Часть I
Известный американский публицист Дэвид Э. Сэнгер (освещал деятельность пяти американских президентов) 28 августа 2024 года опубликовал в The New York Times статью «Трамп видит, что мир в огне, и говорит, что знает, кто виноват». В ней анализируется, почему бывший президент США Дональд Дж. Трамп обвиняет президента США Байдена в кризисах по всему миру:
«По словам бывшего президента Дональда Трампа, который в ходе предвыборной кампании объяснял мировые события, мир не был бы охвачен пламенем, если бы он остался в Овальном кабинете.
Афганистан? Президент Байден и вице-президент Камала Харрис несут ответственность за «крах доверия и уважения к Америке во всем мире».
Он настаивает, что Иран не вооружал бы «Хезболлу», хуситов или ХАМАС, если бы он оставался у власти, и не двигался бы неумолимо к созданию ядерного оружия.
«ХАМАС никогда бы не вторгся в Израиль», — настаивал он в дебатах, которые в конечном итоге вынудили Байдена выйти из гонки.
Война на Украине никогда бы не произошла, добавил он, «если бы у нас был настоящий президент, президент, которого уважал бы Путин».
Сэнгер пишет, что «это, конечно, политически привлекательный аргумент, если бы мировые кризисы разворачивались аккуратными четырехлетними отрезками, соответствующими инаугурации президентов. Реальность такова, что президенты наследуют мир, уже несущийся сквозь историю».
«В случае Байдена этот мир был сформирован, причем, — считает Сэнгер, — в первую очередь, самим Трампом, который заключил соглашение с Талибаном*, регулирующее вывод американских войск из Афганистана, вышел из ядерной сделки с Ираном, мало что сделал для наказания президента России Владимира Путина за захват Крыма и в значительной степени игнорировал палестинцев в годы своего пребывания у власти.
А это значит, что на каждое обвинение Трампа найдется предсказуемое контробвинение в том, что корни бедствия кроются в бессистемном подходе Трампа».
Точка зрения Трампа, по мнению Сэнгера, также основана на невысказанном предположении, что «действия Соединенных Штатов определяют все основные события в мире, и в частности, что президент США является движущей силой истории».
«Его кампания — далеко не первая, в которой поднимаются вопросы «если бы только»: Джон Ф. Кеннеди баллотировался на основе во многом вымышленного «ракетного разрыва» с Советским Союзом, в котором он частично обвинял вице-президента Ричарда Никсона, своего оппонента на выборах 1960 года. Джон Керри строил свою кампанию на ошибках Джорджа Буша-младшего, допущенных при вторжении в Ирак, — аргумент, который не нашел отклика в кампании 2004 года, но мог бы оказаться более весомым годом позже.
Если заглянуть глубже в американскую историю, то список утверждений о том, как мог бы выглядеть мир, окажется длинным, он станет темой романов и предметом споров среди историков президентской власти».
Далее в статье Сэнгер подробно остановился на интерпретаци истории Трампом.
Афганистан
Трамп не отрицает, что хотел покинуть Афганистан — в конце концов, это была едва ли не единственная общая цель внешней политики, которая была у него и Байдена в 2020 году. Но теперь он настаивает, что вывод американских войск не привел бы к тому, что он неоднократно называл «самым позорным днем в истории нашей страны», если бы он был президентом.
«Унижение в Афганистане, вызванное Камалой Харрис и Джо Байденом, привело к краху доверия и уважения к Америке во всем мире», — заявил Трамп 26 августа 2024 года, в тот же день, когда представители его предвыборного штаба вступили в конфронтацию с сотрудником Арлингтонского национального кладбища, запретившего политическую деятельность на этой территории.
Хотя риторика Трампа может быть преувеличена — Перл-Харбор и атаки 11 сентября были гораздо более смертоносными и изобиловали хорошо задокументированными провалами разведки — Байден несет основную тяжесть ответственности за проваленный вывод войск.
В секретных оценках, предоставленных Белому дому три года назад, предупреждалось о неизбежном крахе афганской армии и вероятности захвата власти талибами*, хотя Байден настаивал на том, что ни одно из этих событий вряд ли произойдет в ближайшее время.
