— Фестиваль «Традиция» получил прописку в усадьбе, где свое детство провел Александр Пушкин. Вас привлекает история этого места или в выборе кроется иной смысл?
— С Пушкиным это связано лишь отчасти. Во время проведения «Традиции» люди едут непосредственно на фестиваль. Усадьбу Пушкина они могут осмотреть и в другое время. На «Традицию» приезжают целенаправленно получить в одном контексте многие виды искусства: лекции по литературе и философии, музыку, песни, костюмированное представление, танцы, выступления артистов в самых разных жанрах. Дирекции Захарово понравился наш замысел, и для фестиваля они предоставили всю территорию усадьбы. Лекцию читает Анатолий Вассерман, по соседству проводит встречу Эдуард Лимонов, на сцене перед усадьбой поет Саша Скляр, а Герман Садулаев готовит кашу.
Тут же мы устраиваем дегустацию экологически чистых продуктов от местных производителей. Люди говорили: «Как это возможно?» И при этом пребывали в абсолютном восторге и удивлении. Изначально и нам казалось, что совмещаем в одном мероприятии несовместимое, но когда увидели, что получилось в итоге, поняли, что есть в этом какая-то органика. Вы знаете, у нас ведь нет гримерок, вагончиков для VIP-гостей. Люди могут к любому артисту подойти и поговорить за жизнь. Проходят месяцы и годы, но до сих пор люди говорят мне: «Мы с вами познакомились на «Традиции». И это приятно. Тысяч пять знакомых у меня появилось точно.
— О чем вас обычно спрашивают люди?
— Да обо всем. Про Донбасс, про литературу. Интересуются, когда новый роман напишу. Кто-то занимается искусством и хочет, чтобы ему помогли «раскрутиться», а некоторые хотят попасть в качестве выступающего на следующую «Традицию». С чем угодно люди приходят, с любой болью, со своими печалями и радостями. А еще благодарят, что в этот прекрасный день они собрались на фестивале, где царит атмосфера родства и добра. Мы и о детях подумали, организовали детские площадки, за что от родителей отдельная благодарность.
— Судя по анонсу, у вас будет очень разнообразная музыкальная программа. Ироничный джаз-банд, народный оркестр, а капелла поющие грузины, рокеры, Инна Желанная и классические музыканты. Почему вы решили соединить настолько разные коллективы?
— Русские традиции — это не «Калинка-малинка» и медведь с балалайкой. Они гораздо обширнее. Наше искусство — часть европейской культуры. Только мы всё, что у нас приживается, русифицируем. Как некогда Пушкин русифицировал французский роман, как поэты русифицировали все символизмы, футуризмы и имажинизмы, как из французского шансона родилась бардовская песня. Теперь это всё стало нашей традицией.
— Есть ли в вашей семье традиции, которые пришли к вам от прадедов и поддерживаются до сих пор?
— У нас с женой разные корни и традиции. Одна часть моей родни — крестьяне из рязанской деревни, другая — из липецкой. А жена — городская. Нам сложно совместить разнородные традиции в одну. Но я решил, что обязательно останутся в семье огромные застолья. Их я помню еще со времен детства. За одним длинным столом собиралась вся родня. Мой отец играл на семиструнной гитаре и на баяне, бабушка — на балалайке, а остальные пели частушки, цыганские песни. Вся деревенская родня плясала, пела, устраивала какие-то спортивные состязания. Дети смотрели, как бабушки и дедушки прыгают через козла и бегают наперегонки. Ох, это был просто полный восторг! Ощущение огромной родни, огромного праздника — это и есть главная традиция.
Когда я повзрослел и денег стало чуть побольше, предложил жене так же собирать родню. И чтобы застолья, музыка, спортивные мероприятия, баня, прорубь зимой, речка летом. А то все бродят с работы на работу, из быта в быт, а тут вдруг, приехав на природу, люди раскрываются, раскрепощаются, становятся свободными!
— Вы уже почти достроили большой деревенский дом, который может вместить много гостей.
— В этом и был смысл. Только это дом не для моей семьи, а для друзей и коллег. Пока мы его называем Дом творчества. Задумал я его по типу Дрвенграда — деревни Эмира Кустурицы, с которым я дружу и бывал у него много раз в гостях. У него, правда, помасштабнее проект получился. В одной деревне с десяток домов. Мы тоже постепенно разрастемся. Кстати, он делает примерно то же самое, что и наш фестиваль «Традиция». У Кустурицы там немного поют, немного пляшут, немного дискотеки, но в целом там проходит кинофестиваль.
К нему в деревню приезжают разные известные люди, голливудские звезды, писатели. Я был приятно удивлен, когда встретил там Ноама Хомского — великого философа. Я тоже захотел деревню, усадьбу и чтобы собирались в ней писатели и музыканты, философы и режиссеры. Среди друзей нашлись люди, которые совершенно безвозмездно и с удовольствием вложились в проект, «как у Эмира Кустурицы».
— Вы не за свои строите?
— Нет, у меня нет таких денег. У нас есть друзья-архитекторы, мы объяснили им, что нам надо, для каких целей, и они создали проект, по нему и делают этот деревянный сруб. Уже сейчас почти всё готово. Скоро займемся кулинарией, пирогов напечем, устроим концерт.
