В. Алфимов:
— Здравствуйте, дорогие друзья! Прямой эфир радио «Комсомольская правда». Что такое плохо — вам сейчас будут рассказывать Михаил и Дмитрий Леонтьевы.
М. Леонтьев:
— Здравствуйте.
Д. Леонтьев:
— Начнем с самого важного события — это Иран.
М. Леонтьев:
— Нехорошо убивать приличных людей, объявляя их террористами. Как выяснилось, решение о том, что Сулеймани надо бы убить, было принято летом 2019 года. Но при этом, в отличие от официальных заявлений, что он планировал какие-то убийства, наоборот, была идея, что нужно, чтобы погибли какие-то… причем имеет ли к этому отношение Сулеймани или нет, — погибли какие-то американцы. Тогда они будут иметь возможность убить Сулеймани. Вроде бы при нападении на базу в Ираке погиб один военнослужащий американский. И они решили, что можно по газам.
Д. Леонтьев:
— Ты думаешь, им вообще нужно было какое-либо обоснование этих действий?
М. Леонтьев:
— Я тебе цитирую источники. Конечно, нужны формальные основания. Рано или поздно все равно кого-нибудь убьют. На то они военнослужащие и есть, чтобы иногда это происходило с ними. Особенно в зоне боевых действий. Но там интересно другое. Выяснилось, что, конечно, как всегда в Персии и вообще на востоке, среди арабов тоже это принято, его сдали свои. Но получилось, что относительный успех американцев — уничтожение человека, которого они люто ненавидели, именно потому, что он был сильный, эффективный и дико популярный, это такой символ, с одной стороны, военной доблести, а с другой стороны, такого тонкого персидского ума…
Д. Леонтьев:
— Но у него, кроме этого, был статус победителя ИГИЛ в Иране.
М. Леонтьев:
— Он организовывал всякие комбинации. В том числе с участием разных сторон. Идеальный человек для ведения любых переговоров с любым договороспособным партнером. То, что это скотство, говорить излишне, это совершенно очевидно. Но убили человека очень достойного. Когда в одном Тегеране 9 миллионов человек, я не уверен, что в Тегеране есть 9 миллионов населения, наверное, есть, но с учетом детей, женщин, занятых непрерывный рабочий день, — когда 9 миллионов выходят провожать — это за пределами вообще всего, я вообще не помню таких случаев. Человек, который был похоронен с солдатами своего полка на солдатском кладбище, не знаю, с чем это можно сравнить у нас. Чапаев?
Д. Леонтьев:
— Для теократии совершенно логично, что человек погиб мученической смертью.
М. Леонтьев:
— В рамках персидских политических традиций было огромное количество интересантов изнутри, а также в близком внешнем окружении, которым он очень мешал, и так далее. Непонятно, кто должен быть больше рад. Американцам уж точно радоваться нечему. Я в этом уверен. Ну Сулеймани. Ну, конечно, легенда. Я думаю, что в КСИР есть достойные офицеры, они найдут замену. А в результате вся их агентура вокруг него в КСИРе пошла прахом. Потому что уже под шестьдесят человек арестованы. И у меня есть некоторые подозрения, в связи с очень странной гибелью этого самолета, несмотря на чистосердечное признание, которую КСИР устроил с самолетом, там очень странная история. Можно перечислять несостыковки и несовпадения. Ракеты было две. Пущены они были из разных мест, одна за другой. Очень странная техническая ошибка здесь, техническая ошибка там. Самолет следовал точно по маршруту. И по этому маршруту перед ним прошли еще четыре самолета. Не закрывалось почему-то воздушное пространство. Я не берусь строить конспирологические версии, но то, что для них есть основания стопудово, — это факт. И все это не так просто. Эта версия не канает, на тему о том, что оператор ошибся, не было связи.
Д. Леонтьев:
— Ты же говоришь, что сдали иранцы Сулеймани.
М. Леонтьев:
— Почему бы они не могли пальнуть? И здесь тоже есть некоторая аналогия с нашей историей донецкой. Единственная разница заключается в том. Я обратил внимание на эту разницу, потому что раздаются голоса: вот, даже аятоллы признали, а вы запираетесь! Извините, разница заключается в том, что здесь через считанные часы были выданы на-гора все данные объективного контроля и все разведывательные данные, касающиеся слежения спецслужб. Все были предоставлены специалистам. И было совершенно понятно, что мотивы, по которым это произошло, причинно-следственная связь действий тех или иных людей, понятно, откуда была выпущена ракета, кем она была выпущена и так далее. Это вещи, где психологом быть не надо, здесь достаточно этих данных. И они были представлены. У нас прошло почти шесть лет, никто никаких данных не дал. Заметьте, здесь, кроме этой съемки странной уличной, странно, с чего человек снимает черное небо, и вдруг там обнаруживается какая-то точка.