Для кампании Трампа есть много поводов для критики, включая заявление госсекретаря Энтони Блинкена в июне 2021 года о том, что «я не думаю, что это произойдет с пятницы по понедельник» (а, по сути, так и случилось). Байден после краха настаивал, что администрация «планировала все непредвиденные обстоятельства».
Он ошибался, как показал отчет New York Times, основанный на интервью с ключевыми участниками, в течение нескольких недель после краха. Отчет генерального инспектора, опубликованный в 2023 году, указал на плохое планирование Пентагона и отметил уклончивые ответы чиновников.
В своем отчете Трамп упускает из виду тот факт, что в начале 2020 года его администрация достигла соглашения в Дохе (Катар), взяв на себя обязательство вывести все американские войска к весне 2021 года в обмен на невыполнимые гарантии со стороны Талибана.
Если кампания Харрис ищет собственные разрушительные капсулы времени, она могла бы начать с фотографии Майка Помпео, тогдашнего госсекретаря, стоящего в Дохе с одним из ведущих членов Талибана. Позже Помпео заявил: «Я встречался с ними сам, когда был в Дохе. Я смотрел им в глаза», когда члены Талибана поклялись противостоять Аль-Каиде* и соблюдать соглашение.
Трамп также забывает упомянуть, что в октябре 2020 года, в разгар своей кампании по переизбранию, он огорошил своих собственных помощников и руководителей Пентагона твитом, в котором заявил: «Мы должны вернуть домой небольшое количество наших отважных мужчин и женщин, служащих в Афганистане, к Рождеству». Плана не было, и его помощникам пришлось отговаривать его от этого.
Но теперь Трамп настаивает: «Мы собирались сделать это с достоинством и силой».
Иран
«Иран был разорен», — сказал Трамп во время июньских дебатов с Байденом. «Я бы никому не позволил иметь с ними дело. У них закончились деньги. Они были разорены. У них не было денег для ХАМАС. У них не было денег ни на что. Не было денег на террор».
Аргумент Трампа основан на утверждении, что, когда он покинул свой пост в январе 2021 года, Иран оказался на грани экономического краха, зажатый экономическими санкциями, которые Байден не смог реализовать.
В этом утверждении есть доля правды. По данным Международного валютного фонда, в 2020 году, последнем году президентства Трампа, экспорт сырой нефти из Ирана упал до 444 000 баррелей в день. С тех пор он вырос примерно втрое, что стало результатом значительного смягчения американских санкций и огромного китайского аппетита к сильно сниженной иранской нефти.
Доходы от иранской нефти также выросли, хотя и не так быстро, как количество баррелей нефти, отправленных из страны. Часть этих денег, несомненно, подпитывала способность страны финансировать ХАМАС, «Хезболлу» и хуситов — и платить за значительное расширение своей ядерной программы. Байден так и не отменил санкции эпохи Трампа, но он позволил другим американским дипломатическим императивам помешать обеспечению соблюдения санкций, которые уже были на бумаге.
Все это является частью предвыборного аргумента Трампа о том, что только жесткая политика может изменить поведение верховного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи и генералов, которые руководят Корпусом стражей исламской революции.
Эта теория сработала не совсем так, как предсказывал Трамп.
Когда весной 2018 года он объявил, что выходит из ядерной сделки, которую президент Барак Обама и его команда заключили тремя годами ранее, он предсказал, что иранцы вернутся с просьбой о новом соглашении. Но этого не произошло.
В январе 2020 года, после того как Трамп приказал убить генерала Касема Сулеймани, лидера иранских спецподразделений «Кудс», который, по мнению Соединенных Штатов, организовал нападения на американские войска, Трамп заявил, что «царство террора в Иране закончилось». Это не так.
Больше всего неприятных последствий имел выход из ядерной сделки. Пока он не вышел из сделки, его собственные главные советники по внешней политике утверждали, что Иран в основном соблюдал ее положения — вывез из страны около 97 процентов своих ядерных материалов и соблюдал ограничения на новое производство. Но Трамп был полон решимости положить конец тому, что он назвал «худшей сделкой из всех».
