Уход американцев из Афганистана в 2021 году часто сравнивают с их уходом из Вьетнама в 1975 году. Но, на самом деле здесь есть существенная разница. Её довольно точно обозначил американский аналитик Йорам Этингер.
По его мнению, в 1975 году выход США из Вьетнама воплотил цель Вьетконга (Сев.Вьетнама), положив конец американо-вьетнамскому конфликту.
В 2021 году уход США из Афганистана продвигает — но не достигает — цели «Талибана»* и «Аль-Каиды»* и, следовательно, не прекращает конфликт между США и исламским терроризмом.
В 1975 году видение и стратегическая цель Вьетконга были ограничены территорией Вьетнама, что соответствовало возможному мирному сосуществованию и сотрудничеству с США.
В 2021 году видение и стратегическая цель исламского терроризма образца XIV века не ограничивается территорией Афганистана. Им движет фанатизм, стремящийся подчинить «неверный» Запад — и особенно «Большого американского сатану», — который воспринимается как главное препятствие на пути к мировому господству ислама. Исламский терроризм полон решимости создать глобальное исламское общество, управляемое Кораном и шариатом, что несовместимо с мирным сосуществованием с «неверными» США, независимо от их причастности к Афганистану. Фактически, это требует решительной войны против США, включая терроризм на материковой части США.
В 1975 году США были вовлечены в гражданскую войну во Вьетнаме, столкнувшись с выбором: сражаться во вьетнамских окопах или выйти из боя и избавиться от войны.
В 2021 году США будут бороться с внутренним антиамериканским исламским терроризмом, столкнувшись с выбором: противостоять исламским террористам в их собственных окопах (что дорого обходится) или уйти оттуда и постепенно перенести войну в окопы США (что существенно дороже).
В 2021 году политикам США напоминают, что Талибан и все режимы-изгои не впечатлены и не желают принимать западные ценности прав человека, демократии, международного права и мирного сосуществования.
Более того, на режимы-изгои не так производит впечатление дипломатия США, как их эффективная борьба с терроризмом и политика сдерживания (в этой связи весьма утопично выглядит последняя речь Байдена на Генассамблее ООН – В. О., Ю. Ж.).
Исламские террористы не ищут популярности в международном сообществе. Они стремятся запугать международное сообщество вплоть до подчинения, мирным или военным путем (а если ищут международного признания, то только в тактических целях, например, для разблокировки санкционных счетов, или получения финансовой помощи – В. О., Ю. Ж.).
Отступление США перед лицом исламского терроризма серьезно подорвало позицию США по сдерживанию, подогревая вулканическое арабское цунами (ошибочно названное «арабской весной»), которое травмировало арабскую улицу с 2010 года.
По мнению Этингера, политика сдерживания в историческом плане ограничила ожесточенность всех режимов-изгоев (например, аятоллы Ирана, организации «Братьев-мусульман»* из Пакистана, Ближнего Востока и Северо-Западной Африки, хуситы Йемена, Хезболла, Хамас и Палестинская администрация), а также «ограничила манию величия в Турции Эрдогана». Таким образом, отступление США усилило угрозы существованию для всех проамериканских арабских режимов (например, Саудовская Аравия, ОАЭ, Бахрейн, Оман, Иордания, Египет, Марокко).
Уход США из Афганистана, а также их стремление вновь присоединиться к ядерному соглашению 2015 года с аятоллами Ирана, укрепление связей с Братьями-мусульманами на Ближнем Востоке и в США, а также давление США на Саудовскую Аравию, ОАЭ и Египет могут сблизить эти проамериканские арабские режимы с Китаем и Россией, которые являются, по мнению Этингера, основными выигравшими от нынешней политики США (хотя, на наш взгляд, для России стремительный приход талибов к власти создаёт с точки зрения антитеррористической и антинаркотической безопасности больше проблем, чем позитивных решений – В.О., Ю.Ж.).
Уход США из Афганистана поставил под угрозу национальную безопасность Индии — прозападного оплота демократии, стабильности и эффективных возможностей — которая сталкивается с множеством угроз со стороны внутреннего и внешнего исламского терроризма, ядерного Пакистана и Китая.
Очень ошибочные ориентированные на Афганистан оценки, сделанные американской внешней политикой и истеблишментом национальной безопасности, соответствовали, по мнению Этингера, систематическому разрыву между концепциями Госдепартамента, с одной стороны, и реальностью Ближнего Востока, с другой.
Например, в 1978/79 году США предали проамериканского шаха Ирана и приняли аятоллу Хомейни, полагая, что он был проамериканским, движимым правами человека и демократией.