Д. Леонтьев:
— Он еще параллельно активист антиправительственный.
М. Леонтьев:
— Активист распространил съемку. Кто ее снимал — неизвестно. Понятно одно, что человек спокойно снимал и знал, что он будет снимать. Потому что в съемке нет его реакции никакой. Когда ты видишь, как при тебе сбивают что-то, или инопланетяне прилетели, все равно эмоция идет. Да, она записывается. А здесь нет никакой эмоции.
Д. Леонтьев:
— Иран поставили к стенке, сказали: вот… И у них не осталось выбора.
М. Леонтьев:
— Разница в чем заключается? Нет никаких данных. При том, что как и в этом случае, так и в случае Донецка, у всех разведок американских все данные объективного контроля и все данные слежения за тем же самым включением локаторов, выключением локаторов, все у них есть. В чем разница? Она очень простая и совершенно очевидная. Здесь нет вариантов. Что в иранском случае эти данные нравились, и поэтому они их представили, а в донецком случае им эти данные не нравятся. И поэтому они их никогда никому не представят. Потому что им неинтересно. С другой стороны — иранская реакция. Ирану в этой ситуации оказалось совершенно неинтересно запираться. История с самолетом, поскольку Иран активнейшим образом стремился избежать столкновений, риска попасть под какие-то дополнительные санкции у них особенно нет, потому что их и так много. 95 процентов иранского экспорта нефти перекрыто, а 5 процентов идут через какие-то серые схемы в Китай. И задача — эти 5 % сохранить. Это не глобальная проблема. Иран четко понял, что это жест, за который схватятся те же американцы, как за соломинку. И который будет использовать. Им же намекнули публично, открыто. Первое, что было сказано с упором на это. Трюдо сначала сказал: да, сбили, но не нарочно. Им была дана эта индульгенция заранее. Ребята, скажите, что не нарочно, и все. Интересно, что приглашение к диалогу Ирану прозвучало после атаки на американские базы, что вообще было совершенно беспрецедентно. Можно говорить о том, что там никто не погиб, иранцы сами позаботились, чтобы никто не погиб. Потому что их задача была — продемонстрировать возможности. И, по реакции серьезных американских аналитиков, они эти возможности продемонстрировали. Они говорили, что то, что Иран сделал, это пугающая демонстрация эффективности.
Д. Леонтьев:
— Я не совсем согласен с твоим анализом.
М. Леонтьев:
— Они пустили очень мало ракет. И ракеты легли очень точно. Туда, куда они и хотели.
Д. Леонтьев:
— Я не согласен, что это был иранский ответ — удар по базам. Что это являлось каким-то серьезным шагом. И что они сумели показать некую свою силу. Понятно было, что Трамп хотел показать, что вот есть человек — Сулеймани, который угрожает американским солдатам, который открыто это делает. И это не дозволено. Это черта, которую он перешел. Они его убили. Этот человек был символом страны. По крайней мере, один из. Пришло 9 миллионов человек в Тегеране, чтобы с ним проститься.
М. Леонтьев:
— Персы очень любят мертвые символы. И для них мертвый символ надежнее живого. Второй момент. Удар по американской базе…
Д. Леонтьев:
— Это не удар по американской базе, это удар по складам. Американцы знали, что будет удар, куда удар. Там не было ни одного человека.
М. Леонтьев:
— Они предупредили, потому что это было приглашение…
Д. Леонтьев:
— Они дали Ирану сохранить лицо, чтобы не было войны.
М. Леонтьев:
— Что значит — чтобы не было войны? Так Иран не хотел войны.
Д. Леонтьев:
— И американцы не хотели войны.
М. Леонтьев:
— Это первый в истории удар по американской базе, который остался без ответа. То есть теперь можно. Они создали фантастический прецедент.
Д. Леонтьев:
— Можно убивать генералов иранской армии — и ничего не будет. И Иран ничего не может сделать.