В конце концов Иран заявил, что если США не будут соблюдать соглашение, то и он не будет этого делать. Иран возобновил производство ядерного топлива на уровне, который едва не достиг уровня качества бомбы. Попытка администрации Байдена договориться о новом соглашении провалилась, и сегодня Иран закрепил свою роль «порогового» ядерного государства, подойдя вплотную к линии создания оружия — не переступая ее.
Сопутствующим элементом аргумента Трампа по Ирану является то, что слабость Америки позволила ХАМАС совершить теракт 7 октября 2023 года, в результате которого погибло около 1200 израильтян. Он никогда не конкретизировал этот аргумент — или не объяснил, почему Соединенные Штаты следует считать более ответственными, чем правительство премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху, которое в течение года игнорировало предупреждения разведки о том, что ХАМАС готовит атаку, и чьи военные реагировали слишком медленно.
Украина
Нигде исторические интерпретации не расходятся так сильно, как в отношении Украины.
Сэнгер полагает, что «утверждения Трампа о том, что Россия никогда бы не вторглась в Украину при нем, потому что Путин слишком его «уважал», недоказуемы. И верно, что Трамп предоставил Украине небольшое количество оборонительного оружия, в котором Обама им отказал, опасаясь, что поставки будут слишком провокационными для России.
Но Трамп упускает из своего описания тот факт, что он принципиально согласен с целями Путина. «Трамп ясно дал понять, что Украина и, конечно же, Крым должны быть частью России», — вспоминала его главный советник по России в Совете национальной безопасности Фиона Хилл после того, как покинула Белый дом Трампа.
Действия Трампа по приостановке помощи украинскому правительству, если оно не предоставит политический компромат на Байдена и его сына Хантера, были в центре первого судебного разбирательства по импичменту Трампа. Сам Трамп утверждал, что Украина «пыталась свергнуть меня в 2016 году», и он утверждал, что Украина, а не Россия, пыталась вмешаться в те президентские выборы.
Теперь Трамп утверждает, что разрешит войну за 24 часа, не говоря о том, как именно (он пошел дальше в своих дебатах с Байденом, настаивая: «Я разрешу эту войну между Путиным и Зеленским как избранным президентом до того, как вступлю в должность 20 января 2025 года. Я разрешу эту войну»).
Харрис не объявила о собственном плане для Украины, кроме как поддержать страну и союзников Америки в НАТО. Но она видит возможность представить Трампа как угрозу национальной безопасности Америки, отмечая, что «он поощряет Путина вторгаться на территорию наших союзников» и что он сказал, что Россия может делать «все, что ей вздумается».
Часть II
Сэнгер в своей статье совсем не касается проблемы Китая и будущего военного конфликта вокруг Тайваня, который по убеждению подавляющего большинства западных экспертов неминуем.
Но его рассуждения восполняет статья бывшего госсекретаря администрации Джорджа Буша младшего, а ныне директора Института Гувера Кондолизы Райс «Опасности изоляционизма» в журнале Foreign Affairs (Сентябрь/октябрь 2024 г.).
Этот концептуальный документ фактически адресован обоим кандидатам в президенты США, он касается проблем, о которых написал Сэнгер, но в нем Китаю уделено первоочередное место:
«Соединенные Штаты снова столкнулись с противником, обладающим глобальным охватом и ненасытными амбициями: место Советского Союза занял Китай . . . Но нынешний период не является редукцией холодной войны. Это более опасно.
Китай – это не Советский Союз. Советский Союз самоизолировался, предпочитая автаркию интеграции, тогда как Китай прекратил изоляцию в конце 1970-х годов. Второе различие между Советским Союзом и Китаем — роль идеологии. Согласно доктрине Брежнева, которая управляла Восточной Европой, союзник должен был быть точной копией коммунизма советского образца. Китай, напротив, в значительной степени придерживается агностического взгляда на внутренний состав других государств.
