Главная Аналитика Статьи Сергей Ключников: Путеводитель по смыслам русской литературы от Пушкина до наших дней

Сергей Ключников: Путеводитель по смыслам русской литературы от Пушкина до наших дней

2 декабря 2025, 7:17

Авторский экспертный доклад Изборскому клубу

Введение

По идее нужно было бы писать на эту тему отдельную книгу. Однако экстремальность ситуации, в которой пребывают сегодняшняя России и наша художественная литература заставляет хотя бы бегло, но всё же высказаться о литературных смыслах и попытаться объять необъятное, понимая, что проблемы, поднятые в этой работе, носят дискуссионный характер. В работе содержится попытка назвать главные смыслы русской литературы за последние два века, проследить их эволюцию и обозначить их творцов, чтобы ещё раз внимательно прочитать их произведения. Вполне возможно, что мною пропущен кто-то важный, потому прошу отнести к этому пропуску с пониманием, он был сделан не из злого намерения. Уверен, что найдутся исследователи, которые проделают более тщательную работу.

Автор готов к дискуссии и если кто-то имеет другой список прошлых, настоящих и будущих смыслов русской литературы, то отношусь к этому с пониманием и уважением. Более того, приглашаю к дискуссии. Без понимания истории вопроса, без изучения эволюции смыслов, без понимания того, какие фигуры, литературные группы и силы их создавали и создают сложно вести борьбу по отстаиванию русской литературы. Важно также понимать базовые смыслы, которые по нашему мнению, в своей основе сохранились в литературе до сегодняшнего дня, хотя и в чём-то изменились.

Едва ли кто-то решится оспорить тезис, что русская литература всегда была переполнена огромным количеством смыслов, влиявших на умонастроение русского народа и интеллигенции. Она выражала боль народа, всегда жившего нелегко, она ободряла его в трудные моменты ( вспомним тургеневское хрестоматийное по поводу языка, которым написана наша литература :«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»). Она была заменой философии и объясняла мир более тепло и понятно, чем великая, но часто оторванная от жизни немецкая философия и одухотворяла наших людей, проводя высокие христианские идеи через яркие литературные образы. Она пробуждала добрые чувства лирой Пушкина и воспитывала любовь к родине прозой Толстого. Она учила заглядывать в бездну человеческой природы романами Достоевского и напоминала о достоинстве человека в творчестве и жизни Булгакова. Она бичевала национальные недостатки творениями Салтыкова-Щедрина и объясняла кто мы такие строчками Тютчева и Блока.

Если она успешно делала это на протяжении последних двух с половиной веков (и возможно, что Россия продолжает существовать благодаря этим литературными молитвам), то почему она должна прекратить делать это сегодня, в может быть самый сложный исторический период России?

Что такое смысл в идеологии и литературе?

Слова «смысл», «смыслы» в последнее время приобрели большую популярность и ими любят пользоваться все – от профессоров философии до малообразованных блогеров. Говорят об этом люди самых разных идеологий – и почвенники и либералы. Само по себя это хорошо, так как свидетельствует о возрастании общественного интереса к интеллектуальной сфере. Не углубляясь в философские, филологические и лингвистические изыскания и дефиниции и не нагружая читателя именами Г. Фреге, Э. Гуссерля и Л. Выготского, разграничившими понятие «значение» и «смысл», поговорим об эволюции смыслов в русской литературе, происходившей на протяжении последние несколько десятилетий. Но всё- таки определим, что такое «смыслы» в литературе в том ракурсе, который интересует нас, потому что тема это почти безбрежная. Вообще-то в литературе «смыслы» – это глубинные идеи, даже комплексы идей нравственно-духовного характера, благодаря которым человек может найти цель и свое назначение в жизни, понять себя и других.

На первый взгляд смысл в художественной литературе – это некий аналог идейного содержания в духе идеологизированного литературоведения, работающего в жанре соцреализма. В этом случае смысл воспринимается как нечто работающее на официальную идеологию, которую сейчас пытаются заново создать. Понимаемый таким образом смысл может легко отрываться от живой ткани произведения, от его эстетики и формы и может восприниматься как мораль басни, обязательно следующая в конце текста. Но если требуется такая специальная мораль, значит произведение не удалось и автор не сумел показать смысл, вытекающий из самого текста и системы образов. Я предлагаю рассматривать понятие смысла шире: во-первых, он неотрывен от формы, а во-вторых, он не сводится к некоей государственной идеологии, а представляет собой сплав нравственно-духовного, эстетического, социального, метафизического начала, носителем которого являются герои в прозе и драматургии, образ лирического героя в поэзии, позиция автора в критике и публицистике.

Подлинные смыслы в подлинном произведнии растворены в ткани художественного текста и не выпирают из него, как некая мораль басни, подытоживающая рассказ в конце. Растворённость смыслов и их незаметность отличают подлинное художественное произведения от агитки или некого идеологического морализаторства. Подлинное произведение обладает эстетическим смыслом само по себе – оно, в отличие от проповеди или идеологизированной публицистики, несёт красоту, которая выглядит естественной и приближенной к природе. Литературные смыслы многогранны и отнюдь не сводятся к эстетике. Они включают в себя и этику, и онтологию, и отражение социальных тем, и историческую правду, и психологизм, и, разумеется идеолого-патриотическую сторону литературы.

Смыслы шире идей, это и герои, и образы, нравственность, и красота, причём нередко смыслы носят деструктивную, прямо противоположную направленность, нежели идеи, зовущие к свету, добру и совершенству. Если человек стал осознанно идти по трупам к вершинам карьеры, то эта тёмная философия может сделаться смыслом его жизни. Писатель способен сделать деградацию человека смыслом литературного произведения. Бывает и так, что нравственно позитивный человек под влиянием слабости или тяжёлых условий жизни идёт на преступление, которому предшествует внутренняя борьба и появление в сознании негативных, преступных идей, как это было с тем же Раскольниковым в «Преступлении и наказании». Поскольку смыслы бывают разными и даже разнонаправленными: и высокими, и низкими, и глубокими, и пустыми, то наверное, неправильно отождествлять их с идеалами, хотя, конечно, наиболее значимые смыслы имеют идеальное высокое измерение. Подлинный и глубокий смысл всегда относит художественное произведение к некой более высокой реальности, выводящей изображаемое за его границы и отвечая на вопрос :»Зачем?»

Как живой организм, смыслы оживляются тремя главными силами – созидание, разрушения и некая управляющая сила, которая несёт баланс между созиданием и разрушением, а также, если перенести проблему в плоскость этики, баланс между добром и злом. Речь идёт не о релятивизме, а именно о балансе – чтобы произведение было жизненным и настоящим, а не искусственной идеализацией, в нём обязательно должны быть не только добрые и светлые герои, но, конечно, и злые и тёмные персонажи. Это касается и души человека, изображение которой будет подлинной и интересной для читателя, если в нём показана борьба света и тьмы, добра и зла в жизни героев и отдельной личности.

Смыслы, сокрытые в прозе отличаются от смыслов поэзии своей разработанностью и чёткостью (не будем забывать слова Пушкина: «Поэзия должна быть глуповатой»), однако не будем преувеличивать смысловую чёткость прозы (она также может быть туманной и аморфной), а поэзия вполне способна быть афористической и точной.

Смыслы связаны с тем, что сейчас принято назвать кодами культуры или национального развития, представляющими собой глубинный программы, связанные с уникальностью той или иной нацией и национальной культурой, в том числе с её формулой развития и передающейся от поколения к поколению. Кстати, термин «формула» предложил ни кто иной, как Александр Сергеевич Пушкин, подчёркивающей наше культурно-цивилизационное отличие от Европы: «Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история ее требует другой мысли, другой формулы». Пушкин связывал эту формулу с православным христианством, которое пришло в Россию и сохранилось в более чистом и подлинном виде. Философ В. В. Аверьянов рассматривает культурные коды как «способы достижения и воплощения мечты, заветные секреты мастерства, примеры высших образцов, шедевров добываемых из житий и деяний предков, «военные хитрости» цивилизации, ведущей духовную брань». В этом смысле у русской литературы есть свои смыслы и коды, восходящие ещё к «Слову о полку Игореве» и к «Слову о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, а в более позднее время к создателю современного русского языка и русской литературы Пушкину. Чем совершеннее, возвышеннее, чище тот или иной поэт, тем мощнее в нём проявляется код Пушкина.

Литературные смыслы можно с известной оговоркой считать живыми существами, которые подобно вирусам борются между собой в некоей ментальной ноосфере, овладевают умами масс и влияют на поведение отдельных людей, наций, классов, общественные движения. Потому они нуждаются в глубоком изучении и осмыслении. В сегодняшней идеологической борьбе литературные смыслы, живущие в текстах и характерах нередко становятся объектом изучения аналитических центров. Есть сведения, что в условиях относительной закрытости советского общества западные спецслужбы и аналитические центры США и Англии изучали особенности русского национального характера по рассказам и повестям Василия Шукшина.

Главные смыслы русской литературы

Начнём свой отсчёт с первой половины XIX столетия и выделим несколько главных смыслов, которые прошли в литературе через века.

Захар Прилепин сказал в одном из интервью: «Главная мысль русской литературы: «Бог есть, Россия святая, ты ответишь за всё». Действительно, религиозная идея, идея Бога, с заветами которого должен сверять свои поступки и помыслы человек, наверное, и есть самый наш главный смысл. Пушкин подчеркнул этот смысл, взяв в эпиграф «Капитанской дочки» русскую поговорку: «Береги честь смолоду». Идеи чести, совести, достоинства, самопожертвования, служения, добра в том или ином виде пропитывают каждое достойное произведение художественной литературы. Поскольку Бог не всегда проявляет свой лик, и до него невозможно дотянуться как до яблока, растущего на дереве, то важнейшим смыслом нашей литературы является дорога к Богу, идея исканий и изменений. Эволюция человеческой души, изменчивость и текучесть внутренних процессов личности (как сказал Лев Толстой: «Человек течёт как река»), возможность искупления даже тяжких грехов через покаяние и очищающие нас страдания также является важнейшим смыслом нашей литературы, восходящим к евангельским заветам. Человек двойственен, в нём есть и светлый и тёмный лик, и борьба между ними происходит всегда, но ты должен встать на правильную сторону истории и бытия. И, конечно, родина, Россия, отечество, которые нужно защищать всеми силами и которой нужно помогать, когда им трудно – это также важнейший наш смысл. Ну и идея свободы или как часто говорят в русской философии идея воли, без которой невозможно реализовывать идею служения, очень важна для человека. Не менее значима для нас также идея милосердия, сострадания слабым, немощным, болящим. Пушкин ухитрился в своём «Памятнике» выразить эти два важнейшие смысла в двух лаконичных строках: «…что в мой жестокий век восславил я свободу, и милость к падшим призывал». И, наконец, идея труда – физического, творимого на земле, и творческого, и духовного – это тоже важнейший смысл русской, и особенно советской литературы. Классики Запада писали о труде как об источнике эксплуатации человека человеком, но редко когда воспевали труд, в то время как Лев Толстой сложил оду труду косца в прозе, а советская литература делала это на каждом шагу, правда не всегда так умело, как это получалась у «зеркала русской революции».

Выраженные в слове и усиленные талантом художника смыслы и герои влияют не только на современников и читателей, но и на писателей, поэтов, критиков и драматургов, которые должны равняться на созданные ранее шедевры. Они могут даже не успеть прочитать всего написанного их литературными предшественниками, но способны усваивать эти смыслы, живущие в ноосфере, что называется подкоркой. Созданные смыслы, образы и герои создают ментально-духовное поле русской литературы, наше духовное богатство, в котором мы все живём и воздухом которого питается наша лучшая нравственно-духовная часть. Смыслы, рождённые совокупностью творцов влияют на состояние целого – России и могут играть роль крыльев, поднимающих страну вверх, а могут выступать в качестве гирек, которые тянут её вниз, в бездну.

Смыслы и конфликты

По-настоящему, смыслы разворачивают свою глубину, если есть некий конфликт и оппозиция между основными полюсами идей. Смыслы произведений проявлялись в конфликтах. Первое проявление конфликта касается нравственного поведения человека в жизни и героя в литературе и отвечая на вопрос – нравственно или безнравственно поступает человек, духовен ли или бездуховен он, восходит ли он к какому-то более высокому миропониманию, как Пьер Безухов у Толстого или деградирует, как чеховский Ионыч. Вторая разновидность конфликта связана с внутренней силой человека и его отношением к обстоятельствам: сумел ли он победить эти обстоятельства или, по крайней мере, выстоять в них как, например, Гринёв из «Капитанской дочки» или перед нами человек, побеждённый испытаниями жизни (как говорили в XIX веке, «среда заела») как героиня «Преступления и наказания»Катерина Ивановна Мармеладова. Третье измерение конфликта, пересекающееся с первым, но в большей степени относящееся к сфере идеологии и гражданского самосознания человека, его отношения к своей стране, – патриот ли герой или нет, ориентируется ли он на национальные ценности, или он западник. Герой-западник совсем необязательно должен быть идеологом (хотя прозападно настроенный революционер Верховенский в «Бесах» несомненно идеолог со знаком минус), но может быть и человеком из народа, перешедшим на сторону Запада не по причине умственных завихрений, а скорее из-за слабодушия, как, например, ставший предателем сын Тараса Бульбы Андрий…

Эти три вида конфликтов (нравственный, виталическо-волевой и идеологический), порождающие основные смыслы художественных произведений, выводят на проблему положительного героя, с которым в русской литературе всегда были проблемы. Даже гениальному Достоевскому, по мнению многих людей, удалось в русской литературе очень многое, почти всё, но, как убеждены некоторые литературные критики, образ Алёши Карамазова по правдоподобности всё же уступает изображению двух других братьев. То же можно сказать и о князе Мышкине. Между тем, созданный талантливым писателем убедительный положительный герой, воплощающий образ полноту смысла – это своего рода национальная программа, следование которой имеет значение для народа и страны.

Пожалуй, лучшим правдоподобным и глубоко положительным образом русской литературы XIX века является образ пушкинской Татьяны. Её слова: «но я другому отдана и буду век ему верна» не вызывают ощущения неестественного морализма, втиснутого в уста героя волей автора, а выглядит органичным проявлением русского характера, одно из главных качеств которого – верность. Советская власть, сумевшая придать фигуре Пушкина тот всемирно-исторический характер, о котором пророчески говорил Достоевский, тем самым укрепила в народе качество чистоты и верности, столь проникновенно и ненавязчиво воспетое великим поэтом. Иногда литературные герои, созданные гением, способны транслировать смыслы, влияющие на весь народ. Едва ли великая Отечественная война была бы выиграна, если бы наши воины не имели такой мощной поддержки в тылу, как верность их жён. И в этом, безусловно, есть какая-то заслуга Пушкина. В XXI веке таким положительным героем является герой ряда романов Александра Проханова Виктор Белосельцев, самоотверженно защищающий Родину. Критик Михаил Кильдяшов назвал его « эталон, «идеальный тип» русского патриота — несгибаемого, неубиваемого, героем длинной воли и глубинной памяти, которая хранит не только свою прожитую жизнь, но и жизнь рода, исторический путь народа».

Темы, сюжеты, герои, конфликты и смыслы

Смыслы связаны с литературными героями, их поступками, стилем поведения и взглядами, с идеями, которые носятся в воздухе и с ценностями, популярными в обществе. Поскольку общество всегда неоднозначно и разные группы выражают различные смыслы, то можно утверждать, что пока существует развитие общества и его движение в ту или иную сторону, то есть и конфликты смыслов.

Список героев главных произведений русской литературы, составленный литературоведами, огромен и понятно, что жизнь не стояла на месте – живые смыслы, которые несёт в себе каждый герой менялись от десятилетия к десятилетию. Между героями Фонвизина и героями Пелевина пропасть (при всей разности того, что эти авторы производят: в первом случае это художественная литература, во втором – нередко завулированный под литературу идеологический памфлет, при том, что ранние пелевинские рассказы стилистически сделаны на высоком уровне). Хотя и сегодня в жизни и современной литературе тоже есть свои митрофанушки, вооружённые гаджетами и большим самомнением. Важнее выделить то общее основание, которое объединяет героев разных эпох. Если взять положительных, ищущих свой путь героев, вместе с которыми автор хотел что-то осмыслить, то общие смыслы, которые они несут в мир, связаны со стремлением к некоему идеалу. Герои наших романов и повестей, взять Толстого, Достоевского, Лескова, Чехова, ведут беседы о смысле жизни и активно ищут его в то время, как западные герои (конечно, не все) чаще думают о том, как лучше устроиться в жизни. Можно сказать и по-другому: наша литература, включая советскую, пропитана христианскими ценностями, даже если она этого не осознавала. Этот герой думает о том, как взять свой крест и нести свою ношу, несмотря на тяготы жизни, сохраняя веру в окончательное торжество добра.

На динамику изменения смыслов в русской литературе влияют такие категории как темы произведений, их сюжеты и герои. Поговорим о темах в русской литературе XIX- XXI, которые всё время меняются в соответствии с жизнью. Хотя в жизни человека и страны есть повторяющиеся события, например, войны, на какое-то время приходившие на смену миру, но таких масштабных изменений немного. Другое дело – ежедневные события или повестка дня. Литература, как и журналистика, не может не отражать то, что происходит вокруг нас, а оно всё время меняется. Например, в XIX веке в художественной литературе не было принято описывать труд –дворянство работало не так много и даже у Пушкина есть строки, воспевающие «праздную лень». Крестьянский труд мало интересовал писателей, хотя тот же Лев Толстой, как уже говорилось воспел эту разновидность труда. В XX столетии при советской власти всё изменилось, люди стали много работать, почти исчезла безработица и – появился производственный роман. Да и в непроизводственной литературе герои работают гораздо больше, чем в XIX веке.

В XXI веке в России многие люди работают, чтобы выжить или чтобы разбогатеть и потом не работать и развлекаться, а потому современная литература редко поднимает тему труда. Хотя не исключено, что современная литература может на новом уровне вернуться к производственному роману и показать психологические типы и конфликты на фоне завода, университета, супермаркета или клиники ( ведь делает же кинематограф далеко не худший сериал «Склифосовский»). Но извечные человеческие темы – любовь, ревность, измены, одиночество, разлука, конфликт отцов и детей, ссоры с ближними, утраты, горе и многие другие темы, относящиеся к частной жизни и описанные в литературе ещё со времён Пушкина, повторяются и в нашем веке, хотя имеют совершенно иную окраску.

Как темы произведений связаны со смыслами? Прямой связи нет и любая, хорошо описанная тема может содержать глубокие смыслы, а может и не содержать их. О любви и убийстве написаны сотни тысяч довольно пустых книг, но «Евгений Онегин» и «Преступление и наказание» стали книгами великих смыслов только благодаря тому, что Пушкин и Достоевский были живыми носителями и генераторами глубочайших смысловых образов и программ жизни. Однако в литературе и журналистике есть феномен мелкотемья. Но оно возникает только в том случае, если автор произведений не способен вдохнуть в любую тему нужные смыслы. Гений может всё: вспомним Ахматову: »Когда б вы знали, из какого ссора растут стихи» или Пастернака: »И чем случайней, тем вернее рождаются стихи навзрыд».

Сюжеты меняются реже и в них есть и современные, навеянные эпохой разновидности ( например, сюжет романа А. Проханова «Господин Гексоген» ни в каком виде не мог быть сюжетом русской словесности XIX века), но есть и повторяющиеся сюжеты. В литературоведении даже есть интересная теория бродячих сюжетов, которые под разными обличьями кочуют из одной мировой культуры или страны в любые другие. Следует заметить, что русские писатели, даже самые великие, нередко использовали мировые или западные сюжеты. Есть мнение, что Достоевский каким-то образом использовал сюжеты Диккенса (самая близкая параллель между «Холодным домом» английского романиста и «Братьями Карамазовыми» Достоевского), но если и была определённая параллель, то русский гений выполнил свою художественную задачу по-русски и создал наших национальных героев, превосходящих английских и страстью, и глубиной. Существует четырехтомный словарь – указатель сюжетов и мотивов русской литературы, выпущенный Сибирским Отделением РАН. В этом списке легко утонуть. Но есть и более короткие списки. Писатель А. Небоходов выделяет восемь основных сюжетов, которые он иллюстрирует в основном западными примерами, но которые нужно разбавить примерами русских произведений, что мы и сделаем, осознавая, что любая схема не отражает сложность художественного образа. Понятно, что примеров можно привести значительно больше.

