Возникает впечатление, что решения о смягчении ограничений, что в Москве, что в других регионах, принимаются абсолютно по иным соображениям. Вопрос — по каким именно.
Строго говоря, официально публикуемые данные о снижении заражений ковидом в Москве абсолютно не дают основания смягчать в городе режим ограничений. То новое, что можно было бы считать позитивной тенденцией – это снижение заражений по сравнению с началом мая. Когда они резко выросли.
Самый приятный в этом отношении показатель – данные заражений от 27 мая: 2 140 человек. Много меньше, чем было 5 мая: 6 703, в три раза меньше. Но не ниже, чем было 17 апреля: 1979, последний день, когда заразившихся (выявленных) было меньше, чем две тысячи. А вводились ограничения в городе, когда число заразившихся было около сотни – так, скажем, 20 марта их было вообще 120 человек.
Более того, если бы их было и то же число человек – сотни, из чего вытекает, что меры ограничений должны быть сняты… Что за логика: человек замерз — ему дают шубу. Он согрелся – шубу снимают, тебе же тепло…
Дело же не в том, что при наличии противоэпидемиологических ограничений заражаются меньше — для того ограничения и вводятся. Дело в том, будут заражаться без них или нет. Задача же не в том, чтобы вернуть ситуацию апреля – задача в том, чтобы снять угрозу.
Конечно, сами по себе цифры выявленных заражений не все говорят. Точнее было бы говорить о доле выявленных среди протестированных — и найти их несложно, хотя именно о них говорят значительно реже и меньше. Но и они говорят только об обстановке (коэффициент заражений) в условиях действующих мер защиты.
Логика нелепая: защита оказалась действенной, значит, будем от нее отказываться. Вообще-то, нормальная логика: защита действенна (хотя, кстати, не до конца), значит, будем ее сохранять. А поскольку, как выяснилось, она пока не стопроцентна, значит, нужно ее укреплять.
Вполне можно согласиться, что у тех, кто принимает решения, есть значительно больше показателей, на основании которых они эти решения принимают. Но тогда как минимум при обосновании этих решений не имеет смысла ссылаться на те данные, из которых абсолютно не вытекает необходимость снятия ограничений в городе.
Возникает впечатление, что решения о смягчении ограничений, что в Москве, что в других регионах, принимаются абсолютно по иным соображениям. Вопрос — по каким именно.
С самого начала баланс решений определялся двумя факторами: сохранение жизни людей либо сохранение экономики. То есть во втором случае, прежде всего, сохранение прибыли крупных, средних и мелких собственников.
Явно можно было увидеть некое не слишком скрываемое противостояние интересов этих факторов. Условно говоря: интересов государства в его абстрактном понимании и интересов бизнеса в его вполне конкретном понимании. Причем выбор осложнялся тем, что для обеспечения этого интереса государства государству нужно было еще и тратить огромные средства. Дальше начиналось множественное разветвление более частных групп этих интересов. Государству, в его властном воплощении, смерти людей были не нужны, в частности, поскольку вели к дестабилизации властных отношений. Бизнесу они были безразличны, потому что для него смерти – не повод отказываться от прибыли.
Если предприятие обеспечивает должную прибыль, а среди его сотрудников в результате его деятельности умирает пять процентов состава, и еще среди не сотрудников в обществе умирает некое число заболевших – логика борьбы за прибыль не допускает отказа от главного: от прибыли.
Если в городе много зараженных – для городской власти это дополнительная нагрузка на ее инфраструктуру и ослабление ее конкурентных позиций в противостоянии с другими группами власти.
Поэтому частный, эгоистический интерес власти заставляет ее противостоять эпидемии, а частный, эгоистический интерес бизнеса заставляет его противостоять ограничениям его деятельности, то есть бороться против противоэпидемиологических ограничений.
О снятии или смягчении ограничений начали говорить практически сразу после майских праздников, когда количество заболевавших в той же Москве еще превышало 5 тысяч человек в сутки (12 мая), то есть находилось на уровне начала майского подъема и еще не опустилось до апрельских показателей, а тем более до показателей момента введения ограничений. Судя по этому, в решениях власти баланс интересов уже явно начал смещаться в сторону бизнеса и прибили.