Китай яростно защищает главенство и превосходство Коммунистической партии Китая, но не настаивает на том, чтобы другие делали то же самое, даже если она рада поддерживать авторитарные государства, экспортируя свои технологии наблюдения и услуги социальных сетей».
Месть геополитики
«В то время как предыдущие эпохи конкуренции характеризовались столкновениями великих держав, во время холодной войны территориальные конфликты велись в основном через доверенных лиц, как в Анголе и Никарагуа. Москва в основном ограничивала использование военной силы своей сферой влияния в Восточной Европе, как это было при подавлении восстаний в Венгрии и Чехословакии. Советское вторжение в Афганистан в 1979 году перешло новую черту, но этот шаг не стал фундаментальным вызовом интересам США, и конфликт в конечном итоге превратился в опосредованную войну».
«Сегодняшний ландшафт безопасности характеризуется опасностью прямого военного конфликта между великими державами.
Территориальные претензии Китая бросают вызов союзникам США от Японии до Филиппин и другим партнерам США в регионе, таким как Индия и Вьетнам. Давние интересы США, такие как свобода судоходства, вступают в прямой конфликт с морскими амбициями Китая.
Затем есть Тайвань. Нападение на Тайвань потребует военного ответа США, даже если политика «стратегической двусмысленности» создаст неопределённость относительно его истинной природы. В течение многих лет Соединенные Штаты действовали как своего рода реостат в Тайваньском проливе с целью сохранения статус-кво. С 1979 года администрации обеих партий продавали оружие Тайваню. Президент Билл Клинтон направил в пролив военный корабль США «Индепенденс» в 1996 году в ответ на агрессивную деятельность Пекина. В 2003 году администрация Буша публично отчитала президента Тайваня Чэнь Шуйбяня, когда он предложил провести референдум, который очень напоминал голосование за независимость. Все это время целью было сохранить – а иногда и восстановить – то, что стало относительно стабильным статус-кво.
В последние годы агрессивная военная деятельность Пекина вокруг Тайваня нарушила это равновесие. В Вашингтоне стратегическая неопределенность в значительной степени уступила место открытой дискуссии о том, как сдержать и, если необходимо, отразить китайское вторжение. Но Пекин может угрожать Тайваню и другими способами. Он может заблокировать остров, как это уже отработали китайские войска на учениях. Или же он может захватить небольшие необитаемые тайваньские острова, перерезать подводные кабели или начать крупномасштабные кибератаки. Эти стратегии могут быть более разумными, чем рискованное и сложное нападение на Тайвань, и усложнят ответные действия США.
Главным моментом является то, что Пекин держит в поле зрения Тайвань. Китайский лидер Си Цзиньпин, рассматривающий остров как провинцию-изгой, хочет завершить восстановление Китая и занять свое место в пантеоне лидеров рядом с Мао Цзэдуном. Гонконг теперь фактически является провинцией Китая, и подчинение Тайваня могло бы удовлетворить амбиции Си Цзиньпина. Это рискует открыть конфликт между американскими и китайскими силами».
«Модернизация обычных вооруженных сил Китая впечатляет и ускоряется. Сейчас страна обладает крупнейшим в мире военно-морским флотом, насчитывающим более 370 кораблей и подводных лодок. Рост ядерного арсенала Китая также вызывает тревогу. Хотя Соединенные Штаты и Советский Союз пришли к более или менее общему пониманию того, как поддерживать ядерное равновесие во время холодной войны, это была игра для двух игроков. Если ядерная модернизация Китая продолжится, мир столкнется с более сложным многосторонним сценарием – и без системы безопасности, которую создали Москва и Вашингтон.
Потенциал конфликта возникает на фоне гонки вооружений в революционных технологиях: искусственном интеллекте, квантовых вычислениях, синтетической биологии, робототехнике, достижениях в космосе и других.
В 2017 году Си Цзиньпин выступил с речью, в которой заявил, что к 2035 году Китай превзойдет США в этих передовых технологиях . . . Точно так же, как это было после запуска Советским Союзом спутника, Соединённые Штаты были вынуждены признать возможность того, что они могут проиграть технологическую гонку своему главному противнику – осознание, которое спровоцировало согласованный отпор со стороны Вашингтона.