Победа над чудовищем, когда герой сталкивается с очень мощной силой, но побеждает её.Примеры: волшебные русские сказки, где Иван-дурак, одолевает разных бесов или гоголевские повести «Вий» и «Вечера на хуторе близ Диканьки», где фигурирует кузнец Вакула, сумевший оседлать чёрта. (В булгаковском романе «Мастер и Маргарита», где с нечистой силой сталкивается вся советская атеистическая система, зло ускользает от милиции).
Из грязи в князи (История успеха), когда герой, находящийся на нижних ступеньках социальной лестницы, в финале поднимается на верхние ступеньки и побеждает. Примеры: В мировой литературе это сюжет «Золушки», в России этой теме посвящены русские народные сказки или сказки Пушкина, но это скорее западный сюжет. Хотя в русской литературе есть произведения, где в той или иной степени рассматривается тема карьеры, но она решается по-иному, нежели в западной словесности. Например, в подзабытом романе А. Ф. Писемского «Тысяча душ» главный герой Калинович (его принято сопоставлять с аналогичными героями-честолюбцами Стендаля, Бальзака, Мопассана) делает карьеру, становится вице-губернатором и даже совершает немало неблаговидных поступков, но при этом искренне страдает, пытается помочь другим людям и в конце теряет свой пост, потому что боролся за правду и пошёл против начальства. Это русский тип, колеблющегося, испытывающего муки совести карьериста, а совсем не Каупервуд у Драйзера или Жорж Дюруа у Мопассана.
Путешествие и возвращение, когда герой уезжает из родного дома в неизвестный мир, проходит через разные испытания и возвращается домой другим, более мудрым, но иногда и опустошённым человеком. Примеры: в мировой литературе – это «Одиссея» или «Алиса в стране чудес», в русской литературе –роман Тургенева «Новь», рассказ Платонова «Возврашение», «Тихий Дон» Шолохова.
Поиск, когда герой отправляется за неким сокровищем скорее духовного характера, проходит через множество испытаний и достигает очищающего результата. Примеры: Индиана Джонс, Святой Грааль, Властелин колец. В русской литературе эту тему отражают совсем иные сюжеты, например лесковский «Очарованный странник» или «Алые паруса» Грина.
Комедия, в которой герой пройдя через различные недоразумения, препятствия и смешные ситуации приходит к благополучному финалу. Примеры: в мировой литературе комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь», «Укрощение строптивой», в русской литературе –это несколько другие сюжеты: Островский «Без вины виноватые».
Трагедия, в которой герой или героиня, имеющие некую слабость не выдерживают жизненные испытания и погибают, совершают преступление. Примеры: шекспировский Макбет или «Анна Каренина»Толстого.
Возрождение, когда герой, проходя через тяжелейшие испытания, при котором герой проходит через тяжелейшие испытания, или моральную смерть, находит силу и путь к исцелению и преображению души. Примеры: «Преступление и наказание»Достоевского.
Моральное падение, когда герой начинает жизнь или приступает к новому делу, веря в себя и успех, но совершает ошибки, предательства и гибнет. Примеры: «Моби Дик» Германа Мелвилла или, «Потерянный рай» Мильтона. В русской литературе Тарас Бульба», младший сын которого предаёт родину, «Капитанская дочка», в которой предательство по отношению к семье Гринёвых совершает Швабрин или Рыбак в повести Быкова «Сотников». Автор классификации убеждён, что внешние технологии, которые приходят в мир, могут трансформировать сюжеты, но на глубинном архетипическом уровне они остаются.

Борхес сводит эти восемь главных сюжетов к четырем – осада города, кончающаяся гибелью героя, возвращение домой или путешествие блудного сына, поиск себя или сокровищ и богатства, самопожертвование во имя чего-то большего, чем сам человек.

Можно приводить множество вариантов сюжетных классификаций, но нужно зафиксировать, что смыслы художественных произведений рождаются из способов решения конфликта, заложенного в каждом сюжете. В зависимости от того, как герой разрешит этот конфликт: победой, поражением, компромиссом, сделкой с совестью, преодолением себя, – проявится и глубинный смысл произведения, сильнейшим образом зависящий от самого героя. В русской литературной традиции решающим смыслом будет тот выбор, который герой делает, осуществляя свой нравственный выбор.

Особую роль в русской литературе и прежде всего в поэзии играет понятие «лирического героя»– некое авторское «я», которое конечно, изменяется по мере взросления творца. Его можно сравнить с неким двойником поэта, его «эстетически усовершенствованной «версией» как выразился литературный критик К. Комаров. «Лирический герой» – это и носитель авторской гражданской позиции и онтологического взгляда на мир, и носитель авторского отношения к создаваемой поэтической реальности, которое может быть отстранённым, а может быть и глубоко вовлечённым в поэтическое повествование. Совершенно очевидно, что образ «лирического героя» за два века русской литературы изменился, как изменилась и сама литература. Сегодня есть несколько вариантов «литературного героя» – «отстранённый рассказчик», «искренне вовлечённый в переживания», «ободряющий собеседник», «циник», «юморист», «эпатирующий литератор», «патриот прямого действия», «патриот, оплакивающий Россию», «философ». Очевидно, что каждый такой «лирический герой» будет рождать свои смыслы, нужные читателю или самому себе.

Смыслы и «наше всё»

Какой «лирический герой» наиболее нужен России сегодня? Рискнём предположить, что такой, как Пушкин. Потому свой отсчёт мы начнем с его фигуры, поскольку он – «наше всё» и в его творчестве заложены именно те варианты «лирического героя» и смыслы, которые нужны России и которые являются базисом для объединения русского народа. Это и мораль (вспомним слова Ахматовой, назвавшей Пушкина «великим моралистом»), и красота, и самостояние человека, и почитание воли Творца, следование Музы «веленью Божьему», и свобода в самых ярких её проявлениях, и честь, которую нужно беречь смолоду, то есть ответственность, и милосердие, и необходимость сурового наказания за преступление, и патриотизм (не будем забывать о том, что и перед 1812 годом, и к сожалению, после него, либеральные дворяне восхищались Наполеоном, то есть врагом России), и «всемирная отзывчивость», предполагающая усвоение и поэтическое осмысление лучших образцов мировой культуры, и целомудрие, целостность человека, и способность его к покаянию («и с отвращением читаю жизнь свою»). Но это также и изображение человеческих пороков во всей их глубине, и невероятное жизнелюбие, и ответственное отношение к смерти как величайшему таинству, и право поэта на свободу, и бремя русской власти («как тяжела ты, шапка Мономаха»), и безмолвие народа, там, где его голос был бы очень нужен, и в то же время склонность народа к русскому бунту, и широта души, предполагающая умение одновременно воспеть и свободу, и империю, и славянофильство, и западничество (есть мнение, что проживи Пушкин еще 10 лет, не было бы этого разделения литературы на два лагеря), и многое-многое другое, включая потрясающий пантеон пушкинских героев.

Если взять одного из главных пушкинских героев, Онегина, то можно видеть, что он является своего рода зерном, из побегов которого вырастают другие герои русской литературы. Литературовед А.Б. Галкин утверждает, что образ Онегина есть некий ствол дерева и от него отходят совсем не похожие друг на друга ветви и образы – Печорин, Чичиков, Обломов, Раскольников и даже отчасти Базаров. Онегин задаёт координаты русского романа:

«После «Онегина» русский реалистический роман развивается как роман-испытание. Герой неминуемо должен совершить нравственный выбор. Эта особенность становится главной категорией русского романа. И, во-вторых, этот выбор христианский либо антихристианский. Испытание героя строится почти всегда как испытание любовью и испытание смертью. Нередкий мотив — испытание одиночеством. Краеугольный камень русского романа — проверка героя на его способность любить людей и жертвовать ради них своим эгоизмом».

Побеги ответвляются и дают импульс новым побегам. Печорин играет роль Онегина в других исторических обстоятельствах и доводит идею бесцельности до своего логического гибельного финала: если Онегин тотально разочаровывается во всем, но остаётся живым, то Печорин умирает. Тема пошлости, обнаруженная у Чичикова Гоголем, развивается у Толстого, и особенно у Чехова. Комплекс Наполеона («Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы для нас орудие одно») проявится у Раскольникова («Тварь я дрожащая или право имею»). Таким образом, все или почти все герои русской литературы вырастают не столько из «Шинели» Гоголя, сколько из пушкинской крылатки.

Но главным героем русской литературы до сих пор является сам Пушкин, некий образ совершенного гармоничного человека, к которому русский человек должен приблизиться через двести лет после ухода поэта. Он проделал грандиозную эволюцию за свою короткую жизнь, превратившись из афеиста и почти революционера в православного христианина, о чём свидетельствует его последний «Каменоостровский цикл» стихотворений. Мы ещё вернёмся к этим пророческим словам Гоголя, которые пока, увы, не сбылись.

Славянофилы и западники

Содержание общественной жизни России от середины XIX до начала XX века – это борьба консервативно-охранительного и западнического, в своём крайнем проявлении революционно-бунтарского направления, за каждым из которых стоял свой смысл и своя правда. Были и другие оттенки идеологии. Литература, отражающая жизнь, а в немалой степени и её формирующая была наполнена этими же смыслами. Потому была и литература консервативных смыслов со своими героями, поведением, эстетикой и образами. Идеологами такой литературы выступали И. Аксаков, Ю. Самарин, А. Кошелёв, Н. Игнатьев, В.Черкасский, Ф. Достоевский, К. Леонтьев, К. Победоносцев, М. Катков, Н.Данилевский, В. Мещерский, Л. Тихомиров, М. Меньшиков, а примерами литературы консервативного направления можно с известными оговорками считать произведения Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, Д.М.Мамина-Сибиряка. Если консерваторы, такие, как Достоевский и касались в своих художественных произведениях революционной тематики, то революционеры и бунтари для них это «бесы», как Пётр Верховенский в одноимённом романе Фёдора Михайловича.

Западники в русской литературе – П. В. Анненков, В. П. Боткин, Т. Н. Грановский, К. Д. Кавелин, М. Н. Катков, И. С. Тургенев, П. Я. Чаадаев, Б. Н. Чичерин, а также А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. П. Огарев Н.Чернышевский. Писатели этого направления создали немало произведений, в которых в той или иной степени утверждалось, что Россия должна пойти по западному пути, поскольку отстала от Европы. Среди литературных западников XIX столетиябыло мало поэтов, и немного прозаиков – в основном это были литературные критики. Этот факт даёт основания некоторым критикам предполагать, что поскольку художественных образов у западников было немного и их творчество реализовывалось в основном в статьях, то и сама идея западничества была неорганической для России, умозрительной, выдуманной. Базаров из «Отцов и детей» Тургенева, выписанный им с большой внутренней симпатией – наверное, самый яркий хрестоматийный образ западника по духу и бунтаря, проявляющего себя по отношении к традициям и людям как возмутитель спокойствия.. Западники XIX века отличались от западников XXI столетия тем, что они искренне хотели блага своей стране и мечтали о её постепенной трансформации. В XX веке этот образ поведения и мысли унаследовал Маяковский. Смысл жизни бунтарей, превратившихся в героев нашего времени в XX веке – в ниспровержении существующего уклада жизни, в некоем раскрепощении и самоутверждении, смысл литературы, воспевающей таких героев – утвердить новый стиль и превратить бунтарство в победу над оппонентом.

Смыслы в текстах русских классиков

Самые выдающиеся русские и советские прозаики-классики – Н. В. Гоголь, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, Л. Н.Толстой, Ф.М.Достоевский, Н.С. Лесков, А. П. Чехов, И. А. Бунин, А. М. Горький, М. А. Булгаков, М. А. Шолохов породили в своём творчестве наибольшее количество смыслов, обогативших русскую литературу и культуру. Их герои страдали от несправедливости и однообразия жизни, искали правду, социальную справедливость, мечтали об установлении идеальных или просто положительных отношений с ближними, думали о гармоничных взаимоотношениях с обществом, стремились найти свой путь к Богу и страдали от того, что этой справедливости на земле не найти, хотели принести пользу народу, думали о величии страны. Философские и онтологические вопросы, поднимаемые классиками, отличаются такой глубиной и мощью, к какой самые лучшие советские и тем более современные авторы не подошли. И эта глубина философских вопросов у классиков исследована на столь высоком уровне художественного осмысления и мастерства, что многие литературоведы и критики убеждены, будто писатели намеренно зашифровали некие тайны, которые необходимо расшифровать. Эти мысли и гипотезы подкрепляются лингвистическими исследованиями, из которых вытекает, что русская классическая литература превосходит другие литературы мира, ту же английскую и французскую по количеству скрытых смыслов и глубинных подтекстов.

Вирджиния Вульф утверждала: »Душа ― одно из главных действующих лиц русской литературы». И она, эта душа окрашивает все смыслы, наполняющие русскую классику. Именно через призму душевного состояния человека русские классики пытались решить проблему добра и зла в человека. Быстрее всего принадлежность человека к миру добра или зла проявляется в состоянии конфликта. Русская классическая литература всё время ставит вопросы: как человек ведёт себя в экстремальной ситуации или если ему предложат какую-то выгоду, в результате чего пострадают другие люди? как нужно жить, чтобы постичь высшую правду? И вопросы, которые ставила русская литература, цели, а к ним стремятся герои русских романов, совсем другие, чем на Западе, о чём точно, хотя, может быть, слишком категорично сказал Стефан Цвейг:

«Раскройте любую из 50-ти тысяч книг, ежегодно производимых в Европе. О чем они говорят? О счастье. Женщина хочет мужа или некто хочет разбогатеть, стать могущественным и уважаемым. У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы с веселой толпой детей, у Бальзака – замок с титулом пэра и миллионами. И если мы оглянемся вокруг, на улицах, в лавках, в низких комнатах и светлых залах – чего хотят там люди? Быть счастливыми, довольными, богатыми, могущественными. Кто из героев Достоевского стремится к этому? – Никто. Ни один».

Смыслы и русская поэзия XIX века после Пушкина и Лермонтова

Русская поэзия во второй половине XIX столетия рождала собственные смыслы. Поэтам этого времени было непросто, поскольку русская поэзия с потерей Пушкина и Лермонтова, поднявших этот жанр на невообразимую высоту «русская поэзия онемела» (А.И.Герцен). В жизни возрастала напряженность: после жесткого правления Николая Первого пришла свобода, дарованная России Александром Вторым, но вместе с ней появились революционные настроения, терроризм, предвестники смуты XX века.

Любить природу, человека, Родину, искусство можно по-разному. Потому поэзия разделилась на два направления, одно из которых несло гражданские смыслы ( Н. А. Некрасов, А.В. Кольцов, А.Н. Плещеев, И.С. Никитин, И.З. Суриков, С.Д. Дрожин, Л. Н. Трефолев), другое принято относить к чистой поэзии (А.А. Фет, Я.П. Полонский А. Н. Майков А.К. Толстой, Л.А. Мей, и отчасти И. Ф. Анненский). Посредине между этими направлениями стоял Ф.М. Тютчев, способный выступать в своих стихах и как чистый лирик, и как гражданин и национальный мыслитель, способный дать стране национальную формулу («Умом Россию не понять…»). В гражданской поэзии доминировали социальная и общественная тематика, критическое отношение к жизни и власти, активная жизненная поэзия, протестные настроения, сатира на власть имущих, боль за народ, превалирование содержательности над формой, разговорный язык, подчёркнутая народность стиля. Мир воспринимался как некое противоречие исполненное борьбы. «Чистая поэзия» была полна восхищением красотой природы, романтикой, чувством гармонии, созерцательными интонациями, сосредоточенностью на личных переживаниях с дистанцией по отношению к общественно-политическим процессам. Интерес к форме превалировал над содержанием, мир воспринимался как прекрасное и таинственное целое, полное недомолвок и загадок, язык был изысканным и поэзия воспринималась как разговор с кругом тонких ценителей.

От этих поэтов естественным образом протянулся мостик и в XX век, где смыслы, разлитые в поэзии XIX столетия воскресли в творчестве поэтов наших дней. Боль и гражданственность Некрасова воскресла в стихах Твардовского, а тонкие звуки и недомолвки лиры Фета проявились в творчестве поэтов «тихой лирики», зафиксированной В. В. Кожиновым (В. Алексей Прасолов, Владимир Соколов, Анатолий Жигулин, Глеб Горбовский, Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Василий Казанцев, Николай Тряпкин, Алексей Решетов, Олег Чухонцев). Пронзительная искренность Иннокентия Анненского проросла в щемящие сердца мотивы Николая Рубцова, а историософская глубина Фёдора Тютчева перекочевала в поэзию Юрия Кузнецова, парадоксальным образом Тютчева отрицавшего.

В конце века существовало ещё несколько поэтов – С. Я. Надсон, К. М. Фофанов, С. А. Андреевский, А. Апухтин, К.К. Случевский. Нельзя сказать, что ими были добыты глубокие смыслы, запечатлённые в формулах, которые не запомнились бы потомкам, но всё равно эти поэты оставили свой тонкий след на скрижалях русской поэзии, который наверное можно определить как настроение перехода от «века девятнадцатого, железного» (Блок), до двадцатого века, сулившего «неслыханные перемены».

Смыслы и двойственность: ещё раз о конфликтах

Двойственность человеческой природы, блестяще зафиксированная ещё Державиным: «Я царь, я раб, я червь, я бог» и необходимость делать выбор в пользу добра красной нитью проходит через всю русскую литературу и отражается во внешних и во внутренних конфликтах её героев. Внешние конфликты – это столкновение двух героев, каждый из которых является носителем разных нравственных смыслов или разных исторических программ. В русской литературе присутствует немало таких оппозиций между двумя героями. Чацкий и Фамусов у Грибоедова, Гринёв и Швабрин, Онегин и Ленский у Пушкина, Печорин и Грушницкий у Лермонтова, Базаров и Павел Петрович Кирсанов у Тургенева, князь Андрей и Анатоль Курагин у Льва Толстого, Вихров и Грацианский у Леонида Леонова – это конфликты между людьми – носителями разных ценностей. Иногда это ценности добра и зла, иногда столкновение двух типов эгоизма, как у героев Лермонтова и Тургенева. Бывают и другие вида противостояний между героями, созданными творческой волей писателя, – например, Григорий Мелехов и Михаил Кошевой у Шолохова конфликтуют потому, что представляют разные политические силы.

Иногда конфликт между желанием что-то изменить в жизни и нежеланием что-то делать завершается отсутствием необходимых действий, как, например, это происходит с гончаровским Обломовым, разрываемым между стремлением вернуться в свою Обломовку и привычкой жить ничего не меняя, так и не осуществляет своего желания. Это же происходит и со вторым его желанием – жениться на Ольге Ильинской или остаться одиноким холостяком (тогда никто не будет его всё время подталкивать к изменению жизни). Обломов и в этом случае инерционно выбирает привычное одиночество.

Исследование природы конфликтов в художественном произведении выявляет духовно-антропологические, психологические, исторические и социологические смыслы того, что происходит внутри героя и что проявляется в его поступках. Создавая образы разных конфликтующих между собой героев или изображая внутренний конфликт того или иного героя, подлинный писатель исследует душевную и духовную природу человека, пытается понять причины тех или иных человеческих поступков, иногда поднимаясь до общественных обобщений («так что же с нами происходит?») и таким образом, выявляя глубинный смысл индивидуально-психологических или общественных процессов. Исследуя художественным способом эти психологические процессы, писатель порой заглядывает в бездну человеческой души, куда не дотягиваются психиатрические или социологические исследования, что позволяет сделать прогноз национальных или мировых будущих изменений. Это блестяще получилось в «Бесах» у Достоевского, заглянувшего своим художническим взором в будущее и увидевшего кровавые сполохи революции.

Свои конфликты, высекающие ярчайшие искры смыслов можно найти в творчестве Чехова, Лескова, Бунина, Горького, Шолохова, Леонова, Валентина Распутина. Повесть Распутина «Прощание с Матёрой» наполнено самыми разными конфликтами – внутренний протест людей, не желающих расставаться с привычными родными местами и не понимаемых своими детьми, которые хотят переселяться в город, и столкновение в общем-то бесправного народа с местной властью, озабоченной необходимостью выполнить приказ вышестоящего начальства.

Но литература не только показывает эти конфликты и ставит проблему, но и пытается её разрешить и порой подсказывает, пусть не прямо, а косвенно (этим она отличается от дидактики), как можно было поступить. По мнению классиков литературы, это решение возможно только в том случае, если человек будет следовать высшим духовным ценностям и целям. По Достоевскому, такой ценностью и высшей идеей на земле является вера в бессмертие души,представляющая собой «единственный источник живой жизни на земле — жизни, здоровья, здоровых идей и здоровых выводов и заключений». Только приняв эту идею всем существом, человек может победить внешние и внутренние конфликты и таким образом обрести внешние и внутренние смыслы, необходимые для гармоничной жизни на земле. Валентин Распутин видит этот смысл в возвращении людей к национальным корням, которые несут эту веру и правду.

Серебряный век и революция

Жизнь всегда диктовала литературе и героев, и идеалы, и стиль поведения, и под каждый зигзаг истории менялись идеалы, герои и смыслы. Серебряный век со всеми своими школами и направлениями был исключительно многопланов, в нём были – символизм (Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, Ф. К. Сологуб, Н. М. Минский, В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, А. А. Блок, А. Белый, В. И.Иванов), акмеизм (Н.С. Гумилёв ,С.М. Городецкий, А. А. Ахматова, О. И. Мандельштам, М. А.Зенкевич, Г. В. Иванов ), футуризм, кубо-футуризм, эго-футуризм ( И. В. Северянин, В. В. Хлебников, В. В. Маяковский, В. В. Каменский, А. Е. Кручёных, Б. К. Лившиц Д. Д.и Н. Д. Бурлюки, В. Г. Шершневич, Р. А. Ивнев), имажинизм ( А. Б. Мариенгоф, С. А. Есенин, Н. Р. Эрдман, И. В. .Грузинов) новокрестьянская поэзия (Н. А. Клюев, П. В. Орешин, С. А. Клычков) . Каждое направление несло свои эстетические смыслы и собственную идеологию. У символистовэто мистицизм, упадничество, недосказанность, аллегоризм, музыкальность стиха, у акмеистов чёткость, предметность, воспевание красоты, у футуристов это – отвержение прошлого и традиционной культуры, вызывающее доходящее до эпатажа бунтарство, любовь к экспериментам, эпатажность, антиэстетизм, у имажинистов – это создание ярких осязаемых образов, порой нарочито грубоватых и подчёркнуто материальных, отказ от символов и аллегорий, эстетизация посюсторонней повседневности, отказ от потусторонности, стилевая провокативность, наличие ритма.

Но при всей многоплановости, стилевом разнообразии и большой идеологической пестроте литература великолепного Серебряного века имела общие черты – требование свободы самовыражения, отказ от традиций, решительное переосмысление прошлого, поиск нового, постоянные эксперименты, мощный крен в сторону субъективизма, отчётливый игровой характер, парадоксальное сочетание гармонии и дисгармонии, неприятие казённости, самоценность формы, перевес индивидуализма над гражданственностью, эстетики над этикой. Станислав Куняев со свойственной ему бескомпромиссностью определил основную черту этой эпохи как «любовь, исполненную зла». Правда отдельные представители Серебряного века пришли к патриотизму и гражданственности, но это будет позже, когда Серебряный век завершится. Смыслы Серебряного века с его зыбкостью и неопредёлённостью были, конечно, заданы эпохой, веком, сулившим согласно пророческому видению Блока «невиданные мятежи».