— В этих хоромах вы себе угол присмотрели?
— Одну маленькую комнатку, мне больше не надо. В остальных будут размещаться гости — писатели, поэты. А чистый воздух им пойдет на пользу. Знаете, как пишется здесь.
— При этом вы еще успеваете и в Донбасс ездить.
— Донецкая история — часть моей жизни. Большую часть последних двух лет я провел там.
— В своей телепрограмме «Уроки русского» вы рассказывали про писателей Великой Отечественной войны. Сентенция была такая: «Если ты пишешь про войну, ты должен быть там».
— Не должен, но желательно. Чтобы знать, о чем речь идет. Так получилось, что лучшие книги о войне написали те авторы, кто сам воевал. Хотя я допускаю, что писатель может написать о том, чего он сам и не видел.
— Ваше пребывание в Донбассе вы тоже оцениваете полезным для творчества?
— Когда ты действующий офицер вооруженных сил, перед тобой раскладывают карту и рисуют позиции твои и противника, а ты начинаешь думать: «Сейчас я запомню, как начальник штаба ногтем провел, при этом как свел брови», — это глупо. Когда сидишь в окопе, не будешь смотреть на выражения лиц товарищей, чтобы в книге описать. Это тоже глупо. А если будешь про это думать, начнется шизофрения и развал сознания.
Я ехал на войну не за писательскими впечатлениями. У меня там другие совершенно цели. Что запомнится из происходившего, то и станет литературой.
— Вы интересуетесь футболом?
— Нет, я далек от футбола. Но сын играет в районной футбольной команде, обожает Месси, читает про него книжки и показывает мне на ноутбуке все самые крутые голы. Когда Месси не забил и Аргентина проиграла — сын так огорчился, что даже и не знаю, как пережил эту трагедию.
— Как оцениваете проведение такого крупного турнира, как чемпионат мира, в нашей стране?
— Нам обязательно надо было проводить чемпионат. Это необходимость политическая, культурная, спортивная, духовная, пропагандистская, информационная, да какая угодно. Как и с Олимпиадой в Сочи. Мы это сделали, и получилось обескураживающе хорошо. А миллионы туристов сообщили в свои страны, что эта муть, которую по поводу России произносят и пишут в их СМИ, — неправда. В России не ходят в тулупах, не едят замороженную морковку.
— Какие составляющие необходимы для грамотного патриотического мероприятия?
— Когда говорят об организации патриотических мероприятий, выясняется, что делать-то их некому. Нет исполнителей. Те, что были, пропали, растворились в обилии «Голубых огоньков» и телешоу. Ну а новых-то, в хорошем смысле, представителей европейской, национальной культуры, продвинутой, обращенной в будущее, мы не создали.
Русская песня — это не Кадышева и не Бабкина. Не хочу обидеть этих прекрасных женщин, но это не так. Куда пропали народные хоры? Вы давно видели по ТВ выступление Северного народного хора? Давно видели афишу с их выступлением? На слуху из народных исполнителей — если только казачий хор. Кокошник — хорошо, но имитации не надо.
— Так, может быть, патриотическая работа заключается в том, чтобы сохранить исконно наше?
— Конечно. Надо создавать институции, надо заново детей приучать слушать настоящие народные песни, петь их с ними, показывать их по телевизору, крутить по радио. Чтобы люди знали, что есть национальная культура, что она вот так выглядит, что есть мелодизм удивительный русский, есть замечательная русская поэзия, русская икона, живопись. Всё это есть. Надо вернуть их в обиход. И на этой почве будет вырастать новое.
— Александр Блок говорил, что к жизни нужно предъявлять безмерные требования. Разделяете ли вы эту мысль?
— Требования, которые предъявлял к себе Блок, максимально высоки в сфере этического поведения художника. Как поэт он абсолютно безупречен. Как гений, как провидец это один из величайших людей в русской культуре, один из самых важных для меня. Но если теми же самыми мерками подходить к личной жизни поэта, вы там найдете такое, что туда лучше вообще не заглядывать.
У нас люди любят идеализировать любимцев, кумиров. Попробуй что скажи не так про Есенина, бросятся на тебя: «Да как вы смеете?! Сереженька так не пил, не сквернословил! Он хороший был. Работал с утра до вечера». Люди хотят, чтобы было так. Я профессионально занимаюсь биографией Есенина. Я такое про него знаю, что иной раз и рассказывать не стану. А попробуй тронь Высоцкого. «Владимир Семенович наркоман? Да как ты смеешь?!» Готовы на части порвать. Люди, почитайте мемуары. Там и то не всё сказано.
— А какие требования вы предъявляете к себе?
— Я надеюсь, что отношусь к этому хоть как-то соразмерно с тем, как относился к этому Александр Александрович Блок или Александр Сергеевич Пушкин, хотя Пушкин может показаться кому-то более легкомысленным. Хочу быть честным с самим собой.
Я очень серьезно отношусь к своей профессии, никогда не торгую своим словом и никогда его не произношу впустую. Никогда не позволю себе писать тексты в пьяном виде или просто, чтобы заработать денег. Типа левой ногой напишу повестюшку или сценарий, а там уже поработаю хорошо. Ни за что! Это не предмет торга, не предмет забавы, не предмет игры. С этим мне к Богу идти, и это взвесят на высших весах.