М. Леонтьев:
— Ты сравнил Иран с Соединенными Штатами! Иранцы — не сумасшедшие. У них же нет никаких сомнений в отсутствии паритета с Соединенными Штатами.
Д. Леонтьев:
— Они подумали, что контролируют регион.
М. Леонтьев:
— Они его и контролируют.
Д. Леонтьев:
— При Обаме им развязали руки. Чем отличается этот американский шаг от предыдущих действий американцев на Ближнем Востоке? Как они и раньше действовали, начиная с Буша-младшего. Любое действие, воздействие на режим было масштабным, дорогостоящим, энергозатратным. Это ввод войск в Афганистан, в Ирак, это Ливия. Это очень провальные, дорогостоящие, довольно неудачные военные кампании США. Что сейчас произошло? Минимальные затраты.
М. Леонтьев:
— Результат в чем?
Д. Леонтьев:
— В том, что они показали Ирану, что есть предел того, что ты можешь делать.
М. Леонтьев:
— Да ширинку расстегни в туалете и показывай. Что они показали? У них задачи геополитические решены? Наоборот, они попали в ситуацию, при которой они должны были сожрать ограниченный иранский удар, сославшись на то, что он ограниченный. Но они же никого не убили, поэтому пусть стреляют.
Д. Леонтьев:
— А если бы были жертвы, то иранского режима больше не существовало бы. Именно поэтому Иран не мог ничего сделать.
М. Леонтьев:
— Иран сделать может очень многое. Потому что существует концепция неприемлемого ущерба, за счет которой живет и существует и иранский режим, и северокорейский режим, несопоставимые по своей мощи и возможностям с Соединенными Штатами. Тем не менее, никакого военного воздействия на них не будет, как показала практика. По одной причине. Разными способами, но те и другие способны нанести американцам абсолютно неприемлемый для них ущерб.
Д. Леонтьев:
— Например?
М. Леонтьев:
— Если они реально начнут войну, то под ударом окажется огромное количество живой американской силы, которая находится в регионе. Причем это как прямой удар. Кстати, они это показали. Они показали, что они умеют достигать минимальными средствами цели. Можно было выпустить двести, триста этих вонючих ракет, запросто. Они выпустили одиннадцать ракет, половина из которых поразила цели. С редкой точностью. Те же американские аналитики говорят то же самое по ударам по саудовской инфраструктуре. Удары тоже были очень ограниченные. Но они все были довольно точные и достигнуты очень небольшими средствами. Что Иран может сделать с нефтяной инфраструктурой, с союзниками Соединенных Штатов, и что Иран может сделать с той же живой силой, которая находится на передовом базировании. Они сами туда притащили свое мясо, и это мясо находится под ударом.
Д. Леонтьев:
— Не так это воспринимается внутри Ирана.
М. Леонтьев:
— Это воспринимается в мире так. Это первый случай безнаказанного удара по великой державе. Ни одна великая держава мира…
Д. Леонтьев:
— Это в ответ на убийство генерала Сулеймани! Они разрушили склады. Это смешно! У них открыто убили их символ.
М. Леонтьев:
— У нас сбили самолет турки. Тем не менее, у нас хватило ума с ними договориться. И это было правильное решение. И жизнь подчеркивает, что это решение — правильное.
Д. Леонтьев:
— Если бы турки взяли и пустили крылатую ракету в Шойгу, это была бы несколько другая история.
М. Леонтьев:
— Сулеймани — не Шойгу. И Россия — не Иран. Иран — региональная держава с очень большими понтами и амбициями, которая умеет свои понты сдерживать. Они не оказались пшиком, они добились результата.
Д. Леонтьев:
— В ответ на убийство своего генерала они убили своих граждан по своей дебильной ошибке за счет этого самолета. Так это выглядит внутри Ирана.
М. Леонтьев:
— Я не думаю, что это была ошибка.
Д. Леонтьев:
— В Иране идут протесты.
М. Леонтьев:
— Тегеранский университет, вся эта публика по любому поводу будет протестовать. Посмотри, что в Москве происходит. Там протесты. Это та же самая публика. Наш враг — не Соединенные Штаты, наш враг у нас внутри. Формула понятна. И хочу тебе сказать, что эти люди существуют тоже благодаря тому, что президентом Ирана является Роухани, а не Амадинежад. Если бы президентом был Ахмадинежад, их бы в кашу стерли сейчас.
Д. Леонтьев:
— Но при этом Роухани выиграл выборы.
