесценивания наших рублёвых доходов.
С. КОРОЛЁВ: Вы говорите, что нефть уже пришла к тому уровню, которому должна соответствовать ближайшие 15-20 лет. Значит ли это, что рубль тоже будет стабильным?
С. ГЛАЗЬЕВ: Нет, чтобы рубль был стабильным, нужно чтобы Центробанк вернулся на биржу, вспомнил о своей конституционной обязанности по обеспечению устойчивости национальной валюты.
С. КОРОЛЁВ: Валютный коридор.
С. ГЛАЗЬЕВ: Зачем? Валютный коридор – лишь один из инструментов, может быть и временная фиксация курса. Мы в прошлый раз подробно говорили на эту тему, у нас нет никаких оснований иметь такие колебания курса, он может быть стабильным, у нас валютных резервов в два раза больше, чем денежной базы в рублях, у нас положительный торговый баланс, у нас рубль недооценён втрое по отношению к паритету покупательной способности. Главным фактором неустойчивости рубля являются валютные спекуляции. А колебания цен на нефть объясняют не более 10% колебания курса рубля, всё остальное – спекулятивные игры, причём целенаправленные, играют те, кто способен манипулировать курсом, и они могут это делать только благодаря пассивной политике Центробанка. Они уверены, что Центробанк не будет играть против них, за стабильность, поэтому они раскачивают курс. Мы, наверное, побили все мировые рекорды по колебаниям курса валюты.
Я хотел ответить на реплику слушателя. Я не собираюсь уходить ни в какую политическую позицию, это как раз то, чего от меня ждут те, кто формирует сегодня макроэкономическую политику. Я мешаю как раз там, где сейчас нахожусь и где работаю. Интеллектуальная позиция гораздо важнее политической: на политических оппонентов, тем более, которые в оппозиции, можно наплевать и забыть, что демонстрируют постоянно наши денежные власти, они глухи к критике, они боятся только президента. Цели, которые наш президент поставил в 2012 году в части экономического роста, был указ в мае 2012 года о долгосрочной социально-экономической политике, где были объявлены цели: повышение производительности труда, увеличение нормы накопления, создания 20 миллионов новых высокотехнологических рабочих мест. Эти цели реальные, мы их можем добиться. Я вижу свою задачу в том, чтобы помочь президенту реализовать те цели, которые были поставлены. Нет оснований эти цели пересматривать. Мы можем развиваться сегодня с темпом 8% в год, и я свою миссию вижу в том, чтобы доказывать и объяснять: при разумной макроэкономической политике наша экономика не будет находится в стагфляционной ловушке, не будет падать, мы не будем гадать, какой будет цена рубля и когда у нас начнётся экономический рост, через год или через пять – он может начаться уже через полгода при разумной экономической политике.
С. КОРОЛЁВ: Вы говорите, что не пойдёте в оппозицию, а в партию власти Вас не звали? Сейчас активные праймериз идут, выборы на носу.
С. ГЛАЗЬЕВ: Я по своей должностной инструкции не имею права участвовать, я вполне комфортно ощущаю себя в роли советника и считаю, что моя главная миссия – это помогать главе государства научно-обоснованными рекомендациями.
С. КОРОЛЁВ: Мы начали с экономической стратегии Кудрина, а у Вас уже есть программа действий. Мы анонсировали, что подробно поговорим.
С. ГЛАЗЬЕВ: Это не только моя программа, она многократно обсуждалась на научном совете в Академии наук, с деловыми кругами, это консенсусная программа, под которой научное обоснование наших многолетних работ в области теории экономического роста и международный опыт, который мы взяли на вооружение. В основе программы – использование экономических законов. Наш министр финансов любит говорить, что никто не отменял экономических законов. Я бы добавил, что хорошо бы их знать. Хорошо бы, чтобы люди, которые принимают решения, знали экономические законы, по которым развивается мир, а не те, которые они прочитали где-то в учебниках макроэкономики для первого курса.
