Не нужно быть экспертом: если в России случится трагедия с большим масштабом, чем в Бужаниново, где выходцы из сопредельных стран изнасиловали и убили пожилую женщину, то народные сходы произойдут уже не на месте, а на площадях крупных городов. Мигранты — огнеопасная тема, способная быстро и сильно дестабилизировать ситуацию в стране. В какой степени государство контролирует легальных и нелегальных мигрантов, что происходит в этой среде и какие проблемы нужно решить в первую очередь, рассказал в интервью ИА Красная Весна советник главы МВД Владимир Овчинский.
— Владимир Семёнович, 30 сентября закончился мораторий на депортацию нелегальных мигрантов из России. Как Вы это оцениваете? Мораторий может быть продлен?
— Глобально проблемы миграции мораторий не решает — скорее тактически. Один раз срок уже был продлен.
У нас такое количество нелегальных мигрантов на территории России, что никто не знает их реального числа. Первый замминистра Александр Владимирович Горовой называл недавно цифру 800 тыс. Другие расчеты показывают от 1,5 до 2–2,5 миллиона. По оценкам различных экспертных групп, до 10 миллионов нелегальных мигрантов.
Давайте реально говорить: средняя цифра — 1,5–2 миллиона, 2,5 миллиона. Мы не знаем реальную цифру, поскольку миграционная политика была расшатана в разные годы, миграционная служба была то самостоятельной, то в составе МВД, то опять выходила-приходила, поэтому такое разбалансирование. Естественно, надо было подстегнуть процессы легализации мигрантов. Сроком окончания моратория на депортацию объявили 30 сентября. Выстроились огромные очереди, потому что многие мигранты, особенно из Средней Азии, заинтересованы, чтобы законно работать и жить в России. Существовать на территории их республик сейчас непросто.
Работы там не хватает, а если она есть, то зарплата маленькая, а семья, как правило, огромная. Во многих республиках существуют непонятные системы взаимоотношений: начинают работать фирмы — их задавливают, владельцы и сотрудники бегут, им оказывается выгоднее быть в России.
Поэтому легализовать мигрантов надо. Мы не знаем, каково их количество в стране, чем они занимаются и что здесь делают. Из миллионов мигрантов достаточно одного процента криминально заряженных или тем более террористически заряженых, чтобы они нам испортили жизнь на многие годы.
В России называли цифру нелегальных мигрантов, чтобы подстегнуть их к легализации, и подстегнули очень сильно. Большое количество легализовалось. Их сейчас дактилоскопируют, ставят на электронный учет. Но, конечно, всех не успели до 30 сентября. А если люди стоят в очередях, не прячутся, то нужно пойти им навстречу и продлить мораторий на депортацию. Я думаю, это процесс абсолютно объективный. Конечно, продлят, наверное, чтобы люди могли зарегистрироваться.
— Эксперты утверждают, что одной из главных проблем в плане легализации мигрантов является коррумпированность правоохранителей. Есть сведения, что бывшие правоохранители создают структуры, оформляющие приезжих по «серым схемам».
— Коррупция существует везде, где есть проблема легализации. Такая проблема возникала и в Европе, и в Соединенных Штатах. Но я бы не считал, что она главная. Тем более с каждым годом, с каждым месяцем оформление мигрантов централизуется, автоматизируется, и эту сферу становится сложно коррумпировать.
Идеальная система заключается в том, чтобы всё было суперцентрализованно и находилось под жестким электронным контролем с внедрением новейших информационных технологий. Я считаю, даже имея в виду то, что сейчас появилось благодаря новым поправкам к закону, принятым в июле этого года, в проекте нового закона о мигрантах, который фактически разработало МВД, есть еще более совершенные новации.
— Как Вы считаете, цифра в 15–16, а неофициально — под 20 миллионов мигрантов в России — нормальная?
— Обратимся к истокам. Во-первых, проблема миграции стоит с первых дней распада СССР. Из бывших советских республик сейчас у нас больше 80% всех мигрантов. И когда мы говорим об иностранной преступности, то больше 80% процентов — это те, кто жил в республиках Советского Союза. Эти люди были такими же, как мы, — гражданами одной страны.
