Наверное, я не одинок в эволюции отношения к Наталье Поклонской, произошедшей за четыре года. Весной 2014 года была почти влюбленность в эту милую, хрупкую и одновременно смелую и сильную девушку, взявшую на себя ответственность, которая оказалась не по плечу мужчинам.
Возвращение Крыма в родную русскую гавань было красивым, вежливым и неумолимым, и символом его стал человек, обладавший теми же чертами.
Затем, однако, ее экзальтированность во многих вопросах начала пугать и, чего греха таить, стала поводом для шуток. Казалось и до сих пор кажется, что ее искреннюю религиозность, монархические чувства, любовь к последнему русскому императору и желание защитить его память от поругания вовсю используют циничные политтехнологи. Для чего? Для создания постмодернистской атмосферы абсурда и отвлечения людей от реальных проблем.
Один весьма близкий к высшим эшелонам власти политолог так прямо и сказал:
«Мы уже давно живем в условиях постмодерна. И от этого никуда не деться. С этим надо не просто мириться, в это надо встраиваться. Нынешний политический пиар должен режиссироваться в духе теории праздника Жака Дерриды, в духе бахтинской карнавальности. Как спектакль. Кто организовал спектакль, тот и кукловод, а кто не успел, станет марионеткой в чужом спектакле».
Неискушенная в циничных московских нравах Поклонская, видимо, была сочтена удобным объектом для поддержания должного градуса карнавальности. Вряд ли ее саму можно в этом винить.
Но искренность, силу характера и нежелание идти к кому-то на поклон, выглядящее в свете фамилии Натальи Владимировны каламбуром судьбы, сложно втиснуть в удобные внешним манипуляторам рамки – особенно если это настоящие искренность и сила.
3 июля Наталья Владимировна с лихвой отыгралась за все попытки использовать ее репутационный капитал в сомнительных целях. А дело было так. ГосДуму посетила делегация американских конгрессменов, причем один из ее членов значится в санкционных списках, но все равно получил разрешение на въезд в Россию в качестве «жеста доброй воли». Гости вышли на балкон посреди заседания, которое было немедленно прервано, а депутаты вскочили с мест и приветствовали заокеанских коллег бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию.
Американцы, в свою очередь, смотрели на происходящее с выражением лица то ли посетителей зоопарка, то ли хозяев поместья, прикативших из города глянуть, как там себя ведет их крепостная челядь.
Не знаю, заметили ли они, что один депутат не только не встал, но и демонстративно отвернулся от балкона. Это была как раз Поклонская.
Словосочетание «низкопоклонство перед Западом» — оно ведь родилось отнюдь не при Сталине, а в почвенническо-славянофильских кругах полтора с лишним столетия назад и описывало ситуацию, уже тогда имевшую примерно аналогичный возраст. С тех пор это низкопоклонство то шло на убыль в моменты расцвета нашей государственности, то возрастало в моменты ее кризисов, но никогда не исчезало полностью.
Сейчас, кажется, оно достигло своего пика. Причем это касается отнюдь не всего общества – статистическое большинство относится к коллективному Западу, пожалуй, наименее приязненно за всю современную историю. Но вот чиновничье-бюрократический аппарат и вообще политический класс лебезят перед «уважаемыми партнерами» чуть ли не сильнее, чем оппозиционные либеральные нигилисты.
Это выглядит особо удивительно с учетом того, что партнеры испытывают ровно противоположные чувства и совершенно этого не скрывают.
Но откровенно презрительный взгляд Запада, вроде того, что бросали с думского балкона в зал заезжие конгрессмены, чиновников и депутатов не смущает. Так как повод для нашего невеселого разговора связан конкретно с парламентариями, приведу лишь несколько свежих примеров из их политической жизни.
ФИФА запретила Юлии Чичериной выступать на фестивале болельщиков в рамках ЧМ из-за ее поддержки Донбасса. Позиционирующая себя как национал-патриотическая фракция ЛДПР устами одного из своих руководителей, Игоря Лебедева, горячо поддержала это решение:
«Зачем мы навязываем сложный политический вопрос, из-за которого в мире идет противостояние, из-за которого наложили санкции, которыми не довольны все остальные. Что мы сами себе-то пытаемся сделать хуже? Зачем там Донбасс и Юлия Чичерина?».
В начале июля по российскому ТВ выступал один из лидеров «Справедливой России», зампред думского комитета по международным делам Александр Романович. Темой выступления была всевозможная дискриминация и издевательство над Россией со стороны международных структур вроде ПАСЕ.
Александр Леонидович доказывал, что мы, невзирая на все гадости, которые нам делают, должны терпеливо пытаться «сохранить диалог», даже если это на самом деле никакой не диалог, а жалостливый монолог, перемежаемый попытками ухватить Запад за край рукава.
Наконец, после игры Россия-Хорватия случился скандальный эпизод, когда защитник Домагой Вида крикнул в камеру «Слава Украине!», а член хорватской делегации Огнен Вукоевич добавил, что эта победа посвящена «незалежной». Даже тренерский штаб балканской сборной, хорватские футбольные функционеры и ФИФА сочли нужным осудить эту выходку и принять кое-какие дисциплинарные меры.
Но зампред комитета Совета Федерации Владимир Джабаров решил показать себя большим хорватом, чем сами хорваты, заступившись за провокаторов: «Ничего особенного он не сказал, сделал приятное своим украинским друзьям».