Главным экономическим законом современности является ключевая роль научно-технического прогресса в обеспечении экономического роста. Об этом знает каждый человек, пользующийся сегодня гаджетами, интернетом, ездящий на автомобиле, летающий на самолёте, он видит, как меняется его жизнь с научно-техническим прогрессом. Макроэкономистам хорошо было бы знать, что 90% прироста валового продукта в развитых странах достигается за счёт научно-технического прогресса, внедрения новых технологий. Это первое, о чём не знают наши денежные власти и не хотят знать. В их виртуальном мире научно-технический прогресс отсутствует. Из этой базовой закономерности следует целая серия рекомендация для экономической политики: она должна ориентироваться на стимулирование инновационной активности, вроде бы власти это понимают, мы говорим о переводе на инновационный путь развития много лет.
С. КОРОЛЁВ: Сколково, Роснано сразу вспоминаются.
С. ГЛАЗЬЕВ: Но как была доля инновационно-активных предприятий процентов 14 в нашей экономике, так она и остаётся. В мире эта доля больше 75-80%, все предприятия заняты инновациями. Главный приз, который сегодня в конкурентной борьбе получают фирмы – это сверхприбыль за счёт технологического превосходства, так называемая интеллектуальная рента.
С. КОРОЛЁВ: Почему мы понимаем, но не можем?
С. ГЛАЗЬЕВ: Мы вернёмся к этому. Инновации кто-то должен финансировать, это расходы. В рыночной экономике финансируются они за счёт кредита. Главный вопрос – цена и доступность кредита. Шумпетер, которого считают классиком теории инновации, ещё сто лет назад изрёк, что банковский процент – это налог на инновации. В средние века были ростовщики: они давали деньги, можно было взять под 50-100%, никаких инноваций не было. Экономика была цикличной, нововведений почти не было. Главным двигателем современной экономики является научно-технический прогресс, его основным звеном – инновация. Чтобы совершались инновации, нужны кредиты. Первое, что необходимо делать – это для обеспечения инновационной активности создавать доступный долгосрочный дешёвый кредит, в этом смысл денежной политики. К сожалению, монетаристы не понимают. У Милтона Фридмана, на которого они молятся, вообще кредит отсутствует. Они понимают современные деньги как монеты, в то время как современные деньги не обеспечены ничем, кроме обязательств, деньги печатаются под обязательства. Кредит для инноваторов – это эмиссия денег под обязательства инноватора произвести новую продукцию. А новая продукция – это рост производства и снижение издержек, повышение эффективности, значит, снижение инфляции. Научно-технический прогресс – главный фактор роста и снижения инфляции одновременно.
С. КОРОЛЁВ: «Как можно Улюкаева принимать всерьёз? Он никогда не угадывал, стихи пусть лучше пишет», — слушателю тоже нравятся стихи. «Сергей Юрьевич, прошу Вас, проведите семинар для финансовых властей».
С. ГЛАЗЬЕВ: Мы проводим семинар по вторникам в университете каждую неделю. Можно в прямом эфире его проводить.
С. КОРОЛЁВ: «Почему говорят, что в Вашей программе Вы предлагает включить печатный станок и так ли это?»
С. ГЛАЗЬЕВ: Это не самое главное в программе, деньги – это инструмент, а не сама цель, как считают монетаристы. Смысл экономики монетаристы видят в деньгах, а под деньгами понимают золото как товар. Современные деньги это не только товар, и смысл экономики не в том, чтобы было больше золотых монет, а в том, чтобы было больше продуктов, экономика была более эффективной, качество жизни росло, росли наши возможности. Первая основная закономерность, которую наши денежные власти не знают, элементарная, все чувствуют её на своей шкуре: главным фактором экономического роста является научно-технический прогресс, главным элементом научно-технического прогресса являются инновации, главным средством финансирования инноваций – кредит. Процентная ставка – это налог на инновации: чем она ниже, тем выше инновационная активность, тем больше возможностей для экономического роста, и кредит должен быть доступным.