Когда в 2020 году разразилась пандемия COVID-19, Соединенные Штаты внезапно осознали наличие дальнейших уязвимостей. Цепочка поставок всего, от фармакологического сырья до редкоземельных минералов, зависела от Китая. Пекин взял на себя инициативу в отраслях, в которых когда-то доминировали Соединенные Штаты, таких как производство аккумуляторов. Доступ к высокотехнологичным полупроводникам — отрасли, созданной американскими гигантами, такими как Intel, — оказался зависим от безопасности Тайваня, где производится 90 процентов передовых чипов».
«Политика США в отношении Китая всегда была чем-то вроде эксперимента: сторонники экономического взаимодействия делали ставку на то, что это приведет к политическим реформам. На протяжении десятилетий выгоды, вытекающие из этой ставки, казалось, перевешивали недостатки. Даже если существовали проблемы с защитой интеллектуальной собственности и доступом к рынкам (а они были), внутренний рост Китая способствовал международному экономическому росту. Китай был горячим рынком, хорошим местом для инвестиций и ценным поставщиком дешевой рабочей силы. Цепочки поставок простирались из Китая по всему миру. К моменту вступления Китая во Всемирную торговую организацию в 2001 году общий объем торговли между Соединенными Штатами и Китаем увеличился примерно в пять раз по сравнению с предыдущим десятилетием, достигнув 120 миллиардов долларов. Внутренние перемены в Китае казались неизбежными, поскольку экономическая либерализация и политический контроль в конечном итоге были несовместимы. Си пришел к власти, согласившись с этим принципом, но не так, как надеялся Запад: вместо экономической либерализации он выбрал политический контроль.
Неудивительно, что Соединенные Штаты в конечном итоге изменили курс, начиная с администрации Трампа и заканчивая администрацией Байдена. Было достигнуто двухпартийное соглашение о том, что поведение Китая неприемлемо. В результате технологическое отделение США от Китая сейчас идет полным ходом, а лабиринт ограничений препятствует исходящим и входящим инвестициям. На данный момент американские университеты остаются открытыми для обучения китайских аспирантов и для международного сотрудничества, и то и другое имеет значительные преимущества для научного сообщества США. Но гораздо больше осознается проблема, которую эта деятельность может создать для национальной безопасности.
Однако пока разделение не распространяется на весь спектр коммерческой деятельности. Международная экономика по-прежнему будет хорошо обслуживаться торговлей и инвестициями между двумя крупнейшими экономиками мира. Мечта о бесшовной интеграции, возможно, умерла, но есть преимущества (в том числе для глобальной стабильности), если Пекин продолжит иметь долю в международной системе. Некоторые проблемы, такие как изменение климата, будет трудно решить без участия Китая. Вашингтону и Пекину придется найти новую основу для работоспособных отношений.
Задача осложняется растущим сотрудничеством России с Китаем, Ираном и Северной Кореей. У четырех стран есть общая цель: подорвать и заменить международную систему, возглавляемую США».
Разрушающийся либеральный порядок
«После Второй мировой войны Соединенные Штаты и их союзники построили экономический порядок, который больше не был игрой с нулевой суммой. На Бреттон-Вудской конференции они заложили основу для Международного валютного фонда, Всемирного банка и Генерального соглашения по тарифам и торговле (предшественника Всемирной торговой организации), которые вместе способствовали свободному перемещению товаров и услуг и стимулировали международный экономический рост. По большей части это была чрезвычайно успешная стратегия. Мировой ВВП рос и рос, превысив отметку в 100 триллионов долларов в 2022 году.
