ХОЛОДНАЯ ВОЙНА – БЛАГО ДЛЯ РОССИИ

Александр Проханов

Мы такая полувизантийская страна. Мы признавая не признаём, не признавая – признаём. И в этом есть такие казуистические формулировки, которые свойственны стране, находящейся в очень сложной, может быть, даже изнурительной ситуации. Допустим, мы признаём эти выборы, по существу мы признаём эти две республики. Мы признаём эти две республики – это накладывает на нас огромные политические, экономические и моральные обязательства. Более того, признание этих республик осложняет и без того мучительные отношения с Европой и Штатами. Готовы ли мы идти на ужесточение наших отношений? Не думаю. Может быть готовы. Но я не могу сказать. Лично я готов. Я готов идти на любую жёсткую конфронтацию.

Я певец холодной войны. Я считаю, что холодная война – это благо для России.

У меня, как и у многих соотечественников, в течение лета были сомнения, вдруг мы действительно бросили Новороссию, и отдали её на растерзание мерзавцев. Но, во-первых, после контрнаступления ополченцев у меня эти сомнения исчезли, после того, как я побывал в Донбассе, эти сомнения окончательно развеялись. Новороссия не сдана. Новороссия находится под нашим влиянием, под нашим контролем. Может быть, это влияние недостаточное. Скорее всего, на мой взгляд, недостаточно. Но Кремль, Путин Новороссию не сдали.

В Донецке я разговаривал с главой избирательной комиссии. Он мне сказал: «Мы боимся показывать реальный процент явки, потому что не поверят». Подумали о том, чтобы занизить процент явки, потому что он фантастический – под 90 с чем-то процентов. Скажут фальсификация. Поэтому выборы были великолепные. Вообще, я не могу всего рассказать, потому что всего ещё до конца не понял, не освоил всё это. Я нахожусь в каком-то сумбуре. Я видел новых людей, я видел новых лидеров. Я вместе с Александром Захарченко ездил на передовую. Меня поразил путь этого человека, который в мирное время был коммерсантом, таким достаточно малозаметным, тривиальным. А потом случилась эта война, беда, он вырос в военного, полководца, в отважного создателя этого батальона «Оплот». Эти атаки, контратаки, сложнейшая тактика, оборона, отступления, наступления. А теперь, когда он стал таким профессиональным военным, на него вдруг свалилась политическая миссия, он стал лидером этой страны. Это постоянная трансформация.

Или, например, Ходаковский – человек, который создал батальон «Восток», который держит оборону Донецка на протяжении этого лета и осени. Да все эти лица. Или командир шахтёрской дивизии, который с одной стороны руководит шахтёрами, ставит их на блокпосты, вооружает, заботится об их амуниции, ремонтирует трофейную технику, а с другой стороны, восстанавливает шахты, на которые уходят с блокпостов работать его ополченцы.

А вчера у меня была потрясающая встреча в Москве. Я встретился со Стрелковым Игорем Ивановичем. Стрелков – это удивительная фигура нашего времени, это поразительный человек. Я думаю, что любая страна, любой народ может гордиться тем, что в его рядах находятся такие персонажи. Для него это шестая война. Он воевал две Чечни, до этого в Приднестровье, Боснии. Он пришёл сюда. Он первый принял на себя этот чудовищный, страшный удар украинской армии. Он рассказал, как всё это было. Всё это было лишено пафоса. Эта армия превосходила его подразделение, его группу в десятки раз. Он выдерживал чудовищные атаки. А теперь, когда самый страшный период войны завершился, он взял на себя, вокруг него создаётся такая атмосфера какой-то подозрительности, недоброжелательности, какие-то мифы, шлейфы идут вокруг него. Я ему сказал, это и в эфире говорил, что я считаю Стрелкова абсолютным героем, русским витязем, подвижником, который принял на себя этот чудовищный удар времени, эпохи. Он удержал эту ситуацию на протяжении многих месяцев. И он сделал всё, что мог. А всё, что было потом – это уже добавки, это ненужная присадка, от которой нужно отмахнуться.

Вообще русские военные на протяжении всей своей истории – это бездарные политики. Они прекрасно сражаются, но политически они беспомощны, наивны. Стоит вспомнить декабристов. Как они бездарно провалили своё восстание, свой путч. И потом полезли в петлю. Или русские генералы, окончание империи – Алексеев, Русский, которые сражались на фронтах. Когда речь дошла до политических деяний, всё, что они могли сделать – они могли предать царя и передать власть этим масонам из Государственной думы, которые приехали отнимать у царя власть. Или Тухачевский, который якобы замыслил какой-то переворот против Сталина, и так бездарно его замыслил, что поплатился жизнью сам, и увёл с собой в могилу сотни генералов расстрелянных. Не говоря уже о Жукове. Он в хрущёвскую пору был хозяином страны, он ликвидировал Берию, уничтожил этот заговор, его обожала армия, обожала страна. Это был, конечно, Георгий Победоносец. И взяв эту власть, он опять передал её в руки политику Хрущёву.

Я, конечно, видел там поразительные, метафизические картины. Например, я побывал на Саур-Могиле. Это поразительное место. Когда я был у Путина 1,5 месяца назад, и мы коснулись вопроса Новороссии, он сказал, что у него на столе лежит сообщение, сводка о том, что там есть какая-то высота, – он не помнил её названия, – где ополченцы схватываются в рукопашную с украми. И силы неравны, ополченцы тают, отступают, и в последний момент они вызывают огонь на себя. И артиллерия Донбасса, тяжёлая артиллерия начинает крыть, лупить по горе. И вот я попал на эту гору. Это была Саур-Могила. Это потрясающее место. Это гора, похожая на Мамаев курган

Я проходил мимо монументов, а там зияли дыры в груди эти бегущих советских пехотинцев. И на вершине горы 8 или 6 могил тех, кто принимал огонь на себя, эти кресты стоят с трепещущими разноцветными флагами Донецкой республики, батальона «Восток». А на вершине горы вот такая поразительная роза ветров, такие ревущие ветры. Я не знал, что это за ветры. Но я понимал, что это ветры самого мироздания, это ветры истории, здесь на Саур-Могиле чувствуется, что мир меняет кожу, что мир больше не может быть таким, как до сих пор.

По материалам РСН