И с первых дней пошли перемещения: где-то обижали русских — они возвращались сюда, где-то начались межнациональные конфликты внутри республик, как в Узбекистане это было, в Грузии между грузинами и абхазами — тоже пошли миграционные процессы.
Где-то ухудшился уровень жизни — это дало самый большой отток, где-то войны начались.
Все эти годы, с 91-го, проблема миграции была одной из первоочередных.
И это не проблема сегодняшних дней, сейчас она просто обострилась. Где-то начиная с середины июля, все аналитики поняли: что бы ни говорили американцы, что бы ни говорили в ООН, к власти в Афганистане придут талибы (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Никто не думал, что это будет так стремительно. Думали, с момента ухода американцев пройдет месяц до их прихода к власти, а они в течение трех дней пришли.
Главная проблема в том, что в мигрантской среде победа талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ) в определенных слоях, группах может восприниматься как спусковой крючок для того, чтобы активизировать противоправные действия на территории России.
Когда мы говорили об этом еще в июле месяце, то многие заявляли, что, всё будет нормально. Не будет! Об этом свидетельствуют последние операции, проведенные ФСБ, МВД, в стране уже задержано несколько групп, которые занимались вербовкой, готовили теракты.
Мы считали, что террористическая опасность подавлена после Второй чеченской войны. Сейчас она встала опять в полный рост.
— То есть условно, если до прихода к власти талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ) у нас было 10 тысяч человек в исламистском подполье, то теперь может стать 15–20?
— Дело не в том, как оно увеличится, оно может быть по численности таким же или меньше, дело в том, как радикалы будут заряжены идеологически.
Поскольку талибы (организация, деятельность которой запрещена в РФ) только на словах будут бороться с преступностью, наркобизнесом, это может активизировать и другие криминальные направления — те же наркотики среди мигрантов. В этом плане и возникает опасность.
Я всегда говорю, даже если есть несколько групп, способных совершить или заряженных на совершение терактов, это уже опасно.
— Как диаспоры ведут себя по отношению к исламистам, как они влияют на ситуацию?
— Что такое диаспоры? Многие меня могут обвинить в предвзятости, но я с профессиональной точки зрения считаю, что ядро управления в национальных диаспорах является криминальным, связанным с организованной преступностью в тех странах, которые они представляют. Официально лидеры диаспор могут быть очень приличные люди, с ними можно спокойно сидеть за столом, договариваться, это религиозные люди, но управляют не они, а те, кто в тени. Управляют этнические криминальные авторитеты из тех стран, которые они представляют, азиатских: Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Казахстана.
У них здесь квартиры, базы, связи во всех структурах, и властных, и правоохранительных. Вот они управляют. В большинстве случаев они управляют правильно. Они нацеливают своих земляков на то, что им выгодно: работать и приносить прибыль, вести бизнес. Организуют завоз мигрантов, лоббируют увеличение их квот, многое делают для того, чтобы количество мигрантов увеличилось, и они получают со всех работ, строительных, сельского хозяйства, других — большой процент прибыли. Им этот процесс выгоден.
Но в диаспорах есть разные люди. И неизвестно, кто кому кинет какие деньги для определенных целей. Он может вести политику и согласовывать свои действия с нашими спецслужбами, с органами власти. Но мы не знаем, от кого он еще слева, сбоку получил деньги. На его счета перевели, сказали: нужно то-то и то-то сделать. Представитель диаспоры может быть внешне самым лояльным, а заниматься террористической или другой деятельностью.
И в этой связи концепт, который должен сейчас продвигаться, состоит в том, чтобы максимально повышать уровень оперативной осведомленности наших спецслужб и правоохранительных органов, чтобы знать реальное положение дел в этнических сообществах. Потому что ни один из эмигрантов не будет ничего совершать, если не получит одобрения «сверху».
Если он будет это делать самостийно — его найдут и оторвут ему голову, и у родственников еще оторвут. Поэтому надо очень хорошо знать, что творится внутри диаспоры и в ее криминальном ядре. Назвать всю диаспору криминальной нельзя: у нее есть криминальные ядра. И что там творится, какие команды отданы, какое влияние пошло, надо четко знать.