Пришла революция и смела всех лишних людей с их исканиями, которые казались новому поколению, берущему в руки штурвал жизни, никчёмным причудами бар. Какая-то часть поэтов Серебряного века попыталась войти в суровую реальность послеволюционной жизни. Потребовалось строительство нового государства и бытия. Как сказал Маяковский: »Надо жизнь сначала переделать, переделав можно воспевать».

Литература 20-30 -х годов многопланова и богата направлениями, талантами и смыслами. Была сильна лирико-романтическая линия, главным представителем которой был Александр Грин со своими «Алыми парусами» и «Бегущей по волнам». В это бурное время пишутся грандиозные романы -эпопеи «Жизнь Клима Самгина» М.Горького, «Хождение по мукам» А.Н.Толстого, «Тихий Дон» М.А.Шолохова, «Белая гвардия» М.А. Булгакова.

В нестабильные 1920-е гг. была сильна лирико-романтическая струя в литературе. На этот период приходится расцвет творчества А.С.Грина («Алые паруса», «Бегущая по волнам»), в это время появляются неожиданные произведения К. Г. Паустовского («Встречные корабли», «Блистающие облака»), возобновляется интерес к научной фантастике (А.Р.Беляев, В. А. Обручев, А. Н.Толстой). В целом литература 1920-х гг. характеризуется большим жанровым разнообразием и тематическим богатством. Но проблема борьбы старой и новой жизни доминирует. Ряд писателей пытаются осмыслить историю (С.Н.Сергеев-Ценский («Севастопольская страда»), А.С.Новиков-Прибой («Цусима»), А. Н.Толстой («Петр Первый»), Ю.Н.Тынянов («Смерть Вазир-Мухтара»). Они делают это, пока еще опираясь на тот тип реализма, который в советское время называли «критическим». Однако после первого съезда Союза писателей СССР появляется новое направление литературы – «социалистический реализм». Рождается производственный роман Ф. И. Панферов («Бруски»), Ф.В.Гладков («Энергия», «Цемент»), В.П.Катаев («Время, вперёд!»), М.С. Шагинян («Гидроцентраль»). Ужесточается отношение к тем, кого ещё недавно называли попутчиками. Смыслы, рождаемые такими авторами как Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Евгений Замятин, Анна Ахматова оказываются несозвучными эпохе, правда Пастернака продолжают печатать. Погибают Мандельштам, Хармс, Павел Васильев.

Истончённый стиль Серебряного века с его поисками и экспериментами окончательно сменяется суровой революционной правдой с её жестокой романтикой. «Так бей же по жилам, кидайся в края, бездомная молодость, ярость моя! Чтоб звёздами сыпалась кровь человечья, чтоб выстрелом мчаться вселенной навстречу»,– выкрикивал в пространство России, «кровью умытой» Эдуард Багрицкий. Комиссары в пыльных шлемах склонились над поверженной страной и утверждали свою правду отнюдь не молча, как пытался представить их деяния Булат Окуджава («и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной»). Они наговорили очень много самого разного – от великих революционных строк Маяковского до вполне русофобских текстов и делали это с энтузиазмом, пока им это позволяла свобода. Но, хлестнувшая дерзко за предел и отравившая страну свобода, была недолгой. В 30-м году поэт Джек Алтаузен ещё мог позволить себе опубликовать печально известное стихотворение:

«Я предлагаю Минина расплавить.
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить.
Их за прилавками Октябрь застал.

Случайно им мы не свернули шею.
Им это было бы подстать.
Подумаешь, они спасли Расею.
А может лучше было б не спасать?»

Но в 40-м году эти смыслы и их обнародование стали невозможны. Пролетело десятилетие укрепления государства и подготовки к войне, «иначе нас сомнут» ( И. В.Сталин), рождался монументальный державный стиль и потребовались совсем другие смыслы и герои. В литературе и театре шла борьба с мещанством, как символом мелкого приземлённого начала бытия и утверждался новый человек, интересы которого простираются на весь мир: «Я хату покинул, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Таким человеком, погибающим в бою на чужой земле, да так, что «отряд не заметил потери бойца», двигал вовсе не милитаризм, а романтика и желание утвердить справедливость во всём мире.

Но главной литературной фигурой этого десятилетия стал всё же не лирический геройсветловской «Гренады», а незабвенный Павка Корчагин, которого французский писатель Андре Жид назвал «современным Иисусом Христом». А основным смыслом транслируемым тогдашней литературой, стало воспевание человека труда, причём труда максимально самоотверженного и героического. Немного раньше об этом заговорил Маяковский с его стихами про «город-сад». Одно из главных успешных деяний советского руководства заключалась в том, что на авансцену истории и вышло огромное количество простых людей из народа, среди которых было очень много талантов. Эти люди, пришедшие в литературу иногда от сохи, иногда от станка или законченного до революции вуза, жадно учились и впитывали, мировую культуру, («настоящим коммунистом нельзя стать, не вобрав в себя, весь объём знаний, накопленных человечеством»), пусть и частично сепарируя вобранное, и настраивались на грандиозные свершения.

Военная и послевоенная советская литература

Во время Великой Отечественной войны смыслы предельно обнажились и не допускали никакого иного толкования, кроме победы. Все жанры советской литературы: проза, поэзия, литературная критика, публицистика, драматургия,– работали на победу, и герои должны были соответствовать суровому военному времени. И создано было очень многое. Война, через которую прошли наша страна и народ, вызвала к жизни огромное количество национальных смыслов, воплотившихся в нашей литературе в произведениях, которых раньше не было. Это, прежде всего, смыслы, имеющие отношение к активности народных масс, включившихся в активное творение истории. Ими восхищались многие литераторы всего мира, включая таких утончённых и взыскательных писателей, как, например, Иван Бунин. Вспомним его восхищение» Тёркиным» Твардовского. А. Синявский перечисляет, чтоб было сделано в годы войны советскими писателями:

«В «Правде» были напечатаны пьесы «Русские люди»К. Симонова и «Фронт» А. Корнейчука, повести Б. Горбатова «Алексей Куликов, боец…» и «Семья Тараса» («Непокоренные»), главы из романа М. Шолохова «Они сражались за Родину», главы из поэмы А. Твардовского «Василий Теркин» и др. В «Известиях» печаталась «Радуга» В. Василевской, в «Комсомольской правде» — поэмы «Двадцать восемь» и «Лиза Чайкина» М. Светлова, «Февральский дневник» О. Берггольц, в «Красной звезде» — повесть «Народ бессмертен» В. Гроссмана, «Русская повесть» П. Павленко и т. д.

Ряд литературных произведений, написанных в годы войны, был экранизирован — «Два бойца» JI. Славина, «Радуга» В. Василевской, «Фронт» А. Корнейчука, «Нашествие» JI. Леонова, «Март-апрель» В. Кожевникова.

Литературная жизнь в стране не затухала в самые напряжённые периоды войны. Большими тиражами издавались книги. За военные годы вышло 169,5 млн. экземпляров произведений художественной литературы. Широко практиковались встречи писателей с фронтовиками и творческие отчеты писателей-фронтовиков. Проводились обсуждения книг- новинок и дискуссии по общим вопросам текущей литературы, научные конференции (например, посвященные творчеству Шекспира), литературные вечера и сессии, отмечавшие память М. Горького, В. Маяковского, русских классиков и классиков братских литератур.

В 1941 — 1945 гг. советская литература достигла больших успехов. В испытаниях войны упрочились и ещё ярче раскрылись ее основные идеи и принципы. Выросли и обогатились новым опытом многочисленные литературные кадры. Поднялся общественный авторитет писателя».

Свои смыслы родила жизнь после войны, когда нужно было восстанавливать державу и когда мечи нужно было перековать на орала. В это время Михаил Шолохов дописывал второй том «Поднятой целины», вышедший в 1959 году, а фильм «Кубанские казаки», поставленный гениальным Иваном Пырьевым по сценарию Н.Погодина транслировал этот смысл: война закончена, хватит воевать в жизни, нужно восстанавливать страну.

Несмотря на железную руку государства, пропустившую немалое количество солдат и офицеров через лагерные фильтры, в послевоенную литературу пришло ощущение свободы. И литераторы старшего поколения (Александр Твардовский, Владимир Луговской, Ярослав Смеляков, Константин Симонов, Дмитрий Кедрин, Алексей Сурков, Александр Фадеев, Леонид Леонов и другие мастера пера), и более молодое поколение, из которых есть и погибшие на войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Ольга Бергольц, Давид Самойлов, Семён Гудзенко, Юлия Друнина, Борис Слуцкий, Сергей Наровчатов) писали и жили с ощущением расправленной души, не боясь говорить правду о войне и не смягчая углов и красок. Каждый из них по-своему проявлял свою индивидуальность. В дискуссиях о двух принципах изображения событий в военной прозе (героико-романтический принцип показа войны и жесткий реализм, порой переходящий в натурализм), в острых разговорах о том каким должен быть положительный герой и о ненужности героев идеальных выковывались новые духовные и эстетические смыслы.Страна, пережившая войну и разоблачение советского вождя на двадцатом съезде, запустившая первый в мире спутник и болевшая «предчувствием космоса» напряжённо искала себя. Это было время новой войны с религией, для институализации которой генсек Н.С. Хрущёв в 1959 году создал специальный журнал «Наука и религия», призванный разоблачить «пережитки прошлого». (Однако замысел Хрущёва провалился: журнал незаметно для недремлющего ока цензуры стал тонким инструментом популяризации религии и церкви с СССР, под влиянием знакомства с его текстами более 100 человек стали священниками).

Оттепель и её смыслы

Что касается литературных смыслов, очень многое зависело от жизни, в том числе и от государственной. Оттепель, простоявшая несколько лет, породила целый поток книг и авторов, внутренняя свобода которых заключалась в том, что они захотели быть свободными от государства, вскормившего их. Правда в этих произведениях безусловно была, но она смешивалась с преувеличением, а во многих случаях и с ложью. Тогда эта полуправда не смогла выйти за пределы литературы и не привела к демонтажу государства, но то, что её смыслы подготовили демонтаж СССР в 90-е го годы, никто сегодня не оспаривает, даже дожившие до наших дней шестидесятники. Смыслы оттепели, главный из которых: «частное выше общего и государственного» оказались миной замедленного действия и проросли через десятилетия, став программой перестройки.

Центром для рождения движения новой генерации литераторов стал журнал «Юность», которую в 1955 году возглавил Валентин Катаев, названный Евтушенко «крёстным отцом всех шестидесятников». Смыслы, транслируемыми шестидесятниками, взывали к неофициальной, неидеологической (хотя как оказалось впоследствии именно эта общественная группировка была максимально идеологизированной и нетерпимой к чужому мнению), свободной стихии и это подавалось как максимально искренняя позиция и эстетика. Певцы индивидуального – Евтушенко, Вознесенский, Окуджава удивительным образом сочетали в себе искренность и конъюнктуру (Евтушенко и Вознесенский, подававшие себя в 90-е годы как борцы с ненавистным режимом, отметились и в «лениниане» – первый, как известно, написал «Казанский университет» про студенческие года вождя революции, а второй «Лонжюмо»). Рождественский в прославлении советского начала, Ахмадулина в свободе самовыражения и Битов с Искандером в своих исканиях были, конечно, искреннее своих перечисленных ловких коллег по цеху.

Конечно, в 60-е годы была и другая генерация писателей, по своей одарённости и значительности нисколько не уступавшая шестидесятникам: в прозе – Константин Паустовский, Юрий Казаков, Владимир Тендряков, Вадим Кожевников, Владимир Дудинцев, Борис Васильев, Павел Нилин, Владимир Солоухин, Иван Ефремов, Сергей Залыгин (многие из них успешно продолжали своё писательское дело в 70-х и 80-х) и в поэзии – Николай Тихонов, Александр Твардовский, Ярослав Смеляков, ранние Юрий Кузнецов и Николай Рубцов. Эти писатели осмысляли опыт войны и старались показать не только её героическую сторону, но и рассказывать о ней непарадным языком. О войне писали и К.Симонов, и Ю. Бондарев, и В. Быков, и В. Богомолов, и многие другие талантливые авторы. Но одновременно с этим у диссидентствующей части советских литераторов возникает стремление показать войну с неприглядной стороны. Владимир Войнович с 1963 по 1969 год пишет свою ставшую знаменитой книгу-анекдот про войну «Жизнь и необычайные приключения солдата Ива́на Чо́нкина», в конце концов, приведшую автора после публикации опуса на Западе к высылке из СССР в 1980 году.

В 60-е года страна ещё дышала романтикой, люди ездили «за туманом и за запахом тайги», участвовали в великих стройках ( Днепрогэсс, Братская ГЭС и Магнитка). Шли напряжённые дискуссии о том, что лучше и нужнее для страны и человека – физика или лирика? Западники увлекались Фолкнером и особенно Хэмингуэем, мэнээсы и работники заводских КБ носили такие же свитера, как американский писатель. Одновременно с этим всё большее число людей начинали интересоваться своими историческими и духовными корнями, создаётся ВООПИК, получает известность творчество восходящей звезды национально ориентированной живописи Ильи Глазунова. Корневой импульс уловил и воплотил в свои тексты Владимир Солоухин, создавший свои ставшие знаменитыми «Письма из Русского музея» (1966), «Чёрные доски» (1968). Однако крупных литературных героев, за которыми бы шли люди и которые были бы выразителями национальных смыслов, не появилось. Тогдашняя партийная власть не увлеклась вслед за интеллигенцией поисками национальных корней и смыслов. Одна её часть пребывала в плену марксистских партийных догм, другая часть, несмотря на свертывание оттепели, внутренне тяготела к западным ценностям. Позволю себе обратиться к воспоминаниям моего отца Юрия Михайловича Ключникова, филолога, поэта и переводчика, получившего второе высшее образование на факультете журналистики в Высшей Партийной Школе (ВПШ) в Москве, как раз на стыке эпох Хрущёва и Брежнева с 1964 по 1966 год. Он вспоминал, что смена двух стилей руководства никак не повлияла на глубинные интересы и мотивацию партийных работниковсреднего звена – инструкторов ЦК: как он выразился в книге воспоминаний – они «дрейфовали в сторону Запада». Не особенно опасаясь наказания и будучи уверенными в поддержке тех, кто обучался в ВПШ, они смело рассказывали антисоветские анекдоты и посмеивались (иногда едко и зло) над партийными догмами и ритуалами.

Из инстинкта самосохранения элиты оттепель была пресечена «сверху», но власть не предложила народу и художникам новых смыслов. Они родились из самой литературной среды и в 90-е годы стали могильщикам власти. Литература уже в 60-е годы разделилась на городскую и деревенскую, на патриотов и западников, на почвенников и тогдашних либералов. Они, конечно, отличались от сегодняшних либералов, но это отличие было продиктовано не тем, что они были лучше нынешних. Они уже тогда в отличие от патриотов, искренне болевших за отчизну и целое, в своём большинстве держали фигу в кармане, при этом больше пеклись о своём частном успехе, кармане, реализации. Это очень хорошо иллюстрирует показательная история, рассказанная политологом и режиссером С. Е. Кургиняном, про своё общение с писателем-шестидесятником Василием Аксёновым:

«В начале 2000-х годов я оказался на передаче Познера, посвященной очередной дискредитации Ленина, что, заметим, весьма и весьма сомнительно в контексте биографии самого Познера и его семьи. Притом что вряд ли для Познера семейные истории не обладают никакой ценностью. На передаче Познера дискредитация Ленина была поручена Василию Аксёнову. Выслушав очередные антиленинские антисоветские рулады маститого советского писателя, я деликатно сказал следующее:
— Может быть, я в чем-то ошибаюсь, но мне на память приходит книга «Любовь к электричеству», в которой сказано о величии Старика, то есть Ленина, и всех его революционных соратников. Вы мне не подскажете, кем написана эта книга?
Аксёнов ответил:
— Мною, и что? Я деньги зарабатывал.
На что мне пришлось ответить:
— А может быть, Вы и сейчас занимаетесь тем же?
Познер скорбно посмотрел на меня и сказал:
— Зря вы так.
Я ответил:
— Не зря!»

Особую роль в прозе 60-х сыграла фигура Александра Исаевича Солженицына, на протяжении истории литературы по-разному воспринимавшегося и властью, и обществом. Его носили на руках, к нему относились настороженно, его выслали из страны, к нему в Вермонт потихоньку ездили наши писатели и художники, его восторженно встретило русское общество и власть после его возвращения на Родину. От него ожидали масштабных действий по спасению страны в 90-е годы, его постепенно стали забывать незадолго до его кончины, к его наследию периодически возвращаются сегодня и воспринимают по-разному. В наши дни какого-либо консенсуса по поводу его фигуры не достигнуто, но в патриотической среде, поначалу возлагавшей на него большие надежды сегодня преобладает мнение, что этот крупный, талантливый человек, по масштабу личности многократно превосходящий всех либералов – по отношению к стране по своей сути больше разрушитель, чем созидатель и что степень его таланта преувеличена – он не Лев Толстой и не Достоевский. По своим взглядам либеральный патриот, он, конечно, много сделал для того, чтобы память о жертвах репрессий сталинского времени не была забыта, но при этом способствовал разрушению нашей страны, хотя безусловно хотел её возрождения. Либералы также относились и относятся к нему неоднозначно (помним, как фракция Гайдара захлопывала его выступление в Госдуме). В том же Китае, внимательно изучающем тему развала СССР, его книги продаются, но не преподаются в школах и вузах. Смыслы, излучаемый его личностью и творчеством столь критичны к советскому периоду, что по сути, прерывают единство истории.

Проза 70-80-х годов

В 70-е годы и в начале 80-х годов реализовалось многое, начатое в 60-е годы. Политика разрядки, провозглашённая в Хельсинки, вроде бы позволила стране получить передышку и направить энергию народа на долговременное развитие страны, но власть не воспользовалась этой исторической возможностью. Она в большей степени вкладывалась в материю – в экономику и в вооружения, а в сфере духа повторялись партийные догмы, в которые народ, наблюдающий двойные стандарты партийных бонз, верил все меньше. Правда русские писатели видели и переживали кризисные явления куда как сильнее, чем обкомовские работники. Ещё Герцен говорил о писательской судьбе: «Мы не врачи, мы – боль». Смыслы, транслируемые самыми талантливыми писателями 70-х- начала 80-х – это смешанная с болью тревога за происходящее со страной и народом. «Так что же с нами происходит?» – вопрошал Шукшин, наблюдая за тем, как в стране отчетливо формируется мещанская идеология и потребительские идеалы позднесоветского человека со знаменитой триадой «квартира — дача-машина», куда быстро добавлялись все новые цели потребления: чешские гарнитуры, магнитофоны, путёвки, разнообразный блат и связи, заграничные поездки в страны соцлагеря, джинсы и прочие модные шмотки. Уровень жизни вырос, но воспитание человека отставало от стремительно меняющейся жизни, тем более, что железный занавес в 70-е годы сильно истончился. Многое в умах молодёжи перевернулось, когда в страну хлынули потоки рок-музыки. В замечательном фильме Карена Шахназарова «Исчезнувшая империя» есть выразительные кадры – ритмы музыки «Битлз», звучащие на самодеятельном концерте старшеклассников 70—х годов становятся всё громче и начинают расшатывать мостовую, здания на улицах Москвы, а потом и башни Кремля. Это осознание пришло в искусство позже, фильм вышел в свет в 2012 году, но тогдашнее искусство остро реагировало на душевное измельчание человека. Городские повести Юрия Трифонова («Обмен», «Другая жизнь», «Дом на Набережной») показывали, что в душах героев этот нравственный обмен давно произошёл и они отказались от лучшего в себе ради комфорта и материальных удобств.

Иные смыслы транслировались когортой талантливейших писателей- деревенщиков, остро заявивших о проблемах, возникших в стране в связи с урбанизацией и умиранием русской деревни – прозаики, Фёдор Абрамов, Виль Липатов, Василий Шукшин, Анатолий Иванов, Виктор Астафьев, Василий Белов, Валентин Распутин, Борис Можаев, Евгений Носов, Владимир Личутин, Владимир Крупин, очеркисты Владимир Овечкин, Ефим Дорош. Каждый из этих писателей в той или иной степени отражал смыслы, о которых уже говорилось ранее. Они по духу были патриотами, воспевали традиционный уклад жизни и любовь к родной земле без натужных партийных интонаций и лексики, показывали нравственную целостность человека как идеал, к которому нужно стремиться, отрицали казенщину, сделки с совестью, бытовое западничество. Конечно, они несколько идеализировали сельское бытие и далеко не все из тогдашних жителей страны разделили это восторженное отношение и, следуя могучему урбанистическому магниту, покидали деревенские просторы ради асфальта и огней больших городов. Писатели–деревенщики создали неповторимую галерею героев с яркими узнаваемыми характерами и те, кто внимательно читал эти произведения, едва ли сможет забыть шукшинского Алёшу Бесконвойного или беловского Ивана Африкановича Дрынова. Герои и смыслы несли в себе важнейшую правду и хотя деревенская литература резко схлынула в 90-е годы, зёрна, брошенные этими мастерами пера, не засохли в земле и ещё обязательно дадут всходы, а их наследие нуждается в осмыслении. Некоторые из писателей (прежде всего Валентин Распутин в «Пожаре») сумели своим пророческим зрением увидеть нарастающий системный кризис, накрывший страну в конце 80-х и особенно, в начале 90-х, и показать искры того пламени, которые оставили пепелище не только от русско-советской деревни, но и от прежней жизни в целом.