Компаньоном этого «экономического достояния» было «общество безопасности», которым также руководили Соединенные Штаты. Вашингтон обязался защищать Европу посредством статьи 5 НАТО, которая после успешного ядерного испытания Советского Союза в 1949 году, по сути, означала обязательство обменять Нью-Йорк на Лондон или Вашингтон на Бонн. Аналогичная приверженность США Японии позволила этой стране заменить наследие ненавистной имперской армии силами самообороны и «мирной конституцией», что облегчило отношения со своими соседями. К 1953 году Южная Корея также имела гарантии безопасности США, гарантирующие мир на Корейском полуострове. Когда Великобритания и Франция отошли с Ближнего Востока после Суэцкого кризиса 1956 года, Соединенные Штаты стали гарантом свободы судоходства в регионе и, со временем, его главной стабилизирующей силой.
Сегодняшняя международная система еще не является возвратом к началу двадцатого века. Смерть глобализации часто преувеличивают, но стремление к «поддержке», «близкой поддержке» и «поддержке друзей», в основном в ответ на Китай, действительно предвещает ослабление интеграции. Соединенные Штаты практически не участвовали в переговорах по торговле вот уже почти десять лет. Трудно вспомнить, когда в последний раз американский политик энергично защищал свободную торговлю. Новый консенсус поднимает вопрос: сможет ли стремление к более свободному перемещению товаров и услуг пережить отсутствие США в игре?
Глобализация в той или иной форме продолжится. Но ощущение того, что это положительная сила, утратило силу. Сравните то, как страны действовали в ответ на события 11 сентября, и то, как они действовали в ответ на пандемию. После 11 сентября мир объединился в борьбе с терроризмом — проблемой, с которой в той или иной форме сталкивалась почти каждая страна. Через несколько недель после нападения Совет Безопасности ООН единогласно принял резолюцию, позволяющую отслеживать финансирование терроризма через границы. Страны быстро гармонизировали свои стандарты безопасности в аэропортах. Вскоре Соединенные Штаты присоединились к другим странам, чтобы создать Инициативу по безопасности в области распространения — форум для обмена информацией о подозрительных грузах, в который войдут более 100 государств-членов.
Перенесемся в 2020 год, и мир увидел месть суверенного государства. Международные институты были скомпрометированы, главным примером является Всемирная организация здравоохранения, которая слишком сблизилась с Китаем. Ограничения на поездки, запреты на экспорт защитного снаряжения и претензии в отношении вакцин усложнили путь к выздоровлению.
Учитывая растущую пропасть между Соединенными Штатами и их союзниками с одной стороны и Китаем и Россией с другой, трудно представить, что эта тенденция изменится. Экономическая интеграция, которая после распада Советского Союза считалась общим проектом экономического роста и мира, уступила место поиску территорий, рынков и инноваций с нулевой суммой. Тем не менее, хотелось бы надеяться, что человечество извлекло уроки из катастрофических последствий протекционизма и изоляционизма в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков. Так как же избежать повторения истории?».
Что предлагает Кондолиза Райс?
«Вашингтону необходимо будет продолжать экономическое давление на ревизионистские державы», — пишет она. «Ему следует продолжать изолировать Россию, стремясь остановить растущую поддержку Кремля со стороны Пекина. Но ему следует воздерживаться от введения резких санкций против Китая, поскольку они будут неэффективными и контрпродуктивными, нанося при этом ущерб экономике США.
Целенаправленные санкции, напротив, могут замедлить военный и технологический прогресс Пекина, по крайней мере, на некоторое время.
Иран гораздо более уязвим. Никогда больше Вашингтон не должен размораживать иранские активы, как это сделала администрация Байдена в рамках соглашения об освобождении пяти заключенных американцев. Попытки найти умеренных среди иранских теократов обречены на провал и служат лишь тому, чтобы позволить муллам избежать противоречий их непопулярного, агрессивного и некомпетентного режима.
Эта стратегия потребует инвестиций. Соединенным Штатам необходимо поддерживать оборонный потенциал, достаточный, чтобы лишить Китай, Россию и Иран их стратегических целей.
Война на Украине выявила слабые места в оборонно-промышленной базе США, которые необходимо устранить. Необходимо провести критические реформы в процессе составления оборонного бюджета, который неадекватен этой задаче.
Конгресс должен стремиться улучшить процесс долгосрочного стратегического планирования Министерства обороны, а также его способность адаптироваться к меняющимся угрозам. Пентагону также следует работать с Конгрессом, чтобы добиться большей эффективности от суммы, которую он уже тратит.