— Какие препятствия для правоохранительных органов есть в этой работе?
— Никаких. Важно, чтобы все были нацелены, понимали. Естественно, специалистов не так много, особенно чтобы работать с представителями этнических диаспор. Есть языковые барьеры — правда, сейчас это легче решается в связи с появлением приложений искусственного интеллекта.
Если оперативники записали какой-то разговор, его можно быстро перевести с помощью электронной системы и распечатать. Сейчас совсем другое время, нежели раньше. Работать, с одной стороны, легче, с другой — сложнее. Проблема в том, что надо сохранить все традиционные методы оперативной работы, которые никуда не уйдут, и для них должна быть еще большая надстройка в виде информационных технологий. Только так мы можем процессы как-то контролировать и регулировать.
— Многие мигранты относятся к социально незащищенным слоям, и это дополнительная причина, по которой они приходят в мечети.
— В мечетях идет позитивная работа. Может быть, какие-то подпольные мечети были? В официальных мечетях муфтии все везде настроены позитивно, прогосударственно. Я со многими общался, и они ведут такую работу. Значит, деструктивная работа ведется не в мечети, и никогда в мечетях не велась, она ведется в террористическом подполье.
В сетях.
Вообще, сейчас основная жизнь идет онлайн, особенно в даркнете — теневом интернете. Там есть специальные группы по интересам, религиозной и криминальной направленности.
Огромное внимание должно быть уделено мониторингу социальных сетей на всех уровнях. Опять же людьми, знающими язык или с хорошими инструментами перевода. В переговорах в соцсетях может содержаться информация о любых готовящихся или совершенных событиях.
— Владимир Семёнович, как Вы оцениваете предложения создать условия для того, чтобы на рабочие места, куда сейчас идут мигранты, шли местные жители?
— Здесь должен быть четкий экономический расчет, поскольку наше население очень активно сокращается, и молодежи немного, и эта молодежь не очень хочет работать на физических работах, поскольку сейчас огромное количество возможностей зарабатывать деньги, не работая. В Instagram и прочая. Из воздуха делать деньги.
Занимаются криптовалютой и прочее. Российская молодежь, особенно продвинутая, не пойдет на работу, на которую идут мигранты. Они не пойдут на стройки — курьерами, даже поварами не пойдут.
Цифровая революция создала возможности зарабатывать из воздуха, не принося никакого полезного продукта, кроме информационного дегенеративного. На этом продукте огромное количество молодежи делает миллионы — дегенеративном, который, кроме вреда, ломает сознание, и, главное — отучает людей работать.
Это главная проблема для России, Европы, Америки. Почему мигранты востребованы? Потому что местное население, особенно то, которое хорошо владеет цифровыми технологиями, не будет работать в непрестижных сферах. Поэтому я не отношусь к тем, кто говорит, что надо перекрыть каналы эмиграции, резко сократить миграционный поток.
Везде нужен оптимальный расчет, который должны делать не предприниматели, а государство. Необходим возврат, в хорошем смысле слова, с помощью алгоритмов управления экономикой, к плановому хозяйству в том смысле, что нам точно надо знать, сколько в Москве, в Петербурге иметь мигрантов. Переизбыток у нас или нет? Где они будут жить? Кто их будет охранять? Кто и за какой период полностью снимет с них всю биометрию, введет в базу данных?
Должны быть четкие расчеты. В этом месяце мы можем столько завезти и за такой-то период их обработать, установить над ними контроль. В этом — столько-то. Вот так должна строиться работа. Не путем запретов и сокращений, а путём жесткого контроля и планирования миграционных процессов.
Сейчас модно говорить о планировании семьи, но планирование миграционных процессов, трудовой миграции со стороны государства — это более важный процесс. Не менее важный. В одной и той же плоскости лежит.
Если будет планирование, сможем говорить о каком-то сдвиге, но пока я этого не вижу. Пока у нас идет конкурс, кто больше запросит и кто за это больше заплатит, кто и как больше завезет, пробьет чартерные поезда. А как все это будет обеспечено, защищено, как и где прибывшие будут жить, кто их будет лечить и где они будут учиться, что будут делать их дети — это уже всех интересует во вторую очередь.