Вторая закономерность – научно-технический прогресс это самореализация человеческой личности, это раскрытие интеллектуального творчества, это знания. Стимулирование образования, повышения знаний, создание новых знаний – это необходимое условие успешной экономической политики. Уже 50 лет назад, с 60-х годов прошлого века, если разбирать источники экономического роста, как традиционно говорят, капитал и труд, то воспроизводство человеческого капитала начало занимать большее место, чем воспроизводство машиной оборудования, то есть, инвестиции в человеческий капитал в передовых странах уже 50 лет превышает инвестиции в машины и оборудование. Инвестиции в человеческий капитал – это образование, наука, культура и здравоохранение. Если мы хотим успешно развиваться, то не должны допускать снижение расходов по этим направлениям. Нынешняя экономическая политика прямо расходится с законами развития современной экономики. К сожалению, мы сокращаем расходы на науку, в относительно выражении к валовому продукту они упали практически пятикратно по сравнению с советским периодом, в абсолютном выражении – на порядок. Мы единственная страна в мире, где идёт сокращение количества учёных, инженеров, это регресс. Выводы из этой второй закономерности в том, что если мы хотим успешно развиваться, нам нельзя сокращать, наоборот, нужно наращивать расходы на научно-технический прогресс, на науку, на опытно-конструкторские разработки, на образование, на здравоохранение. Если брать даже среднемировой уровень, включая Африку, мы сегодня ниже среднемирового уровня по доле расходов на все эти цели в пропорции к ВВП, и примерно в два раза отстаём от передовых стран.
Вы упоминаете время от времени господина Кудрина. Когда Примаков совершал экономическое чудо, опираясь на научное понимание законов современного экономического развития, мы разработали бюджет развития и законодательно определили, что дополнительные доходы бюджета, в том числе переменные, которые поступают от высоких цен на энергоносители, которые мы собирались за счёт экспортных пошлин делать, должны идти в бюджет развития, а бюджет развития тратится на стимулирование инновационной активности. С господином Кудриным связывается трансформация бюджета развития в стабилизационный фонд.
С. КОРОЛЁВ: Копилка.
С. ГЛАЗЬЕВ: Мы сверхприбыли от экспорта нефти и газа не стали направлять в бюджет развития, как того требовало научное понимание законов современного экономического роста и как было заложено в программе Примакова.
С. КОРОЛЁВ: Это называлось подушкой безопасности, тихой гаванью.
С. ГЛАЗЬЕВ: Это слова. Понимание современной экономики как домашнего хозяйства присуще всем монетаристам. Не доучились, не знают, что такое научно-технический прогресс и не понимают, что главное средство борьбы с инфляцией, главный способ стабилизации – это стимулирование инноваций: чем выше у вас технический уровень, тем ниже инфляция, тем выше эффективность и тем ниже издержки производства. И попытки подменить научно-технический прогресс накоплением американских казначейских обязательств – это глупость с точки зрения теории экономического роста. Наша программа предусматривает восстановление бюджета развития, многократное увеличение ассигнования на стимулирование инноваций, перевод нашей страны на уровень передовых по уровню расходов на образование, науку, это означает увеличение этих расходов в два раза, и мобилизация для этих целей всех возможных дополнительных источников доходов бюджета. Прежде всего, это природная рента, которая сегодня во многом улетучивается, хотя часть нашей программы реализовывается, были введены экспортные пошлины, потом отменены, затем опять восстановлены. За счёт налогов на добычу полезных ископаемых мы возвращаем некоторую часть природной ренты в бюджет, хотя этот налог не оптимальный.
Третья закономерность – неравномерность экономического роста. Даже студентам рассказывают про циклы в экономике. Они бывают разные, для нас важно понимание длинных волн Кондратьева, это длинные циклы в развитии экономики.
С. КОРОЛЁВ: Кондратьев – это экономист?