М. Леонтьев:
— Почему все время проваливаются иранские либералы? Люди, которые выступают за сотрудничество с Западом? Потому что Запад их кидает раз за разом. Просто кидает. Они идут на сделки, рискуют, потому что в Иране не самая консенсусная политика, безусловно. После чего они оказываются в заднице. Здесь еще нужно понять, что выживание тех политических сил, которые стоят вокруг Роухани, то есть силы, стремящиеся к сделке с Западом, то, что они там риторикой занимаются, в суд подают на Соединенные Штаты, это все фигня. Это такой Зеленский второй. Понятно, что они хотят договориться всеми силами. Они связаны некоторыми законами и обстоятельствами в иранской политике и иранской улице. Потому что настоящая иранская улица — это 9 миллионов, которые пришли провожать Сулеймани, а не эти придурки, которых по причине желания нынешнего иранского режима сохранить относительно либеральное лицо, просто не раздавили на хрен. Когда в Иране говорят про слезоточивый газ и какие-то там звукошумовые гранаты, то это ни о чем. Этот режим в свое время показал возможность без всяких звукошумовых гранат обходиться.
Д. Леонтьев:
— Ты очень сильно переоцениваешь стабильность государства.
М. Леонтьев:
— Я не переоцениваю стабильность.
Д. Леонтьев:
— Что показало это всё? Иран замахнулся на гораздо большее, чем он может съесть.
М. Леонтьев:
— Эти студенты и с ними связанные социальные слои являются потенциально единственной социальной опорой Роухани. Он же не может по своим бить. Они в какой-то степени свои. Это люди, которые в рамках иранской системы более светские, более прозападные и более склонные…
Д. Леонтьев:
— Это большинство.
М. Леонтьев:
— Да никакое это не большинство.
Д. Леонтьев:
— Но Роухани выиграл выборы. Это большинство.
М. Леонтьев:
-Он выиграл, потому что люди устали, потому что он обещал им, и в Иране была дикая эйфория после заключения сделки, нечеловеческая. Они были неадекватны — иранские деятели. Потому что они считали, что все, они бога за бороду ухватили. С ними никто не мог договориться, в том числе и по сотрудничеству в области полуразрушенной нефтяной промышленности. Потому что им нужно было сотрудничество. Но почти никто не мог договориться. Потому что они выставляли такие условия, как будто они царь горы. Но оказались неконкурентны. Они же не единственная нефтепроизводящая страна в мире. И не единственная страна, которая предлагает партнерам какие-то условия. Есть конкурентные условия. Exxon уходит, сейчас продает активы в Африке и в Латинской Америке, потому что хочет сосредоточиться на своей добыче в Штатах. У них такая политика. Вот они уходят из страны под названием Экваториальная Гвинея, где очень неплохие условия, потому что они считают, что там якобы какие-то риски. Если уж где-то нет рисков в Африке, так это в Экваториальной Гвинее. Во всех остальных местах риски гораздо больше. В ЮАР больше риски, чем там. Иранцы, безусловно, выиграли в этой ситуации. Потому что у Трампа сейчас нет никакой возможности конвертировать эту атаку, кроме как деэскалация. Он говорит: а вот теперь мы добились, теперь мы будем… Так им и нужна деэскалация.
В. Алфимов:
— Многие горячие головы называют эту ситуацию однодневной войной Ирана и США.
М. Леонтьев:
— Да не было никакой войны. Был почти договорняк. Но договорняк — вот эта глупость показать глупость свою и замочить одного, по сути, человека, хотя там был не один человек, там было человек тридцать, наверное.
Д. Леонтьев:
— Там были еще главы всех шиитских ополчений.
М. Леонтьев:
— Там был глава одного ополчения. И сопровождающие лица.
В. Алфимов:
— Вы сказали про формулу, которая здесь получается. Я не могу понять, где в этой формуле украинский самолет.
М. Леонтьев:
— Если этот самолет выполнял какие-то задачи, например, кого-то перевозил или чего-то, или чего-то и кого-то, то он, наверное, должен был быть украинским. Потому что нет страны в мире, которая имеет самолеты, летающие в Иран, и которая настолько абсолютно контролируется ЦРУ США, как Украина. Поэтому, если им надо было что-то делать, они делали там. В конце концов, может быть, этим самолетом люди какие-то бежали, которых иранцы не хотели выпускать.