После этого как-то чуть совестно критиковать либеральную оппозицию за ее щенячью преданность Госдепу, Соросу и иным зарубежным антироссийским акторам. По большому счету, противоречия между официозным и оппозиционным западничеством вполне укладываются в формулу «конфликта хорошего с лучшим», существовавшую одно время в советской литературной критике. «Хорошего» и «лучшего», разумеется, не для нормального русского патриота.
Некоторое время назад я читал записки Бориса Панкина, де-факто последнего министра иностранных дел СССР, написанные по горячим следам его пребывания на этом посту. Чтение было довольно тяжелым, ибо почти каждая страница заставляла испытывать возмущение вперемешку с недоумением.
Панкин радостно рассказывает о величайших наших отступлениях и унижениях, о том, как нашу дипломатию и дипломатов показательно пороли и втаптывали в грязь не только американцы, но и разнообразные чехи, и все это подается как величайший триумф свободы и демократии, пресловутого общечеловеческого измерения. Причем иногда градус восторженного слаубомия настолько зашкаливает, что даже М.С.Горбачев на фоне рассказчика начинает казаться чуть ли не державником, а это непросто.
Приведу лишь пару примеров.
У Горбачева «на полях» какого-то саммита должна состояться встреча с Гавелом, первая в бытность того президентом Чехословакии. Но буквально за полчаса до встречи Гавел делает публичное заявление о том, что на саммите необходимо присутствие и делегатов от Прибалтики, притом что накануне Горбачев публично весьма резко отозвался о попытках раздувать «прибалтийский вопрос». Горбачев, естественно, встречу отменяет; тут, правда, его громыкистость, да что там громыкистость — обычная внешнеполитическая адекватность заканчивается, и он, вместо того чтобы холодно оставить отмену безо всяких комментариев, ибо и так все понятно, пускается в объяснения, что, мол, никакой политики, просто планы поменялись.
Чехи деланно недоумевают и горюют (о, эта сверхудобная, наработанная веками маска простодушных швейков, за которой скрывается холодная циничная деловитость), а Панкин их утешает, негодуя на реакционность своего шефа.
Второй пример. Встречаясь в Москве с госсекретарем США Бейкером, Панкин сообщает ему о планах СССР вывести с Кубы военно-учебную бригаду. Пикантность ситуации в том, что Кастро еще об этом не знает, идея сформировалась буквально накануне, а до этого позиция по бригаде была прямо противоположной — никуда не выведем.
Бейкер чуть ошарашен, но, естественно, радуется, и когда после встречи с Панкиным едет беседовать с Горбачевым, откровенно подставляет его перед прессой — проходя мимо журналистов, нарочито громко спрашивает визави: «Михаил, ты не против, если я расскажу о вашем грандиозном решении убрать солдат с Кубы?».
Горбачев вынужден публично подтвердить. Впрочем, отнюдь не «вынужден» — здесь его мимолетное державничество заканчивается (слава Богу, а то слишком велик диссонанс) и он вполне радостно, с довольным лицом заявляет, что да, выводим, мы же теперь империя добра. Кастро, повторюсь, об этом еще не в курсе — и фактически узнает новость от госсекретаря США.
Эту откровенную провокацию с намеренным маканием советской стороны в грязь Панкин ласково называет…«мальчишеством». И такие перлы идут косяком.
Но что самое ужасное — это ведь отнюдь не наше ужасное недалекое прошлое, это, как мы видим, вполне себе и настоящее, чуть задрапированное бравурной риторикой геополитического возрождения.
Все так же под пафосные слова о «западных партнерах», «общей повестке», «борьбе против общих угроз» и «необходимости деидеологизации международных отношений» чиновники, депутаты и иные члены управляющего сословия готовы отступать и капитулировать. Просто тогда отступали из Кабула, Праги и Берлина, а сейчас из Киева и Харькова, да и противодействие мощному дрейфу Минска в сторону Запада как-то не впечатляет.
И вот еще о чем хотелось бы сказать. Вот эти Горбачев, Панкин и компания, пусть даже не все, не во всем и не всегда, однако искренне верили в те самые «общечеловеческие ценности» и в то, что Запад полон добродушия, миролюбия и кротости, надо лишь полностью разоружиться перед ним — и наступит тотальный конец истории по Фукуяме. Потом, кстати, частично от иллюзий они избавились, если судить по некоторым выступлениям Панкина в нулевые (поезд уже безвозвратно ушел, ну да ладно).
А нынешнее чиновничье-депутатское поколение ни во что не верит, кроме личных и финансово-имущественных интересов за рубежом, которые российская «элита» наивно надеется сохранить в обмен на интересы национальные. Конец немного предсказуем — не будет ни тех интересов, ни этих.
Поэтому нам остро, словно глоток живительного крымского воздуха, нужные люди подобные Поклонской. Она – тот праведник, без которого не стоит село, а ее поступок, пусть и сугубо символический, крайне важен именно как символ – символ надежды, что нам удастся избежать очередной национальной катастрофы.
И пусть кто-нибудь скажет, что Наталья – наивная идеалистка, не приспособленная к реальной политике. Если «реальная политика» это лебезящее низкопоклонство перед презрительно кривящимся Западом, то лично мне по пути с Поклонской, а не с такой политикой.
Станислав Смагин — политолог, публицист, главный редактор ИА «Новороссия»