С. ГЛАЗЬЕВ: Это наш русский экономист, который открыл явление длинных волн с периодом колебания примерно 50 лет ещё в 20-30-е годы прошлого века. Сегодня мы можем говорить о понимании закономерности смены этих длинных волн, в основе лежат смены технологических укладов. Эта неравномерность проявляется в том, что когда технологический уклад, а его жизненный цикл составляет порядка 70 лет, входит в фазу роста, возникает длинная волна повышения конъюнктуры, экономика уходит в устойчивый рост на 25-30 лет. Потом этот технологический уклад достигает фазы зрелости, взвинчиваются цены на энергоносители, экономика попадает в состояние депрессии. В ходе этой депрессии формируются предпосылки нового технологического уклада, идёт перестройка экономики на новой технологической основе, потом опять бурный экономический рост на 25-30 лет. Чередование периодов устойчивого роста и длительных депрессий – это закон современной рыночной экономики.
С. КОРОЛЁВ: Депрессия уже началась?
С. ГЛАЗЬЕВ: Она сейчас завершается. Она началась с момента скачка цен на энергоносители, это более 8 лет назад примерно, разразился финансовый кризис в 2008 году. Финансовый кризис – это поворотная точка. Сначала поднимаются цены на энергоносители, затем капитал начинает покидать ставшие убыточными производства, он концентрируется в финансовом секторе, возникает эпоха финансовой турбулентности, финансовых пирамид. По мере того, как эти финансовые пирамиды саморазрушаются и оставшийся после обесценивания капитал пробивает себе дорогу к новым технологиям, производству нового технологического уклада, начинается повышательная фаза длинной волны. Чередование 20-летних периодов подъёма и 10-15-летних депрессий нужно учитывать в экономической политике. Для стран отстающих период депрессии, смены длинных волн – шанс на экономическое чудо. Если правильно в это время сформировать приоритеты, вложиться в новый технологический уклад, то страна отстающая может прорваться в передовые раньше других, встав на новую длинную волну роста. Мы могли бы это сделать, если бы своевременно начали расширять производство нового технологического уклада.
С. КОРОЛЁВ: Я правильно понимаю, что Вы предлагаете взять деньги из стабилизационного фонда, подушки безопасности и пустить их в бюджет развития?
С. ГЛАЗЬЕВ: Это надо было раньше делать.
С. КОРОЛЁВ: Уже поздно?
С. ГЛАЗЬЕВ: Конъюнктура не та, но лучше поздно, чем никогда.
С. КОРОЛЁВ: «Зачем включать печатный станок?» — спрашивает слушатель.
С. ГЛАЗЬЕВ: В программе экономического роста мы исходим из понимания природы современных денег, которые эмитируются под обязательства. Обыденное сознание и представление монетаристов сводят деньги к монетам, современные деньги – фиатные, они создаются под долги в обеспечение доллара, евро, юаня и всех других валют, которые сегодня фигурируют на мировом рынке, нет ни золота, ни каких-либо реальных активов, есть обязательства. Доллар печатается под долги американского правительства, и на 90% он обеспечен обязательствами американского правительства, казначейскими облигациями. Евро печатается под обязательства европейских стран, под их долги, йена – под обязательства государственных японских институтов, юань – под планы расширения производства, под обязательства предприятий. Экономическое чудо послевоенной Европы финансировалось отнюдь не столько планом Маршалла, сколько эмиссией денег под обязательства предприятий. Центральные банки выдавали кредиты коммерческим под залог векселей, производственных предприятий, которые таким образом получали безграничный источник кредита и могли расширять производство. Деньги – это инструмент, и надо уметь им пользоваться. Есть законы денежного обращения, о которых наши денежные власти тоже не очень хорошо информированы. Недавно получено научное доказательство того, что для каждого состояния экономики в текущий момент времени существует некий оптимальный уровень монетизации. Если денег меньше, чем этот оптимальный уровень, инфляция растёт также, как когда денег больше. Денег, как крови в организме, должно быть столько, сколько нужно для воспроизводства организма, поскольку экономика – это живая система, деньги выполняют роль связующего звена между производственными ресурсами. Многие экономисты ещё 50 лет назад об этом догадывались. Кейнс говорил, что если у вас свободные производственные мощности, нужно увеличивать количество денег, чтобы связать их в производстве. А если у вас всё занято в экономике, значит нельзя печатать деньги, потому что будет инфляция. Нужна оптимальная денежная политика и ограничения. Если мы хотим, чтобы деньги работали на рост, а не на утечку капитала, необходимо контролировать их целевое использование, движение, препятствовать их перетоку на валютно-финансовый рынок. Для этого хороши разные методы, не только административное регулирование, но и налог Тобина на валютные спекуляции. Это очень позитивная мера. Вопросы денежной политики нашей программы – это вторичные вопросы, которые относятся к деньгам, как к инструменту обеспечения экономического роста.