Д. Леонтьев:
— Нам об этом как раз пишут.
М. Леонтьев:
— Я не смею этого утверждать. В какой-то степени это обвинения беспочвенные. Но умозрительно это можно допустить. Но это гораздо более логичная версия, чем цепь нелепостей, по которой двумя ракетами сбивается гражданский самолет. Причем один из пяти. Вполне возможно, что это провокация внутренняя, что этот самолет нужен был именно по схеме донецкой. Мы же это мало сейчас замечаем, для нас это абстракция, а для европейцев это не абстракция, они заключили сделку с Ираном. И были этой сделкой довольны.
Д. Леонтьев:
— Мы тоже, в принципе, заключили.
М. Леонтьев:
— Нам-то на самом деле по барабану. А они были ею критически довольны. Более того, и демократы были довольны. Американцы сорвали сделку, свои обязательства спустили в унитаз, нагнули всех. А теперь нужно заставить всех солидарно принять санкции против Ирана. И давить на Иран вместе.
Д. Леонтьев:
— Они это сделали. Весь европейский бизнес ушел из Ирана.
М. Леонтьев:
— Он ушел, но он не принял санкции.
Д. Леонтьев:
— Total говорит: мы не готовы. Не думаем, что Брюссель будет защищать нас от американских санкций. Мы ушли.
М. Леонтьев:
— Но одно дело, когда они ушли, плюясь и списав убытки, а другое дело, когда они политически вынуждены присоединиться. Если Соединенные Штаты приняли бы по Украине санкции против России, а Европа бы отказалась их принять, то все равно вся Европа ходила бы под американским санкциями. Но им нужно было сломать Европу и заставить ее проявлять политическую солидарность. И дальше — слово за слово — цепляться за эту солидарность. Здесь та же самая ситуация. Вполне возможно, что этот самолет планировался именно как донецкий «Боинг». Но он не понадобился. Ситуация обернулась иначе. Потому что тот же самый сбитый самолет может быть инструментом эскалации, как это было там, а может быть инструментом деэскалации, если так получилось. И ты согласился, что Трампу ничего не остается в этой ситуации, как двигаться. Потому что иначе он не может себе в среднесрочном и долгосрочном плане приписать из этой ситуации никаких бонусов. Вот теперь они поняли, и теперь мы будем с ними… Поэтому, несмотря на всю эту агрессивную риторику, которая с двух сторон раздается, я считаю, что если ничего не произойдет сверхъестественного, деэскалация будет. И, таким образом, он обманет тех же демократов. Ведь его задача — не Иран победить, а утереть нос демократам. Нет другой задачи. И он скажет: а, вы говорили — я войну спровоцировал. Вот вы говорили, что у меня авантюристические действия, что мы Сулеймани не любим, то тем не менее, мы бы никогда так не поступили, потому что это невозможно. А вот — возможно. И вот я добился от них переговоров и сделки.
Д. Леонтьев:
— Давайте объективно, если мы вообще считаем, что Трамп — авантюрист, надо сказать, что из всех предыдущих президентов он самый аккуратный по внешней политике. Сколько войн начал Обама уже за первый срок? Трамп не начал ни одного военного конфликта. Он занимается тем, чем занимались американцы раньше, при Рейгане. Маленькие спецоперации. И тогда Америка гораздо сильнее и гораздо страшнее, опаснее. Пока у них миллионы солдат в Ираке, они вкладывают…
М. Леонтьев:
— Так у него и сейчас миллион солдат. Он вывел кого-нибудь откуда-нибудь?
Д. Леонтьев:
— А выводить не надо.
М. Леонтьев:
— Что значит — не надо? Они все равно там — эти миллионы. Вот они там и есть. Десятки, если не сотни баз на Ближнем Востоке. И разговоры о том, что он не хочет, чтобы Америка была в ближневосточных странах, он всех вернет, это пустой звук. Никого он не вернул.
Д. Леонтьев:
— Но он хотя бы не начал.
М. Леонтьев:
— Где эффективность? Что значит — не начал? Он и не кончил. Очень эффективно!
Д. Леонтьев:
— Объективно, если бы не он, то сирийский конфликт по-другому выглядел.
М. Леонтьев:
— Неизвестно — как.
Д. Леонтьев:
— Если бы была Хиллари президентом, сирийский конфликт развивался бы по-другому.