В 70-80 –е годы появилась и так называемая «лейтенантская проза» писатели, прошедшие войну захотели ещё раз осмыслить свой фронтовой опыт, сделав главными героями младших офицеров. Писатели этого направления избегали псевдоромантики, намёка на напыщенность, , предпочитали изображать войну в будничных красках и не отказывались от отражения в своих произведениях трагических сторон войны. Эти литераторы: Виктор Некрасов, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов, Виктор Астафьев, Василь Быков, Борис Васильев, Константин Воробьёв, Виктор Курочкин, Вячеслав Кондратьев, Владимир Богомолов были людьми с разными мировоззренческими установками уже в момент создания своих произведений и после перестройки и крушения СССР каждый из них пошёл своим путём. Основные смыслы, которые несла в себе эта литература заключались в том, что негромкий героизм воинов нужно показывать через обыденность (здесь эти писатели шли за Львом Толстым) и что именно в этом заключается правда войны. Потому писатель, пишущий о войне, должен пропустить этот опыт через себя (отсюда резкое неприятие произведения талантливого в изображении советских социальных типов, но не воевавшего Владимира Маканина «Асан», посвящённого чеченской войне).

Какой смысловой заряд несла русская поэзия 70-80-х годов?

Особые смыслы несла русская поэзия 70-80-х годов, которая была уникальным явлением. В то время активно творили Арсений Тарковский, Леонид Мартынов, Римма Казакова, Валентин Берестов, Инна Лиснянская, а также писатели—фронтовики Евгений Винокуров, Сергей Смирнов, Евгений Долматовский, Юлия Друнина, Николай Старшинов.

Критик Александр Михайлов, сказал о стихах 70-х. вполне комплиментарную фразу:» «Поэзия наших дней развивается нормально», правда имею в виду других поэтов. Сергей Чупринин, принадлежащий к либеральному лагерю, похвалив патриотов П. Кошеля, Г. Красникова, Н. Дмитриева перечислил самые яркие поэтические книги начала 80-х, отметив и почвенных поэтов:

«Не будем забираться глубоко и вспомним, что только в 1980 – 1981 годах вышли в свет такие, бесспорно, примечательные книги, как «Зимний день» А. Тарковского, «Залив» Д. Самойлова, «Сюжет» В. Соколова, «Тайник» И. Шкляревского, «Остылый уголь» Н. Панченко, «Нерв» В. Высоцкого, «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом» Ю. Левитанского, «Отпущу свою душу на волю» Ю. Кузнецова, «Выше радости, выше печали» В. Казанцева, «Безотчетное» А. Вознесенского, «Третий глаз» Ю. Мориц, «Ярило» В. Устинова, «Длина дыхания» Г. Русакова… – и это не считая одно-, двух- и трехтомников избранных произведений, которые зачастую заставляли нас по-новому взглянуть на облик и путь хорошо известных, казалось бы, мастеров стиха».

Автору этой статьи посчастливилось почти 20 лет общаться и 10 лет бок о бок работать в отделе теории Института мировой литературы (ИМЛИ) с крупнейшим литературоведом, критиком, публицистом, историком русской литературы Вадимом Валериановичем Кожиновым, который разделял два понятия – стихи и поэзия и который составил поэтическую антологию «Страницы современной лирики». Я неоднократно слышал от него высказывания, что разговоры о кризисе поэзии неправомерны: поэзия 70-80- х годов в России «процветает». Кожинов собрал свою знаменитую антологию «Страницы современной лирики» из 12 лучших поэтов – Алексея Прасолова, Николая Рубцова, Владимира Соколова, Анатолия Жигулина, Глеба Горбовского, Станислава Куняева, Анатолия Передреева, Василия Казанцева, Алексея Решетова, Олега Чухонцева, Эдуарда Балашова и Юрия Кузнецова.

Какие смыслы они несли? Смыслы поэзии несколько отличаются от смыслов прозы или критики: если она подлинная, то в центре любого лирического стихотворения человек с его переживаниями красоты и целостности мира. В 70 –е и особенно в 80-е у человека, жившего в СССР, нарастала подспудная тревога, что эта целостность может быть нарушена и что хрупкий мир, страна может погибнуть либо в результате войны ( в одном из своих лучших стихотворений либерал Евгений Евтушенко выразил это чувство с помощью вопроса: «Хотят ли русские войны?»), либо в результате издержек научно-технического прогресса (об этом прекрасно сказал Юрий Кузнецов в своей «Атомной сказке»), либо по причине нравственного разложения или в результате утраты чувства родины (призыв Рубцова «Россия, Русь, храни себя, храни!» выглядит почти заклятием против такого сценария для отечества). Пожалуй, предчувствие утраты той хрупкой гармонии, которую страна и мир завоевали к 70-м годам – это главный смысл, который можно вычитать в той лирике:

И чья-то настольная книга

Должна трепетать на земле,

Как будто в предчувствии мига,

Что всё это канет во мгле.

(Вл. Соколов)

В 80-е годы работали разные, преимущественно либеральные по духу поэты – С. М. Гандлевский, О. Седакова, В. Филиппов, В. Соснора, Д. Волчек, Ю. Арабов, Т. Кибиров, И. Шкляревский, А. Межиров, А. Кушнер и многие другие авторы. Если сравнивать этих очень разных мастеров рифмы с поэтами кожиновской антологии и попытаться выделить главные смыслы творений этого поэтического лагеря, то нужно признать, что они в гораздо большей степени замкнуты на себе и своих субъективных переживаниях, нежели на судьбах страны, в которой жили. Обобщая и упрощая смыслы, излучаемые этой поэзией (при том, что это были уникальные поэты со своим лицом), нужно признать, что у них, конечно, было своё предчувствие перемен, которые ожидали страну, но это была вовсе не тревога за державу, а желание, чтобы скрепы, её держащие, до основания разрушились и страна как можно быстрее вошла в «цивилизованный мир».

Литературная критика 70- 80-х годов

Литературная критика этих лет сыграла немаловажную роль в формировании тех смыслов, влиявших на сознание читающей публики, которая тогда была весьма многочисленной. Вся страна превратилась в огромную избу-читальню: стоило появиться какому-то талантливому, острому или необычному произведению, о нём быстро становилось известно в самых разных уголках нашей тогда могучей державы. Литературная жизнь тогда вращалась вокруг толстых журналов, бывших главными источниками рождения смыслов. И они делились на либеральные («Новый мир, «Знамя», «Октябрь», «Юность», и «Иностранная литература», воспринимавшаяся как окно в западный мир) и патриотические, почвенные ( «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия» , «Огонёк»), ставший ультра-либеральным после прихода туда В. Коротича. Журнал «Дружба народов» выполнял интернациональную функцию.

В литературной критике тех лет было немало партийной идеологизированности. Три главных потока смыслов (партийно-официозный, демокртический и патриотический ) создавали достаточно насыщенную интеллектуальную атмосферу времени. Либеральным критикам, степень тогдашнего публичного либерализма и свободомыслия которых , конечно, не стоит переоценивать ( Е.Шкловский, И. Дедков, С. Чупринин, А. Марченко, А. Латынина, Н. Иванова, Ст. Рассадин, Б. Сарнов, Д. Урнов, Ю. Буртин, многие из которых были связаны с линией, проводимой «Новым миром») противостояли критики патриоты, почвенники, сторонники классической традиции (С. Викулов, М. Лобанов, Е.Осетров, С. Лесневский, В. Кожинов, С. Куняев, В. Бушин, Ю. Лощиц, В. Гусев, А. Ланщиков, Ю.Селезнёв, Т. Глушкова, М. Любомудров, О. Михайлов, В. Чалмаев, В. Бондаренко). Были те, кто проводил официальную партийную линию (Ю. Суровцев, В. Оскоцкий, Е. Сидоров, А.Дементьев, Ф. Кузнецов), но с началом перестройки они (за исключением Ф. Кузнецова) перешли на либеральные позиции.

Центристом пытался быть и В.Я. Лакшин, основательный и фундаментальный автор статей на самые разные темы – о шестидесятниках, Солженицыне, «Новом мире», Александре Островском, Михаиле Булгакове. Лакшин энергично защищал Твардовского от обвинений, а в конце жизни выступил против русофобии, начинавшей поднимать голову начале 90-х. К центристами, склоняющимися к либеральному направлению можно отнести таких критиков, как Л. Аннинский, И.Золотусский, И.Роднянская, А. Турков, И. Виноградов.

Все эти критики сосредоточенно осмысливали литературу и жизнь. Они видели, что со страной и народом происходят некие сложные процессы, которые свидетельствуют об отклонении от некоего правильного магистрального курса, который до конца не понятен никому, но ясно одно – нужны серьёзные перемены. Необходимость перемен они понимали по-разному – одни как необходимость возвращения страны к органическому, естественному для неё русскому пути, другие как отбрасывание советского опыта и интеграцию в западную цивилизацию.

Вопрос отношения к классическому наследию русской культуры и выбора национального пути обострился ещё в 70-е годы (известная дискуссия «Классика и мы» 1977 года) и вышел на первое место во второй половине 80-х годов. Конфликт между двумя смыслами и группами людей по поводу оценки происходившего в те годы в стране и перспектив дальнейшего движения начался ещё раньше перестройки и продолжается до сих пор.

Стоит отметить, что проблемы нравственного выбора и моральные смыслы литераторы-патриоты освещали в своих произведениях гораздо глубже, нежели писатели либерального направления, которые чаще писали о том, как, по их мнению, бесчеловечная государственная машина уничтожает свободы и права отдельной свободолюбивой личности. Конфликт между смыслами, которые исповедовал каждый лагерь тлел, но настоящей войны не было. И потому советские литераторы последнего извода могли еще встречаться на разных литературных мероприятиях, после которых были общие банкеты и разговоры. Но настоящий водораздел между патриотической и либеральной литературой произошёл в годы разрушения советского государства.

Перестройка и 90-е годы

«Мы ждём перемен!»– провозглашал Виктор Цой в 1989 году, когда перестройка уже была в разгаре. Общество поддержало этот призыв, и перемены наступили. Зафиксируем этапы этих исторических глобальных перемен, которые отразила литература.

1986-1991. Период разрушения старого советского уклада жизни и надежд на новое светлое будущее.

1991 -1993. От августа к октябрю. Период постепенного пробуждения от спячки, осознания опасности и сопротивления, закончившегося поражением здоровых сил.

1993 -2000. Период торжества либеральных сил, разделения народа на две части – большинства, главной идеей которого в этот период было выживание и активного эгоистического меньшинства, главная идея которого на тот период времени заключалась в обогащении.

2000 – 2014. Период медленного движения к суверенности и адаптации отдельного человека к рыночной реальности. Включал в себя множество промежуточных шагов.

2014 -2022.Период ускоренного движения к суверенности

2022-2025. Активная фаза борьбы за суверенитет. СВО как гибридная война с Западом.

Перестройка, и дальнейшие «рыночные реформы» привели к разрушению СССР и внесению новых смыслов в сознание и поведение огромного числа людей. Эти смыслы коренным образом отличались от предыдущих смыслов. Процесс грандиозных изменений происходил с одной стороны стихийно, как обваливаются стены взорванного дома, когда неизвестно, куда упадёт ближайший кусок стены. Но сам обвал, взрыв кем-то искусно планировался. Процесс обвала отразила литература, которая не только шла за жизнью, но и искусно направлялась в нужную сторону. Изменения, произошедшие с обществом и соответственно миром литературы были колоссальны и переформатировали весь литературный процесс. Изменилось всё – писатели, читатели, сам процесс чтения, герои, язык, сюжеты, темы, сюжеты, тиражи, система оценок литературных достижений, оформление книг. И, разумеется, поменялись смыслы, транслируемые литературой. Нельзя сказать, что литература умерла, но она серьёзно заболела. Изменения, коснувшиеся литературы, известны всем, кто участвует в ней или следит за нею, но важно ещё раз зафиксировать их системным образом.

В первую очередь изменились условия жизни писателя, отношение к нему со стороны власти, СМИ, читателей, особенно молодого поколения. Советский писатель был уважаемым человеком и на гонорар, полученный за публикацию средней по размеру повести в каком-нибудь толстом журнале он мог жить не меньше года. Власть обращала внимание на каждого более-менее состоявшегося литератора и даже если он не входил в число звёздных авторов, он всегда мог рассчитывать на публикации в центральных или местных литературных изданиях, на какой-то гонорар, на встречи с читателями, на путевку раз в год в писательский пансионат. Вхождение в дикий капитализм почти мгновенно обнулило все эти возможности. Писатель, поэт, критик, драматург, стал ненужным никому – ни власти, ни народу, особенно молодому поколению, ни коллегам. Его перестали издавать, издательства потеряли интерес к литераторам старой формации, прекратили обсуждать, читать, ему перестали платить. Общество снизило свой интерес к литературе, которая не могла конкурировать ни с телевидением, а затем – с интернетом.

Разумеется в подобной ситуации мотивация заниматься литературой резко упала.Это выразилось в оттоке молодых писателей из серьёзной литературы, в банальном уменьшении их числа, процессе, продолжающимся и сегодня, хотя в наши дни молодые поэты находят своё место в сетевых журналах.

Если посмотреть сегодня на возрастной состав писателей, то мы увидим, что это в основном люди 65-70 летнего возраста. Сейчас появляются писатели 30-35 летнего возраста, но гораздо меньше тех, кому сегодня 45-55, чья молодость пришлась на 90-е годы. Чтобы удержаться на плаву, привлечь внимание читателей к собственной персоне, писатель был вынужден переформатировать свой подход к литературе – писать сниженные, чаще всего дешевые по смыслу и эстетике вещи, потрафляя стремительно снижающимся вкусам масс. Это выразилось и в темах, и в сюжетах, и в героях. Человек труда, исканий, серьёзного содержания почти ушёл из романов и повестей, его место заняли бандиты, путаны, криминальные чиновники и правоохранители, секретарши, многочисленные прожигатели жизни, люди модных профессий. Внутренний мир этих героев просел как лифт, застрявший на минусовых технических этажах многоэтажного дома.

Изменилось и содержание, и авторская подача конфликтов. В изображении добра и зла авторские симпатии всё чаще стали переходить на тёмную сторону бытия, да и большинство конфликтов в литературе 90-х касались не столько противостояния добра и зла, сколько конфликтов между двумя лагерями зла, как конфликтуют между собой две криминальные группировки. Из литературы этого времени почти ушло присущее великой русской словесности сострадание к слабому, зато всячески поэтизировалась сила вне всякой морали. Ну и, конечно, патриотизм для массовой литературы и критики 90-х превратился в ругательное слово. Стала общим местом и антирусским мемом усечённая фраза английского поэта и критика Самюэля Джонсона XVIII века: «Патриотизм – это последнее прибежище для негодяев», хотя в полном виде она имела совсем иной смысл. Она была направлена прежде всего против «мнимого патриотизма». По мнению тех экспертов, кто специально занимался исследованием истории, смысл этой фразы скорее всего означал следующее: не всё пропало даже для отпетого негодяя, если он несмотря на свои пороки сохранил в душе любовь к родине, благодаря которой может совершить какой-то подвиг во имя страны, например во время войны.

Изменилось отношение к советскому прошлому – и в жизни, и в литературе. 4 июля 1990 года «Литературная газета» опубликовала статью Виктора Ерофеева «Поминки по советской литературе», где автор хлёстких романов плейбойской направленности назвал советскую литературу «крупноголовым идеологическим покойником» и в пух и в прах разгромил все три её направления: городскую, деревенскую и лейтенантскую прозу. Позднее в 1997 году этот автор издал составленную им антологию «Русские цветы зла» (название восходит к «Цветам зла» Бодлера), где утверждал, что зло являлось движущей силой русской литературы и отрицал русскую культурную традицию как таковую. Своеобразным откликом на этот профессионально сделанный пасквиль на русскую словесность явилось произведение Станислава Куняева «Любовь, исполненная зла», посвящённое литературе Серебрянного века, главной мыслью которой была идея, что причиной соскальзывания творчества большинства писателей этого направления явился разрыв с традицией, несущей добро.

Какие произведения были событиями во второй половине 80-х годов и на протяжении 90-х, в период явного торжества либеральных ценностей и пробивавшего себе дорогу постмодернизма? Разные критики полагают, что это был роман А. Битова «Пушкинский дом», ряд произведений Ф.А. Искандера («Сандро из Чегема», «Кролики и удавы», «Человек и его окрестности»), а также романы Ю. О. Домбровского «Факультет ненужных вещей», Г. Н. Владимова «Верный Руслан», А. В. Жигулина» Чёрные камни». Набирает силу и тема сталинских репрессий, лагерей и тоталитарных жестокостей, публикуются книги А.И. Солженицына «Архипелаг Гулаг», В.Т. Шаламова «Колымские рассказы», В.С. Гроссмана «Жизнь и судьба», О.В. Волкова «Погружение во тьму». В.П.Астафьев в своих военных произведениях (повести ««Так хочется жить», «Обертон», «Весёлый солдат», роман «Прокляты и убиты») переходит почти на либеральные позиции в освещении трагических страниц войны. Писатели патриотического направления также создают свои полотна, освещающие жизнь в России и её историю со своих позиций. Они пытаются понять, что происходит в это время, иногда осмысливают прошлое (В.И. Белов публикует роман-хронику «Год великого перелома», повествующего о о трагических страницах в жизни русской деревни в 1930-х годах. В. Г. Распутин после своей повести «Пожар» 1985 года пишет очерки «Сибирь, Сибирь…», а также цикл рассказов. В. В. Личутин в эти годы создает историко-эпическую трилогию «Раскол» («Венчание на царство», «Крестный путь»; «Вознесение»). Л. И.Бородин пишет повесть «Царица смуты», а Ю.М. Поляков публикует быстро ставший бестселлером роман «Козлёнок в молоке». Единственным, по настоящему ярким поэтическим открытием для тех лет является много обещавшая, но трагически сгоревшая в огне времени фигура уральского поэта Бориса Рыжего.

Нужно честно признать – фундаментальных обобщающих произведений в то переходное время литература не создала, происходило накопление смыслов.

Литература первых двадцати лет XXI века

Насколько изменились разрушительные смыслы литературы 90-х годов в 10-х и 20-х годах, ведь жизнь постепенно становилась другой: на смену хаосу, всегда возникающему при развале империи, пришёл своеобразный буржуазный порядок? Конечно, изменения происходили – стабильность, приостановившая распад империи не могла не оказать на литературу хотя бы относительно благоприятное воздействие. Но это было связано не с сознательной государственной поддержкой (хотя появились и премии, и конкурсы, и более благоприятная, чем раньше возможность для публикаций), а скорее с динамикой жизни больших систем. Если они приходят в более упорядоченное состояние, то для входящих в них малых элементов – людей-творцов это скорее благо, чем зло. Ведь даже в эпоху брежневского застоя, из которого страна не смогла выйти правильно, талантливыми советскими писателями было создано немало ярких произведений. Но с другой стороны, нужно признать, что в 90-е годы, несмотря на происходящий развал страны ситуация в литературе была в чём-то благополучнее, чем в нулевые годы. Ещё были живы, писали и иногда издавали свои книги писатели – классики советской литературы (при всей разности их взглядов) – Юрий Нагибин, Сергей Залыгин, Даниил Гранин, Виктор Астафьев, Андрей Битов, Дмитрий Балашов, Леонид Бородин, Борис Чичибачин, Валентин Распутин, Фазиль Искандер, Анатолий Ким, Владимир Маканин, Виктор Лихоносов, Сергей Есин и многие другие достойные мастера пера.

Можно задуматься и спросить – если мы причисляем их к классикам, то почему они не создали обобщающих смыслов? Ответить на этот вопрос наверное должны историки литературы, но можно предположить, что если речь идёт об осмыслении исторического слома, то трудно требовать быстрых обобщений и реакций на текущие события от весьма пожилых людей, многие из которых могли только завершать начатое, как Леонид Леонов, закончивший свою эпопею Пирамида» в 1994 году. Об этом произведении ( писавшемся почти 50 лет, но так и оставшемся незавершённым и потому художественно рыхлым – писатель в последние годы ослеп), однако полного глубоких смыслов, следует сказать особо. Уникальность «Пирамиды» в том, что главным героем романа-эпопеи являются не только отдельные люди и семьи, но и всё человечество, на которое писатель пытается смотреть с высоты космического полёта, глазами ангелов и инопланетных существ. Это и финальный роман Серебряного века, и супер-текст с исключительной многоплановостью сюжетов и смыслов, и в тоже время роман-теодицея, и православное произведение, смысловой и эстетический замысел которого сам писатель определяет загадочной фразой «размером в небо и ёмкостью эпилога к Апокалипсису», поскольку Леонов допускает, что человечество настолько погрязло в раздорах и бездуховности, что Творец может отозвать свой проект и позволить людям уйти с земного плана бытия. К сожалению, это произведение осталось в рыночную эпоху, да и сегодняшний день незамеченным, поскольку оказалось не по зубам не только читателям, но и коллегам по цеху.

В 90-е годы писали и активно издавались писатели либерального направления. Наиболее значительными среди них были такие авторы как Георгий Владимов, Венедикт Ерофеев, Аркадий и Борис Стругацкие, но они начали раньше. (Попутно заметим, что мнению известного писателя-фантаста, Э.В. Геворкяна советская и перестроечная фантастика не смогла предложить читателю увлекательного образа будущего и таким образом отдала идеологическую власть над умами Голливуду, который сделал своё дело гораздо более профессионально и масштабно). Кроме того, 90-е годы представляли собой последнюю эпоху бумажной литературы, которую читающая генерация любит и до сих пор: интернет-чтение утвердилось в нулевые годы и его объём постоянно рос.