Частично затраты можно сократить за счет ускорения медленных процессов закупок и закупок Пентагона, чтобы военные могли лучше использовать замечательные технологии, поступающие из частного сектора.
Помимо военного потенциала, Соединенные Штаты должны восстановить другие элементы своего дипломатического инструментария, такие как информационные операции, которые ослабли со времен холодной войны.
Соединенные Штаты и другие демократические страны должны выиграть гонку технологических вооружений, поскольку в будущем преобразующие технологии станут важнейшим источником национальной мощи. Дебаты о балансе между регулированием и инновациями только начинаются. Но хотя следует признать возможные недостатки, в конечном итоге более важно раскрыть потенциал этих технологий для общественного блага и национальной безопасности. Прогресс Китая можно замедлить, но не остановить, и Соединенным Штатам придется бежать быстро и упорно, чтобы выиграть эту гонку. Демократические страны будут исследовать эти технологии, проводить слушания по ним в Конгрессе и открыто обсуждать их влияние».
«Хорошая новость заключается в том, что, учитывая поведение Китая и России, союзники США готовы внести свой вклад в общую оборону. Многие страны Азиатско-Тихоокеанского региона, включая Австралию, Филиппины и Японию, осознают эту угрозу и, похоже, полны решимости устранить ее. Отношения между Японией и Южной Кореей лучше, чем когда-либо. Недавние соглашения Москвы с Пхеньяном встревожили Сеул и должны углубить сотрудничество с демократическими союзниками.
Индия, благодаря своему членству в Четырехстороннем диалоге по безопасности, также известном как «Квад», стратегическом партнерстве, в которое также входят Австралия, Япония и США, тесно сотрудничает с военными США и становится ключевой державой в Индо-Тихоокеанском регионе.
Вьетнам, похоже, тоже готов внести свой вклад, учитывая его собственные стратегические опасения в отношении Китая. Задача будет заключаться в том, чтобы превратить амбиции партнеров США в устойчивую приверженность, как только станут ясны затраты на усиление оборонного потенциала.
В Европе война на Украине мобилизовала НАТО таким образом, который несколько лет назад невозможно было себе представить. Присоединение Швеции и Финляндии к арктическому флангу НАТО приносит реальный военный потенциал и помогает обезопасить страны Балтии. В настоящий момент над континентом висит вопрос о послевоенной безопасности Украины.
Самым простым ответом было бы принятие Украины в НАТО и одновременно в Евросоюз. В обоих учреждениях есть процессы вступления, которые займут некоторое время. Ключевой момент заключается в следующем: Москва должна знать, что альянс не намерен оставлять вакуум в Европе.
Соединенным Штатам также нужна стратегия взаимодействия с неприсоединившимися государствами глобального Юга. Эти страны будут настаивать на стратегической гибкости, и Вашингтону следует сопротивляться желанию проводить тесты на лояльность. Скорее, ему следует разработать политику, направленную на решение их проблем.
Прежде всего, Соединенным Штатам нужна значимая альтернатива инициативе «Пояс и путь», масштабной глобальной инфраструктурной программе Китая».
«Стратегия США, которая не проявляет интереса к региону до тех пор, пока не появится Китай, не принесет успеха. Вашингтону необходимо продемонстрировать устойчивое взаимодействие со странами глобального Юга по вопросам, которые их волнуют, а именно: экономическое развитие, безопасность и изменение климата».
Где находится Америка?
Самая большая разница между первой половиной двадцатого века и второй половиной заключалась в устойчивом и целенаправленном глобальном участии Вашингтона. После Второй мировой войны Соединенные Штаты были уверенной в себе страной с беби-бумом, растущим средним классом и безудержным оптимизмом в отношении будущего. Борьба против коммунизма обеспечила двухпартийное единство, даже если иногда возникали разногласия по поводу конкретной политики. Большинство согласились с президентом Джоном Кеннеди в том, что их страна готова «заплатить любую цену, нести любое бремя» ради защиты свободы.
