Что нам дала наша «независимость»
Сергей Черняховский
По данным очередного исследования Левада-центра, 49 % граждан страны празднуют 12 июня как День России, а 33 % – все еще как День Независимости России. И хотя тех, кто считает этот день праздником (напомню, что
Это уже привычная левадовская манипулятивная социология: "Вы считаете этот день Днем Независимости? – Нет, не считаю. – А пошла ли независимость на пользу?". В результате 71 % опрошенных утверждают, что "Независимость пошла во благо", хотя с тем, что о ней вообще можно говорить в этом контексте, готовы согласиться лишь 33 % граждан.
Конечно, многое забывается. И потому, что это было давно, и потому, что
Воссоединение Крыма с Россией это, конечно, благо. Только ведь напомню, что именно Декларация о государственном суверенитете
Все же очень просто. Спросите самих себя: "Стала ли Россия сильнее от того, что приняла эту декларацию?". Хотя приняла ли она ее на самом деле или нет, не ясно. Документ, не получивший большинства голосов, просто был объявлен принятым.
Тридцать лет назад невозможна была не только ситуация, при которой банды националистов и наемников штурмовали бы Донецк и Луганск, но и ситуация, при которой на Украине вообще бы шли бои. И даже ситуация, когда бои шли бы в десятках километров от западной границы СССР. И невозможна была бы ситуация, когда США и их союзники в ультимативном порядке
И ситуация, когда
СССР нельзя было к
Это факты. СССР был сильнее, чем РФ в моральном, экономическом, техническом и военном отношении. Он был более независим, потому что мог позволить себе не считаться со своими конкурентами. Был более самостоятелен, потому что его экономика почти не зависела от мировой экономики: они просто жили по разным законам. Он мог выгодно торговать со своими партнерами, а мог обходиться без этой торговли и любую значимую продукцию произвести самостоятельно. Бананы, правда, сам выращивать не умел.
В "независимой" России стало больше легковых машин – и больше пробок. Больше бананов и джинсов – и меньше ученых, заводов и территории. Больше партий – и меньше пользы от них. Больше сортов колбасы – и меньше тех, кто читает книги. Дело не в риторике. Дело в том, что страна стала слабее.
Отчасти она стала слабее за счет введения "западной демократии", оказавшейся диктатом бюрократии и плутократии. Отчасти – за счет утраты целей развития: наличие цели всегда лучше ее отсутствия. Но в наибольшей степени – за счет появления частной собственности (в первую очередь – крупной) и рыночных отношений.
Да, сегодня 44 % граждан полагают, что деятельность крупных российских бизнесменов и предпринимателей идет в целом на пользу России, и 33 % считают, что она идет во вред стране. И еще 23 % – не могут определиться. То есть, пользу от бизнеса признает все же меньшинство населения.
Крупный бизнес, если на то пошло, чуть ли не самое уязвимое звено России. Потому что ничего нового к производственной мощи СССР он не добавил, а от мировой финансовой и экономической системы в наибольшей степени зависит. В мире можно жить либо по правилам того, кто более силен, либо по тем правилам, которые ты устанавливаешь сам.
СССР жил по тем правилам, которые устанавливал сам. Россия же, объявив себя независимой от него и от его правил, с неизбежностью попала в плен правил его противников. Она приняла рынок, и стала зависеть от тех, кто диктует ему свои нормы. Она приняла чужую политическую модель, и тем самым признала за ее авторами право судить, правильно ли она ее воплощает. Она провозгласила "независимость" – и тем самым ее утратила.
С этим можно мириться, и признать себя чужой колонией. Либо это нужно исправлять. Но чтобы исправлять, нужно хотя бы начать признавать: то, от чего Россия отказалась четверть века назад, было много лучше того, что она имеет сегодня. А то, что она имеет сегодня – много хуже того, что она имела тридцать лет назад.