М. Леонтьев:
— Бог его знает. Для того, чтобы он развивался по-другому, нужна хотя бы лояльность Турции. Трамп — человек, который может поддерживать хоть какие-то отношения с Эрдоганом, через пень-колоду, а эти бы просто настолько… я думаю, что Турция вообще давно бы уже вступила в Варшавский Договор, которого нет на свете. Потому что эти бы точно занялись идеологией. Они бы его идеологически начали травить. Трамп — человек грубой, агрессивной сделки. Пока не нарвется.
Д. Леонтьев:
— Он не нарывается.
М. Леонтьев:
— Нарывается. Та же самая торговая война с Китаем.
Д. Леонтьев:
— Американцы должны были это сделать. Это не его самодурство. Они играют со временем.
М. Леонтьев:
— Они играют в безвыигрышную игру. В этой игре можно только проиграть.
Д. Леонтьев:
— Они пытаются хотя бы оттянуть этот момент.
М. Леонтьев:
— Они даже оттянуть не могут. Они на самом деле ускоряют проигрыш. Потому что они борются против ветряной мельницы.
Д. Леонтьев:
— Хочу вернуться к Сулеймани.
М. Леонтьев:
— Просто послезавтра будет подписана первая фаза сделки. Когда нам рассказывают все, включая Трампа, о том, что они на 210 млрд. долларов купят сои. Можешь себе представить, сколько сои? Соединенные Штаты не способны произвести сои на 210 млрд. долларов. Даже посадив себя на голодный паек вытоптав все на хрен, засеяв соей Нью-Йорк, все, они не могут, это бред.
Д. Леонтьев:
— В Ираке будут сою выращивать.
М. Леонтьев:
— Да нет, это просто бред. Это как сделка с Саудовской Аравией на 200 млрд. долларов, которой быть не может. Там есть 30, все остальное — фигня. То же самое и здесь. Сои тоже на 30, а остальное — в лучшем случае не соя.
Д. Леонтьев:
— Что еще по Ирану мне кажется интересным. Это первый официальный случай, когда такое произошло. Если вы сейчас попытаетесь написать хвалебный Сулеймани пост в Фейсбуке, если вы, например, иранского происхождения.
М. Леонтьев:
— Ты вот Юлю Юзик вспомни, она не иранского происхождения, она в иранской тюрьме сидела, ее с трудом оттуда выцарапали. Она написала пост.
Д. Леонтьев:
— Она написала не хвалебный пост по Сулеймани, но объективный.
М. Леонтьев:
— Уважительный.
Д. Леонтьев:
— Ее аккаунт удалили. И любой человек, который в Фейсбуке напишет что-то положительное или хотя бы объективное про этого человека, он подвергнется моментальной цензуре. И Фейсбук откровенно говорит: извините, мы — американская компания. Он является террористом. И мы следуем американским законам. Если у кого-то какая-то иллюзия была, что в Фейсбук — это международная компания, по каким законам они работают, — эти люди должны уйти.
М. Леонтьев:
— В России вот этот наш припев — «ИГИЛ — организация, запрещенная в России», ты не можешь не произнести эту мантру. Это мне очень напоминает, прошу прощения сразу за кощунство перед мусульманами, все эти мусульманские молитвы. Когда после каждого упоминания Аллаха идет определение его, какой он великий, могучий и так далее. Это — то же самое. Только мы не являемся международными компаниями.
Д. Леонтьев:
— У нас это работает на территории России, а у них это работает на территории мира.
М. Леонтьев:
— А кто тебя просил пользоваться Фейсбуком на территории России? Не пользуйтесь Фейсбуком, и вас не будут цензурировать. Как говорил композитор Афанасьев, когда я был маленький, выпадая из дверей Дома композиторов: «Ребята, никогда не пейте коньяк «Апшерон». Только что выпил три бутылки с огромным отвращением!» Вот зачем? Не хочешь — не пользуйся.
Д. Леонтьев:
— Но дело не в конкретном пользователе. А дело в том, что есть страна, которая влияет на четыре миллиарда человек. И в обозримом будущем эти четыре миллиарда человек будут пользоваться Фейсбуком.
М. Леонтьев:
— Да пусть они его себе засунуть в любое место! Какое мое дело, пользуются они или не пользуются? Тебя, например, систематически насилуют за углом. Но тебе нравится ходить через этот угол, тебя каждый раз там насилуют.
Д. Леонтьев:
— Значит, это уже про секс, если ты сам ходишь.