То же подтверждает четкая тенденция в акцентировке ряда наиболее популярных полит-шоу, где все больше и больше стали выражать недовольство позицией Собянина, выступающего за продление противоэпидемиологических мер в Москве и с конца апреля доказывающего, что ситуация в городе сложная и время расслабляться явно не настало: отвечать-то за нарастание смертей придется ему и городской инфраструктуре. Но не владельцам крупных сетей, ведущим шоу и явно заинтересованным экспертам, изо дня в день доказывающим, что пора ограничения снимать. При этом, конечно, апеллирующих не к интересам своих клиентов из бизнеса, а к «страданиям засидевшихся дома горожан».
Вопрос сейчас не в том, чтобы разбирать аргументы сторон: среди них есть разные, тем более, когда все говорящие головы вдруг оказались специалистами по эпидемиологии и вирусологии. Вопрос в том, чтобы понять тенденции противостояния интересов и учитываемые факторы.
Власть в целом явно отошла от своей первоначальной позиции: «Главное – жизни всех и каждого». И отошла в силу следующих факторов.
Во-первых, она устала от непубличных претензий собственных политических партнеров из среды крупного бизнеса, рассказывающих о своих убытках, недополученной прибыли и требующих государственных льгот и субсидий по этому поводу.
Во-вторых, ей явно надоело слушать постоянные стенания в интернете о якобы разоряющихся и гибнущих с голода предпринимателях и страдающих без свежего воздуха горожанах. Точнее, она увидела, что нагнетание недовольства в этой сфере превратилось не просто в ной вечно недовольных, но в хорошо организованную и оплачиваемую борьбу ее конкурентов и противников со всех сторон политического фронта: от либерал-западников до эрзац-коммунистов. И неприятно удивила предсказуемая реакция определенных психологических типажей: как верно сказала одна пострадавшая от своей наивной честности чиновница: «Когда ничего не выплачивали – все молчали, когда выплачивать начали – все стали ныть, что мало».
Что не означает отрицания простого факта: выплаты производились бестолково и структуры, ответственные за их исполнение, работали расслаблено и плохо. А ответственные за экстренное кредитование банки откровенно указания власти саботировали. И это – к вопросу о том, может ли государство, если оно претендует на эффективность и дееспособность, обходиться без репрессий, то есть без подавления сопротивления проводимой им политики.
Третье: власть увидела, что продление противоэпидемиологического режима требует все больших и больших средств – при нарастании недовольства определенных активных меньшинств, ведущих информационно-психологическую войну со страной в Интернете. Именно меньшинств, потому что подавляющее большинство населения, как показывали опросы, либо поддерживали введенные меры, либо выступали за их ужесточение. Более того, порядка 60% граждан говорили, что их материальное положение от введенных мер не пострадало, и еще до 20% что если и пострадало, то незначительно.
Четвертое: власть убедилась, что введенные ограничения на контакты соблюдаются далеко не полностью. И что ее структуры оказать должное принуждение к их исполнению — не готовы. И сочла, что если твои запреты ты обеспечить не можешь, то лучше их отменить, чем демонстрировать свою слабость. И подумать, что нужно сделать, чтобы суметь в иной ситуации обеспечить принуждение к их исполнению.
В-пятых, власть убедилась, что смертность оказалась чуть ли не минимальна и решила, что лучше согласиться на гибель относительно незначительного количества людей, чем наращивать нагрузки на систему и тратить огромные деньги, причем создавая новые конфликты с крупными группами корпоративных интересов.
И, что интересно, шестое – еще одно своеобразное наблюдение, заключение. Оказалось, что среди групп риска, то есть среди пресловутых 65+ заболеваемость вообще чрезвычайно низка. А это, с одной стороны, группа устойчивой электоральной поддержки власти, группа «советской дисциплинированности». И неожиданно высока среди «несоветских возрастных групп» — групп недисциплинированности.
И тут возникло умозаключение: те, кто без особого принуждения выполнил требования самоизоляции, то есть требования власти, те и не заражаются и не умирают.
А те, кто заражаются и умирают – это те, кто их не выполнил, и выполнять без принуждения не стал бы.
А раз так — зачем им мешать… Зачем мешать тем, кто, с одной стороны, лишен здравого смысла, с другой – не хочет выполнять требования власти, зачем мешать им заражаться и умирать…
Не будь российская власть столь расслабленно травоядной и незлобивой, она вполне могла бы даже сожалеть, что, среди заразившихся смертность столь низка. Ведь в иных условиях возможно и такое решение: отказ в оказании медицинской помощи тем, кто заразился в результате несоблюдения противоэпидемиологического режима.
Есть о чем подумать. Во всяком случае, власти при подведении итогов ковидной эпопеи. И тем более – в ожидании ее второй волны.
Кстати, действительно: а зачем спасать жизни непослушных и нелояльных…