— Кто в России может изменить ситуацию?
— Государство. Это задача правительства, наших отраслевых министерств, губернаторов, мэров крупных городов. У них огромные аппараты, деньги, экономические расчеты.
Это делается в каком-то плане, но это должно быть по единому стандарту на всю страну, должны быть четкие расчеты. Они должны публиковаться. Гражданам это надо объяснять, объяснять самим мигрантам. Объяснять, в том числе в среднеазиатских республиках, с которыми Россия сотрудничает.
Должна быть огромная работа. У нас достаточно ведомств, кто этим может заниматься, просто надо свести это к какому-то единому знаменателю.
— Владимир Семёнович, Вы высказывали позицию по поводу возвращения русских из Средней Азии ещё с начала 90-х годов. Вы могли бы сейчас ещё раз об этом сказать?
— Во-первых, все русские, кто хотел вернуться из Средней Азии, вернулись. Никаких препятствий не было.
У меня у самого родственники жили в Казахстане. Они приняли решение, приехали и давно живут в России. У них все в порядке. Все, кто хотел, вернулись.
Кто-то там, немцы, которые жили в Казахстане, огромное количество, — очень многие уехали в Германию — русские вернулись в Россию.
Одновременно я знаю людей из РФ, которые успешно работают в среднеазиатских республиках. Совершенно неожиданным бизнесом занимаются.
Это процессы индивидуальные.
Другое дело, что в отношении русских, русскоязычных, которые в любой момент могут принять решение вернуться на историческую родину, должны быть максимально упрощены все процедурные вопросы возвращения в страну и получения гражданства. Нужно учитывать тот фактор, что у нас население постоянно сокращается, и еще будет сокращаться.
Дисбаланс между коренным и приехавшим населением уже возникает, и поэтому, если русские люди будут возвращаться, — это позитивный процесс, которому надо способствовать, упрощая процедуры.
Сейчас этот процесс пошел, и есть специальное решение на этот счет, инструкции, документы миграционной службы, постановление правительства.
А недавно был сумасшедший дом. Люди вдруг поняли, что больше не хотят жить за границей, хотят вернулся, а их не пускают: «Вот, когда-то вы отказались от гражданства…».
Ну, отказались, совершили ошибку. Они русские люди. Они хотят вернуться. Почему их не должны пускать?
Сейчас этот процесс пошел в нормальном направлении.
Но это не большая проблема. Главная проблема состоит в недопущении террористических проявлений среди эмигрантской массы, в основном из Средней Азии, живущих легально и нелегально на территории России.
— На межнациональной теме распался СССР, а сейчас тему мигрантов используют для раскачки этой темы. Что делать?
— Союз распался не на межнациональной теме. Вы вспомните 1991 год: когда в Беловежской пуще приняли преступное, предательское решение о распаде СССР, лидер Казахстана Назарбаев собрал руководство всех среднеазиатских республики и вместе с другими они обратились к Ельцину с тем, что не хотят выходить из Союза и хотят интегрироваться в единую страну. Но их послали подальше, и они вынуждены были выживать сами по себе.
Этому предшествовали межнациональные конфликты, искусственно созданные в Карабахе между Арменией и Азербайджаном, между Грузией и Абхазией, потом между турками-месхетинцами и узбеками в Узбекистане, между осетинами и ингушами — это уже на территории России. Эти конфликты были в конце 80-х, в начале 90-х годов, но они были решаемы, и не они стали причиной развала СССР.
Причиной развала СССР является политическая измена со стороны руководителей России, Белоруссии и Украины в 1991 году.
Межнациональные конфликты естественным путем пошли потом, потому что когда территории остались без единого центра управления, начались разборки между национальными группами. Было несколько исламистских мятежей, Вы помните, в Узбекистане и Таджикистане; в Киргизии — цветные революции. Но эти революции были больше не исламистские, а мафиозного плана — делили наркопотоки.
И потоки мигрантов в Россию шли, люди бежали от этих конфликтов, от смертоубийства.