М. Леонтьев:
— Это тоже секс. Тебе нравится, что тебя цензурируют. Тебе нравится, когда тебя запостили. Ну и не надо. Я не пользуюсь Фейсбуком. Ничего со мной не происходит.
Д. Леонтьев:
— Я просто говорю, что есть страны, которые поголовно пользуются Фейсбуком. Они полностью контролируются американским внешним информационным потоком.
М. Леонтьев:
— Есть страна, которая пользуется долларом. И она полностью контролируется не только ФРС США, но и Госдепом. И эта страна называется Россией. Потому что сил выйти из долларового пространства нет. Ни сил, ни воли, ни понимания, как это сделать. Поэтому мы имеем финансовую банковскую систему, регулятор которой находится в Вашингтоне. Почему Набиуллина, очень достойная и патриотично настроенная женщина, ведет такую политику? Да потому что у нее начальство сидит в ФРС, а не здесь. Потому что система так конфигурирована, что там ее начальство. И лояльность она должна проявлять глобально, не текущую лояльность, в смысле — не гадить в сумочку, а глобальную, производственную, — она должна проявлять к ФРС США.
Д. Леонтьев:
— Она даже выиграла какой-то приз.
М. Леонтьев:
— Они все время выигрывают приз. Кудрин выигрывал — был лучшим министром финансов. Теперь она — лучший глава Центробанка. С Фейсбуком — гораздо проще. Не хочешь — не пользуйся. Продажная тварь — Цукерберг. Наш Дуров по сравнению с ним — обычный сумасшедший придурок, только и всего. Даже слова худого про него сказать нельзя.
В. Алфимов:
— Будем Ливию обсуждать?
М. Леонтьев:
— Надо понять, что такое — Ливия. В Ливии хаос, который образовался после освободительных действий коалиции западной, при поддержке Дмитрия Анатольевича, но он, правда, признал, что нас подвели, обманули.
Д. Леонтьев:
— Часто такое бывает.
М. Леонтьев:
— Да, часто. Так вот, там образовалась двухполюсная система совершенно понятная. Если объяснять проще, Сарадж — это Триполи, правительство, признанное международным сообществом. Оно признано больше всего европейцами.
Д. Леонтьев:
— Особенно французами.
М. Леонтьев:
— Но Соединенные Штаты в лице Трампа однозначно поддерживают другую сторону. Мы тоже поддерживаем другую сторону, но делаем вид, что не определились. Так вот, Сарадж — это Катар. Хафтар — это Саудовская Аравия. А дальше — по цепочке. Катар — Турция… А там — Саудовская Аравия, Египет. А Египет рядом, он очень сильная страна для региона. По масштабам Ливии Египет — это очень серьезно. У нас неплохие отношения с саудитами. Очень неплохие — с Катаром. Очень неплохие — с Египтом.
Д. Леонтьев:
— Да и с Турцией тоже.
М. Леонтьев:
— С Турцией — конструктивные. У нас совершенно разные симпатии там. Хотя наши с Сараджем тоже поддерживают отношения. У нас в силу того, что мы со всеми поддерживаем отношения… Именно поэтому там возможна сделка.
Д. Леонтьев:
— Почему это все в России было?
М. Леонтьев:
— По идее, это все должно было быть в Италии. Конференция была в Италии, где оба участвовали. Они друг с другом встречаться в Москве тоже отказались. Я понимаю Сараджа. Там был процесс, вроде бы они как-то договорились о чем-то. И вдруг Хафтар решил, что он сейчас всех захватит. У него была абсолютно подавляющая военная сила. С той стороны вообще никакой силы не было. Это была вывеска. Но поскольку это племенное государство, где очень много разных интересов, в тот момент, когда Хафтар решил, что он воинский начальник, бог и так далее, у Сараджа вдруг появилась поддержка. Потому что все остальные с этим не согласились. Была бы Италия лучше всего. Но в Италии межеумочное правительство Понти. Это ни о чем. Италия очень заинтересована в Хафтаре. Это единственный человек, который может остановить миграцию. А для Италии главная проблема — миграция. Остальным на миграцию плевать.
Д. Леонтьев:
— Очень интересный и логичный комментарий нам прислал Олег: «Не пользуйся долларом — и Набиуллиной возмущаться не будете».
М. Леонтьев:
— Я ровно на это намекал.
В. Алфимов:
— Спасибо.