90-е и особенно нулевые годы – период, когда появилось немало поэтических школ и направлений, относящийся к андеграунду, который вышел на поверхность и восходил ещё к советскому времени. Павел Заруцкий выделил 11 основных групп советского поэтического андеграунда, существовавшего еще с оттепели. Некоторые из них умерли так же быстро, как начались («Филологическая школа», главными представителями которой были такие литераторы как Михаил Красильников, Юрий Михайлов, Александр Кондратов, Леонид Виноградов, Михаил Ерёмин, Владимир Уфлянд и Лев Лосев; «Ахматовские сироты», группа распалась быстро, но как отдельные поэты существовали долго и успешно – среди них были Евгений Рейн, Анатолий Найман, Дмитрий Бобышев, Иосиф Бродский., ленинградская школа, в которую помимо перечисленных выше авторов входили Елена Шварц, Виктор Кривулин, Сергей Стратановский). Все они пытались по своему воспроизвести смыслы, дух, эстетику Серебряного века, к которым прикоснулись через Ахматову. Важную роль в литературном андеграунде конца 70 годов играла группа СМОГ (Владимир Алейников, Леонид Губанов, Александр Пахомов, Владимир Батшев, Юрий Каминский и многие другие писатели и поэты, не сумевшие реализоваться официальным путём. СМОГ был школой нонконформизма и отказа от официальных литературных путей, ориентирующийся на самиздат.

Наиболее заметными среди других литературных групп были концептуалисты(Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Тимур Кибиров, Игорь Иртеньев). Именно концептуалисты закрепили тенденцию отказа от эмоциональности в поэзии в пользу серьёзных, но чаще игровых интеллектуальных концепций. Концептуалисты любили издеваться над советскими ценностями для чего использовали гротескные плакатные образы, социалистические идеи и ценности, ставшие штампами, провокативность, тотальную иронию, существование вне связи с традициями.

Серьёзной поэтической школой были и метареалисты (метаметафористы), начавшие ещё в 80-е годы (Алексей Парщиков, Александр Еременко, Иван Жданов, Илья Кутик, Владимир Аристов и Аркадий Драгомощенко). Смыслы, транслируемые этой группой литераторов в мир, опирались на идеи философа и поэта Константина Кедрова, считавший метаметафору возвращением к поэтической метафизике и философии русского космизма.

Нельзя не сказать и о Лианозовской школе, представленной такими именами как Е. Кропивницкий, Г. Сапгир, И. Холин, В. Некрасов, Я. Сатуновский, О. Рабин, Л. Мастеркова, В. Немухин. Её смыслы – самовыражение, отрицание официоза, эксперименты, бескомпромиссный снос всех канонов, использование языка окраин, борьба с советским мещанством. Может быть, она и просуществовала для того, чтобы обучить искусству свободы одного из самых талантливых русских писателей последних десятилетий – Эдуарда Лимонова, который на какое-то время к ней примыкал.

На стыке андеграунда и массового искусства возник феномен поющих поэтов, которые запели на публике в 60-е годы и продолжили своё творчество и в XXI веке. Поющие поэты Булат Окуджава, Александр Галич, Владимир Высоцкий, Юлий Ким, Юрий Визбор и другие менее яркие поэты, ставшие бардами привлекли внимание к поэзии, используя в качестве мощного усилителя аккорды гитары. Все перечисленные авторы были ярко выраженными либералами и их творчество, местами лирическое и очень талантливое, местами едкое и сатирическое, вызывало в 70-е и 80-е годы огромный интерес масс и в какой-то степени популяризировало и саму поэзию. Смысл их творчества удачно выразил в своей известной песне бард Олег Митяев «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Подразумевалось, что «мы» – это такие талантливые, свободолюбивые, противостоящие ненавистному «совку», открытые свободному западному миру люди. Наверное, в первые годы оттепели эти смыслы действительно могли выражать определённую правду в мироощущении народа, долгие годы вынужденного жить в суровых обстоятельствах и уставшего от этого. Но если взвесить пользу и вред «поющей поэзии» на весах исторической правды и высших смыслов, связанных с существованием самой России, то едва ли плюсов будет больше, нежели минусов. К тому же эта поэзия, будучи просто положенной на бумажный лист без волшебного эликсира гитарных переборов существенно поблекнет, чего никогда не происходит с теми стихами классиков, которые положены на музыку. Романс «Выхожу один я на дорогу…», напечатанный буквами, останется великим произведением в обеих своих ипостасях – музыкальной и текстовой, чего не скажешь о задушевном, но стилистически посредственном «Последнем троллейбусе» Булата Шалвовича. К исключениями, соединявшим талантливость исполнения с хорошим текстом на бумаге, можно отнести двух бардов, расцвет творчества которых пришёлся на 80–90-е годы – сибиряка Николая Шипилова и ростовчанина Геннадия Жукова.

Непубликуемая раньше дореволюционная и эмигрантская литература

В 90-е годы, несмотря на огромный кризис, читающую публику продолжал подпитывать поток эмигрантской литературы – к нулевым годам практически всё уже было издано и худо-бедно прочитано. Это были такие разные дореволюционные и эмигрантские писатели, которых заново открыла читающая Россия как философы В. В. Розанов, П. А. Флоренский, Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, Л. П. Карсавин, И.А. Ильин, Н.О. Лосский, Г.П. Федотов, прозаики и поэты В. В. Набоков, Ю. О. Домбровский, А.А. Ахматова, Н.С. Гумилёв, Б. Л. Пастернак, М.И. Цветаева, Н. А. Клюев, В. Ф. Ходасевич, Г.В. Иванов, И. С. Шмелёв, Вс.Н. Иванов, И. Л. Солоневич, Д. С.Мережковский, Г. Газданов, Б. Ю. Поплавский, Н.Н. Берберова, В. В. Варшавский, В. С. Яновский и многие другие). Смыслы, которые привнесли с собой писатели и мыслители прошлого, а также писатели-эмигранты первой волны были разными: это был и плач по России, которую мы потеряли, и попытки переосмыслить русскую историю, и стремление показать тёмный лик революции, и попытка понять сущность русского начала и русского национального характера, и желание осознать, кто мы в вековой цивилизационной борьбе Востока и Запада, и религиозный поиск, и многое другое. Но главный смысл, который каждый из перечисленных авторов привнёс в российское сознание, это понимание, что мы действительно на время потеряли великую культуру русского прошлого, но что она в какой-то степени сохранилась на Западе и что не нужно забывать об этой навсегда затонувшей русской Атлантиде.

Большую роль в создании смыслов русской литературы внесли литературные критики первой волны русской эмиграции, в качестве которых помимо собственно критиков выступали и публицисты и филологи, и литературоведы (В.В. Прозоров упоминает таких авторов, как Ю. Айхенвальд, А. Амфитеатров, А. Бем, П. Бицилли, B. Вейдле, В. Варшавский, М.Вишняк, Р.Гуль, Р. Иванов-Разумник, Ю. Иваск, Вл.Ильин, М. Каллаш, М. Кантор, Ю. Мандельштам, C. Минцлов, К. Мочульский, П. Пильский, В. Руднев, Д. Святополк-Мирский, М.Слоним, Ф.Степун, Г. Струве, Ю. Терапиано, И. Ульянов, М. Цетлин, И. Фондаминский), и русские религиозные философы, активно интересовавшиеся вопросами литературы ( Н. Бердяев, Б. Вышеславцев, В. Зеньковский, И. Ильин, Л. Карсавин, Н.Лосский, Г. Федотов, Г. Флоровский, С. Франк, Л. Шестов, П.Савицкий, Л.Карсавин, П. Сувчинский, Ф.Степун, В. Ильин и др.). Продолжая линию русской классической литературы Золотого и Серебряного века активно писали литературно-критические статьи эмигрантские прозаики и стихотворцы Г. Адамович, М. Алданов, И. Бунин, Н. Берберова, Г. Газданов, 3. Гиппиус, Б. Зайцев, Г. Иванов, Д. Мережковский, В. Набоков, М. Осоргин, Н.Оцуп, А. Ремизов, Н. Тэффи, В. Ходасевич, М. Цветаева, А. Толстой. Они спорили о русской литературе, а порой касались и советских произведений, которые до них доходили, оценивая их по-разному. Наиболее прозорливые из них, как И.Бунин суиел перешагнуть через аристократизм собственного художественного вкуса и высоко оценил подлинно народное произведение Твардовского «Василий Тёркин».

Нельзя забывать и о литературной эмиграции второй, послевоенной волны, которая была опубликована примерно в это же время и которая включала в себя таких одарённых авторов как Д, Кленовский, Б. Ширяев, И. Елагин, Ю. Иваск, Н. Нароков, И. Чиннов, В. Синкевич, С. Максимов, Б, Марков, В. Филиппов. Смыслы, которыми они поделились с читающей публикой, конечно, отличались от того, что пыталась донести до русского и западного читателя великая эмиграция, отчалившая из России из пылающего в огнях революции Крыма. Кто-то из них успел побывать в Гулаге, кто-то сумел избежать репрессий, но всё время страдал из-за страха выдать своё происхождение, многие напряжённо всматривались в будущее и искали возможность освободиться от тех травм, которые нанесли им суровые советские реалии, пытались продолжить линию, заданную русской классической литературой. Но не все так гладко было с этими авторами: тень сотрудничества с немцами, носившая характер работы с коллаборационисткими изданиями легла почти на всю вторую волну эмиграции. Самый яркий из них, создавший замечательное произведение «Неугасимая лампада», а также «Обзор современной русской литературы» Борис Ширяев открыл для себя христианство, будучи ещё на Соловках, сумел пронести огонь веры сквозь все тяготы войны и эмигрантской жизни. Однако он сотрудничал с коллаборационистскими газетами в оккупации и чтобы не быть выданным в СССР перешёл в католичество. Будут ли смыслы, передаваемые его наследием, безусловно полезными для современной России? Замешан в коллаборационизме также поэт и критик Юрий Иваск, создавший яркие стихи и множество статей о русской литературе, а также выпустивший несколько антологий эмигрантской поэзии, и Иван Елагин. Свободны от сотрудничества с нацистским режимом были только Дмитрий Кленовский и Валентина Синкевич. Остальные участники второй волны эмиграции после войны почти все переехали в США, где преподавали литературу в университетах и занимали чаще всего антисоветскую позицию, хотя борцами с советским режимом не были.

Смыслы, которые несла в себе литература, созданная эмиграцией третьей волныразделилась на чисто враждебные по отношению к нашей стране как такой, включая и советскую, и демократическую, Россию, и на более сложные идеологические конструкции. Одни эмигранты, часть которых отрицала советские ценности и советский период истории, но ориентировалась на русское религиозное возрождение (Александр Солженицын, Юрий Кублановский, Татьяна Горичева, Евгений Вагин, Олег Красовский), или же на либеральные ценности, провозглашённые после 1991 года ( Наум Коржавин, Василий Аксёнов, Георгий Владимов, Владимир Войнович, Фридрих Незнанский, Эдуард Тополь, Саша Соколов, Сергей Довлатов). Какая-то часть эмигрантов уехала, но не вернулась ( А.Д. Синявский, П.Л. Вайль, А.А. Генис, М.Н. Эпштейн, В.И. Алексеев ). Третья группа эмигрантов высоко оценивала именно советскую цивилизацию и радикально отрицала Запад (среди них нужно выделить Александра Зиновьева, Эдуарда Лимонова и отчасти Владимира Максимова).

Особняком стоял Иосиф Бродский, высланный из СССР в 1972 году, но связанный с эмиграцией третьей волны, «какой-то общей нервною системой», как говорил Николай Рубцов. Бродский был талантливее, а главное, культурнее подавляющего большинства эмигрантов и, конечно, был либералом, однако нужно признать, что в нём было определённое достоинство и принципиальность (вспомним, как он отказывался общаться в эмиграции с Евтушенко, которого считал осведомителем). Ну и, наконец, он, предвидя наше столкновение с Украиной и считая причиной этого конфликта украинский национализм не побоялся выступить против него и против его носителя – Тараса Шевченко, написал, что он на стороне Пушкина и не воспринимает «бредни Тараса». Сегодняшние либералы стараются этого не замечать или истолковать как наивность поэта, хотя назвать Бродского наивным никак нельзя – в нём сработала глубинная культурного имперца, составлявшая какую-то грань его сложной личности. Потому его бесстрашная готовность говорить о сложных вещах в атмосфере глупеющего и всё упрощающего мира, его ориентация на высокую русскую и мировую культуру и его имперскость (хотя, конечно, не стоит её переоценивать) может быть и есть тот главный смысл, который несёт его творчество. А переусложнённость его поэзии, за которую он (в отличие от Пастернака) держался до конца своих дней и за которую он был справедливо и доказательно раскритикован Солженицыным – как раз и мешает проявиться тем первичным смыслам, которые наверняка в его творчестве были. К тому же он писал о том, что придёт умирать на Василевский остров, но не сделал этого, хотя вполне мог (ведь наступила эпоха свободы), но предпочёл, чтобы его прах в 1996 году был развеян над Венецией.

Думается, что главные смыслы, полезные для России, можно поискать в наследии эмигрантов, сохранивших верность православной традиции или же тех, кто ценил советские достижения. Даже если кому-то из них были дороже ценности царской или, напротив, Советской России и они отрицали какой-то из этих периодов, все равно они в своём отрицании искренни и с другой стороны напоминают нам, что историю необходимо воспринимать целостно.

Литература «нулевых» годов и новый реализм

Если говорить о литературе нулевых годов, то она с одной стороны была полна надежд, связанных с обновлением политического курса, но с другой стороны с принимала утвердившиеся в литературным мире рыночные законы, где все продаётся. Литераторы, считавшиеся ещё в самом начале 90-х годов властителями умов, хотели они или нет, но стали рыночными игроками, и это привело к снижению качества литературы. Но Россия – слишком талантливая страна, чтобы все проиграть сразу. Литература, словно трава, стала прорастать через асфальт рыночной реальности. В этот период и в прозе, и в поэзии появились (и не могли не появиться) и прозаики, и поэты, и драматурги, часть из которых уже начала свой путь в литературе раньше, а другая часть стартовала совсем недавно. Среди этих авторов были и патриоты, и либералы, и авторы, которые пытались выстраивать свой путь вне литературных лагерей. Начав в нулевые годы, они продолжили писать и публиковаться и позже. Кто-то из них дожил до наших дней, кто нет.

В прозе нужно отметить таких авторов как Вячеслав Дёгтев, Николай Шипилов, Роман Сечин, Алексей Иванов, Ольга Славникова, Леонид Юзефович, Павел Санаев, Илья Стогов, Сергей Минаев, Алексей Варламов, Сергей Шаргунов, Александр Терехов. Нельзя сказать, что ими были созданы шедевры на уровне вершин классики, но нет никакого сомнения в том, что это высокопрофессиональные, думающие, активно ищущие авторы, которые хотели не только славы и успеха, но и стремились понять и отразить своё время.

Какие смыслы они воспроизвели? (Речь идёт о творчестве перечисленных авторов в нулевые годы, а не об их сегодняшних достижениях, которые интереснее дебюта). Скорее всего, они в той или иной степени точно описали реальность, как, например, это сделал одарённый журналист Сергей Минаев, довольно точно описавший социальное явление под английским названием «Духлесс». Но можно ли назвать этот социологический роман большой литературой? Смыслов же, которые не просто отражали время, но вели бы в будущее к большим горизонтам, эта когорта литераторов едва ли создала. Зато появилось литературное направление «новый реализм», который Сергей Шаргунов определил как ««пароль для того свободного поколения, которое преодолело унылый бред старопатриотов и старолибералов». К наиболее ярким представителям этого нового направления, отталкивающегося от постмодернизма, многие критики отнесли таких авторов как уже упоминаемый Роман Сенчин, а также Александр Карасев, Дмитрий Новиков, Денис Гуцко, Аркадий Бабченко, Герман Садулаев. Некоторые авторы относят к предтечам нового реализма «Эдуарда Лимонова». Одним из наиболее заметных идеологов и защитников этого направления можно назвать Андрея Рудалёва, а критиком Сергея Белякова. Несмотря на то, что перечисленные «новые реалисты» слабо связаны друг с другом и не похожи друг на друга в стилевом плане, общие смыслы, которые транслируют представители этого направления можно обозначить (несколько упрощая оттенки):

—как протест против мира, который несправедлив, и протест против бегства от этого мира в постмодернисткую игру,

—наличие бунтующего героя не от мира сего с элементами романтики,

—публицистические вкрапления в художественную ткань произведения как некая литературная норма,

-наконец, возврат к русскости, о которой писатели этой волны говорят, конечно, по –другому, чем это делал, скажем, Василий Белов, но от этого качества не отрекаются.

В это же время в России активно публиковался Эдуард Лимонов, основной смысл творчества которого ряд критиков определяет как концентрированную эстетику протеста, конфликта, выраженную в максимально искренней форме и затрагивающей темы социальной справедливости, русского мира, права человека на восстание. Его смыслы – это смыслы бунтаря, идущего против всех. Лимонов подчеркнуто антибуржуазен, максималистичен в своей предельной откровенности, наполнен культом брутальной эротики, преклонением перед силой, настойчивостью, волей, бесстрашием, жаждой обличения мира интеллигентов, комфорта, восхищением войнами, переживанием неизбежности революции. Он преклоняется перед красотой мужчин и женщин, при этом совершенно лишен романтического начала. Его тексты, рассказы и повести, созданные в жанре подчёркнутой простоты, кажутся лишенными какой-либо напыщенности и позы. Его нередко сравнивали с юродивым, только не церковным, а социальным. Смыслы, заложенные в его творчестве с одной стороны глубоко индивидуалистичны, с другой – он выступал как молодежный лидер и даже вождь, претендующий на объединение людей. Если попытаться понять, какие посылы несёт лимоновское творчество, то это апология максимальной страстности как таковой. Страстность присутствует в лимоновских текстах во всём – в любви, в отношениях, в достижении литературных целей, в своих попытках стать профессиональным революционером, причём эта страстность сочетает в себе и игру, и серьёзность.

Смыслы, читатель и рейтинги книжных продаж

Смыслы в литературе создаются не только писателями, но и читателями, либо прочитывающими те или иные произведения, либо тем или иным причинам игнорирующим созданные тексты. Читатель как бы досоздаёт смыслы, воплощённые волей писателя. Но и далеко не всё зависит от воли писателя, который вкладывает одно, а на выходе получается совершенно иное. Конан Дойль вообще не считал своего Шерлока Холмса серьёзной литературой, а полагал, что главный непреходящий смысл его творчества – это исторические романы. Но история распорядилась по-другому, и Конан Дойль остался в памяти людей как мастер великолепных детективов и ярких образов сыщика Шерлока Холмса и доктора Ватсона, а исторические романы писателя «Сэр Найджел» и «Белый отряд» …, кто сегодня помнит о них?

Хорошо об этом высказался Андрей Рудалёв:

«Всегда считал, что относительно художественного произведения дело десятое, какое послание в него вкладывал автор. Это не сканворд и не инструкция по применению. Важно насколько текст прочитан, как он развёрствывается в интерпретациях, которые могут радикально отличаться от того, что закладывал автор. Его работа важная, но это всего лишь этап в развёртывании текста, а у автора нет монополии на него».

Короче говоря, «нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся», а писатели и поэты не только сочинители текстов, но и своеобразные трансляторы смыслов, проходящих через них как через некий канал, и остаётся загадкой, почему одно какое-то, может замечательное произведение так и не стало литературным событием, а другое неожиданно стало. Конечно, прочтение текста зависит от многих вещей – от издательской политики, в стране, от системы поддержки литературы государством, от работы книжных магазинов, но последней инстанцией, достраивающей литературные смыслы является читатель. Но до него нужно донести лучшую литературу, что очень непросто, потому что на литературной арене не лучшие и глубокие, а пробивные, интернет подкованные, конъюнктурные. До сих пор не прочитаны очень талантливые прозаики и поэты и только потому, что они не готовы толкаться локтями и бороться за внимание с другими литераторами. И это опасная тенденция.

С этой точки зрения интересно взглянуть на рейтинг самых продаваемых писателей России за последние 20 лет. В сфере художественной литературы уже два с лишним десятилетия пальму первенства по числу продаж удерживает сравнительно небольшая группа писателей, часть из которых покинула Россию. Среди них – иноагенты Борис Акунин и Дмитрий Глуховский (будем надеяться, что их книги постепенно забудутся), легальные либералы разных оттенков Леонид Юзефович, Михаил Шишкин, Дина Рубина, Сергей Минаев, Гузель Яхина, Людмила Улицкая, Евгений Водолазкин, Дарья Донцова, детективщицы Александра Маринина и Татьяна Устинова, стоящий особняком Виктор Пелевин и немного патриотов – Захар Прилепин и Тихон Шевкунов. Как видно, либералы всегда были активнее, и всё это время их поддерживало и государство через близкие к нему издательские структуры.

Но, конечно, не нужно приписывать читателям главную роль в создании смыслов – они бы не смогли бы это делать, если бы их не подтолкнули к покупке той или иной книги издательства, книжные магазины, пиарщики, литературные критики, привлекающие внимание к той или иной книги за деньги или из любви к искусству. В условиях глобального рынка и манипуляции любыми видами внимания, в том числе и читательского самая сильная художественная книга просто не дойдёт до читателя, если к этому её не подведут книжные магазины литературные агентства, издательства и критики. Представим, что сейчас появился бы роман неизвестного автора, по глубине и мастерству находящийся на уровне «Братьев Карамазовых» или даже «Мастера и Маргариты» Какова была бы его судьба? Скорее всего, он просто потерялся бы среди книжных развалов, если бы на него не решились сделать ставку предприимчивые издатели.

Христианские смыслы прошлой и современной литературы

О том, что идейным , эмоциональным и духовным истоком великой русской литературы является Православие говорят не только деятели Церкви, но и сами писатели.

Художественная литература религиозной направленности (проза, поэзия, публицистика) не может не создавать смыслов по определению, причём смыслов высоких. Разумеется, таковыми эти смыслы становятся при наличии таланта и литературного мастерства, в противном случае и смыслы теряются, даже если в произведении заявлена религиозная тематика. В своё время В. В. Кожинов, сравнивая религиозность советского поэта Николая Рубцова и выдающегося исследователя христианской литературы Сергея Аверинцева утверждал, что, на его взгляд, Рубцов на внутреннем стихийном уровне гораздо религиознее Аверинцева, поскольку он отражает мир в его божественной гармонии и целостности. А Аверинцев, несмотря на его потрясающую учёность (за которую Кожинов его очень уважал) не смог создать подлинных стихотворений (хотя его поэзия переполнена христианскими терминами), по той причине, что он не имеет никаких оснований сочинять именно стихи, то есть не имеет поэтического таланта.

