Русская мечта — это прежде всего слово. Поиск именования для того, что способно преобразить мир, преумножить в нём свет. Русская «стратегия», «доктрина», «идея», русский «проект» — всё не так ёмко, не так всеохватно, во всём тесновато душе. Лишь в «мечте» — желанный простор, заветная высота.
Мечте необходим язык — образный и меткий, вдохновенный и вдохновляющий. Языку необходима мечта, чтобы не допустить оскудения, упрощения, немоты. Русскому человеку необходима встреча языка и мечты. И такая встреча произошла — «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля.
Первое слово словарь произнёс на оренбургской земле, затеялся, затеплился именно здесь. Словарь родился, как рождается жизнь, рос, креп, мужал. Вбирал в себя лишь живое, родное, сторонился иноземных корней, умозрительных слов, в которых лишь зыбкие понятия, категории, но нет осязаемого, зримого.
Словарю было дорого многое, но особенно — слова живой русской речи из разных уголков отечества, те, что не услышишь в академиях, не прочтёшь в учёных статьях. В словаре встретились все губернии России: тамбовское «бадаг», калужское «баженый», вологодское «вадиться», тверское «дежа», новгородское «кужня», рязанское «махотка», псковское «стенок», архангельское «тоня», оренбургское «подмаячивать»… Словарь — это ещё и языковая карта.
Даль — разведчик русского языка, обладатель особого чутья, зрения и слуха. Даль — ловец русских слов. Всё написанное и записанное им — пословицы и поговорки, сказки и легенды, повести и стихи — было ради словаря. Вся жизнь Даля, все деяния его устремились к словарю. Моряк, военный врач, чиновник, этнограф — только такому многогранному человеку под силу объять русский язык. Ради этого предстояло стать Ломоносовым XIX века.
Даль — один из четырёх столпов нашего языка. Святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий создают для него письменность — и язык обретает удивительные символы, богоугодные знаки, способные обессмертить любую мысль. Ломоносов пишет «Русскую грамматику» — и язык получает стройную форму, необходимый порядок, основу, на которой будет держаться и художественная литература, и бытовой разговор, и ораторское воззвание. Пушкин в своём творчестве созидает общенациональный язык, сопрягает все его стихии, находит заветное равновесие церковного и светского, исконного и заимствованного. Даль же собирает сокровищницу русского языка, русскую вселенную в алфавитном порядке.
Встреча Пушкина и Даля на оренбургской земле промыслительна. Пушкин, пробывший здесь три дня ради сбора материала для «Истории Пугачёва» и «Капитанской дочки», всё же приехал для чего-то большего: он примчался в степные края в погоне за русским словом, за русским временем. О чём говорили в эти дни Пушкин и Даль? Чему были посвящены их уединённые беседы? Быть может, Пушкин читал свои стихи, а Даль выхватывал из них новые слова для словаря. А может быть, Пушкин вникал в словарь, поражался находкам составителя, и оттого рождались новые стихи.
Даль не собирал, а писал словарь, работал так, будто имел изначальный авторский замысел, сюжет и героев. Порой кажется, что в расположении слов есть композиция, и её нельзя нарушить, в неё нельзя вторгнуться. Даль собирал слова, словно выкладывал мозаику: ещё несколько фрагментов, несколько золотых частиц, и сложится образ, светлый лик русского языка. Ещё усилие — и прозвучит то сладкозвучное слово, которым можно изъяснить весь мир, в котором заключён главный смысл. Когда филолог И.А. Бодуэн де Куртенэ в начале ХХ века подготовил особое издание словаря, дополнив его бранными словами, гармония разрушилась, словарь рассыпался. В авторском же издании, без посторонних вставок и сокращений, чистота и желанное соседство слов, их неразрывная природная связь.
В предисловии к словарю, в «Напутном слове», далевское предостережение всем нам: «С языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя; словесная речь человека — это видимая, осязаемая связь, союзное звено между телом и духом; без слов нет сознательной мысли… без вещественных средств этих в вещественном мире дух ничего сделать не может, не может даже проявиться…».
