В Шанхае заработала фондовая площадка для технологических компаний Star Market. Уже в первый день в торгах участвовали бумаги 25 компаний, за дебютную сессию биржи их котировки в среднем выросли на 140%. Председатель КНР Си Цзиньпин объявил о планах создания китайского аналога американской биржи Nasdaq чуть менее года назад. И это уже не первая альтернативная площадка, бросающая вызов монополии Запада и США в частности.
В союзе с Пекином Москва активизирует работу над созданием «альтернативного интернета». На площадке ООН подготовлен свод правил поведения государств в интернете — «киберкодекс», запрещающий, в частности, использовать информационно-коммуникационные технологии «для вмешательства во внутренние дела других государств и в целях подрыва их политической, экономической и социальной стабильности».
Ранее странами БРИКС создан Новый банк развития (НБР), альтернативный западному так называемому Всемирному банку, развиваются альтернативные интеграционные площадки, среди которых одной из крупнейших стала Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), военные блоки, в частности ОДКБ, другие евразийские интеграционные структуры.
Можно сколько угодно критиковать состоятельность и влияние подобных инициатив, но в любом случае это уже совсем не то, что было ещё двадцать лет назад, когда западный глобализационный проект подавался как единственно возможный и безальтернативный. Сегодня же с ясностью можно констатировать: однополярный проект завершён и создание альтернативных западным структур идёт полным ходом, что неминуемо разворачивает мир в сторону многополярного проекта, главными инициаторами и катализаторами которого являются на сегодня Россия и Китай.
Причём столь плотное взаимодействие между РФ и КНР стало возможным именно благодаря тому, что в какой-то момент Россия начала разворот от бездумного следования за Западом в рамках глобалистского проекта, что имело место в 1990-х, к реализации собственного — евразийского — проекта. И это принципиальный момент.
С зависимой, несуверенной, интегрированной в глобалистские структуры, подчинённой Западу Россией не только Китай — вообще никто не хотел иметь дело. В том числе и наши бывшие союзники по советскому блоку. Ибо зачем для интеграции в Запад нужна Россия, которая так отчаянно туда двигалась в первые годы после падения СССР, если легче интегрироваться поодиночке, напрямую.
Именно провозглашение евразийских инициатив с начала 2000-х стало отправной точкой для становления новой России — суверенной, сильной, геополитически субъектной, что сразу же изменило отношение к нашей стране как в стане потенциальных союзников, так и среди противников. С сильной Россией не каждый решится тягаться, ибо история уже не раз преподносила урок нашим «западным партнёрам».
И всё же отдельно следует остановиться именно на евразийском аспекте нашего сближения. Не только со странами постсоветского пространства, всё ещё находящимися в плену западных глобалистских стереотипов, но и в первую очередь с Китаем, который в какой-то момент вообще перестал воспринимать Россию слабую и изменил своё отношение к сотрудничеству, только увидев наш силовой потенциал. Поэтому в выстраивании сотрудничества с Китаем и следует подчеркнуть важность взаимодействия именно евразийских сил как внутри Китая, так и внутри России.
Стоит также отметить, что в основе самой теории многополярного мира (ТММ) лежит геополитический принцип распределённого, или, как его ещё иногда называют, дистрибутивного, хартленда.
Хартленд на языке геополитики — это обозначение сил или могущества (power) «сухопутных» цивилизаций в противоположность так называемому морскому могуществу — sea power — цивилизаций Запада.
Распределённый хартленд, таким образом, представляет собой присутствие «сухопутных», то есть консервативных, традиционалистских или даже евразийских, сил во всех цивилизациях и отдельных государствах. Традиционалисты и евразийцы — сторонники сближения с Россией есть в Европе. Консерваторы и традиционалисты есть в США, и именно они выбирают Трампа.
Но этот же тезис обнаруживает и симметричное наличие распределённого присутствия «морского могущества» (sea power) — глобалистских сил везде, в том числе в таких столпах евразийского мира, как Россия, Китай или даже Индия. То есть во всех евразийских по своим основным характеристикам государствах отмечается присутствие структур, которые отстаивают и реализуют интересы «морской цивилизации».
Не секрет, что такие глобалистские силы присутствуют и в Китае, и в России, что мы наблюдали все 1990-е годы и продолжаем в значительной степени наблюдать сегодня. Нельзя не отметить, что глобалистское влияние в Китае всё ещё довольно сильно и береговая зона Китая, её финансовые центры, структуры, созданные при консультировании и активном участии глобалистов Запада, колоссально влиятельны и представляют собой некое «глубинное государство» внутри континентального — традиционалистского и евразийского в своей основной сути — Китая.
И это не может не беспокоить нас, Россию. Потому что мы как никто испытали на себе пагубное влияние глобалистов, либералов, их присутствие в структурах власти, их разрушительное и деструктивное воздействие не только на экономику, но и на состояние общества, на культуру, на ослабление государства, на разрушение его основных институтов.
Именно благодаря этому глобалистскому влиянию извне и присутствию либералов внутри, в самих структурах власти, мы в один момент превратились из великой континентальной державы — Советского Союза — в некую «региональную державу», как её пытался описать, например, предыдущий президент США Барак Обама.
Присутствие глобалистов, атлантистов и либералов крайне опасно для всех цивилизаций и стран, не исключая Америку, но особо опасно оно для стран евразийских. Их усилиями наши евразийские подходы, к сожалению, пока что не являются единственными и доминирующими ни в России, ни в Китае.
Но это же присутствие придаёт нам сил, даёт нам мотивацию, ставит цель для дальнейшей борьбы за представление евразийских идей всё выше, на уровень межгосударственного сотрудничества в становлении более справедливого многополярного мира.
И если в России в значительной степени тенденция либерализации была сломлена, а евразийские тезисы стали достоянием высшего руководства в течение 2000-х годов, то такие же евразийские структуры должны сложиться и внутри Китая, окончательно закрепив своё влияние на уровне институтов власти.
Сегодняшние евразийские интеллектуальные элиты в лице китайского экспертного сообщества уже завтра пополнят политические элиты Китая. Именно евразийский консенсус должен сплотить китайские политические элиты в их противостоянии с распылённым, дистрибутивным глобалистским присутствием. То же касается и России. Только в таком случае наше стратегическое сближение станет необратимым, а проект многополярной глобализации станет данностью.
Создание фондовой площадки Star Market в Шанхае, таким образом, — это элемент борьбы двух так называемых партий внутри Китая, конкретнее — внутри КПК «евразийской партии», создающей структуры многополярной альтернативы, и «глобалистской китайской партии», пытающейся сделать втаскивание Китая в глобалистский проект Запада необратимым.
Что самое интересное, без интеллектуальной поддержки извне китайским евразийцам в среде интеллектуального сообщества будет сложно отстоять свои модели, а евразийцам в структурах власти Китая нужна опора на единомышленников в российском руководстве, иначе в двусторонних усилиях по складыванию многополярности не будет синхронизации, что приведёт к затуханию проекта.
Отсюда — критическая важность присутствия евразийских сил именно в высших институтах государственной власти России, делающих встречные шаги в сторону представителей китайского распределённого хартленда.
В глобалистском проекте мы всегда будем проигравшими. А потому евразийская самосинхронизация распределённого присутствия — необходимое условие для того, чтобы сделать процесс становления многополярного мира действительно необратимым.