На наш взгляд наиболее яркими православными литераторами, творчески передающими живой дух христианства являются такие авторы как – уже ушедшие Новелла Матвеева, Юрия Вознесенская, Борис Споров, Юрий Ключников, а также Владимир Крупин, Владимир Малягин, Олеся Николаева, Дмитрий Володихин, Юрий Лощиц, Валентин Курбатов, Василий Дворцов, Константин Ковалёв-Случевский, Светлана Кекова, Николай Зиновьев, Мария Аввакумова, Анатолий Байбородин, Михаил Чванов, Владимир Вигилянский. Творчество этих авторов ценно тем, что они не пересказывают христианские ценности, но проявляют своё творческое начало и рождают художественные произведения, заряженные духом Православия. Своим творчеством они раскрывают глубину Богооткровения, предлагая верующему человеку быть не застывшим адептом высоких истин, а вдумчивой личностью, способной к обновлению и развитию.

Нужно признать, что сегодня немного христианских романов и в России, и во всём мире, хотя в прошлые времена было не так– подобные романы были и у нас, и на Западе. Взять хотя бы творчество Данте Алигьери, Сервантеса, Диккенса, Томаса и Генри Маннов, Генриха Сенкевича, Нормана Мейлера, Франсуа Мориака, Лью Уоллеса, Гилберта Кит Честертона, Джорджа Макдональда, Пер Лагервиста. В XX веке было также много высококачественных романов, описывающих церковную жизнь, или пронизанных высоким духом исканий и служения Высшему. Среди них «Дневник сельского священника» Бернаноса, «Женщины у берегов Рейна» Генриха Бёлля, «Сила и слава»Грэма Грина, «Письма Никодима Яна Добрачинского, «Ключи от царства» Арчибальда Кронина, «Варрава» Лагерквиста, «Томас Уингфолд» Джона Макдональда, «Иосиф и его братья» Томаса Манна, «Клубок змей» Франсуа Мориака, «Наполеон Ноттингхильский» Честертона, «Скандал» Сюсаку Эндо, «Мост короля Людовика Святого «Торнтона Уайлдера, «Родословная благодати» Френсиса Риверса, «Хроники Нарнии» Клайвс С. Льюиса. В России – это, прежде всего православный Фёдор Достоевский и искренне ищущий Бога, правда, вне церкви Лев Толстой.

В России наиболее православными по духу писателями и поэтами считаются Михаил Ломоносов, Гавриил Державин, Василий Жуковский, Евгений Баратынский, Александр Пушкин, Николай Гоголь, Фёдор Достоевский, Константин Леонтьев, Фёдор Тютчев, Сергей Аксаков, Николай Лесков, Алексей Константинович Толстой, Иван Тургенев, Иван Гончаров, Николай Гумилёв, Иван Шмелёв. Мощнейшим богоискателем был и Лев Толстой, а христианские мотивы можно найти у Афанасия Фета, Аполлона Майкова, Михаила Салтыкова-Щедрина, Алексея Писемского, Антлна Чехова, Александра Михаила Булгакова. В XX веке христианские тексты рождали Михаил Булгаков, Дмитрий Мережковский (хотя конечно, творчество обоих далеко от канонического православия), Анна Ахматова и Марина Цветаева (но обе гениальные русские поэтессы при всех своих многочисленных страданиях скорее писали на религиозные темы, чем пытались так жить), Георгий Иванов, Борис Пастернак.

Если говорит о современных авторах, создающих православные художественные тексты, близкие к темам церкви, то нужно отметить таких авторов, как Василий Никифоров-Волгин «Дорожный посох», Олеся Николаева, Ирина Богданова, Наталья Сухинина, Ирина Рогалёва, Владимир Крупин, протоиерей Александр Торик, митрополит Тихон (Шевкунов). Большую работу по собиранию современной православной литературы в единое духовное пространство, окормляемое Русской Православной Церковью ведёт издательский Совет Московской Патриархии, который руководит конкурсом изданий «Просвещение через книгу», имеющим благословение от Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Главной премией, объединяющей современную православную литературу и задающей высокие христианские смыслы является Патриаршая литературная премия имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, вручаемая «за значительный вклад в развитие русской литературы». И, наверное, лучше чем сказал Патриарх Московский и всея Руси Кирилл о православном взгляде на то, какой должна быть подлинная литература не скажешь:

«Критерием настоящей литературы является не изощренность форм и новаторство писательской техники, а устремленность к небу, творческий поиск Божественной правды. Очевидно, что любая литературная форма, сколь бы совершенна она ни была, без нравственного наполнения остается пустой и бесплодной.»

Апокалиптические смыслы русской литературы

Говоря о христианских смыслах русской литературы, нельзя не затронуть тему Апокалипсиса и связанные с ней темы возмездия, конца истории, Антихриста, которые можно найти у Пушкина, и у Гоголя, и у Достоевского, и у Блока, и Андрея Платонова, и у Леонида Леонова . Религиозный взгляд на данную проблему получает в нашей литературе своеобразное художественное преломление. В блестящей работе протодьякона отца, доктора исторических наук Владимира Василика и литературоведа Юрия Руденко «Философия и богословие в творчестве А.С. Пушкина» показано как темы Второго Пришествия, Страшного Суда и связанная с ними тема самозванства (а кто как главный самозванец мировой истории, как не Антихрист?) наполняют такие произведения как пушкинский «Борис Годунов» и гоголевский «Ревизор». Достоевский ближе всего подошёл к этой теме в Легенде о Великом Инквизиторе. Андрей Платонов в «Осударевой дороге», «Мирской чаше» и «Котловане» рассматривает тяжёлый пресс истории, тяжесть которого пришлось испытать тогда России и русскому человеку. Блоковские «Возмедие» и «Двенадцать» есть стихотворное прочтение апокалиптической темы. Леоновская «Пирамида» даёт свою версию Страшного Суда по отношению к человечеству, которое очень рискует не сдать экзамен на прохождение к «Новой земле» и «Новому небу». Писатели пишут об экстремальных ситуациях, через которые проходит русский человек на войне, в лагерях и в повседневности и которые являются своеобразной «репетицией Апокалипсиса», как высказался о тяготах XX века поэт, переводчик и эссеист Юрий Ключников. Можно быть уверенным, что новые испытания, через которые предстоит пройти нашей стране и народу в XXI века также будут рассмотрены русскими писателями в будущем через призму религиозной эсхатологии, которая только и может дать правильный взгляд на настоящее и будущее.

Наиболее яркие современные создатели необходимых смыслов

Произведения, которые заряжены национальными смыслами и созданы писателями, болеющими за судьбу своей страны представляют наибольшую ценность. Они могут иметь высокие рейтинги продаж, а могут по тем или иным причинам не иметь таких рейтингов, но главное, что они созданыглубокими и талантливыми авторами. Осознавая субъективный характер представленной здесь выборки авторов, назовём имена таких, наиболее значимых писателей-патриотов, которых можно назвать выразителями наиболее важных для страны смыслов. Заметим, что в условиях цивилизационной войны даже талантливые, высокопрофессиональные писатели-русофобы, такие как, скажем, Сорокин, Акунин или Улицкая не заслуживают какого-то либо разговора в силу разрушительности порождаемых ими смыслов для страны.

В прозе к таким наиболее талантливым и масштабным выразителям необходимых для страны смыслов на наш взгляд относятся Юрий Поляков, Захар Прилепин, Виктор Пелевин и Александр Проханов. Рядом с ними на наш взгляд можно поставить целый ряд авторов Владимир Личутин, Михаил Попов, Михаил Тарковский, Алексей Иванов, Николай Иванов, Владимир Крупин, Александр Терехов, Михаил Попов, Вера Галактионова, Лидия Сычёва, Михаил Елизаров, Александр Иличевский, Владимир Костин, Андрей Антипин.

Есть и писатели жанра массовой литературы, которые серьёзно влияют на читательское потому что за счёт острых тем, лёгкого стиля, умения найти болевую струну и затронуть нерв времени непременно будут читаться. Это такие писатели как игравший на этом поле ныне иноагент Борис Акунин, а также Олег Рой, Мариам Петросян и Сергей Минаев. Последний из перечисленных автор, сумел поставить нашему общество 2010 диагноз – бездуховность, которое он назвал иностранным термином «Духless», царящая на светских тусовках и корпорациях. Понятно, что по проникновению в глубины человеческого сознания романы Минаева нельзя ставить рядом с лучшими произведениями современной литературы, а по красоте стиля это далеко не Набоков. Но автора интересно читать, он как мало кто из писателей знает современную бизнесово-гламурную жизнь и пытается осмыслить её художественными средствами. В своё время критик Павел Басинский в рецензии на романы Александра Потёмкина, определил авторский подход к литературе, сказав, что Потёмкину в творчестве важно не «как?», а «что?» Думается, что это в полной мере применимо и к Сергею Минаеву.

В поэзии это Николай Зиновьев, Виктор Кирюшин, Геннадий Иванов и недавно ушедшие Юрий Ключников и Валентин Сорокин. Опять-таки рядом с ними можно отметить таких ярких поэтов, как Юрий Кублановский, Константин Фролов-Крымский, Владислав Артемьев, Михаил Кильдяшов, Владимир Берязев, Светлана Кекова, Алеся Николаева, Максим Замшев, Александр Орлов, Сергей Арутюнов, Алексей Шорохов, Максим Лаврентьев, Виктор Куллэ, Влад Маленко, Игорь Витюк, Игорь Караулов, Никита Брагин, Александр Ананичев и, конечно, Александр Проханов-поэт. Очень талантливым поэтом, не перешагнувшим провинциальной известности был два года назад почивший поэт из Новосибирска Александр Денисенко. В критике, которой сегодня мало чисто количественно таким творцами национальных смыслов можно считать Вячеслава Лютого, Алексея Татаринова, Владимира Бондаренко, Андрея Рудалёва, опять-таки, Сергея Арутюнова и конечно, Павла Басинского, помимо критических статей, создавшего несколько интересных романов («Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина», «Скрипач не нужен», «Алиса в русском Зазеркалье. Последняя императрица России: взгляд из современности. Роман-диалог») и серии книг, посвящённых великим писателям Льву Толстому, Максиму Горькому, русскому святому Иоанну Кронштадскому. Рядом с ними можно обозначить таких авторов как Анатолий Салуцкий, Геннадий Красников, Юрий Павлов, Сергей Куняев, Кирилл Анкудинов, Лев Данилкин, Марина Кудимова, Андрей Воронцов. Яркие и интересные статьи на грани литературы и культурологии, как и тонкие стихи, пишет заместитель главного редактора газеты «Завтра» Владимир Винников, иногда выступающий под псевдонимом Георгий Судовцев. Порядок перечисления имён не означает стремления автора выстроить какую-либо иерархию среди этих авторов во всех жанрах – время покажет, каким образом будет развиваться их судьба.

Нужно также назвать наиболее ярких представителей z—прозы (Дмитрий Филиппов, Алексей Шорохов, Константин Леушин) и z-поэзии (Дмитрий Артис, Игорь Караулов, Сергей Лобанов, Мария Ватутина, Анна Ревякина, Анна Долгарёва, Инна Кучерова).

Подчеркнём ещё раз, что не претендуем на окончательность своей точки зрения и осознаём, что либералы в литературе наверняка выстроили бы свой ряд гениев и талантов, в который наверняка бы вошли профессиональные литераторы- иноагенты Владимир Сорокин, Борис Акунин, Дмитрий Быков и Людмила Улицкая (проза). В поэзии в этот воображаемый список от либералов наверное вошли бы Александр Кушнер, Дмитрий Воденников, Ольга Седакова, Вера Полозкова (иноагент). В критике такими бы лауреатами от либералов могли бы стать Андрей Немзер (посмертно), Александр Архангельский (иноагент), Валерия Пустовая, Галина Юзефович (релокант). Или какую-то иную комбинацию имён и фамилий, которые создают смыслы, критические по отношению к России и её попыткам обрести не только политический, но и культурный суверенитет.

Нужно сказать и о самых ярких переводчиках (прежде всего поэтических, потому что именно этот вид переводов требует наибольшего литературного мастерства, сопоставимого с авторским уровнем). Чтобы создать шедевр в жанре поэтического перевода, нужно самому быть поэтом. Переводчики доносят до нас бесценные смыслы мировой поэзии. В прошлых двух с лишним веках мощными мастерами художественного перевода были, на наш взгляд, такие авторы, как Михаил Ломоносов, Василий Жуковский, Александр Пушкин, Евгений Боратынский, Михаил Лермонтов, Павел Катенин, Константин Батюшков, Афанасий Фет, Фёдор Тютчев, Леонид Мей, Алексей Толстой, Аполлон Григорьев, Иннокентий Анненский, Константин Бальмонт, Николай Гумилёв, Иван Бунин, Осип Мандельштам, Валерий Брюсов, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Юргис Балтрушайтис, Михаил Зенкевич, Владимир Набоков, Корней Чуковский, Самуил Маршак, Лев Эйдлин, Иван Тхоржевский, Георгий Шенгели, Бенедикт Лифшиц, Юрий Левитанский, Леонид Мартынов, Яков Козловский, Александр Левик, Вадим Козовой, Юрий Корнеев, Александр Межиров, Михаил Лозинский, Михаил Гаспаров, Виктор Топоров, Павел Грушко, Дмиторий Щедровицкий, Михаил Яснов, Александр Гитович, Евгений Витковский, Борис Ярхо, Станислав Золотцев, Владимир Микушевич. Сегодня нужно выделить таких высоких профессионалов, как Вячеслав Куприянов, Григорий Кружков, Марина Бородицкая, Глеб Шульпяков, Всеволод Багно, Михаил Синельников, Александр Сенкевич, Валерий Латынин. И конечно, нужно сказать и о пока ещё не осмысленных достижениях сибирского поэта Юрия Ключникова, который перевёл и переложил с 40 языков мира 2700 стихотворений 400 с лишним мировых поэтов, живших в течение 43 веков – от шумеров до наших дней. Реализуя свой проект, по сути дела являющийся альтернативой западной культуры отмены, когда страны отказываются Шекспира за то, что он, по их мнению, неполиткоректно изобразил мавра Отелло, Юрий Ключников предвидел, что неизбежная цивилизационная война скоро наступит, и мы окажем за «железным занавесом», но при этом, учитывая навязанную цифровизацию, можем оказаться в значительной степени отрезанными от мировой культуры.

В российской фантастике лучшие авторы рождающие смыслы и способные заглянуть в будущее также есть умы и мастера, неравнодушные к судьбам России. Они понимают, что в их руках находится ключ к грядущему бытию мира и России и потому творят свои сочинения. Лидером этого направления был недавно ушедший Василий Головачёв, а сегодня таковым является прежде всего Сергей Лукьянено, а также Вадим Панов, Роман Злотников, Остап Стужев, Эдуард Геворкян, Алексей Калугин, Павел Шушканов, Светлана Свирина. Мила Бачурова, Алексей Пехов.

Какие смыслы несут произведения перечисленных выше совершенно разных авторов?Если говорить в целом, то творчество этих писателей о человеке, о его пути в современной России и о России. Писателей интересуют самые разные вопросы – что происходит на Донбассе, почему СССР распался, что в прежней советской России было не так, а что достойно того, чтобы оно было взято в будущее, как стране обрести подлинный суверенитет, почему народ продолжает вымирать, духовно спать и не желает мобилизовываться, почему среднестатистический россиянин почти также доверчив, как и в начале XX столетия, как уберечь национальную культуру от разложения, как должен вести себя современный человек, в чём главные ценности России, и многие другие идеи. Рассмотреть, как реализованы эти идеи в творчестве каждого из перечисленных литераторов не представляется возможным по объёму, который потребовал бы отдельной книги. Приходится выбирать самое главное.

Нельзя не назвать и известных состоявшихся литераторов с более сложным мировоззрением, которые не являются ни чистыми однозначными либералами, ни авторами определённой левой или правой патриотической ориентации – Евгений Водолазкин, Павел Басинский, Всеволод Емелин, Алексей Иванов, Алексей Варламов, и другие авторы, которые и в художественном смысле не придерживаются ни жестких традиционных форм, ни радикального экспериментаторства. Они безусловно высокие литературные профессионалы и смыслы, создаваемые ими разнообразны, и определить, насколько выбранная ими линия будет востребована, покажет время.

Смыслы творчества четырёх

Рассмотрим смыслы творчества четырёх, на наш взгляд наиболее крупных прозаиков современной России, фамилии которых, по странной иронии судьбы, начинаются на букву «п».

Творчество Юрия Полякова, писателя многогранных талантов (он и прозаик, и публицист, и драматург, и поэт) – это сплав лирики с её любовью к человеку, юмора и иронии, которая может быть разрушительной, а может – и спасительной, бесстрашие в изображении трагедии, беспощадный реализм, стремление понять логику власти в её отношении к народу, которое нередко бывает казённым, попытка осмыслить соотношение успеха и счастья, заглянуть в глубину человеческой души и увидеть, как зарождается любовь и как она проходит испытания. Писатель рано вошёл, можно даже сказать ворвался в литературу благодаря своему таланту, образованности, острому взгляду, умеющему сразу увидеть суть проблемы, смелости в изображении власти, будь то её отдельные представители или система. Первые книги Полякова – «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Демгородок», «Апофигей» несли в себе критические смыслы по отношению к позднесоветскому устройству государства и общества: писатель словно предвидел крах системы и предупреждал об этом. Его последующие главные произведения – «Козлёнок в молоке», «Замыслил я побег…», «Грибной царь», «Гипсовый трубач» , «Любовь в эпоху перемен», «Совдетство» наполнены неказённой любовью к отечеству, ощущением внутренней правды как ценности, отрицание лжи. Нельзя не сказать о такой эмоции, которая казалось бы отрицает любовь – иронии, которой на страницах Полякова немало. Но поляковская ирония, хотя и последовательная, меткая и сконцентрированная (он каким-то удивительным образом одновременно наследует и развивает сатирические линии Салтыкова- Щедрина и Зощенко, и юмор Чехова), но не злая. Писатель показывает метания современного человека в эпоху перманентных перемен и одновременно характерной для России повторяемости одних и тех же экзистенциальных ситуаций, когда герою так же, как и в далёком XIX веке приходится делать выбор между добром и злом, жертвой во имя чего-то светлого, высокого и между личной выгодой, комфортом. Он является исследователем темы любви, о которой пишет свободно и без ханжества и где его интересует и человеческая психология, в том числе связанная с эротикой. Но при этом поляковская проза лишена и физиологизма и пошлости. В ней так много умных мыслей и афоризмов, принадлежащих и героям и автору, что он был вынужден издать отдельную книгу афоризмов. Сюжеты, авторская позиция, темы закручены у Полякова порой так непросто, что читателю, заворожённому внешней простотой изложения и вроде бы сделавшему выводы по поводу того или иного романа периодически приходится останавливаться и серьёзно думать, что же на самом деле сказал автор, как он на самом деле относится к своему герою. В изображении социальных тем и предвидении будущего через анализ тенденций настоящего писателю трудно найти равных – он как чуткий сейсмограф предвидит, во что разовьётся та или иная тенденция, только наметившаяся в жизни, на что справедливо указала в рецензии М. С. Бушуева. В 80-е годы он не один раз в своих произведениях устами разных героев предсказывал, что наступит эпоха самооплевания и отрицания всего советского, а с ним и русского. И как в воду глядел…

Поляков, утверждающий своим прозаическим и публицистическим творчеством непрерывность истории, одновременно и традиционен и современен, он – тонкий исследователь диалектики души, пытающийся понять как сегодняшнее счастье и неблагополучие человека вырастает из его прошлого, того советского детства, из которого мы выросли. По его тонкому наблюдению, человек, не любящий своего советского детства, не любит и современной России. Но защищая советские ценности, он всё время обращается к своим русским истокам – вспомним его замечательные публицистические статьи, в которых он признаётся, что чем он становится старше, тем больше ему хочется быть русским. Возможно, что именно эта смелая статья сыграла особую роль в судьбе писателя, который вскоре после её публикации потерял пост главреда в «Литературке». Впрочем смелости писателю не занимать – 6 октября 1993 года через два дня после расстрела Белого Дома он был первым, кто публично заявил: «я — в оппозиции к тому, что сейчас происходит в нашей стране».

Поляков в своей прозе неожиданно лиричен и наполнен чувством любви к своим героям и к жизни. Герои Полякова разнообразны, но главный смысл, которым, на мой взгляд, наполнена вся его проза, – это гимн человеческим поискам себя, которые делают его по-настоящему живым. Критик Алексей Татаринов отмечает богатство героев и психологий, проступающее сквозь страницы «Совдетства», о которой Дмитрий Каралис назвал «искромётной энциклопедией народной жизни, пересказанной от лица советского школьника; мир, в котором хочется жить, несмотря на все трудности и огорчения того времени»:

» Какие здесь разные герои! Перед нами простецы спасающей горизонтали, незаметно поддерживающие и питающие сложное бытие огромной страны. Счастье повседневности! Юрий может сделать вертикаль, работать ради нее – ибо суждено стать писателем. Важно, что в авторе и рассказчике нет невротичного, раненого Я. Есть протагонист, шагающий в юность».

Его герои не совершают каких-то невероятных подвигов, но они сохранили человечность и душевное здоровье, которого всем нам, в период господства «литературы травмы» не хватает. Но главным героем поляковской прозы является время, русское время – и наше, и советское, по которому он испытывает нескрываемую ностальгию и которое он при этом изображает без прикрас. Смыслы, несомые прозой писателя – в утверждении красоты мира, любви как главного начала человеческих отношений, незаметности героики обыденного, когда человек без громких заявлений скромно трудится и выполняет свои обязанности, но потом выясняется, что именно на таких людях держится жизнь. Читатель чувствует силу этой правды писателя и потому ценит и прозу, и пьесы, и статьи Полякова. А что может быть приятнее для писателя?