В 2011 году США возглавили наступление НАТО против Каддафи, которое превратило Ливию в главную платформу глобального исламского терроризма и гражданских войн.
В 2015 году США разработали ядерное соглашение с аятоллами Ирана, независимо от их фанатичной, репрессивной, террористической и страдающей манией величия идеологии и послужного списка, предполагая, что аятоллы Ирана были надежными партнерами для переговоров, склонными к мирному сосуществованию со своими арабскими суннитскими соседями и отказавшимися от своей основной идеологии.
А кто же, всё-таки, является «выгодоприобретателем» от победы талибов?
Дерек Гроссман (старший аналитик по вопросам обороны в корпорации RAND и бывший сотрудник разведки помощника министра обороны США по вопросам безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе) в статье в журнале Foreign Policy 20 сентября 2021 года пишет, что хорошая новость для Пекина и Исламабада заключается в том, что их политика в отношении управляемого талибами Афганистана в целом совпадает. Китай и Пакистан приветствовали возвращение талибов к власти. У них будет дружественный партнёр в Афганистане, который может осложнить принятие решений для Индии, являющейся общим противником.
С прошлого лета Китай и Индия ведут военное противостояние из-за спорной границы в Гималаях. Доверие между Пекином и Нью-Дели практически отсутствует. Поддерживаемое США бывшее афганское правительство было хорошим другом Индии, в то время как поддерживаемое Пакистаном Талибан, особенно если он также ориентируется на Китай, может стать противником или даже заклятым врагом Индии.
Дружественные отношения между Китаем и Афганистаном также будут иметь серьезные последствия для экономических интересов и безопасности Индии в Центральной Азии. В этом регионе Китай уже доминирует экономически и постепенно заменяет Россию — давнего индийского партнера, в том числе и в военном отношении.
Примерно в 2016 году Пекин неофициально основал базу в Таджикистане. Присутствие Китая в Таджикистане направлено на осуществление своей версии контртеррористической деятельности, то есть предотвращение того, чтобы этнические уйгуры, организованные в Исламское движение Восточного Туркестана, дестабилизировали китайский район Синьцзян через границу. Кроме того, через многостороннюю Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), объединенную Китаем и Россией, Пекин все больше укрепляет свои связи в сфере безопасности со странами Центральной Азии в ущерб Нью-Дели.
На саммите ШОС, состоявшемся 16 – 17 сентября в Душанбе, председатель КНР Си Цзиньпин призвал других членов содействовать Афганистану, наблюдателю в ШОС, к плавному политическому переходу. Другой член ШОС — Пакистан утверждал, что Афганистан нельзя «контролировать извне». Это явный выпад не только против Соединенных Штатов, но и Индии, которая, по мнению Исламабада, была слишком близка к бывшему афганскому правительству.
Будет интересно посмотреть, добьется ли Пекин в конечном итоге того, чтобы Афганистан, управляемый талибами, стал полноправным членом этой организации. Хотя Индия также присоединилась к ШОС, у Китая явно есть возможностей к взаимодействию со странами Центральной Азии, и этот разрыв будет только увеличиваться.
Для Пакистана возвращение талибов к руководству в Афганистане также создаёт стратегическую глубину противостояния с Индией. Исламабадские экстремистские и террористические марионетки, в том числе не только «Талибан», но и «Сеть Хаккани»*, «Джайш-и-Мохаммед»*, «Лашкар-и-Тайба»* и другие группы, вероятно, будут расширять и укреплять свои возможности в Афганистане и, возможно, начнут атаки за пределами страны. Безусловно, ныне высокопоставленный чиновник Хаккани, возглавлявший террористическую «Сеть Хаккани», предложил «позитивные» отношения с Индией. Однако талибы также выразили намерение «поднять свой голос», чтобы поддержать мусульман в индийском регионе Джамму и Кашмир, на части которого претендует Пакистан.
Между тем, следует помнить, что террористы «Лашкар-э-Тайба» совершили ужасающие террористические атаки на Индию, включая скоординированное нападение и бомбардировки исторических мест в Мумбаи в 2008 году и нападение на индийские войска в Пулваме в Джамма и Кашмире в 2019 году. Сообщается, что после падения Кабула в августе месяце представители «Джайш-и-Мохаммеда» встретились с талибами, чтобы просить их помощи в проведении операций в Джамму и Кашмире. Даже если террористические силы не объединятся против Индии в Афганистане, Нью-Дели по-прежнему, как минимум, столкнется с менее склонным к сотрудничеству и, вероятно, враждебным новым правительством под руководством Талибана, которое объединено и поддерживается его заклятым противником Пакистаном.