— За 30 лет, в течение которых Вы как эксперт выступаете по теме мигрантов, что изменилось?
— Ситуация изменилась, когда после иракской первой войны был образован ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ).
ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) был образован сначала офицерами Хусейна, потом соединился с религиозными фанатиками, а потом американцы подхватили и использовали это как инструмент дестабилизации в различных странах мира. В основном, в Сирии, когда они хотели скинуть режим Асада.
ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) стал лейблом современного исламизма, джихадизма. И у нас пошли вербовщики на территории России, особенно среди иммигрантов.
Самая известная группа, которую, условно назвали GTA, нападала на дорогах Подмосковья, на водителей, — было 17 убийств. Грабили. Потом, когда сотрудники уголовного розыска их разоблачили и ликвидировали, оказалось, что эти нападения совершались не с целью грабежа и разбоя, а с целью привлечения молодежи для совершения убийств, замазывания кровью. Выбирались те, кто может составить ядро террористических групп, которые отправлялись различными дорогами в Сирию.
То есть это была модель вербовки, чтобы не просто ехали, а ехали уже замешанные на крови, что можно использовать в любых операциях, в любых античеловеческих действиях.
Подобная группа действовала в Москве примерно в это же время — 2012–2014 годы. Они захватывали такси, потом в эти такси сажали девушек и убивали. Было где-то 5–7 трупов. И это тоже делали с целью вербовки.
Вот эти тенденции пошли у нас с начала 2010-х годов. Это стало самой большой опасностью.
К этому же процессу имеет отношение то, что сейчас происходит с «Талибаном» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), а в Афганистане не только «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) — там всякой гадости достаточно. Там и игиловцы (организация, деятельность которой запрещена в РФ), и «Аль-Каида» (организация, деятельность которой запрещена в РФ).
31 августа в Афганистан из Пакистана с помпой вернулся зам Бен Ладана по безопасности — Уль-Хак. Это как же получается? Американцы с помощью беспилотников убивают второстепенных террористов, которые устраивают взрыв в аэропорту, а зама Бен Ладана не трогают. Человека, который вместе с Бен Ладаном организовывал, по их версии, теракт 11 сентября! Из-за чего были введены войска коалиции в 2001 году в Афганистан и 20 лет там находились? Как все это может происходить?!
Среди руководителей Афганистана сейчас пять человек, которые находились несколько лет в Гуантанамо. В Гуантанамо были только те, кого подозревали в активной организационной террористической деятельности. В этой тюрьме американцы применяли самые изощренные пытки. И те, кто там выжил, — это в основном те, кто подписался на сотрудничество с американцами. Потому что те, кто не подписывался, живыми не выходили.
Значит, мы имеем ядро американской ЦРУшной агентуры во главе талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Значит, для чего американцы ушли из Афганистана и оставили им горы оружия, бронетехники, новейшие вертолеты? Для того, чтобы оставить Афганистан террористической мафиозной банде, которая создаст зону нестабильности и будет головной болью и для бывших республик СССР, и для России, и, главным образом, для Китая.
Это всё, возвращаясь к тому, почему проблема миграции является не вещью в себе, а проблемой террористической мафиозной опасности для России.
— Чем является, с этой точки зрения, исламизм?
— Исламизм — это политическая надстройка над исламом, которая может иметь любую направленность.
Дело в том, что есть Коран, где вы не найдёте призывов к убийствам. Есть законы Шариата, которые как бы на основе Корана, — набор жесточайших правил. А есть огромное количество того, что пишут муфтии — у этих текстов есть свое название — они содержат вещи, которых нет ни в Коране, ни законах Шариата. На их основании действуют террористические группы.
Джихад, в прямом смысле слова, по Корану, — это движение души, движение человека к богу. А его превратили в освободительную войну против неверных. Это же две разные вещи!
Джихад в смысле Корана очень похож на основные положения иудаизма, особенно Каббалы, о том, что все движется и человек проходит несколько ступеней движения к богу, к Аллаху.
А в современном исламизме джихад подразумевает только одно — уничтожение всех неверных, которые мешают тебе продвигать ислам. Это совсем разные понимания.