Виктор Пелевин на протяжении почти уже трёх десятилетий – один из самых раскупаемых писателей, творец мифов, создатель особого вида текстов, которые ни с чем не спутаешь. О нём много пишут, к нему неоднозначное отношение и редко встретишь людей, равнодушных к его творчеству: им или восхищаются или его ненавидят. Он – один из самых закрытых писателей России, в прямом и переносном смысле, который, подражая Карлосу Кастанеде, тщательно скрывает своё местопребывание и всегда ходит в тёмных очках. При этом все, кто писал о нём признают, что он очень современен и что каждое его произведение созвучно переменам, происходящим в России. Вспомним повесть автора «Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда», где главный герой коммерсант платит дань двум чеченским криминальным авторитетом, но после того, как их убивает капитан Лебедкин (какова аллюзия!) из Четвертого главного управления ФСБ по борьбе с финансовым терроризмом происходит «смена крыши» – он начинает платить капитану. Герои Пелевина – разные люди разных профессий и социального уровня, но в своей основе прежде всего духовные искатели.

Главные смыслы его творчества разнообразны – это и сатира на политиков, чиновников, олигархов, цифровизаторов, литературных критиков, но пожалуй главное, чему посвящены пелевинские тексты – это бегство человека за границы обыденного существования в некую параллельную реальность, создаваемую буйной фантазией постмодерниста, хорошо образованного в буддизме и восточной эзотерике. С самого начала его творчество было творчеством интеллектуала. Пелевинские герои бежали от советской действительности, от перестроечной реальности (она писателя почему-то не устраивала), бегут и от сегодняшнего рыночно-гламурного бытия в некие, созданные прихотливой фантазией автора вымышленные миры. Пелевин – магистр смысловой игры, которая на поверку нередко превращается в обесценивание смыслов – ведь если герои идут из ниоткуда в никуда, то каков смысл этой литературной сансары? Главный герой романа «Чапаев и пустота» тот самый адъютант красного командива Петька или Пётр по фамилии Пустота, соответствующей главной категории буддизма. Временами текст кажется очень далёким от литературы и напоминает словесный коллаж из текстуры модных журналов, айтишного сленга и восточной мудрости, применённой к нашей реальности.

Многие критики справедливо говорят, что творчество Пелевина – это по большому счету не художественная литература, а литература-памфлет полуполитического, полуэзотерического толка. Философия, исповедуемая Пелевиным, представляет собой смесь цинизма, иронии по отношению к традиционным ценностям, русским писателям, советским героям и в то же время довольно изощрённого толкования духовных учений. И поскольку язык автора довольно прост, всё это едва ли бы вызвало широкий интерес читателей, если бы не умение писателя создавать увлекательный и занимательный сюжет, приправленный весьма точным и остроумным объяснением сути происходящих в жизни и обществе процессов. Наверное, творчество Пелевина – это самый мощный выдох либеральной литературы, и интересно то, что писатель нередко издевается над либерализмом и литературными либеральными критиками, за что ненавидим многими из них. Писатель стал по сути лабораторией рождения и формулирования подобных объяснений, и читатель, особенно тот, что считает себя интеллектуалом, ждёт каждого нового романа Пелевина с нетерпением неофита.

Захар Прилепин яркий писатель, чьи произведения раскупаются всё больше и больше. В отличие от закрытого Пелевина, он писатель максимально открыт и публичен. Помимо литературы, он ешё и общественный деятель, и политик, правда не ставший заседать в Думе, и воин в чине подполковника, который побывал на полях сражений и во время чеченской войны, и во время Крымской весны, и в начале СВО, был подорван в автомобиле украинскими террористами и сейчас снова собирается на фронт. Как пишут многие критики, он не вошёл в литературу, а ворвался в неё и стал лидером поколения. Начинал он, как называют либеральные критики-недоброжелатели с «пацанской прозы», воссоздающей жизнь и психологию молодых людей, ищущих себя в радикальной патриотике лимоновского направления, и ранние смыслы, которые транслировала его проза, были смыслами протеста и поиска себя. Но затем писатель стал осваивать самые разные темы, включая такие как выживание в Гулаге и соответственно изменились смыслы его текстов, хотя многое вращалось вокруг темы выживания и обретения себя в экстремальных обстоятельствах.

Говорить о смыслах прилепинского творчества можно много, поскольку оно многопланово и автор интенсивно развивается, пробуя себя в различных направлениях. Он рождает художественные тексты, пишет статьи, создаёт произведения-биографии крупных писателей (Есенин, Леонов, Шолохов), выступает как сценарист собственных повестей, ведет телепередачи, руководит рок-группой. Он очень увлечён осмыслением феномена советской литературы, советских ценностей и темы социальной справедливости. Для его творчества характерна высокая степень идеологизированности, и он не скрывает своих левых убеждений и высокой оценки роли левой идеологии в русской и мировой цивилизации. Он отрицает не только идеологию, но и саму эстетику буржуазности. Владимир Бондаренко говорил, что Прилепин напоминает ему молодого Горького. Но будучи левым по своим взглядам, Захар Прилепин ни в коем случае не троцкист, для которого идеи мировой революции важнее интересов страны: он является убеждённым державником и патриотом России. Родину нужно защищать, и его герои едут на войну, как и сам Захар. Его занимают темы национального предательства, и он на протяжении многих лет вёл и до сил пор ведёт страстный спор со многими либералами.

Прилепина иногда упрекают, что он как автор не поднялся над своими героями, что эти герои-патриоты показаны им не просто натуралистически, но и с неким упоением их животной силой и брутальностью, и что такие персонажи не совпадают с идеалами русской воинской традиции. Многим критикам, особенно женщинам, кажется, что писатель изображает других женщин в основном физиологически, но чего ещё можно ожидать от вчерашних пацанов (вспомним, что раннюю прилепинскую прозу критики окрестили «пацанской»), оказавшихся в суровых окопах? Другие критики справедливо напоминают, что война – отнюдь богадельня и не пансион благородных девиц, а величайшее испытание человеческого духа, взбламучивающее со дна народной души порой ужасающую муть, поэтому требовать соответствия литературных героев-воинов неким идеалам Святой Руси значит требовать невозможного.

Смыслы, наполняющие произведения Прилепина, разнообразны – добро и зло, проступающие в экстремальных обстоятельствах, куда автор помещает своих героев, сила и слабость, проявляемая людьми в экстремальных обстоятельствах, ценность жизни, которую легко потерять, но можно сохранить так, что будет утеряна честь, русский мир, который постоянно атакуется враждебными силами ( этой темы Прилепин касается чаще всего в своей публицистике), красота и счастье, невозможные без любви, сила человеческого духа, которая всё равно пробивается сквозь любые препятствия и обстоятельства.

Говоря о Прилепине, как о писателе, нельзя пройти мимо его публицистики. Может быть самое главное в ней и в его телевизионно- просветительской деятельности то, что он как никто другой мощно и последовательно пропагандирует левую идею в русской философии, истории и литературе. Кроме того, он раскрывает неизвестные имена в советской литературе, прозе, поэзии, которые остались незамеченными в тени растиражированных классиков.

Иногда художник спорит в нём с идеологом и побеждает, как это произошло в «Обители», где сила самого материала продиктовала автору реализм в описании зверств, происходящих в лагере, хотя казалось бы Прилепин как социалист не должен был так разоблачать изнанку социализма. Но он не побоялся этого сделать и от этого только выиграл как писатель. В своём последнем пока романе «Тума», посвящённом фигуре Степана Разина, которую некоторые восторженные поклонники прилепинского творчества сравнивают с шолоховским «Тихим Доном», писатель углубляется в художественное исследование русского характера и русской истории. Прилепин пытается осмыслить природу такого фундаментального качества русского характера как воля, опоэтизировав его на примере казачества, которое он сравнивает с неостановимым ледоходом. Правда понять, что происходит с русским характером, когда он сталкивается с другой силой, сумевшей-таки обуздать казачью вольницу и надломить её, можно только прочитать Шолохова. Писатель «замахнулся на самого Шекспира» – Шолохова, издав его художественную биографию, нов своём творчестве пока ещё только подошёл к этой литературной вершине XX века.

Александр Проханов принадлежит к другому поколению, чем Поляков, Пелевин и Прилепин. За свою длинную жизнь он сделал очень много – создал 53 романа, которые он определяет как единый роман, части которого носят разные названия, написал прекрасные стихи, поэмы и даже рок-оперы, написал несколько сотен восхитительных кратких статей, которые известны читающей публике как передовицы газеты «Завтра», объединил вокруг себя мощную команду пишущих литераторов и мыслителей, образовавших «Изборский клуб», вместе с которыми он открыл и сформулировал программу, по которой живёт и должна жить Россия. Эта глубинная национальная программа в своей совокупности называется в «Изборском клубе» «русскими кодами». Смыслы, наполняющие книги и статьи Проханова глубоки и разнообразны. Трудно найти крупного писателя в русской и советской литературе, у которого эти смыслы были бы проработаны столь системно и последовательно, как у Проханова. И это при том, что Проханов прошёл несколько периодов. Первый этап его литературной биографии связан с созданием производственных романов и исследованием того, как НТР влияет на личность человека. Второй период был связан с темой его посещения горячих точек на планете, вначале еще во времена СССР, когда он работал советским корреспондентом, а потом и на территории СНГ и России, когда Проханов возглавил газету «Завтра».

Поскольку для Проханова важен прежде всего человек, литературные произведения и статьи, которые он на эту тему писал, представляли собой большое художественное исследование, которое условно можно назвать «война и личность». Писателя интересует как человек ведёт себя на войне и какие испытания он проходит, какой нравственный выбор он делает. Третий этап, соответствующий написанию романа «Господин Гексоген» связан с погружением писателя в необъятную тему российского государства. Проханов не только государственник по своим идеологическим взглядам, но и ещё летописец этого государства,поскольку его творчество, по собственному признанию писателя, представляет собой постоянную гонку за ускользающим временем, которое он стремится запечатлеть своим пером. Но писателя интересует не абстрактное время как некая быстросменяемая череда событий, а время, превращённое в русскую историю с её таинственной логикой. Один из самых главных смыслов, наполняющих романы Проханова, – это непостижимая для человеческого ума сила, двигающая русскую историю, заставляющая страну, упавшую во прах, подниматься и расцветать снова. Этот смысл можно назвать тайной воскресения, ведущего к бессмертию. Задача человека – особенно того, кто претендует на власть, неважно на политическую или власть над умами, – не выпасть из этого исторического потока и не пойти против него, как это сделал в одноимённом романе герой Лемнер, а в жизни Пригожин. Писатель так определил своё творчество:

«Но по большому счету за всю жизнь я написал один-единственный роман. Да, он распадается на отдельные книги, подроманы — о том русском государстве, которое совпадает с данным отрезком моей жизни. Я двигаюсь вдоль этой синусоиды и пытаюсь ее зафиксировать, найти в ней её смыслы, её героев, её события. Я иду рядом с моей историей, я ловец истории. И каждую метафору, которая возникает в ней — будь то чернобыльская катастрофа или война в Африке — я осваиваю и превращаю в новую главу своего огромного романа».

Ещё один важнейший смысл прохановского творчества, воспеваемый в его романах и публицистике, – это труд. Он находит для этого понятия высшее обожествляющее его определение «религия труда», лучше всего сказать о котором может сам Проханов:

«В советское время труд был религией. «Владыкой мира будет труд», как писали тогда. Труд заменил народу Бога. У труда были свои религиозные праздники — День шахтера, День сталевара, День учителя. Был свой храм — ВДНХ, свои иконы — фигуры летчиков, академиков, которые украшали фронтоны зданий. И главная из этих икон — памятник Рабочему и Колхознице, этим новым Адаму и Еве, которые взлетают в небеса, показывая Господу молот и серп — орудия, которыми они достигли счастья и совершенства… А потом эта религия труда была разрушена, и на ее место пришла религия купли-продажи, пришла какофония рынка. В 1990-е все было построено на идеологии денег, ради них уничтожили все заводы, превратили всю страну в огромный «Черкизон». Но теперь религия труда возвращается — медленно, но неуклонно. Потому что Россия снова восстанавливается, ей нужно возрождать промышленность и разоренные научные центры, создавать свою элементную базу, чтобы не зависеть от тайваньских и китайских чипов… Воссоздание России требует огромного труда».

Проханов хочет видеть страну технологически могучей и в этом смысле он не обычный патриот-почвенник, оплакивающий разрушение деревень и природы. Он – патриот-технократ, который наделяет технику, служащую стране и народу особым смыслом, как бы одухотворяющим её. Писатель утверждает, что смыслы рождаются отнюдь не в кабинетах в результате мозговых штурмов интеллектуалов, пытающихся угадать заказ начальства. Подлинные смыслы для него сродни религиозным прозрениям. И, конечно, эти смыслы восходят к духовному уровню бытия, которое, по мнению Проханова, в России сохранялось при всех цивилизационных взлётах, надломах и переменах:

«Глубинное содержание российской цивилизации, меняя свои внешние формы, облекаясь из века в век в различные ризы и одеяния, оставалось неизменным в своей сокровенной сущности. Это была мечта об идеальном бытии, божественной гармонии, создающих справедливое царство, где нет насилия, гнёта, тьмы, попирания сильным слабого, богатым бедного. Где побеждена самая страшная, преследующая род людской несправедливость, — побеждена смерть».

Он перечисляет главные коды и смыслы, которых семь. Помимо уже упоминаемых кодов священного труда и воскрешения писатель говорит о коде взыскания самого государства и постоянного стремления к нему, коде русского чуда, помогающего национальному спасению в самых безнадёжных ситуациях, коде » общего дела, превращающего народ в гигантскую трудовую артель», код оборонного сознания, код Россия – душа мира, представляющий собой пожелание духовного спасения всему человечеству.

Прохановские герои, реализующие эти смыслы, – это сильные люди труда с государственническим мировоззрением, решающие в жизни поставленные перед ними задачи и находящиеся в состоянии постоянного выбора между личными задачами и служению некоему целому (народу, армии, силовому ведомству, Родине). Критики отмечают, что нередко они проявляют себя по отношению к ближнему как бы эгоистически, далеко не всегда входя в проблемы этих ближних, однако это продиктовано не столько себялюбием или выгодой, сколько соображениями дела.

Михаил Кильдяшов называет творческий метод Проханова не постмодернизмом, как обычно его характеризуют критики, а «сакральным реализмом».

Выводы и обобщения

Если подвести некоторые итоги и обозреть современную русскую литературу, то можно сказать, что она в основном сохранила смыслы, созданные предшествующими поколениями писателей, а кое в чём, благодаря огромному историческому опыту, пройденному страной в XX и в первой четверти XXI столетия преумножила этот опыт. Это связано с многочисленными трагическими страницами нашей истории и с различными испытаниями, выпавшими на долю нашего народа. Это был опыт исторического распятия, который Россия-Христос, как нередко называют нашу страну религиозные философы, вынесла на своих исторических плечах. Русский человек глубже осознал себя перед лицом бездны и потом есть шанс, что он с большей интенсивностью, чем раньше обратится к Богу (пока ещё сила веры уступает тому духовному накалу, с которым Россия жила в XIX веке). Современные писатели, поэты и критики, в целом уступая высокообразованным дворянам-словесникам по части образованности и общей культуры, тем не менее, благодаря опыту, помощи со стороны технологических новшеств, компьютера и интернета облегчивших доступ в мировую библиотеку, а также и появлению большого объёма гуманитарной литературы обладают большими возможностями для успешного литературного труда. Сохранение и накопление смыслового опыта позволяет предположить, что в будущем возможен и скачок литературы и создание новых художественных шедевров, которым аплодировали бы наши классики. Но произойдёт ли это, зависит от того, насколько глубоко это т опыт усвоен, и самими писателями, и читателями, и властью.

И возвращаясь к литературе, нужно признать, что без смысловых потерь не обошлось. Из главных потерь нужно назвать духовную чистоту и целомудрие, присущие русской литературе Золотого века. Во многом ушла глубина духовных вопросов, которые литература прошлого могла задать городу и миру. Писатели-классики прошлого побуждали читателя задуматься над глобальными проблемами бытия, переосмыслить собственную жизнь и попытаться её изменить к лучшему в нравственно-духовном смысле. Современная литература, вынужденная ориентироваться на рынок, известность, продажи (хотя с трудностями в продаже книг сталкивались и Пушкин, и Гоголь) гораздо больше, нежели раньше ориентирована на развлечение читателя, нежели на преображение его личности. Литература прошлого была более искренней и эмоциональной. Сегодняшняя литература гораздо чаще, чем раньше, представляет собой хорошо просчитанный рациональный продукт.

Признаем, что за героями, порождёнными среднестатистическим писателем N большинство людей не пойдёт, и этот писатель никого никуда и не поведёт. И дело здесь не только в авторе, но и в читателе. Книгочеи конца XIX – начала XX века были, пожалуй, более образованными и начитанными, нежели современный человек, ежедневно несколько сот раз проверяющий новости на своём гаджете и предпочитающий облегчённое чтение.

Однако и сегодня есть серьёзные современные писатели, думающие не только о своём коммерческом успехе. Потенциально они имеют все возможностей создать что-то великое в литературе, поскольку не оторваны от народа, как многие классики 19 века и не испытывают идеологического давления, как писатели века 20-го. Главное: не становиться зависимыми от рынка и не подстраиваться под сниженные запросы потребителей, жаждущих только развлечений.

Но для этого каждый писатель, имеющий подобный замах, должен проделать серьёзную внутреннюю работу и освободить себя от рыночной зависимости и необходимости подстраиваться под сниженные запросы читателей, жаждущих развлечений. Конечно, совсем не учитывать тенденций современного мира и изменений психологии читателей будет неправильно, однако основным мотивом подлинного писателя должно быть желание приблизиться к Истине, а не понравится толпе. Он должен выбрать, кто он – мастер слова или ловкий шоумен, играющий на публику и быть готовым к тому, что его не сразу поймут, однако продолжать упорную работу над словом, чтобы, в конце концов, создать свой шедевр.

Что же ещё утеряно современной литературой по сравнению с литературой Золотого века? Утрачены и глубина и масштабность художественных книг-открытий, которые создаются в тишине несуетным трудом человека, уверенного в своём будущем. Ярчайший пример – Лев Толстой, который не суетился и вместе с женой переписал «Войну и мир» не семь раз, а гораздо больше (экскурсоводы утверждают, что отдельные эпизоды были переписаны Софьей Андреевной до ста раз!). Суета может быть преодолена благодаря самодисциплине и элементам волевого самоограничения, благодаря установке на максимальное одухотворение создаваемого текста.

Современная литература, вынужденная в гораздо большей степени ориентироваться на рынок, известность, продажи (хотя с трудностями в продаже книг сталкивались и Пушкин, и Гоголь) в целом гораздо больше ориентирована на развлечение читателя, нежели на его преображение. Литература прошлого была более искренней и эмоциональной, сегодняшняя литература гораздо чаще, чем раньше, представляет собой хорошо просчитанный рациональный продукт. За героями, порождёнными среднестатистическим писателем N большинство людей не пойдёт, да и этот писатель никого никуда и не поведёт. И дело здесь не только в писателе, но и в читателе. Книгочеи конца XIX – начала XX века были, пожалуй, более образованными и начитанными, нежели современный, поверхностный человек, ежедневно несколько сот раз проверяющий новости на своём гаджете и предпочитающий облегчённое чтение.

Ещё одна проблема в том, что современными писателями, особенно молодыми, во многом утрачено ощущение литературной суверенности, которую ощущали и Пушкин, быстро преодолевший влияние французской поэзии, а также Толстой и Достоевский, весьма критически смотревшие на Запад и в нравственно-духовном и в эстетическом смысле. Сегодня же согласно исследованиям литературная молодёжь России при обучении художественному мастерству в значительно большей степени ориентируется не на русскую литературу Золотого и Серебряного веков, и тем более не на советскую литературу в её вершинах, но на индустрию американских романов. Запад привнёс в литературу как шедевры ХХ века: Фолкнера, Фаулза, Бредбери и других писателей, так и множество негативных тенденций, начиная от сниженной тематики и кончая уродливыми смыслами и героями.

Многое в литературной ситуации в стране зависит от того, насколько серьёзно отечественные писатели будут поддержаны властью, которой ещё предстоит найти правильную стратегию во взаимоотношении с писательским сообществом, издавна проблемным. Необходимо уйти и от стратегии тотальной гипер-опеки, присущей советскому государству, и от равнодушного игнорирования писательского сообщества, его интересов и проблем, которые были характерны до самого последнего времени. Государственно ориентированным писателям необходим продуманный госзаказ и аккуратная вдумчивая поддержка их творчества. Тотальная рыночная модель убивает подлинную литературу и культуру, превращая общество в безголовую толпу, утратившую гражданственность, а значит, не способствующую экономическому процветанию страны.

Какие литературные организации создают условия для рождения и воплощения в жизнь главных и нужных стране смыслов современной русской литературы?