Вторая область согласования политики между Китаем и Пакистаном — это укрепление инфраструктуры и экономических связей между собой и Афганистаном. Крупная инфраструктурная и инвестиционная программа Пекина, инициатива «Один пояс, один путь», включает в качестве флагманского проекта Китайско-пакистанский экономический коридор — комбинацию автомобильных, автомобильных, железнодорожных и энергетических проектов в Пакистане. До захвата власти талибами ходили слухи в том, что Пекин пытался использовать «Один пояс, один путь» в Афганистане, чтобы соединить Кабул с Пешаваром на северо-западе Пакистана.
Конечно, планы Пекина в отношении Афганистана намного шире, чем просто расширение возможностей связи. В идеале, если ситуация с безопасностью в конечном итоге позволит, Пекин хотел бы добывать природные ресурсы из Афганистана, в частности, редкоземельные элементы и другие полезные ископаемые, находящиеся в горах страны, которые, согласно отчету 2014 года, могут стоить почти 1 триллион долларов .
В начале сентября Пекин предоставил Талибану первоначальную экономическую помощь в размере 31 млн долларов в качестве своего рода первоначального взноса.
Китай и Пакистан, безусловно, имеют много общего в политике в отношении Афганистана. Однако одна из основных потенциальных проблем — это борьба с терроризмом. Пакистан хочет оставаться дружелюбным с талибами, которых он поддерживал на протяжении десятилетий, чтобы иметь верных доверенных лиц через свою границу. Другая причина, по которой Исламабад может не захотеть разозлить Талибан, заключается в том, что ее пакистанский коллега (и вероятный союзник) «Техрик-и-Талибан Пакистан» (ТТП) представляет собой угрозу внутренней безопасности Пакистана. Действительно, после победы афганских талибов количество атак ТТП в Пакистане резко возросло .
В июле этого года Исламабад изначально не хотел обвинять пакистанских талибов в нападении террориста-смертника на автобусы, везущие китайских рабочих на проекты «Один пояс, один путь».
Избирательное преследование Исламабадом одних террористов и их пособников, а не других, может не совпадать с неустанным преследованием Пекином всех террористов, которые стремятся нанести ущерб китайским экономическим интересам в Пакистане, и сепаратистов, которые могут дестабилизировать Синьцзян. Пекин особенно обеспокоен тем, что Исламское движение Восточного Туркестана* потенциально может получить одобрение и поддержку со стороны Талибана и других исламистских экстремистских группировок.
Продолжающийся всплеск атак ТТП на китайские интересы в Пакистане или дополнительная помощь группировкам в Синьцзяне, вероятно, приведет к тому, что Китай значительно подстегнёт Пакистан, чтобы использовать свое влияние на Талибан для решения этой проблемы. Действительно, в ходе последнего стратегического диалога между странами обе стороны договорились «создать усиленную версию рамок сотрудничества в области борьбы с терроризмом и безопасности».
Пекин также обеспокоен тем, что талибы будут продолжать обращаться к незаконному обороту наркотиков в регионе, который они использовали в качестве источника финансирования в первый раз, когда они правили, и когда они были повстанцами.
20 сентября 2021 года сотрудники службы по борьбе с контрабандой в Индии изъяли почти три тонны героина на сумму около 2,7 млрд долларов в порту штата Гуджарат. Товар под видом талька был доставлен из Афганистана через иранский порт Бендер – Аббас.
Пекин хочет в одностороннем порядке сделать торговлю наркотиками менее актуальной для «Талибана», финансируя их. Экономическая помощь Пекина в размере 31 млн долларов, вероятно, частично направлена на достижение этой цели. Но это смехотворная сумма в сравнении с миллиардами, которые получает «Талибан» от торговли наркотиками.
Решение Пакистана вообще не поддерживать усилия Китая по борьбе с наркотиками может обострить двусторонние отношения.
Пекин и Исламабад связывает давняя история сотрудничества и они явно имеют много общего по Афганистану. Обе страны готовы стратегически извлечь выгоду из успеха «Талибана». Любая возникающая напряженность в вопросе борьбы с терроризмом и наркотиками, вероятно, будет урегулирована, поскольку Китай и Пакистан уделяют приоритетное внимание своим отношениям, не в последнюю очередь в отношении геостратегических регионов, связанных с Индией, их общим противником. Но возрождение «Талибана» почти наверняка добавит ложку дёгтя к позитивному и продуктивному двустороннему партнёрству.
*запрещённые в РФ террористические организации