На портрете работы Василия Перова седовласый и седобородый, с неотмирным взором Даль похож на древнерусского монаха, что старается до последних дней земной жизни успеть выполнить своё послушание. Перед самой смертью он просит ближних занести в словарь несколько новых слов.
Уходя, Даль понимал, что его труд бесконечен, потому что бесконечен, неисчерпаем русский язык. Словарь Даля не ограничивается четырьмя изданными томами. Даль завещал нам свой труд, как завещал потомкам таблицу химических элементов Менделеев: в грядущем будут новые открытия, и таблица пополнится новыми элементами. Так и с деянием Даля: каждый появившийся впоследствии словарь — от «Словаря говоров уральских (яицких) казаков» Нестора Малечи до толковых словарей Ожегова и Ушакова; от «Полного церковнославянского словаря» протоиерея Григория Дьяченко до «Оренбургского областного словаря» Бориса Александровича Моисеева — это всё продолжение словаря Даля. Это планеты в солнечной системе русского языка, это воплощение русской мечты Даля о вечной жизни слова.
Сегодня мы сотворцы словаря, соработники Даля. Каждый, кто способен сказать живое слово, кто готов встать на его защиту, как это завещал сам лексикограф: «Я полезу на нож за правду, за Отечество, за русское слово, язык». Словарь Даля — мерило каждой русской эпохи, её искренности, её исторической памяти, её верности Божественным смыслам. Если в наш век всё больше слов из словаря становятся ненужными, второстепенными, значит, где-то мы сбились с пути, засмотрелись не на те идеалы, отреклись от самих себя.
И всё же у Даля по-прежнему много последователей. И это не только лингвисты. В Оренбуржье почти шестьдесят лет действует литературное объединение имени Даля. Пятьдесят шесть из них его руководителем был поэт Геннадий Фёдорович Хомутов — тоже русский мечтатель, тоже разведчик русского слова, самоотверженный искатель, воспитатель и заступник молодых поэтов и прозаиков, чуткий к слову и образу. Он тоже собирал фольклор, собирал новые слова нашей эпохи, но главное — он умел взращивать таланты в атмосфере дружбы, единомыслия, вдохновения и творческой свободы. Он говорил: «Под дулом пистолета всё что угодно сделаешь, только хорошего стихотворения не напишешь»; «у русских есть всего лишь один недостаток — небрежное отношение к собственному таланту»; «наше литературное объединение можно сравнить с большой русской печью, у которой согреваются, запасаются теплом начинающие авторы».
Геннадий Хомутов трепетно относился к имени Владимира Ивановича Даля. Осознанно назвал литературное объединение в его честь, потому что считал его труд одной из главных книг русской словесности. Потому что чувствовал, что в нём зашифрована вся русская поэзия — и прошлая, и нынешняя, и грядущая, — стоит только пристально вчитаться в словарь, открыться ему, и тогда слова уложатся в строчки, выстроятся в поэтическом порядке. «Я помню чудное мгновенье», «Выхожу один я на дорогу», «И вечный бой! Покой нам только снится», «Отговорила роща золотая», «Россия, Русь! Храни себя, храни!» — всё это из словаря Даля. Геннадий Хомутов верил, что люди, объединённые именем Даля, никогда не предадут друг друга, не отрекутся от Родины, осознают счастье говорить и думать на русском языке.
В Оренбурге установлен памятник словарю Даля: это памятник и человеку, и деянию, и слову. Всё, что воплощено в памятнике, обретает особую стойкость, несокрушимость, становится твердыней, превращается в русский код. Словарь и создавался как такая твердыня, оплот всего русского. Словарь Даля — это крепостная стена, оберегающая русский мир от захватчиков, пагубы и скверны.
Но словарь — это и поэтический полёт, легкокрылость, небесная синева. Словарь — степной ветер, пуховый платок с волшебным узором, студёный родник. Словарь — явление русской мечты.