С. КОРОЛЁВ: «А Ваша программа предусматривает кредит бизнесу в размере 2% годовых?»
С. ГЛАЗЬЕВ: Да, наша программа предусматривает ремонетизацию экономики. Она сегодня у нас далека от оптимального уровня, поэтому попытки Центрального банка снизить инфляцию путём дальнейшего сжатия денежной массы, обречены на провал. Когда экономика отклоняется от оптимального уровня монетизации в сторону демонетизации, инфляция возрастает также, как и при превышении количества денег над оптимальным. Поэтому мы предлагаем целевую кредитную эмиссию по примере послевоенной Европы или современного Китая с использованием инструментов американского и японского центральных банков, которая создаёт деньги под обязательства государства и бизнеса в обеспечение экономического роста. Государство и бизнес договариваются о росте и модернизации производства, бизнес берёт на себя обязательства реализовать инвестиционные проекты, а государство обеспечивает их долгосрочным дешёвым кредитом 2% годовых – это то, что нужно для стимулирования структурной перестройки экономики и роста в ситуации крайне низкой рентабельности нашей экономики. Наша страна имеет рентабельность в среднем 1%, поэтому 2% для многих предприятий – это проблема.
С. КОРОЛЁВ: «Какова вероятность, что правительство примет вашу программу как руководство к действию?»
С. ГЛАЗЬЕВ: Проблема реализации программы упирается в экономические интересы.
С. КОРОЛЁВ: Как Вы сами оцениваете вероятность?
С. ГЛАЗЬЕВ: А кто мешает, почему она не реализуется? Любая экономическая политика – это сумма интересов. Нынешняя политика выгодна валютным спекулянтам, крупным банкам, которые безгранично черпают деньги и пользуются льготным рефинансированием либо занимают деньги за рубежом. Она выгодна также государственной банковской системе, потому что она имеет неограниченный доступ к кредиту. Банкирам выгодны высокие процентные ставки.
С. КОРОЛЁВ: И чиновникам отчасти, получается.
С. ГЛАЗЬЕВ: 70% нашей банковской системы – это государство, значит, чиновники. Им нравится быть хозяевами жизни, у них огромное влияние, они легко поддаются ручному управлению, это создаёт иллюзию управляемости, а на самом деле экономика всё больше погружается в хаос. Приходится констатировать, что нашего влияния, влияния бизнес-сообщества, научного, инженерного сообществ пока не хватает для изменения экономической политики.
С. КОРОЛЁВ: Запускаем голосование: если бы вы принимали решение, вы бы поддержали программу Сергея Глазьева или вы против, вам нравится другой подход, например, программа Кудрина?
Подключим слушателей. Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Вадим, Подмосковье. Россия 247 миллиардов, Франция – 1,8 триллионов, Бразилия – 1,5 триллиона. Почему у нас такие убогие бюджеты?
С. ГЛАЗЬЕВ: Потому что значительная часть доходной базы уходит из-под налогообложения. У нас в основе налогообложения лежи