Соединенные Штаты теперь стали другой страной, измученной восемью десятилетиями международного лидерства, некоторые из которых были успешными и ценимыми, а некоторые отвергались как неудачники. Американский народ тоже другой: он менее уверен в своих институтах и в жизнеспособности американской мечты. Годы вызывающей разногласия риторики, эхо-камеры Интернета и даже среди самой образованной молодежи незнание сложности истории оставили у американцев потрепанное чувство общих ценностей. В последней проблеме большая часть вины лежит на элитных культурных учреждениях. Они вознаградили тех, кто разрушает Соединенные Штаты, и высмеяли тех, кто превозносит их достоинства. Чтобы решить проблему неверия американцев в свои институты и друг в друга, школы и колледжи должны изменить свои учебные программы, чтобы предложить более сбалансированный взгляд на историю США. И вместо того, чтобы создавать атмосферу, укрепляющую существующие мнения, эти и другие институты должны поощрять здоровые дебаты, в которых поощряются конкурирующие идеи.
Тем не менее, ДНК великих держав все еще присутствует в американском геноме. Американцы одновременно вынашивают две противоречивые мысли. Одно полушарие мозга смотрит на мир и думает, что Соединенные Штаты сделали достаточно, говоря: «Пришла очередь кого-то другого». Другая сторона смотрит за границу и видит, как большая страна пытается потушить меньшую, детей, задыхающихся от нервно-паралитического газа, или террористическую группу, обезглавливающую журналиста, и говорит: «Мы должны действовать». Президент может апеллировать к любой стороне.
Новые Четыре Всадника Апокалипсиса – популизм, национализм, изоляционизм и протекционизм – имеют тенденцию действовать вместе и бросают вызов политическому центру. Только Соединенные Штаты могут противостоять их наступлению и устоять перед искушением вернуться в будущее. Но для обеспечения поддержки интернационалистской внешней политики президент должен нарисовать яркую картину того, каким был бы этот мир без активных Соединенных Штатов.
В таком мире Путин и Си Цзиньпин, победив Украину, перейдут к следующему завоеванию.
Иран будет праздновать уход Соединенных Штатов с Ближнего Востока и поддерживать свой режим путем внешних завоеваний через своих доверенных лиц.
ХАМАС и «Хезболла» начнут новые войны, и надежды на то, что арабские государства Персидского залива нормализуют отношения с Израилем, будут разбиты.
Международная экономика станет слабее, что снизит рост экономики США. Международные воды будут оспариваться, а пиратство и другие инциденты на море остановят движение товаров».
«Будущее будет определяться альянсом демократических государств свободного рынка или же оно будет определяться ревизионистскими державами, возвращаясь ко временам территориальных завоеваний за рубежом и авторитарных практик внутри страны. Другого варианта просто нет».
***
Кондолиза Райс четко очертила ориентиры для обоих кандидатов – необходимость роста военных расходов США и ставка на новые технологии, прежде всего, для вооруженных сил.
И Трамп, и Харрис, их будущие вице – президенты – Вэнс и Уолц жестко следуют этому ориентиру. В своих последних заявлениях они постоянно провозглашают эти идеи.
Кажущийся «изоляционизм» Трампа – показной. На самом деле, он полностью зависим от своих спонсоров и кураторов из ВПК и Кремниевой долины.
Заявления Трампа о том, что он «быстро установит мир на Украине», не выдерживают критики, потому что он же на последних митингах прямо говорил, что если Россия не пойдет на мир на его условиях, он даст Украине оружия больше, чем Байден в период своего президентства.
Что касается Ирана, его позиция остается крайне агрессивной.
Это же относится к его подходу к войне в Газе – он полностью на стороне Израиля, без всяких поблажек палестинцам.
Харрис на митинге демократов сказала все в одной фразе о том, что сделает вооруженные силы США вновь самыми мощными на планете. И в другой, о том, что всегда будет на стороне Украины и окажет ей всю необходимую помощь.
Никаких противоречий во внешней политике обоих кандидатов нет и в помине.
*террористические организации, запрещённые в РФ