Все организации, которые причастны к созданию подлинной патриотической литературы высокого качества. Это прежде всего Союз писателей России во главе с Владимиром Ростиславовичем Мединским, блестящим знатоком и популяризатором русской истории с позиции просвещённого патриотизма, написавший немало хороших и полезных для России книг. Он уже формулирует смыслы русской истории в своих замечательных телепередачах и книгах исторической тематики. Новое руководство СПР, прежнее руководство Союза писателей, вошедшее в новую команду, новые и старые московские и региональные секретари, и региональные отделения Союза. Министерство культуры и Министерство цифрового развития. Патриотические литературные газеты –», «Литературная газета», «Завтра», «День литературы», журналы «Наш современник», «Москва» «Молодая гвардия», «Роман-газета», «Дальний Восток», «Отечественные записки, «Север», »Берега», «Подъем», «Дон» «Донбасс»,«Сура»»Дети Ра», «Крылья (Луганск)», »Традиции и Авангард»,«Сибирь», «Бийский вестник», «Наука и Религия, «Историк», »Живая старина» и многие другие. Крупные издательства страны, такие как «Вече» (директор Л.Л. Палько, главный редактор С.Н. Дмитриев). «Книжный Союз», возглавляемый С.В. Степашиным. Все издательства, выпускающие качественную художественную и гуманитарную литературу. Руководители всех литературных конкурсов страны патриотического направления и команды, их проводящие. Литературные фонды страны, популяризирующие Издательский Совет Московской Патриархии и все издательств Русской Православной Церкви. Интеллектуальные клубы страны и прежде всего «Изборский клуб», возглавляемый писателем А.А. Прохановым, в который входят писатели Ю.М. Поляков и Е.Н. Прилепин и заместитель председателя которого В.В. Аверьянов, помимо философских статей тоже пишет яркие романы («Бесконечный спуск»), а также стихи, песни и статьи о русских кодах, а это и есть смыслы, проникающие в русскую литературу. Все библиотечные ассоциации страны и сами библиотеки. Театральные режиссёры, ставящие пьесы по произведениям русской литературы. Кинорежиссёры, экранизирующие классику и лучшие достижения современных авторов. Нелитературные СМИ, освещающие литературную жизнь и новости. Блогеры, пишущие на литературные темы с патриотических позиций. Чтецы, читающие публично стихи классиков и лучших современных поэтов. Читатели, читающие современную литературу и активно реагирующие на различные литературные события. И многие другие организации, которые тоже что-то делают в этом направлении.

Но кто же отвечает за производство художественных смыслов в России и кто должен отвечать?

На наш взгляд, если говорить об организациях, главной «кузницей смыслов» очень нужных литературе и стране должен стать Союз писателей России. И для этого должна быть по -новому настроена и выстроена вся работа Союза. Необходимо создать специальный совет, который будет обсуждать весь этот комплекс сложнейших вопросов. Роль этого совета должна быть не просто важной, но решающей для писательского сообщества. Совет может стать неким русским гуманитарным аналогом RENDа, с одной стороны вырабатывающим рекомендации по литературно-культурной политике государства, а с другой помогающим писателю разобраться в смысловом хаосе, правильно упорядочить который, к сожалению, пока не может власть. Если такой совет соединится с советом по духовной литературе, работа объединённого органа совета не должна сводиться только к теме церкви – смыслы, которые воплощает литература, шире, церковной тематики. С писателями, особенно молодыми нужно сознательно работать в этом направлении, их тоже необходимо ориентировать и если хотите просвещать.

Возможно к этой работе стоит подключить Литературный институт, чтобы возникла единая система подготовки писательских кадров. Государство до сих пор уходит от вопросов, связанных с идеологией. Вероятнее всего, причина в том, что нашим управленцам очень не хочется ассоциироваться с советской системой с её зарежимленностью и ограничениями свободы. Но без сомнения, некая система нравственных ориентиров нужна – без неё мы не выиграем цивилизационную схватку. Это становится понятным даже системным либералам. И совершенно очевидно, что вырабатывать эти идеологические ориентиры должны не только кабинетные методологи, способные написать скучные правильные брошюры, а в первую очередь, как раз творцы всех видов искусств, и конечно, писатели. Именно литература, наполненная положительными героями, которым захочется подражать, способна помочь стране отстоять суверенитет. Это вполне в духе русской традиции, где место академической философии в немецком системном духе занимала словесность. Культурный Запад и сейчас испытывает влияние идей Толстого и Достоевского. И весь русский философский Ренессанс Серебряного века тяготел к литературе.

Главный создатель поля литературных смыслов – писатель-мыслитель, сидящий за столом, освещённым символической свечой Пушкина, Толстого и Достоевского. Современный автор, конечно, гораздо больше классиков 19 века нуждается в поддержке, и всё-таки, «усовершенствуя плоды любимых дум», как говорил Пушкин, он «сам свой высший суд». И нельзя забывать – творческая атмосфера зависит от атмосферы в стране.

Какие смыслы должна отражать русская литература настоящего и будущего?

Давайте поставим вопрос прагматически и спросим себя – если литература есть общественно-национальное явление, полезное для развития личности, общества, нации и государства, то какие герои и смыслы нужны нам сегодня и завтра в условиях гибридной войны? Оттолкнёмся от того, что происходит сегодня в жизни России и попробуем предположить, так сказать, не вангуя, что скорее всего будет происходить в ближайшие десятилетия? Будем исходить из того, что литература всё-таки отражает жизнь (хотя если это великая литература, то она эту жизнь ведёт) и что писатель пишет о том, что происходит в жизни.

Основное содержание исторического бытия современной России – это цивилизационная, пока ещё не перешедшая в горячую стадию гибридная война с коллективным Западом, которая – будем реалистами – не закончится в ближайшее время.Цивилизационный конфликт, возможно, сменив форму, не завершится и скорее всего продолжится. Судя по настрою Запада, особенно Европы, война будет длительной. И даже если она не перейдёт в «горячую» стадию, информационное, психологическое, мировоззренческое, религиозно-духовное, экономическое противостояние будет продолжаться в течении десятилетий. Дыхание этой войны, её давление будет ощущаться каждым человеком. Отрицать это, надеяться на какие-то договоренности значит проявлять вопиющую наивность.

Слишком много было вложено в планируемое Западом стратегическое поражение России, слишком велика глубинная онтологическая ненависть западных элит к России, слишком крепка традиция постоянного обвинения России во всех смертных грехах, присущая западным политиками-русофобам и СМИ, слишком сильны кризисные экономические процессы на Западе, чтобы по-настоящему ими заниматься. Проще и привычнее найти главного внешнего врага – догадайтесь, кого в мире опять назначат таким врагом для Запада – и попытаться его уничтожить или максимально ослабить. Невозможно без последствий в течение нескольких десятилетий миллионами уст говорить о какой-то стране или народе с проклятиями и пожеланиями их гибели и не воплотить свою ненависть ни в какие действия. Заклинания работают. То же самое было и перед Первой мировой войной, когда даже гуманист Томас Манн призывал Германию обуздать агрессивную Россию, а перед Второй Мировой войной, когда немецкие газеты кричали о необходимости расширения жизненного пространства и о том, что Германия – юбер аллес!

Даже если мы в ближайшее время (год, два ) завершим украинскую битву на выгодных для нас условиях, неужели кто-то усомнится в том, что Запад не устроит какую-то разновидность гибридной войны в Приднестровье, в арктической зоне, в Калининграде, в зоне Прибалтики, в Белоруссии, в азиатском подбрюшье, в любом месте, где будет возможность? Даже если прямых боевых действий на территории РФ не будет, пока существует враждебно настроенный к России Запад, продолжения цивилизационной войны в том или ином виде не избежать. Литератор, не желающий понимать реальности, в которой живёт и перспективы, которые перед нами вырисовываются, по своей сути не зоркий и трезвый художник, а трусливый страус, не способный создать ничего не то, что великого но даже достойного.

Возможно, что правящая в Евросоюзе когорта русофобов уйдёт, как и правители ряда стран, но едва ли те, кто придёт им на смену, станут нашими друзьями или союзниками. И если в войне наступит временная передышка, едва ли стоит рассчитывать на новую оттепель– слишком много проблем предстоит решить. Нравится ему (и кстати нам тоже) или нет, но государству не уйти от каких-то законов и указов, ограничивающих права либерально настроенной части населения, с нежеланием которой длительное время терпеть какие-то лишения тоже придётся считаться.

Помимо чисто военной проблемы, российская экономика неизбежно столкнётся с проблемой изношенности инфраструктуры и основных фондов, неизбежностью крупных и региональных техногенных и экологических катастроф, издержками глобального потепления, волнами мирового финансового кризиса, недовольством населения от возрастающей фискальной нагрузки. Потому рано или поздно будет мобилизационная идеология с высокими жертвенными смыслами, чуждых «поколению тик-тока», придав новое звучание литературе, станет ядром социального заказа писателю-патриоту. Либеральные блогеры, идеологи, звёзды, чья позиция будет поддерживаться частью власти, считающей, что только «ослабленным поводком» можно сбивать протестные настроения широких масс, станут контрастным фоном.

Может ли литература, если она не бульварная и развлекательная, быть вне этого противостояния? Если не может, то что же она тогда должна отражать?

Во-первых, стране нужен беспощадный и точный диагноз того, что с нами происходит, выражаясь терминологией Шукшина. Ещё до СВО мы встали (хотя довольно робко) на путь исторического исправления ошибок, допущенных ещё в 90-е годы, когда демонтировали великое государство, построенное на огромных жертвах и накопившего очень большой позитивный опыт во всех сферах бытия. Но основная наша беда – половинчатость решений и частичность поворота на правильный путь развития, заключающегося в суверенитете во всех сферах бытия. Нет должной степени мобилизации, касающейся не только армии, но и тыла – Россия поделилась на сражающуюся и сидящую в кафе или у компьютера и перелистывающую новости. Спроси у каждого сидящего в кафе молодого человека – кто и почему сегодня наш геополитический противник и результаты могут обескуражить. Как жить тем, кто в тылу, о чём думать и куда стремиться никто внятно не сказал, главное не нарушай закон. Между тем противник, будь то националистические радикалы в Незалежной или профессиональный западные русофобы мобилизованы пожалуй поболее наших столичных молодых гедонистов.

Применительно к литературе – половинчатость заключается в , мешающее и государству создать наилучшие условия для развития литературы, и писателям творить произведения, правдиво и глубоко отражающие жизнь. Государство до сих пор продолжает опасаться хоть в чём-то походить на СССР, которое представляется чиновникам неким монстром, изнуряющим писателей цензурой и культивирующей партийную серость. Это всё, конечно, было, но количество звёзд, создающих художественные шедевры в 70-80-е годы, на порядок превосходило по уровню то, что существует сегодня. И всё потому что была среда, благоприятная для появления писателей, любящих литературу и желающих что-то сделать для своей страны. Половинчатость государственной политики заключается в том, что несмотря на немалые подвижки серьёзная художественная литература до сих пор недофинансируется (те же толстые литературные журналы) и недостаточно представлена в СМИ и потому находится как бы в тени других, гораздо больше поддерживаемых видов искусств – театра, кинематографа, эстрады. Нет госзаказа на высококачественные произведения, несущие те смыслы, которые нужны стране, произведений правдивых и пронзительных, какой всегда была настоящая литература.

Стране нужны новые положительные герои, созданные и воспетые новой литературой, которые стали бы примером для остальных людей. Герои правдивые, убедительные, яркие, за которыми захотелось бы пойти. Писатели должны собраться с силами и подсмотреть в жизни таких героев, которые только появляются и нарождаются и которые будут появляться чаще, если литература поможет личностному становление таких героев.

Сам писатель должен (конечно, он никому ничего не должен, но если хочет сделать что-то по-настоящему большое, то всё-таки должен), не дожидаясь, когда власть изменится в лучшую сторону или поможет материально, освободиться от иллюзий, мобилизоваться и постараться победить в себе склонность установку на рыночную конъюнктуру, которая приводит к измельчанию литературу и читателей. Он должен решиться создать что-то великое, что поможет стране в трудную для неё эпоху.

Очевидно, что страна должна выстоять в этой сложнейшей схватке цивилизационных миров, а это возможно только в том случае, если она будет не только сопротивляться, но и развиваться, меняться в лучшую сторону, преображаться, учитывая духовно-исторический опыт, который нашему народу пришлось пережить за тысячелетия своего бытия. Как это сложно будет жителям России и стране в целом, если западный мир продолжит разлагаться и заражать человечество продуктами своего духовного распада, а мы в условиях глобальной информационной прозрачности уже не сможем возвести между нами железный занавес?!

Но если мы как страна-цивилизация хотим победить, то должны наконец научиться в этой цивилизационной игре вдолгую планировать свою игру на ещё более длительные цели, чем это делают англосаксы. А это значит, что нашей литературой должен быть сформулирован новый герой и новые смыслы. Без идеи восхождения, совершенствования, преображения не обойтись, и ценность любого произведения должна измеряться тем, укрепляет ли оно страну этими восходящими к небу смыслами и героями или нет?

На наш взгляд, подлинным героем будущей России должен стать человек восходящий к совершенству, одухотворённый мастер жизни, способный отстоять страну, превосходящий всех врагов и по своему волевому потенциалу и терпению, и по степени своего самопожертвования, и по творческому потенциалу и по талантам, и по сумме знаний, накопленных человечеством и пропущенных им через себя. Ю.М. Поляков считает, что героем духоподъёмной русской литературы должен стать человек, прошедший через СВО и достойно продолживший свою подвижническую жизнь после демобилизации. Этот герой должен быть Героем с большой буквы, русским суперменом со знаком плюс, воином света и мастером жизни, традиционалистом и новатором в одном лице. Не будем забывать, что Америка совершила гигантский скачок после Второй Мировой войны именно благодаря культу суперменов, который продуманно внедрял в жизнь Голливуд. Да и СССР не отставал – Павка Корчагин тоже супермен, правда со своим трагическим ограничением.

Конечно, точнее, новейший русский герой, не должен превращаться в «белокурую бестию», русского Рембо или в Терминатора. Фирменный знак русской культуры и традиции – душевность, способность к состраданию, сочувствие к слабому и в этом сила нашего национального характера. Перефразируя Лао цзы «Слабое и мягкое побеждает сильное и твёрдое». А русская формула: «Сильное, сострадающее слабому будет всегда побеждать сильное, угнетающее слабое». В этом залог нашей победы над коллективным Западом.

Во имя русской победы на поле боя, в мирном состязании цивилизаций и даже на литературных ристалищах нам предстоит справиться еще с вызовом, который бросает нашей стране Искусственный Интеллект и с одной стороны овладеть всеми возможностями, которые он несёт, а с другой стороны сохранить наши лучшие душевные качества, сердечность и эмоциональную отзывчивость. Настоящий писатель, то есть человек, обладающий талантом, будет, в отличие от ловкого литературного ремесленника, должен пользоваться плодами ИИ в лучшем случае для справки, а писать все тексты сам. Если у него возникает соблазн подать на премию текст, сочинённый ИИ, пусть подумает с каким презрением на него глядят с Парнаса Пушкин, Достоевский и Гумилёв: «А для низшей жизни были числа..»

Говоря об отвечающих времени героях и смысловом поле, героях и смыслах, отвечающих времени, не уйти и от вопроса – формы. Какой должна быть патриотическая литература – классической, опирающейся на традиционные формы прозы и поэзии и отражающей эпоху только тематически, или же, включающей модернистские и постмодернистские способы письма? Поскольку Россия – страна исключительного разнообразия, то литература по определению будет разной. А какие стилевые тенденции начнут в ней преобладать, покажет время. Отделение от Запада, которое произойдёт не столько по нашему желанию, сколько по решению властных западных кругов, как это уже было после событий 1917 и после Фултоновской речи Черчилля в 1946 году, опустивших железный занавес, обернётся, на наш взгляд, разнообразной пользой, в том числе и в литературе, став основой, так сказать, «стилевого суверенитета».

Форма – вопрос вторичный, ею правят содержание, идейно-смысловая надстройка , сюжетно-фабульные линии. настрой автора. И в этом смысле показателен феномен Александра Андреевича Проханова, ярчайшего русского патриота с широким евразийским имперским мировоззрением, исключающим любой узкий национализм, и в то же время писателя с постмодернистской манерой письма. Он сумел оседлать постмодернизм, превратив его в художественный инструмент для решения русских целей и задач. И это делает творчество Проханова очень современным и выделяющимся из когорты писателей, пишущих как в стиле традиции XIX столетия, так и занимающихся исключительно формальными экспериментами.

Достоевский, говоря о Пушкине, подчёркивал его всемирность, и если мы ориентируемся на личность и творчество Александр Сергеевича как на высший идеал, нам не избежать некоего мессианства. Для русского писателя всегда были близки общечеловеческие и даже мировые задачи, поиск новых путей для выхода человечества из кризиса. Новая русская литература может и должна сформулировать эти спасительные истины, как для России, так и для всего мира, воплотив их в яркие художественные формы через Слово. А к литературе, затем к этим формулам и образам подтянутся другие виды искусства, то же кино, телевидение, СМ, книжные герои переселятся на другие площадки, освоят иные пространства.

Список главных смыслов и традиционные ценности

У кого-то может возникнуть вопрос о списке смыслов. На наш взгляд этот список во многом закрывает Указ № 809 о традиционных ценнстях. Их, как мы помним 17 – жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России.

Список открытый – по какой-то причине из него выпала такое важнейшее нравственное качество как честность, присущее всем сословиям, даже русскому бизнесу – вспомним «честное купеческое слово». Эти ценности всегда присутствовали в русской истории и как некие качества и привычные формы бытия, характерные для наших людей, и как некие государственные программы, и как общественные инициативы. Традиционные ценности становились живыми смыслами русской литературы, отражающей черты нашего национального характера. Если мы возьмём русскую классику, то все перечисленные ценности в ней присутствуют, может быть только тема прав человека затрагивалась нашей литературой по касательной, хотя связанная с ней тема несправедливости не просто изучена, а пропахана нашей литературой вдоль и поперёк. Конечно, поэт не должен сочинять стихи на тему традиционных ценностей, если он русский поэт, он должен нести их в душе, жить ими. И, конечно, критики, культурологи, философы должны с разных сторон осмыслить этот указ и проработать его гуманитарную составляющую, понять, как эти ценности присутствовали в русской истории и литературе.

Что нужно делать писателю?

Чтобы литература вновь пережила золотой расцвет, какую

позицию должен занять писатель? Будем реалистами: власть, стремясь всё формализовать, не очень понимает внутренних законов существования творчества и недооценивает роль литературы в государстве – и потому на быструю большую поддержку автор вряд ли может рассчитывать.

Ведь говоря, говоря о литературе, мы имеем в виду не только писательские сообщества, формальные и неформальные союзы, но в первую очередь прозаиков, поэтов и критиков, каждый из которых сидит за одиноким писательским столом и сам принимает решение, как и о чём писать. Формула гражданственности справедлива для любого времени: если писатель ставит перед собой масштабные творческие задачи и желает по-настоящему состояться, и войдя в Большую Литературу, он должен работать на страну, а не на свою однодневную популярность.

Если писатель ставит перед собой масштабные творческие задачи и хочет по-настоящему состояться и войти в Большую Литературу, он должен работать на страну, а не на однодневную популярность. Ему будет необходимо уловить рождение героя, оживить его страницах своих книг, чтобы созданный образ, усиленный мощью кино, телевидения, театра, интернета, стал частью жизни, национальным мемом. Современная русская литература, выполняя заветы своих предшественников сегодня просто обязана успешно решить проблему положительного героя, за которую дважды брался Достоевский в «Идиоте» и «Братьях Карамазовых» и которые русскому гению не удалось осуществить. Эта задача напрямую связана между прочим с пророчеством Гоголя о Пушкине, приблизиться к совершенству которого русский человек должен через 200 лет, о чём шла речь в начале статьи. Об этом правильно и точно сказал критик Анатолий Андреев в своей статье «Чужой среди своих»:

«Необходим роман о неограниченных возможностях личности, ограниченных современным уровнем развития человека. Двести лет почти прошло, и нам необходим персоноцентрический роман, мужской роман о становлении личности, которая способна стать счастливой вопреки всем обстоятельствам».

Но добавим – не просто счастливой для себя, а сделавшей для страны и мира что-то великое, подлинное, достойное. Из зерна, оставленного Пушкиным, в конце концов взрастёт древо, дающее бессмертные плоды.

Поле смыслов и творческая свобода

Важно добавить: каким бы прекрасным не был поворот в сторону патриотизма, этот русский патриотизм, на наш взгляд, должен сохранять идею свободы. Подлинная свобода творчества — необходимый воздух для художника. Помните «Из Пиндемонти»:

Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…

Помогая государству обрести силу, сохраним свободу творчества, свободу поиска, выбора и служения. Не стоит внутренне отождествлять государство и тем более страну с чиновниками, многие из которых легко изменят взгляды при перемене социальной погоды, ориентируясь исключительно на конъюнктуру.

Конечно, эта свобода должна быть пронизана великой ответственностью и любовью к России, иначе это просто «права человека», которые не должны стать нашей иконой. Не нужно отдавать знамя этой свободы радикальным либералам, превратившим «права человека», во вседозволенность, отрицающую человечность.

А закончим эти проблемные заметки замечательной цитатой Александр Андреевича Проханова:

«Смыслы добываются откровениями отдельных богооткровенных людей, которым вдруг открываются врата в те небесные сферы, где обитают смыслы. Смыслы — обитатели высоких лазурных пространств, которых достигает религиозное сознание мыслителей. Смыслы, как самородки, хранимые в глубинах небес».

Сергей Ключников, главный редактор журнала «Наука и Религия», секретарь Союза писателей России, эксперт «Изборского клуба»

Сергей Ключников: Путеводитель по смыслам русской литературы от Пушкина до наших дней

НОВОЕ НА САЙТЕ

Сергей Ключников: Путеводитель по смыслам русской литературы от Пушкина до наших дней

Александр Дмитриевский: Нам необходима легитимная власть на Украине

Михаил Делягин: Три примера, как Россия нарушает мировые законы экономики

Захар Прилепин: Гуляйполе — русский город

Николай Стариков: Германию снова готовят к войне с Россией

Александр Дугин: Ключ к Победе в СВО лежит в 1990-х. Капитуляции Украины будет недостаточно

Владимир Овчинский: Красный технологический прорыв в экономике и военном деле

Юрий Тавровский: От Курил до Тайваня. Япония переживает приступ реваншизма

ВИДЕО

Вардан Багдасарян: Кто оплатил Гитлера? Бренды, банки и деньги, которые «не пахнут»

В.Аверьянов у М.Калашникова. Почему мы не смогли предложить Украине образ Будущего? (Рой-ТВ)

Делягин и Аверьянов на Первом (про метущихся киевских главарей, кризис в ВСУ и записные книжки Эпштейна)

Юрий Тавровский о японском реваншизме